Фриульские славяне. РЕЗИЯНЕ

Измаил Иванович Срезневский.
Фриульские славяне.
Сборник отделения русского языка и словесности императорской академии наук, Том XXI, № 5. 1881 г.

Два новых труда г. Бодуэна о резиянах («Опыт фонетики резьянских говоров» «Резьянский катехизис» 1875 г.) обращают внимание филологов на особенное ответвление наречия хорутанских словенцев, любопытное и по внутренним особенностям, и но внешней обособленности и вместе с тем по малоизвестности. К тому же исследования г. Бодуэна привели его к такому этнографическому выводу, который и сам по себе любопытен.

Считая небесполезным остановиться на этих трудах почтенного исследователя, нахожу нужным представить несколько данных о народе.

Чтобы обозначить местность, в которой живут резияне и их южные соседи, загорные словины, позволю себе припомнить, что близь границы Италии и Австрии на север от Адриатического моря, по земле, принадлежащей Австрии, из Карнитийских гор в море течёт довольно значительная и вместе живописная горная река Соча (словен. Soča) или Изонцо (итал. Isonzo), в которую, как с востока так и с запада втекают горные потоки. Выше этих потоков на запад идут пограничные горы. За этими горами на западе воды стекают в другие ложа, в долины и полугорья Венецианской области. На этих-то западных склонах Карнитийски гор, издавна принадлежавших Венеции, живут словины, отделенные от своих восточных соплеменников не только горами, но и управлением и строем общественной образованности.

До 1796 года земли словин постоянно входили в черту венецианских владений. От Кампо-Формийского мира 1797 года до 1805 г. и за тем от падения Наполеона I до присоединения Венеции к Итальянскому королевству словины были под властью Австрии; но это нисколько не помешало им остаться при прежнем устройстве. Каринтия (нем. Kärnten, бав. Kärntn, словен. Koroška — Корошка) — федеральная земля на юге Австрии.

Из путешественников, занимавшихся славянами, мне прежде других случилось проникнуть в этот затаённый уголок славянства и вместе с тем узнать, что кроме резиян, занимающих одну из известных долин этого уголка, живут на юг от них и другие их соплеменники. Посетив эти погорья, я собрал на месте несколько сведений о народе и языке его. Позже были там и другие путешественники, но немногие и сообщили немногое. Думая по этому, что и теперь не совершенно излишни будут сведения, мною собранные, представляю их в том виде, как я их записал скоро после посещения края. К данным, мною собранным, прибавлено кое-что под строкою, кое-что в приложениях – по замечаниям И. А. Бодуэна и частию по другим сообщениям. Считаю особенно важными прибавления И. А. Бодуэна, которые не только добавляют новыми любопытными данными мои заметки, но и исправляют их. Подстрочные прибавления все сделаны им.

______________________________________________

РЕЗИЯНЕ

Отрывок из дневника

Дуньа. Жар, пыль; нельзя думать, что ещё апрель. В Тарфисе я нанял извощика до Резиуты, которая своим названием напоминает мне Резию: одна от другой не должна быть далеко, хотя на все мои расспросы никто не мог до сих пор отвечать ничего для меня утешительного. Пускаюсь на авось. Хоть мне и говорят, что народ фурланы (итал. Friulani или Furlani — самоназвание), живущие в провинции Удине (ист. Фриули) иногда довольно своевольно поступают с одинокими путниками, но я что-то плохо этому верю. Во всяком случае Резия недалеко, никак не далее 6–7 часов пути, и смешно было бы воротиться. В Слованке Добровского так мало о Резии, что надобно кому-нибудь узнать её ближе.

Дорога из Тарфиса в Понтеббу и оттуда далее идёт по узкой долине; в глубине её широкое каменистое сухое ложе потока, у потока искусно проделана дорога; зелени мало, и та серая под густою дорожною пылью, а горы почти всюду голы. В Понтеббе начинается итальянская архитектура: крыши плоские, самые бедные домики в 2–3 яруса, а около домиков деревья, которых ветви прибиты плотно к стене, и над крыльцами хворостяные пологи, по которым начинает расстилаться зелень винограда. В Дуньи я остановился обедать. Хозяин гостиницы фурлан, но говорит несколько слов по-немецки. Я спросил его о Резии, – и он отвечал, что эта долина в 1 часа ходьбы от Резиуты, и что проводника достать можно легко. «Да и на что вам проводник», – прибавил он, и, показавши на молодого человека в чёрном длинном сюртуке, сидевшего с другим за салатом и вином, спросил меня: «Вы его знаете»? – «Я тут сроду в первый раз». – «А-а! Ну-с, это капеллан из Резии». В восторге радости я бросился к синьору капеллану, и насказал ему разной дичи, как умел, по-немецки. Веселое, полное, красивое лицо синьора капеллана месяцем глядело на меня, слушало меня со всем вниманием равнодушия, и потом сказало так же равнодушно: «non capisco» (не понимаю). Что было делать: языком Карло Гольдони я ещё не говорил никогда. К счастью капеллан понимал хорутанское наречие, и мешая итальянский с хорутанским, я объяснил кое-как капеллану, что мне нужно. «Прекрасно, прекрасно!» – отвечал мне капеллан, пожимая мою руку. — Я буду в Резиуте не более как через три часа. Мы там встретимся, и пойдем в долину вместе». Облобызавши меня, капеллан доел свой салат, допил вино и отправился. А я жду, пока мой конь выест свой овес и напьётся воды. Пишу, слушая болтанье фурланов, вой нищих, крик продавцов и покупщиков, фурланов и гостей; и от радости нет охоты ни писать, ни слушать.

Резия (ит. Resia; Resian: Resije; Slovene: Rezija; Friulian: Resie) — коммуна в Италии, в регионе Фриули-Венеция-Джулия, в провинции Удине. Вот я и тут. Резиута маленькое местечко, лежащее у гор на большой Миланской дороге. Я нашёл тут капеллана в гостинице. Нанявши провожатого для переноски моей сумки, я пошел с капелланом в долину вверх по течению реки Резии по дороге, хоть и узкой, но покойной для самых тяжелых возов. За три года была тут тропинка, очень узкая. Долина мало-помалу расширилась; показались деревеньки, а потом и все серые горы, между которыми долина кажется дном котла или городища. По дороге я расспрашивал названия деревень, гор, растений…

С нами шла женщина из деревни Нивы, и, глядя на меня, беспрестанно смеялась… «Что же это смеешься ты, так странно оглядывая синьора русса?» – «Да как же? – отвечала она простодушно: «вы говорите, что синьор живет за 800 что ли миль от нас, и пришёл поглядеть на нас, и говорит так, что всё понимаешь, как будто родился в Корушкой (Каринтии). Мне и верится и не верится, и смешно!». И она опять начинала смеяться.

В Беле мы зашли в один из дворов отдохнуть и освежиться вином. Старушка встретившая нас, вынесла нам треножник и стул, и подала по кружке вина; я хотел было ей заплатить, но она оттолкнула руку мою и отвечала: «Вот-на! Я не продаю вина, а для добрых знакомых у меня есть его довольно. Пейте на здоровье, синьор». Через четыре часа, мы были в борге Равенце у приходской церкви. Сумку я оставил в гостинице, а сам с капелланом пошёл к плебану (приходскому священнику), в сад. Патер Одорико Буттоло, добрый старик (ему уже 73 года), всем сердцем обрадовался моему приходу.

«Резия и Русия одно и то же»: это его любимая поговорка, и он начал ею. Он говорит по-немецки, по-французски, по латыни. Мы заговорили было по-немецки; но старик скоро очнулся: «Мы русские; для чего же будем говорить по-немецки?». Вечерело. Опираясь на мою руку (старик уже очень слаб на ноги), он повёл меня к своему домику, и усадил себя и меня на широкой каменной скамейке перед домом, противу лип, которые стоят на площадке рядом с моей гостиницей, у самого спуска вглубь долины. Тут разговор наш тянулся довольно долго.

Плебан сообщил мне между прочим, что Резия должна быть известна в России. Граф Потоцкий, проездом из Италии, остановился однажды в Резиуте. Резиянки случились там с виноградом, и обратились к нему с вопросом: «Купите вина?» Славянский вопрос изумил графа; он стал расспрашивать их, откуда они, велел себя провести в долину, провёл в ней ночь и записал «Отче наш». Солдаты Русские заходили также в Резию, и говорили с жителями по-русски.

Позже мы перешли со стариком в кухню: огонь в ней раскладывается на полу, над огнём висит котёл, в котором варится полепта, над котлом широкая труба, спускающаяся к низу все шире, к стенам; близь огня горшки и вертел для жаренья мяса. По стенам скамьи для сиденья. Перед этою частию кухни другая часть, гораздо больше, где развешена и расставлена посуда. Расположившись у огня, я записал несколько пословиц, слов и песенку, которую плебан позволил пропеть только из уважения к русскому моему любопытству. «Петь, впрочем, не годится, – заметил он: – мы должны не петь, а молиться Богу». На ужин подали бръжолю (печеные кусочки мяса) и супу. Потом я пошёл в гостиницу. Комната моя невелика; на одном столе приготовлена мне постель; на другом лежит мой портфель; один соломенный стул поломан, и на нём сумка, на другом могу сесть. Окно в долину; полумесяц освещает дикую серину и серебрится по снеговым коврам, которыми глубоко покрыты горы почти до половины; огня уже нигде невидно; Резия гремит.

На другой день. Целый день ходил по долине утром один (потому что и плебан и капеллан были в училище), после обеда с капелланом. Деревни почти пусты: все на полях, кто копает груды, кто срезывает молодые листья с лип, кто таскает камень; другие, сидя у работающих на нивах, прядут или шьют. Все тихо. Несколько старушек, которых заставали мы дома, рассказывали нам, как умели, об обычаях. Вечер опять с плебаном.

Завтра иду далее. Проводника из резиан, выбранного плебаном, я взял до самой Горицы (итал. Gorizia, вен. Gorizsia, словен. Gorica, фриульск. Gurize, нем. Görz), платя в день по два цванцигера (двугривенный): «Он верный человек и бывал в тех местах», – сказал мне плебан. Завтра он должен придти чуть свет; капеллан обещался меня разбудить.

______________________________________________

Проезжая по большой Вено-Миланской дороге из Дуньо через Кьюзо в Белу-Резиуту (Resiuta), видишь влево над собою стремнины гор: за этими горами долина Резиянская = Val di Resia. У Белы-Резиуты горы раздвояются, давая проход речке Резии, впадающей тут в Клюшку воду (Название Клюшка вода не удалось слышать) (Fela=Бела? она втекает слева в Тальяменто). Здесь над каменистым ложем речки по отлогости гор слева проделана за три года перед этим довольно покойная шоссейная дорога в долину. Идя этой дорогой четверти три часа, встречаешь крест с образом Богоматери: святая дева изображена сидящею па облаках, поддерживаемых двумя ангелами, а два другие сверху венчают её короной. Под образом подписано: «S. madonna е protetrice del commune di Resia». Тут граница собственно долины Резиянской.

Дорога идёт далее через деревню Белу (ta na Вili) (Теперь «ta na Вili» употребляют резьяне для названия фурланской местности Резиуты (Resiutta). Первую же со входа в долину Резианскую деревню (по-итальянски S. Giorgio) они зовут «tu u Вili» или «to u Вili», смотря по говорам.) и через борго Липовец (Ljipowec), и оканчивается на середине долины в борго Равенце (ta na Rawanci), иначе называемом Prato della madonna (Теперь просто «Sul Prato»). Около небольшой площади стоят тут приходская церковь Успения = di S. Maria Assunta di Resia, дом приходского священника, приходское училище, три гостиницы (osterie), и две липы, священные в предании резиян (В настоящее время с этими липами не связано никакое предание, и они просто только липы (lypa)). Гостиница у лип лучшая; тут путник может получить довольно покойную комнату с видом в долину.

Лучше, впрочем, оглядеть долину Резиянскую с колокольни Успенской церкви. В длину она не более 6 верст, в ширину в самом широком месте не более 2-х верст. Горы, из которых некоторые до июня покрыты снегом, поднимаются стремнинами со всех сторон. (Вот названия этих вершин, начиная от входа в границы обчины: под пограничным крестом поднимается Rustja, далее следуют Zahata, H’sla, Pysty hozd, Sart, Tianin, a против них с другой стороны долины идут к границе: Baba, Kyla, P’rwalo, Muzac=Muzy (Muzac есть название резианское, Monte de’Muse – итальянское), Skarbina). Все они составляют высокий вал, кое-где более поднявшийся, кое-где несколько залегший, повсюду в вершине своей голо-каменистый и утесистый.

Между вершинами Тианином (Tianin) и Бабой (Baba) берёт своё начало река Резия и искривленным полукругом с востока к юго-западу (Скорее к северо-западу) течёт вдоль по долине. В трёх верстах от её истока спадает в неё Поток (Potok), не много ниже другой поток Бермен (Лучше, может быть, было бы назвать его по-русски Барман или же Борман) (Barman) и верстах в двух ниже его Чёрный поток (Carny potok), все три – слева. Меньшие потоки горные текут в Резию с обеих сторон, меж камнями и зеленью, приметные только по журчанию. Каменистые дикие побережья Резии и потоков, в неё впадающих, как и вообще всех вод в этих местах, раз в десять шире самого ложа.

От побережья Резии поднимаются зеленистые наклоны (brjelii), потом выше – равницы (rawnice), во всей долине одинаково возвышенные над водою, далее поднимаются полонины (planine), плодоносные отлогости, покрытые травой или лесом (hozd), а за ними начинаются утёсы гор (klanci, roby), кое-где поросшие редким лесом, а более голые. Жилища большею частию помещены на равницах, окруженные полями и деревьями, из которых прежде всего бросаются в глаза липы, поднимающиеся вверх как тополи высоко столбами (боковые ветви их подрезывают для корма коровам, и от этого они растут вверх). Все вместе представляет картину прекрасную, но и пустынную, дикую; серого цвета камня вдвое более, нежели зелени, а вода блестит едва заметно.

Русский войдёт в  долину Резии не как чужой: его поймут хотя сколько-нибудь, его примут ласково, радушно. Правда, что почти никто в Резии не слыхал о России, но многие с родственным чувством услышат русские звуки. Теперь все резияне знают о России

Жителей в Резии 2767 человек, по схиматизму 1841 года. Каждогодно рождается от 70 до 90, умирает от 60 до 70, браков бывает около 10–12 (По народной переписи 31 декабря 1871 г. всех резьян оказалось 3275 человек, из них 2537 было налицо в Резьянской долине, остальные же 738 ушли за заработком в разные места Италии, Австрии и Германии. В 1872 году родилось в Резьи 113, умерло же 100 человек).По состоянию на 31 декабря 2004 года население Резиуты (Resiutta) составляло 1 244 человека. В Резиутте, помимо итальянского языка, население использует фриульский язык.

Народ большею частию среднего роста, хорошо сложенный, довольно красивый, впрочем, без особенной характеристики физиогномии; крепкий, здоровый. Зобастых и кретинов, которых так много в соседних немецких горах, тут вовсе нет.

Люди весёлые, добрые, без сильных страстей. Месть была когда-то подчинена особенному закону, но теперь и этот закон и она сама остаются только в предании: место мести заняла теперь любовь и помощ друг другу, и все жители долины кажутся как бы одним большим семейством.

Все они свободны, платя обычную подать. В церковном отношении они составляют один приход. Кроме главных четырёх деревень (ta na Solbici, ta w Oseani, ta na Njiwi, ta na Bili) есть ещё в долине четыре борга (ta na Rawanci, ta u Ljipowci, ta na Kuryte, еa w Ucji) и несколько малых поселений (ta na Kryzacich, ta za Mlyn, Holistje, Martin na Lazu, Hozd, Ljistjaca, Stary mlyn, na Carnym potoci, u Carnym potoci, pod Rustju, na Hospodnyci).

Из этих поселений замечательно Успенское (na Hospodnyci): оно близь пограничного креста; жители сохраняют о нём предание, что тут жил их общий предок, пришедший из какой-то «Руссии»; дети его поселились в Белу и построили церковь во имя св. Юрия, который до сих пор остается народным патроном всей долины.

Постройка домиков (khjisa) и домашнее устройство почти как и всюду во Фриуле. Все домики выстроены из камня (potj) и покрыты черепицей (crepica). Бедные довольно бедны: прямо с надворья входишь в избу (ispa), совершенно закоптелую; кругом лавки (mize, deske), над лавками полки с посудой (poljice za posodbo); в середине или в стороне каменный помост (ohnjistje), на котором раскладывается огонь, а над ним висит котёл (stanjeda), в котором приготовляется полента. Утром и вечером изба наполняется дымом так, что невозможно войти. Рядом с этой избой, тоже прямо с надворья, другая небольшая, с постелью, без печи (kryzica curanata). Подле домика стоит хлев (chljiwе) для коровы и свиней, обваленный хворостом для топленья. Впрочем, только у бедных такие жилища.

У зажиточных домик строится в три яруса: внизу чуланы и кухня с огнищем; в середине жилые покои (chrambe) со стульями (stoli) и столами (mize). Miza означает по-резьянски скамью, стол же они зовут tawola, иные с печьми (farni); вверху горище, служащее и вместо чулана; хлев (chljiw) сбоку; дворик обнесён каменною стеною, с воротами, нередко очень красивыми, с внутренним замком (kjucanica); иной добрый хозяин имеет и цистерну с водой (pec).

Улички (stahnice) между домами так тесны, что не только возом, но и лошадью повернуться было бы негде. Слово stahnice я вовсе не слышал, узенькие же улочки позади домов известны, если не ошибаюсь, под названием jindrinice.  Садовые деревья – яблоки, груши, вишни, черешни – около жилищ; за ними нивы (njiwe).

Каждое семейство (kutja) живёт отдельно.(Слово kutja мне совершенно неизвестно)  Немногие имеют прислугу, и то из бедных родственников и сирот. Работают всё все вместе, без различия пола, и мужчины и женщины  – и обделывают гряды для посева, и косят, и жнут, и собирают виноград, и варят кушанье, и ткут, и прядут, и строят домы. Бедность долины заставляет, впрочем, многих из мужчин уходить из долины в Краину, Каринтию, даже в Вену, и заниматься там продажей плодов и т.п., или поденщичать. В Вене резиянин не редкость: по аллеям гласиса они продают апельсины, орешки, разные сласти; в Краине их можно видеть с их крозмами (krozmo) – ящиками, наполненными разным мелким товаром: Резиянин носит его на плечах, как словак, заходящий к нам из Турда, свою аптечку. Женщины – или продают в окрестностях домашние мелкие изделия, или даже и просят милостыни у соседних краинцев. Дома никогда не бывает более ? жителей.

Земледелие в бедном состоянии. Нив очень мало, да и те очень дурны, каменисты, и, сколько не унавоживаются, дают очень малый прибыток, недостаточный для прокорму жителей. Сеется более всего пшеничка (fromentin) и картофель (kartjufle) (Слова fromentin для названия пшенички я не слыхал; картофель же резияне зовут krampir), кроме того немного ржи и пшеницы, горох, бобы, огородная зелень и лён (njil) (Теперь лён зовут lan, а не njil). Гряды (siraci) для посева – настоящие огородные гряды, обделываются руками с помочьюмотык (motyka), молотов (kjac), лопат (pаla), (Лопата по-резьянски lapata, а не pala), так что ни плуга или сохи, ни лошади, ни вола нет в целой долине.

Садов (wаrti) нет почти; лучшие принадлежат священнику. Виноградники (ghrazdowniki) дают вино довольно порядочное, но мало (Теперь резьяне вовсе не получают вина из своих виноградников. Виноград здесь не может созреть в следствии того, что Резьянская долина закрыта с юга громадными горами Monte de’Musi и солнце видно в ней далеко не целый день, а только известную часть его.

Охота бедная: кое-когда попадется заяц, а уловить серну – праздник для целой долины (Не так давно водились в Резьи медведи, про охоту на которых существует много занимательных рассказов). Скотоводство тоже бедное: счастливо семейство, имеющее десятка полтора ягнят, коз и свиней, да корову или две; а бык всегда есть общее имущество нескольких семей. Некоторые жители разводят пчёл (becule), но и им тут не житьё, не приволье: хозяин должен лелеять их больше родных детей.

Холст (part) белый, черный и цветной, сукно (sukno) больше белое, и полусукно серого цвета (tjumazat) (Слово tjumazat, сколько мне известно, обозначает не полусукно серого цвета, но известную часть женского платья) жители приготовляют сами, и довольно искусно, делают посуду и проч. Деятельность всюду, но не много проку от этой деятельности.

Главная пища – полента (polenta, волошская мамалыга). Ее приготовляют каждый день утром и вечером: кусок поленты с солью и зеленью, кусок сыра (syr), яичница с кусочком хлеба да стакан вина, – и резиянец сыт. Мясная похлебка (minjestra) и мясо, из которого они приготовляют боржолю (b’rzola-Rostbraten) – праздничная вещь. Природа приучила резиян к умеренности так, что и получая вдвое-втрое доходу против обычного, он остаётся при поленте, яйцах и вине, и улыбается, разрезывая кусок мяса. Полента и белый хлеб (chljibac) приготовляются как и во всей северной Италии и нравиться могут только привыкшему к такой пище. Резиянам известны и водка (zganje), пиво (ul), мёд (start); но лакомиться могут понемногу только последним.

Мужчины одеты по-фурлански и по-немецки: куртка или полуфрак (kobonj) на жилете (pet), узкое исподнее платье (chlace) (Слово kobonj мне неизвестно. Брюки же они зовут barhese, между тем слово chlace служит у них исключительно для обозначения чулков), сапоги (skornice) или башмаки кожаные (criwje) или деревянные (cokline) и шляпа (klobuk) или шапка (bareta), – вот и весь наряд.

Женщины надевают на короткую рубашку (srak’ca) корсет (pеt) с пуговками под шею, сверх него чёрное платье без рукавов (tjumazat), расстегнутое на груди и со складкой у колен, перепоясанное чёрным поясом (pas); на голове или цветной платок (facolet) или белый платок (petja), красиво повязываемый длинным узлом сбоку так, что концы висят и лоб до половины закрыт (К теперешнему костюму резьянок принадлежит не цветной или белый, но чёрный шёлковый платок, так что резьянка должна быть одета с ног до головы в чёрном), а правое ухо и затылок открыты; на ногах белые чулки (skufony) и башмаки (criwje).

В ненастное время сверх «помажата» надевается короткая кофта (suknja), суконная цветная с рукавами. Иные носят на груди платочки, но это не народная украса. В ушах серьги (retjine). Перстень (parstan) носят только замужние (Кольца (parstan) носят теперь не только замужние, но и многие девушки). Волоса заплетают на затылке венцом (wjinc). В старину наряд невесты отличался венцом узким из зелёного бархата, обвитого золотою ниткой и сзади прикалывалась к нему кисейная фата (petjina) длинная, широкая, так что можно было огорнуться ею как плащом; это уж вышло из обычая.

Резияне (все римо-католики) очень религиозны. Кроме главной церкви Успения есть ещё четыре в каждой из главных деревень. Влияние священника чрезвычайно сильно. Все называют его своим господином (nas ghospod), и всякое слово его считают законом (В настоящее время влияние священников гораздо меньше. «Своим господином» их теперь вовсе не называют. Общее название для всех священников есть jcero или cero (в некоторых деревнях на юге от Резии – jero), и затем отличают плебана, капеллана и т.д. Слово gospud или fe hospud произносится в резьянских говорах с ударением на первом слове).

На 1 мая, в день освящения главной приходской Успенской церкви, бывает у резиян праздник – Майник (Majnyk). В прежнее время совершались в этот день особенные обряды; но они мало-помалу влиянием священников вытеснены, так что теперь не дозволены в этот день, по крайней мере в Равенце, ни танцы, ни музыка, ни пенье. В каждой из четырёх деревень бывает свой храмовой праздник, в дни св. Юрья, Флорияна, Вита и Карла. Особенно празднуются дни Витов и Юрьев. Вечером бывают танцы и песни, что, впрочем, скрывают от священника. Резияне ждут с нетерпением этих дней. В старину в день Юрьев празднуется весною — 23 апреля, деревянный лик этого святого носился на высоком шесте, украшенном бумажными цветами и лентами, по всем деревням. Из Белы, где празднуется этот день, после обедни его несли в Ниву, и там ставили на поле в середине между столами, за которыми все собравшиеся вместе обедали; потом в Осеан и Солбицу, жители которых должны были потчевать всех вином. В Солбице лик Юрья ставился в церковь, а народ пил, пел песни, плясал до вечера; вечером же при свете зажженных хворостин ворочались все с ликом св. Юрия в Белу, и снова пили, пели, плясали – до полуночи. С ударом полуночного колокола пелась всеми духовная песнь св. Юрью, и потом расходились по домам.

В день Витов (15 июня) было тоже что-то подобное, между прочим вили венки из плюща (tarpytyka). Теперь все это запрещено, – и в памяти осталось, вместе с светлым образом народного праздника, сожаление об утраченных радостях.

Накануне Иванова дня (7 июля) по горам раскладываются огни (kres), молодежь сходится смотреть на огонь, болтать; ни обрядов, ни даже песен и пляски уже нет. Перед праздником Рождества Христова (Winachty) празднуется Коляда (koljida), но без особенных обрядов.

При рождении, свадьбе и похоронах бывали прежде также обряды, но теперь почти ничего не осталось, кроме печения белой булки – «погача» (pogaca).

Священники старались заставить народ разлюбить и пенье песен, и успели. Песни народные почти все забыты, а вместо них поют фурланские. Немногие оставшиеся имеют странные мелодии вроде южнорусских обрядных и свадебных (Теперь резьяне поют значительное количество песен; но у них есть для этого только два напева: один меланхолический, заунывный, другой же веселенький, напоминающий собою хорватское коло, венгерский чардаш, галицкую коломыйку, польского краковяка и т.д. Под этот последний напев резьяне танцуют свою народную пляску: священники теперь не запрещают резьянам ни петь, ни танцевать, и если б даже запрещали, то никто бы их не слушался. Другое дело их южные словинские соседи, которые вполне подавлены деспотическим авторитетом священников, и которые под благотворным влиянием этих последних забыли во многих местностях и народную пляску и народные песни).

Музыкальные инструменты – гусли («oslje) вроде цитры и флейта. Была прежде и волынка (dudy), теперь остается только одна в целой долине у одного нищего старика в Осеани (Названий «oslje и dudy я не слыхал. Теперь употребительны в Резьи cifira (скрипка), bunkalica (виолончелла? Бас?) и rimonica (гармония?).

Пляска резиян (Rezianka) оригинальна и прекрасна. Танцующие становятся в два ряда шагах в 10-ти ряд от ряда, мужчины против женщин, те подбоченясь, а эти сложа руки на груди и опустивши голову; ряд подходит к ряду два раза; сошедшись в третий раз, пары кружатся на одном месте; потом снова расходятся, но уже так, что в правой каждый мужчина держит женщину, и каждая пара подаёт руки двум другим. Составивши круг, идут кругом сначала направо, потом налево; потом пары распускаются и идут шагом одна за другою, напевая песню. Прошедши круга два-три, мужчины опять отделяются от женщин, становясь одни против других рядом, – и танец начинается снова.

Священники, имея сильное влияние вообще на народную старину резиян, не могли оставить и суеверий; а истребляя их, истребили с тем вместе из памяти народной и много доброго, что считало суеверием их собственное суеверие. Немногое осталось у старух, но и те стараются забыть, что знают. Так, медицина народная совершенно исчезла; а капелланы, принимающие на себя должность лекарей, далеко не могут заменить её своим незнанием.

Далее… Фриульские славяне. СЛОВИНЫ.

______________________________________________

Источник: Фриульские славяне // Сборник отделения русского языка и словесности императорской академии наук, Том XXI, № 5. 1881