Первые босфорские походы

Владимир Николаевич Королёв.
«Босфорская война».

Глава III. НАЧАЛО БОСФОРСКОЙ ВОЙНЫ.
2. Первые босфорские походы.

Первое известное нападение казаков на район, прилегающий к черноморскому устью Босфора, можно отнести к 1613 г. В заметке иеромонаха Митрофана из монастыря Иоанна Предтечи близ Сизеболы, сделанной в 1616 г., говорится, что казаки «в год 7120 (1612 г. — В.К.) в месяце апреле дошли до Месимврии (обычно Месемврия, турецкая Мисиври, ныне болгарский порт Несебыр. — В.К.) и ограбили и погубили. А на следующий год дошли до Агафополя и его ограбили, а напоследок его сожгли». Ахтеболы (Агафополь, Ахтопол) располагался сравнительно недалеко от Босфора.

Предшествующие строки заметки Митрофана, где отмечены более ранние казачьи набеги на болгарское побережье, свидетельствуют о том, что речь идёт о казаках «из Малой России», т.е. о запорожцах, и что приходили они «на так называемых фустах».  Фустами назывались распространенные на Средиземном море малые галеры, быстроходные гребные суда длиной около 27 метров, легкие и маневренные парусно-гребные суда ускоков, вмещавшие до 50 человек, и небольшие турецкие суда, являвшиеся длинными лодками, но в заметке, конечно, имеются в виду чайки.

В целом из текста Митрофана видно, что казаки действовали успешно и нигде, в том числе в Ахтеболы, не встречали никакого существенного сопротивления, за исключением набега на Варну, в ходе которого «были убиты многие из них ромеями» (греками). Нападение на Ахтеболы, хотя и происходило в относительной близости к Босфору, не было, однако, набегом на поселения самого пролива.

По сути, единственными источниками, повествующими о первом походе казаков именно на Босфор, являются отчёты поляка С. Жолкевского, с которыми он выступал на сеймах в Варшаве в 1618 и 1619 гг. Этот крупный государственный деятель Польши был старым врагом днепровских казаков, считая их «озверевшим хлопством», «сволочью» и «злодеями», но по своей деятельности имел к ним тесное отношение и был хорошо информирован об их делах.

Согласно первому упомянутому отчёту, в 1615 г. казаки отправились в море флотилией, насчитывавшей до 80 судов, добрались до турецкого побережья, «ударили близ Константинополя между Мизевной и Архиокой» и «те два порта спалили». Султан Ахмед I «был там вблизи на охоте, видел из своих покоев дымы» и, «ушедши, очень разгневанный», отправил флот против казаков. Однако те, не опасаясь неприятеля, «не уходили, но грабили», и удалились только по завершении дела.

В отчёте на сейме 1619 г. об этом казачьем набеге снова упомянул польский канцлер С. Жолкевский:

 «Я уже на прошлом сейме показал убедительно, какие шкоды чинят (казаки. — В.К.), когда на море наезжают, грабя селения турецкого цесаря, показал и по карте, какими местами заступают сторону турецкого цесаря, который в Константинополе, из окна глядя, видел дымы, — от чего имели горе. И как же это мог принять за благо турецкий цесарь, который ни от кого не охоч получать оскорбление? Несколько десятков стародавних главных городов ему funditus (латинское: до основания, совершенно. — В.К.) разорили, не считая мелких, которых очень много пожгли, опустошили».

Здесь, как видим, есть небольшое расхождение с предыдущей, более близкой к событию информацией: султан наблюдал дымы пожарищ из Стамбула. Но эта фраза, которую надо понимать в обобщенном смысле, внятно показывает, что казачьи погромы происходили в непосредственной близости от османской столицы. И, конечно, такой набег был прямым «оскорблением величества».

Историки датируют этот период весенним походом 1615 г.: согласно П.А. Кулишу и Д.И. Эварницкому, экспедиция началась «на провесни», по М.С. Грушевскому, тотчас с наступлением весны, у многих авторов — весной. У В.А. Сэрчика, который пишет, что в начале 1615 г. казаки вторглись в пределы Литвы, а несколькими неделями позже совершили набег до Стамбула, видимо, также получается весна. Хотя С. Жолкевский вопреки твёрдым указаниям первых названных историков, даже «цитирующих» источник, прямо не упоминал весну, но он говорил: «Пришел год 1615, тотчас казаки собрались…» и т.д. Поскольку вряд ли поход начался ещё зимой, скорее всего, действительно имелось в виду начало весны.

Говоря о набеге 1615 г., нельзя не сказать о тогдашнем руководителе Запорожской Сечи Петре Сагайдачном.

«Не осталося почти турецкого и татарского города во всей окружности Чёрного моря, который не почувствовал его посещения, — пишет Г.Ф. Миллер. — Пришед иногда и под Константинополь, окололежащие места разграбил и опустошил». «С избрания в гетманы Петра Конашевича, прозванного Сагайдачным, — замечает Ф. Устрялов, — ни Крым, ни цветущие малоазиатские города, ни самые окрестности Константинополя не имели покоя от казаков…» «Смелость, быстрота и разрушительность… набегов (на Малую Азию в 1610-х гг. — В.К.), — читаем ещё у одного автора, — превосходят всякие описания; такой силы они не имели ни до, ни после Сагайдачного и должны быть приписаны его военному гению. Они подняли всю Турцию на ноги».

В последних утверждениях, возможно, содержатся некоторые преувеличения, но в целом выдающаяся роль Петра Сагайдачного в казачьей морской войне, в том числе его роль в организации босфорского похода 1615 г., кажется, не вызывает сомнений. Имя руководителя набега неизвестно, но не исключено, что его возглавлял сам гетман, в чём убежден Д.И. Эварницкий.

Источники не сообщают число участников похода, однако некоторые авторы называют конкретные цифры: 5 тысяч или 4 тысячи казаков. В принципе указанные числа допустимы, так как в первом случае на одну чайку приходилось бы 62—63 человека, во втором — 50 казаков, и такой состав экипажей приемлем.

Мы не знаем и конкретный маршрут похода. Ю. Третяк полагает, что запорожцы шли к малоазийским берегам «серединой моря», как в предшествовавшем году к Синопу. Но о казачьих атаках других пунктов в Малой Азии в ходе данной экспедиции С. Жолкевский не упоминает. Если путь «серединой» к Синопу или Трабзону вполне разумен, то для нападения на Босфор запорожцам было бы удобнее идти по западной части Чёрного моря, в соответствии с направлением течения. Впрочем, если верно сообщение Иоганна-Иоахима Мёллера о том, что запорожцы в 1615 г. «опустошили Фракию, Вифинию (область на северо-западе Малой Азии, примыкавшую к азиатской части Прибосфорского района. — В.К.) и Пафлагонию, разорили Трапезунт с портом, арсеналом и триремами», то фронт действий был очень широк и охватывал побережье Румелии и Анатолии.

Относительно указанных С. Жолковским непосредственных объектов казачьей атаки на Босфоре — Мизевны и Архиоки — в литературе существует полная неопределенность. Предлагаются следующие варианты:

1. П. А. Кулиш и Н.И. Костомаров определяют эти объекты как пристани невдалеке от Стамбула или в его окрестностях. Эти же окрестности фигурируют у Д.И. Эварницкого, деревни в близких окрестностях Стамбула — у Адама Валяшека, предместья столицы, бывшие одновременно и её портами, — у Збигнева Вуйцика, стамбульские предместья — у Н.С. Рашбы, Лешека Подхородецкого, Адама Пшибося, Ю.А. Мыцыка, местность «у самой турецкой столицы» — у В.А. Голобуцкого.

2. Ряд авторов полагает, что казаки атаковали сам Стамбул, были под его стенами. Мизевна и Архиока определяются М.С. Грушевским и М.А. Алекберли как порты Стамбула, Ю.П. Тушиным — как порты «непосредственно в районе Стамбула», Я.Р. Дашкевичем — как пристани столицы, В.А. Голобуцким и Д.С. Наливайко — как портовые сооружения или причалы Стамбула.

3. У некоторых авторов встречается утверждение, что казаки в 1615 г. «сожгли гавани Мизевны и Архиоки» или гавани на Босфоре.

4. В.А. Голобуцкий, первоначально считавший, что в Мизевне и Архиоке располагались портовые сооружения столицы, в более поздней работе определил их как портовые сооружения Босфора. В упомянутой выше работе фигурируют гавани именно Босфора, но этот пролив почему-то назван заливом.

Третий вариант должен быть без колебаний отвергнут, поскольку «сжечь гавани» в действительности было невозможно: гаванью называется прибрежная часть водного пространства, служащая местом стоянки судов, или часть портовой акватории, которая прилегает к причалам и служит для производства грузовых операций. Полагаем, что верным является определение Мизевны и Архиоки как портов, селений на Босфоре: это полностью соответствует источнику, где они упоминаются как порты близ Константинополя. Называть же Мизевну и Архиоку портами Стамбула можно только в расширительном толковании.

До сих пор никто из историков не пытался выяснить по карте, о каких же конкретно пунктах говорится в отчёте С. Жолкевского. Мизевна и Архиока в доступных нам источниках XVII века не встречаются, и на этом основании мы считаем, что следует обратиться к босфорской топонимике предшествующего, византийского времени. К сожалению, Мизевну и при таком обращении идентифицировать не удается, но Архиока С. Жолкевского — это, несомненно, византийский Архиве, т.е. позднейший Ортакёй. В XVII веке он действительно располагался в самой непосредственной близости к Стамбулу, а ныне является его частью. Надо полагать, что Мизевна находилась где-то недалеко от Ортакёя.

Что именно подверглось казачьему разгрому и разграблению в Мизевне и Архиоке, источник не сообщает, а историки, помимо «сожжения гаваней», скупы на предположения. По М.А. Алекберли, запорожцы захватили много портового имущества, согласно Г.А. Василенко, сожгли портовые сооружения и потопили несколько кораблей. А. Кузьмин считает, что казаки «разграбили по берегам Босфора… множество богатейших загородных дворцов и домов турецких сановников», захватив «богатейшую добычу».

В отличие от этих умозрительных предположений, определив Архиоку и имея общее представление о тогдашнем Ортакёе (напомним, что, по Эвлии Челеби, там насчитывалось большое число прибрежных дворцов и 200 торговых заведений), мы можем быть уверены, что объектом грабежа и стали дворцы османских сановников, торговые лавки и склады и что добыча в самом деле оказалась очень богатой.

Отметим здесь некоторые неточности в литературе и авторские «додумывания», связанные с походом. В.А. Голобуцкий, а за ним и ещё ряд историков превращают охоту Ахмеда I в рыбную ловлю. Группа авторов заставляет султана видеть не только дымы, как в источнике, но и огонь, пламя, «большие языки пламени» пожаров, хотя нам неизвестно, сколь близко от Мизевны и Архиоки находился падишах. «Поэтическим» преувеличением следует считать утверждение В.А. Голобуцкого, что турецкая столица собственными глазами увидела казаков, если, конечно, в ходе операции чайки не спускались по Босфору непосредственно к Галате и Золотому Рогу (вообще это было возможно даже нечаянно для казаков).

Наконец, некоторые авторы эмоционально пишут об испуге султана, страхе и смятении его и населения Стамбула, о поспешном бегстве властителя в столицу. Гнев и досада султана на запорожцев, появившихся в Босфорском проливе, неподалеку от Стамбула, да ещё у места высочайших личных развлечений, вполне объяснимы и понятны, как и вероятны тревожные толки в столице, но для акцентирования личного испуга и страха султана пока нет прямых указаний источников.

О втором этапе экспедиции 1615 г. С. Жолкевский рассказывает следующим образом. Посланные против казаков турецкие «корабли и галеры» «догнали их лишь против устья Дуная; казаки бросились на них и побили турок, самого их вождя пленили раненого, который за себя давал 30 000 (злотых. — В.К.) выкупу, но умер». Часть галер запорожцы захватили, прочим удалось бежать. «Казаки, оные (взятые. — В.К.) галеры в лиман (Днепровский. — В.К.) приведя, сожгли под Очаковом».

Отдельные авторы представляют себе «драматическую погоню османских кораблей за казацкими чайками» как непосредственное преследование: турецкий флот погнал казаков к Дунаю; гонимые этим флотом казаки оказались у Дуная. Однако, скорее всего, такого прямого преследования, при котором противники находились в пределах видимости друг друга, вовсе не было, и османская эскадра шла вдогонку, представляя примерно маршрут движения отходившей запорожской флотилии.

«После многих усилий, — пишет 3. Вуйцик, — турки догнали казаков при впадении Дуная в Чёрное море. Произошло событие не менее изумительное, чем нападение на Царьград. Казаки, находившиеся, казалось бы, в гибельном положении, атаковали турецкие корабли, толпы молодцов ринулись на галеры. Дошло до ожесточенного и кровавого рукопашного боя с османскими моряками. С момента, когда казаки ворвались на палубы мусульманских судов, беспримерное поражение турок было предрешено».

С такой предполагаемой картиной сражения, пожалуй, можно согласиться, за исключением начального гибельного положения запорожцев, или, как ещё можно перевести автора, их гибельных позиций. Об этом не имеет смысла говорить, поскольку мы не знаем ни состава столкнувшихся отрядов, ни обстоятельств их встречи, ни конкретных условий боя. Предполагать же априори, что в любом столкновении турецких галер с казачьими судами последние оказывались в гибельном положении, было бы неверно.

Некоторые историки считают, что казаки совершили нападение на османские корабли, дождавшись темноты, и что, следовательно, бой был ночным. Очевидно, такое мнение основывается на описанной Г. де Бопланом казачьей тактике нападения на вражеские суда. Этот наблюдатель говорит, что,

«заметив неприятельское судно, казаки тотчас убирают мачты, справляются о направлении ветра и стараются держаться за солнцем до вечера. Затем, за час до захождения солнца, они начинают быстро идти на веслах к кораблю или галере, пока не подойдут на расстояние одной мили, чтобы не потерять судна из вида, и так наблюдают за ними почти до полуночи. Тогда, по данному сигналу, казаки изо всех сил налегают на весла, чтобы скорее достичь неприятельских кораблей, между тем как половина казаков держится готовой к битве и только ожидает абордажа, чтобы проникнуть на корабль, экипаж которого бывает сильно поражен недоумением, видя себя атакованным 80 или 100 судов, с которых валит на корабль масса вооруженных людей и в один миг овладевает им (число казачьих судов, атакующих один неприятельский корабль, конечно, безмерно преувеличено. — В.К.)».

Так ли произошло в данном случае, мы не знаем, и из сообщения С. Жолковского не видно, кто первым заметил неприятеля — казаки нагонявших их турок или последние казаков.

По информации источника, сражение происходило близ устья Дуная, однако В.А. Голобуцкий переносит это событие на десятки миль к северо-востоку, к Днепровскому лиману. Турецкий флот, утверждает автор, догнал казаков вблизи Очакова, и бой состоялся у Очакова. Если здесь не случайное отступление от источника, то можно предположить, что причиной переноса места сражения послужило неверие В.А. Голобуцкого в способность казаков управлять захваченными галерами и привести их от дунайского устья к Очакову.

В такой способности не сомневается А. Кузьмин, который утверждает: «Довезя на захваченных судах богатейшую добычу до Днепровского лимана, казаки пересели на челны и чайки (два типа судов? — В.К.), перегрузили добычу, а суда сожгли». Вряд ли можно предположить двукратную полную перегрузку добычи — сначала с чаек на галеры, а затем обратно. Скорее всего, определенное число казаков было выделено для управления галерами, а перед их сожжением ценные и необходимые предметы сняты на чайки. М.С. Грушевский полагает, что приведенные под Очаков галеры казаки сожгли на глазах тамошнего турецкого гарнизона «в насмешку». Подобная цель доставления трофейных кораблей к лиману соответствовала бы характеру запорожцев.

Впрочем, и сражение у Днепровского лимана могло бы иметь место, но только если именно к этому походу отнести французское сообщение из Стамбула 1620 г. о недатированном захвате казаками пяти галер «в устье Борисфена» (Днепра). В таком случае можно было бы допустить прямое преследование казачьей флотилии от дунайского гирла до лимана с соответствующими боевыми столкновениями, но это, очевидно, слишком вольное допущение, явно расходящееся со сведениями С. Жолковского.

Конец операции оказался для запорожцев таким же успешным, как и её начало. Мы не можем согласиться с утверждениями Н. Вахнянина, что в сражении у Дуная вся турецкая эскадра была уничтожена, и Д.И. Эварницкого, что турки потеряли в бою все свои суда, но и заявление османского везира о победе турок в этом сражении — несомненная «восточная» выдумка. Слишком очевидны были разгром османской эскадры и потеря ее кораблей, в том числе и флагманского: пленение адмирала не могло произойти без взятия на абордаж адмиральской галеры.

Не к этому ли сражению относится сообщение Джана Сагредо о том, что в 1615 г. казаки взяли и сожгли несколько турецких галер? Казаки, говорит данный автор, «совершили новое вторжение в страну турок, их флот (казачий. — В.К.) состоял из трёх тысяч человек, они ограбили несколько селений; нагруженные добычей, они напали на эскадру галер, охранявших побережье, захватили две и сожгли четыре, что вызвало огромный позор, урон и ужас у неверных (турок. — В.К.)».

Приведенная информация в целом как будто бы подходит к босфорскому походу 1615 г., за исключением, может быть, числа участников, которое предполагает не слишком большие экипажи чаек — из 37—38 человек, но и такие экипажи были вполне возможны. Упомянем ещё, что, по И.-И. Мёллеру, всего в 1615 г. запорожцы сожгли на Черном море 24 турецкие триремы.

Польские «паргамины» 1619 г. свидетельствуют, что паша, «побежденный со своим флотом» и плененный, был «с триумфом показывай на Сечи». Кто командовал османской эскадрой, неизвестно. Встречающееся же в литературе утверждение, что это был сам капудан-паша, который и попал в руки казаков, а затем у них в плену умер, неверно. В 1613—1616 гг. главнокомандующим османским флотом являлся Эрмени Халил-паша, занимавший этот пост ещё дважды, в 1620—1621 и 1622—1626 гг., бывший в 1617—1619 и 1627—1628 гг. великим везиром и умерший в 1629 г..

Блестящий успех казаков в морском сражении подчеркивается и их дальнейшими действиями: большими силами они напали на окрестности Очакова, увели стада скота и приступали к городскому замку, после чего благополучно вернулись домой.

Неслыханную смелость запорожцев, «попутавших мусульман близ самого главного гнезда их», отмечают многие историки. Экспедиция 1615 г., по выражению Л. Подхородецкого, граничила «с дерзостью», но, «что самое удивительное», казакам удалось одержать победу над мощным османским флотом. Хотя этот поход был, «как в пословице, вкладыванием головы в пасть льва», замечает 3. Вуйцик, счастье оказалось на стороне храбрых, и они «не только засветили заревом пожарищ в очи самому султану», но и нанесли поражение его флоту, и в целом экспедиция к Стамбулу оказалась

«деянием поистине необыкновенным»: «Со времени, когда турки стали господами этого города, т.е. уже полтора века (если точно, то 162 года. — В.К.), никакой враг не появлялся под стенами султанской столицы…»

Набег 1615 г. — первая экспедиция казаков на Босфор, твёрдо и точно устанавливаемая по источникам, и отсюда вытекает её принципиальное значение. Проведав дорогу в центр Османской империи, к окрестностям её столицы и поняв всю важность сделанного «открытия», казаки, без сомнения, не должны были ограничиться единичным набегом. К тому же не увенчалась успехом и попытка Турции наказать запорожцев за вторжение на Босфор.

По мнению М.С. Грушевского, в отместку именно за рассматриваемый босфорский поход султан в 1616 г. послал против сечевиков эскадру под командованием адмирала Али-паши. Однако эта «посылка», пишет историк,

«кончилась совсем плачевно. Али-паша отправился к Днепровскому лиману, но козаки не испугались, вышли навстречу и, ударив на турецкий флот, уничтожили его без остатка. Взяли около двадцати галер и до сотни мелких судов. Самому Али-паше едва удалось спастись бегством. Затем козаки направились к крымскому побережью, опустошили его, взяли и сожгли Кафу, захватив и выпустив на свободу массу пленных. Это было громкое дело, прославленное в посмертном панегирике Петру Сагайдачному… В Константинополе поднялся страшный переполох. Пособирали находившихся в плену Козаков, призвали их на военный совет и допрашивали, каким путём можно было бы на будущее предотвратить повторение подобных случаев и выгнать Козаков из их поселений».

Совещания по борьбе с казачеством собирались ещё не раз, но казачьи набеги продолжались с нараставшей силой, в том числе в сторону Босфора. У В.А. Голобуцкого встречается утверждение, что в 1615 г. состоялся ещё один поход казаков к османской столице, а Г. А. Василенко также пишет, что осенью этого года запорожцы снова появились близ Стамбула. Источниками подобные заявления не подтверждаются, зато известно, что на сейме 1618 г. С. Жолкевский, ссылаясь на рассказ очевидца, польского шляхтича Квилиньского, поведал о следующем реальном казачьем походе.

По словам канцлера Квилиньского, в 1616 г. 2 тыс. запорожцев пошли на Самсун, но ветер отнёс их к неким Минерам, откуда они «шли берегом до самого Трапезонта». Здесь к участникам экспедиции и бежал Квилиньский, находившийся в Трабзоне в заключении. Казаки взяли несколько судов и, узнав, что Ибрахим-паша преградил им путь, ударили под Босфором и через Азовское море вошли в Дон, откуда «пошли пешком домой».

Такова краткая информация источника о набеге 1616 г. М.С. Грушевский относит этот поход к осени, а Д.И. Эварницкий датирует его началом года (хотя зимой поход был невозможен), связывает набег с известным нападением на Кафу, после которого казачья флотилия и направилась к Малой Азии, а также с непосредственным командованием Петра Сагайдачного. У Ю. Третяка связь между разгромом Кафы и походом к Анатолии подана осторожнее: казаки разграбили и сожгли Кафу «и ещё в том же году собрались на азиатский берег Турции».

По русским источникам, нападение на Трабзон было предпринято летом и до взятия казаками Кафы, хотя В.Д. Сухоруков, работавший с этими источниками, говорит об осени. Согласно данным из Азова, весной 1616 г. в устье Миуса сосредоточилась казачья флотилия, состоявшая из 40 запорожских чаек и 17, а затем 25 донских стругов, которая и вышла в Азовское море и далее пошла в Чёрное. При этом движении в Керченском проливе, между Керчью и Таманью, произошло знаменательное сражение с участием паши Измита — города, который будет нас интересовать в связи с казачьими действиями за Босфором. Русский пленник-ряшенин, «холоп» назначенного правителем Азова Мустафа-паши Семен Иванов рассказал 25 июля 1616  года российским послам, направлявшимся в Стамбул, Петру Мансурову и Семейке Самсонову, подробности этого сражения.

Мустафа-паша имел поручение «под Азовом пересыпать Мёртвый Донец», чтобы закрыть один из путей выхода донцов в море. Азовский «воевода», кафинский Мехмед-паша и «измецкий паша», не названный пленником по имени, отправились к донскому устью с

«ратными людьми на 10 катаргах, а на катаргах по 100 человек, опричь гребцов», т.е. всего 1 тысяча воинов. В то же время пришло известие, что донские казаки в 25 стругах погромили торговых людей на устье Миуса, взяли два корабля с дорогими товарами и «идут на тех кораблях и на малых стругах» к Кафе. Три паши со своей эскадрой двинулись «на черкас и казаков».

Близ Керчи («ниже Керчи и Тамани») паши увидели на двух кораблях «донских казаков с 500 человек», «пошли на казаков скорым делом, а стрелять не велели, чтобы корабля не потопить и для того, чтобы казаков поймать живыми». Когда галеры приблизились, казаки неожиданно ударили по ним «изо всего наряду» — пушек и ружей. Сражение закончилось совершенным разгромом турецкой эскадры, а именно «пашей кафинского и азовского убили, а измецкого взяли живого, и взяли 4 катарги, а ратных людей на них побили, и на 6 катаргах многих ратных людей перестреляли, а иных побили, а остальные отошли прочь».

Н.А. Мининков, отмечая проявленное в бою мужество и воинское мастерство казаков, а также гибельную самонадеянность пашей, и рассуждая о численности казаков (500 человек на двух судах), считает, что на двух стругах не могло разместиться столько людей, а галеры они едва ли использовали, и потому предполагает, что полную победу над 1 тыс. турок на 10 галерах одержали менее 200 казаков. И.Ф. Быкадоров же пишет:

«Вероятно, донские казаки вооружили купеческий корабль пушками, снятыми со стругов, что оказалось полной неожиданностью для турок».

Однако источник прямо говорит о действиях казаков на захваченных кораблях, которые, вероятно, имели и некоторое количество собственных орудий.

По И.Ф. Быкадорову, захваченный в бою «измецкий» паша потом был у казаков «на окупу» за 30 300 или 30 400 червонцев (золотых). Источник же сообщает, что 30 400 золотых донцы требовали за пашу, плененного в следующем, 1617 г. при разбитии османской эскадры из 7 галер.

Оказавшись в Чёрном море, донцы и запорожцы направились к Анатолии. 10 июля, будучи ещё в Кафе, П. Мансуров и С. Самсонов узнали о том, что казаки взяли Трабзон и Синоп и захватили большой полон.

М.С. Грушевский (1866-1934) приводящий дополнительные материалы, рассказывает о том, что произошло после взятия и разграбления казаками Трабзона:

«Здесь ударил на них турецкий флот, состоявший из 6 больших галер и множества меньших судов, под начальством генуэзского адмирала Цикали-паши, но козаки разбили его и потопили три галеры. После этой победы они узнали, что султан выслал под Очаков другую флотилию под начальством Ибрагим-паши, чтоб преградить им возвратный путь. Тогда они обратились к Босфору, произвели здесь жестокие опустошения, а потом, минуя Очаков, прошли в Азовское море и оттуда — должно быть, через реки Молочную и Конку — переправили свои чайки в Днепр и таким образом вернулись на Украину».

Историк М.С. Грушевский допускает ошибку в отношении «генуэзского адмирала» (адмирала турецкого флота, но генуэзца по происхождению), командовавшего эскадрой при Трабзоне, и эту ошибку повторяют некоторые другие авторы. Согласно Й. фон Хаммеру, знаменитый Джигале-оглу (Джигале-заде) Синан-паша (Цикаде), капудан-паша в конце XVI — начале XVII в., умер ещё в 1604 г. Примерно в одно время с ним действовал, по-видимому, его брат Джигале-заде Юсуф-паша. Турецкую эскадру у Трабзона возглавлял сын Цикаде Мехмед-паша.

Очевидцем отправления этого военачальника в 1616 г. против казаков был П. делла Балле, который называет османского флотоводца генералом Махуд-пашой, сыном Цикале и кузеном султана. Мехмед-паша, по П. делла Балле,

«повёл туда, кроме большого числа небольших судов, десять галер из числа самых больших и лучших, что были в Константинополе. Несмотря на все это, его судьба не стала счастливее других. Напротив, он испытал самые большие невзгоды, так как казаки, обратив его войско в бегство, захватили две большие галеры среди многих других, пустились за ним в погоню, побив его и оконфузив».

Никаких подробностей о действиях казаков на Босфоре в 1616 г. не имеется. В.А. Голобуцкий утверждает, что они снова напали на предместья Стамбула, но, явно говоря о рассматриваемом набеге, ошибочно относит его к 1615 г. (когда якобы состоялись два казачьих похода к османской столице). Неясно, почему М.С. Грушевский вопреки прямому указанию С. Жолковского о сухопутном возвращении запорожцев с Дона домой отправляет их туда на чайках, которые вполне могли остаться зимовать у донских казаков, причем выбирает сложный путь.

Ю.П. Тушин пишет, что казаки овладели Кафой, Синопом и Трабзоном, где сожгли 26 турецких судов, и что о взятии Синопа в 1616 г. будто бы свидетельствует Эвлия Челеби, сообщающий и о казни великого везира за попытку скрыть от султана захват города. На самом деле речь идёт об известном набеге 1614 г. и о казни Насух-паши, о чем уже рассказывалось. Ю.П. Тушин, противореча сообщению С. Жолкевского, направляет казаков сначала к Синопу, потом к Трабзону, затем снова к Синопу и уже далее к Босфору. Идя от Трабзона к проливу, они должны были миновать Синоп, однако об их движении мимо этого порта к Самсуну канцлер ничего не говорит, хотя такой путь был вполне возможен, как и другой — от Крыма к Синопу и далее на юго-восток.

Ошибочное мнение о том, что Эвлия Челеби говорит о взятии Синопа именно в 1616 г., пошло в послереволюционной литературе от Н.А. Смирнова. По его словам, Эвлия

«сообщает, что казаки в 1616 г. подожгли г. Ак-Чешар, неудачно пытались овладеть г. Амассией, а в темную ночь взяли г. Синоп». Н.А. Смирнова повторяют Н.А. Мининков, а еще раньше, к тому же неудачно конструируя фразу, Б.В. Лунин: «Крупный морской поход донских казаков был осуществлен в 1616—1617 гг. (один поход? — В.К.), когда они подожгли город Ак-Чешар и совершили набег на большие портовые города Чёрного моря — Самсун, Трапезунд, Синоп, причем особенно сильно пострадал Синоп».

Н.А. Смирнов ошибочно трактовал пересказ английского перевода Эвлии Челеби, сделанный Ф.К. Бруном:

«Сказав, между прочим… что они (казаки. — В.К.) при Ахмеде I предали пламени город Акчешар и пытались, хотя тщетно, овладеть Амастрисом, Эвлия передаёт известие… что они в 1616 году взяли Синоп в одну тёмную ночь…»

Нам не удалось обнаружить указание на упомянутый год в английском переводе, а фактология взятия Синопа у Эвлии Челеби явно относится к известному разгрому города в 1614 г. Амастрис Ф.К. Бруна — это, конечно, черноморская Амасра, а вовсе не Амасья, хотя и более известная, но расположенная довольно далеко от моря. Об Акчашаре же, который входит в черноморский Прибосфорский район и в котором Эвлия побывал в 1640 г., у путешественника есть следующая запись: «Это был некогда прекрасный город, но сожжён проклятыми казаками в правление Ахмеда I». Ахмед I правил в 1603—1617 гг., и, видимо, нападение на Акчашар можно датировать 1615—1617 гг., но не обязательно (хотя и возможно) 1616 годом.

Сказанное вовсе не означает отрицания казачьего набега на Синоп в 1616 г. О тогдашнем взятии города, как уже отмечалось, сообщали по кафинским сведениям П. Мансуров и С. Самсонов. В 1617 г. везир Ахмед-паша выговаривал послам, что

«ныне д[онские] казаки на Чёрном море государя нашего взяли два городы Синап да Требозан (Синоп и Трабзон. — В.К.) и городы выжгли, и людей многих побили, и иные поморские городы и волости повоевали и запустошили; и вы приходите к вел[икому] государю нашему с оманою (обманом. — В.К.), а не с прямою правдою, и ныне мне, про то казачье воровство слыша, велик[ому] государю своему и сказати неведомо как».

Прибывший от послов гонец извещал Посольский приказ, что дипломаты были «засажены в Цареграде многое время» за то, что донцы в 1616—1617 гг. повоевали Самсун, Трабзон, Синоп и «многие волости» и захватили на море много судов.

М.С. Грушевский, характеризуя поход 1616 г. в общем как «сказочную козацкую авантюру», полагает, что он «удался ещё эффектнее предшествующего, хотя участников в нём было не более 2000». Что же касается обманутого Ибрахим-паши, то он, не дождавшись возвращения казаков и

«желая выйти из такого глупого положения, прошёл Днепром до Сечи. Застал её почти пустою. Была уже поздняя осень, козаки, не ушедшие в море, вышли «на волость». Оставался только незначительный гарнизон, несколько сотен Козаков; они отступили перед турецким войском, и паша мог отпраздновать свой триумф в пустом гнезде ненавистного врага. Захватив несколько маленьких козацких пушек и около двух десятков лодок, он с этими трофеями своего фиктивного триумфа направился в Константинополь — утешить султана этою мифическою победою в перенесенных унижениях». С. Жолкевский говорит, что турецкий адмирал «снёс им (запорожцам. — В.К.) домишки… взял пару пушек и несколько лодок».

При рассмотрении казачьего похода 1616 г. нельзя не сказать о существующем разногласии историков относительно Босфора как объекта нападения. В отличие от М.С. Грушевского и других авторов, уверенных в том, что запорожцы в 1616 г. доходили до пролива, есть и историки, которые полагают, что казаки на этот раз к Босфору не приближались.

Это разногласие появилось в связи с ранней публикацией отчёта С. Жолковского, где текст, относящийся к походу, был передан следующим образом: казаки, узнав, что Ибрахим-паша заступил дорогу, «обратились под Biforum in Paludem Meotidem (Бифорум на Азовском море. — В.К.), пока не вошли в Дон». В последующей публикации С. Жолкевского издатель Август Белёвский прямо в тексте исправил Бифорум на Босфор и тем самым аннулировал предыдущий вариант.

Неизвестен никакой Бифорум на Азовском море или рядом с ним и, вероятно, читать здесь в самом деле следует Босфорум, Босфор. Вместе с тем несколько смущает скороговорка в канцлерском изложении событий и прямое соседство в тексте Босфора и Азовского моря: сразу за упоминанием удара под Босфор, без каких-либо подробностей, следует упоминание Меотиды, а Босфором мог быть назван и Керченский пролив — Боспор Киммерийский. Закрыть запорожцам путь домой турецкий адмирал мог только у Днепровского лимана, и именно в таких случаях казаки возвращались через Азовское море. Однако текст, посвященный экспедиции, весь вообще краткий, и в нём говорится просто о преграждении пути, а не пути домой, и где Ибрахим-паша пытался заступить запорожцам дорогу, мы не знаем. Если бы упомянутое выше сожжение Акчашара можно было датировать 1616 г., то это свидетельствовало бы о том, что казаки тогда по крайней мере были недалеко от Босфора, однако оснований для такой точной датировки пока нет.

Мы видели, что документы говорят об участии в рассматриваемой экспедиции донских казаков. Можно ещё добавить, что в царской памяти от 10 марта 1618 г. Юрию Богданову, русскому представителю, посланному на Дон склонить казаков к отправке своих сил против Польши, говорилось, что вместе «с черкасы запорозкими» под Трабзоном были и донцы. Правда, В.А. Брехуненко сомневается в донском участии на том основании, что будто бы неизвестен источник памяти, а С. Жолкевский не упоминает донских казаков. По мнению историка, именно возвращение запорожцев в Сечь через Дон, «очевидно, склонило Москву полагать об участии донцов в походе». Думаем, что приведенного основания совершенно недостаточно для отрицания донского участия. И дело здесь не в том, что донцы постоянно присутствовали в Сечи, не обязательно в виде специально пришедшего отряда, и должны были участвовать в запорожских экспедициях. О нападениях донских казаков осенью 1616 г. на многие черноморские селения, приступе к Трабзону, истреблении его посада и благополучном возвращении с добычей на Дон говорят уже приведенные материалы и расспросные речи в Москве донского атамана Андрея Репчукова.

Полагаем, что участие донцов в походе на Анатолию 1616 г. не подлежит сомнению, если, конечно, не считать, что запорожские и донские казаки нападали на Трабзон дважды по отдельности на протяжении одной кампании. И если в этой экспедиции казаки действительно доходили до Босфора, то это первый известный случай, когда, согласно источникам, можно не только вполне основательно предполагать, но и прямо говорить о действиях в названном районе не одних запорожцев, но и донцов. Как увидим, в следующем совместном походе представителей двух казачьих сообществ к Босфору, состоявшемся в 1618 г., ведущую роль будут играть донцы. Логика же заставляет думать, что в первой совместной экспедиции в упомянутый район такая роль должна была принадлежать запорожцам — инициаторам и зачинателям Босфорской войны, как это было в 1616 г.

Поход 1615 г. или набег 1616 г., или оба вместе, а может быть, и еще какие-то походы имеются в виду в «паргаминах» 1619 г., где сказано:

«Со многими судами (казаки. — В.К.) на Чёрное море вышли, приводя в ужас турок, татар, Тегин, Козлов (Гёзлев = Евпатория. — В.К), Очаков, Белгород (Аккерман. — В.К), Феодосию, Трапезунд, Синоп, некогда столицу королей Понта, много других магометанских в Европе и Азии замков и городов взяли, ограбили, разрушили… Придвинувшись, наконец, вплоть до предместья Царьграда, султана, Сераль, столицу целую преисполнили тревогой».

Действиями казаков на Босфоре возмущался главнокомандующий турецкими войсками, стоявшими против Польши, Скиндер-паша, который вел переговоры с польским послом Петром Озгой 6 сентября 1617 г. Согласно посольской реляции, Скиндер-паша был «очень красноречив» и долго выговаривал, что казаки «жгут, разоряют землю цесарскую (султанскую. — В.К.) и так близко от Константинополя, что из окна цесаря видны дымы». Скиндер-паша заявлял, что это «очень обидно» и что падишах никому не прощал так много, как королю.

Польский посол отвечал, что «казаки от веку с Днепра на Чёрном море буянят. Делали это во времена греков, во времена римлян, делали и во времена предков турецкого цесаря…» Но, утверждал дипломат, последние не считали казачьи наезды нарушением заключенных пактов, поскольку знали, как трудно польским королям сдерживать казаков.

Процитированные выражения Скиндер-паши не только не производят впечатление однократности действий казаков вблизи Стамбула, но, безусловно, свидетельствуют о том, что до сентября 1617 г. поход казаков на Босфор был явно не один, и это косвенно подтверждает сообщение об ударе 1616 г.

О набегах казаков следующих, 1617 и 1618 гг., М.С. Грушевский говорит так:

«Кажется, ещё осенью 1617 г. имел место какой-то козацкий поход на море: козаки причинили туркам много убытков и разбили турецкий флот, причём погиб и сам адмирал, какой-то большой паша, родственник султана».

Историк ссылается на С. Жолкевского, который сообщает, что дело было после заключения польско-турецкого соглашения под Подбилым (Бушей-Яругой) 13 сентября 1617 г., когда Речь Посполитая обязалась утихомирить казаков и не выпускать их в море. А от весны 1618 года

«имеем известие о крупной экспедиции донских Козаков; враги Польши говорили, что эту экспедицию подстроила Польша, и в ней принимали участие козаки из Полыни — последнее вполне вероятно».

Д.И. Эварницкий полагает, что первый из этих походов был направлен на Босфор. Не указывая даты (из контекста, однако, следует 1617 г.) и не ссылаясь на источник, историк замечает, что запорожцы, «выплыв в море, добрались до самого Константинополя и «тут замигали своими походными огнями в окна самого султана». Увидя это, султан дошёл до самых крайних пределов гнева против Козаков…» То же со ссылкой на Д.И. Эварницкого повторяет Ю.П. Тушин, добавляя от себя, что при этом у Стамбула будто бы состоялось сражение с турецкой эскадрой.

Поход казаков в 1618 г. в самом деле имел направление к Босфору. Ю. Третяк, основываясь на письме польского посла Хоронима Отвиновского из Стамбула от 2 июня (23 мая) 1618 года, указывает, что весной казаки снова пустились к южному побережью Чёрного моря и сожгли Мидлию, лежавшую «на полпути от Константинополя». По всей вероятности, речь идёт о Мидье, расположенном на турецком европейском берегу, который прилегает к устью Босфора. С учётом приведенных сведений М.С. Грушевского надо полагать, что это был совместный поход донских и запорожских казаков с ведущей ролью донцов.

Сделаем выводы:

1. Казаки, как и другие мореплаватели, учитывали черноморские течения, но использовали наиболее целесообразные пути достижения цели, в случае необходимости пренебрегая выгода ми попутных течений и основываясь на быстроходности своих судов.

2. Малороссийские казацкие летописи утверждают, что ещё в 1570-х гг. состоялся поход запорожцев вокруг Чёрного моря с действиями на Босфоре. Однако время и масштабность экспедиции, отсутствие упоминаний о ней в документальных источниках и другие обстоятельства заставляют с недоверием отнестись к её реальности.

3. В 1614 г. запорожцы, игравшие главную роль в казачьих морских походах, пересекли Чёрное море и взяли штурмом Синоп, тем самым нанеся сильный удар по Турции, «проведав дорогу» через море и положив начало военным действиям на побережье Анатолии.

4. Разгром Синопа был неким преддверием Босфорской войны, но к Прибосфорскому району казаки приблизились несколько раньше, расширяя свои набеги вдоль побережья Румелии. Первое известное нападение на этот район относится к 1613 г., когда запорожцы дошли до Ахтеболы.

5. В 1615 г. состоялся первый известный поход прямо на Босфор. Казаки сожгли два порта в проливе, вызвав смятение в Стамбуле, а на обратном пути разгромили преследовавшую их турецкую эскадру.

6. Проложив путь в центр Османской империи, к окрестностям её столицы, и поняв всю важность таких операций, казаки стали развивать успех. Очевидно, в 1616 г. казаки нанесли удар под Босфором. В набеге на Анатолию в 1616 году участвовали донские казаки, и, похоже, это первый известный случай их действий в районе Босфора.

7. В 1618 г. казаки сожгли Мидлию — по всей вероятности, Мидье в европейской части Прибосфорского района. По-видимому, в походе принимали участие донцы и запорожцы, а главная роль на этот раз принадлежала донским казакам.

8. Казачьи набеги 1610-х гг. к Босфору и на Босфор означали, что началась Босфорская война.

Далее… Глава IV. РАСШИРЕНИЕ БОСФОРСКОЙ ВОЙНЫ. 1. Военные действия 1620—1621 гг.

Ссылки

 [96] Непонятно, откуда у И.И. Яковлева взялись 70 судов, участвовавших в походе.

[97] Н.И. Костомаров, а вслед за ним А. Кузьмин и Д.И. Эварницкий почему-то называют Архиоку в именительном падеже Архиоки, а Е.М. Апанович даже Архиолоки. В одной из работ М.А. Алекберли фигурируют «порты Мизевни и Архиоки. Мизевна у Н. Вахнянина — Мисовия.

[98] См. то же у 3. Вуйцика. По Алберту Ситону, казаки в 1615 г. атаковали «материк Турции» в Трабзоне, Синопе и Константинополе. В одной из работ Д.И. Эварницкого П. Сагайдачный «подходил к самому Константинополю и сжег возле него две пристани». У И.С. Стороженко казачий флот «подошел к Босфору и атаковал Константинополь. Запылали предместья и портовые сооружения».

[99] По Ю.П. Тушину, султан «охотился поблизости от столицы и сам видел дым и огонь горящего города».

[100] Топоним Мизевна формально похож на название порта Месемврии, и авторы французской истории мореходства утверждают, что при Мураде IV казаки, «даже подошед к самому Царюграду, разграбили и сожгли город Меземврию, отстоящую на три мили от столицы». Однако здесь содержится грубая ошибка: Месемврия располагалась далеко от Стамбула и более чем в 100 милях от устья Босфора по прямой.

[101] Вообще же говоря, «султанам всех султанов» были не чужды и обычные человеческие свойства, в том числе страх. В 1699 г., после того как капитан первого русского корабля, привезшего в Стамбул посла Е. Украинцева, голландец Питер Памбург «пил целый день… с французами и голландцами и подпил изрядно… и стрелял с корабля в полночь изо всех пушек и не по одиножды», наутро к послу прибыл секретарь «визиря тайных государственных дел» «с великими пенями и выговором, что султаново… величество (Мустафа II. — В.К.) ночесь испужался и из покоев своих выбежал… и некоторые жены… беременные от того страху и пушечной пальбы младенцев повывергли».

[102] За В.А. Голобуцким то же повторяют и другие авторы.

[103] Этот тип судов нам уже встречался. Поясним здесь, что триремы, или триеры, — это галеры с тремя рядами вёсел.

[104] М.А. Алекберли в свое время писал, что плененный адмирал умер от раны, полученной в ногу, но затем снял это утверждение, возникшее из-за неверного прочтения польского текста: w nogi — бежать.

[105] Насколько известно, впервые казачьи действия сравнил с «залезанием» в пасть льва польский геральдик XVI века. Бартош Папроцкий. В стихотворном обращении «К полякам», адресованном шляхте и напечатанном в Кракове в 1575 г., он писал: «Не думайте, что я льщу русским; я недавно ещё живу между ними и не с ними воспитывался; но я тотчас оценил их славные дела, которые заслуживают вечной памяти в потомстве. Не один раз в году эти достойные люди преследуют татар и подвергаются опасностям войны. Как мужественные львы охраняют они все християнство: почти каждый из них может назваться Гектором. Не имея от вас никакой помощи, они доставляют вам такое спокойствие, как откармливаемым волам… Не носят они пестрых одежд; они покрыты славою, которая дороже ваших нарядов. Слава этого народа распространена всюду и останется за ними во веки вечные, хотя бы Польша и погибла. Что делал Геркулес, который побивал гидр и не щадил земных богов, то на Руси сумеет сделать каждый. Сампсон разодрал челюсть льву; подобные подвиги в наше время русаку заобычай. Могущественный турок разинул на нас пасть, и храбрые русаки не раз совали в нее руку. Устремился бы он с многочисленным войском в Польшу, но останавливает его русская сила… Будьте же довольны славою, которую они (вам. — В.К.) добывают, хотя и нет вас между ними в походах; не посягайте на русские имущества, если всякий раз, когда надобно сражаться, вы сидите где-то в лесу».

[105] Наш подстрочный перевод фразы о пасти льва: «Разинул могущественный турчин на нас свою пасть, / Не раз благородные русаки всовывали ему в неё руку».

[106] Многие авторы, однако, опасаются прямо называть её первым по ходом на Босфор из-за неизученности Босфорской войны и ещё, может быть, из-за неопределенности «черноморской кругосветки» 1570-х гг. Д. Дорошенко и И. Рыпка утверждают, что перед набегом 1615 г., упоминаемым ими по С. Жолкевскому и М.С. Грушевскому, было ещё казачье нападение на окрестности Стамбула в 1613 г., но не приводят ни источник этого известия, ни какие-либо подробности. И.П. Крипьякевич говорит, что набеги казаков на Трабзон, Синоп и Стамбул начались с началом XVII века, вероятно, имея в виду 1610-е гг.

[107] У П.А. Кулиша и Д.И. Эварницкого фигурирует Минера, у ряда авторов — Минер.

[108] Этого же гетмана называют руководителем похода и в других работах. См., напр.: 316 (здесь приводится подтверждение взятия Трабзона из армянской хроники).

[109] Н.А. Мининков считает, что на обратном пути от Анатолии.

[110] По Н.А. Мининкову, Измира на Эгейском море.

[111] В этом сражении один паша был убит, а второй попал в руки казаков. В сентябре 1617 г. прибывший в Москву из Казыева улуса толмач Гаврила Есипов рассказывал, что знатный турецкий паша «сидит на Дону у казаков скован и ждет по себе окупу, а для окупу послали казаки в Царьгород того ж паши двух человек, а окупу за него да-за двух его человек сговорили взяти 30 400 золотых; и паша… о том от себя к жене своей и ко племени с людми своими писал, а велел окуп привести в Азов к осени».

[111] В литературе вообще существует путаница со сражениями 1616 и 1617 гг. И.Ф. Быкадоров и В.А. Брехуненко датируют разгром 10 галер у Керчи 1617 г. (вначале у первого автора фигурировал 1615 г.), однако С. Иванов говорил с послами «в 124-м [году] июля в 25 день», т.е. в 1616 г. В.А. Брехуненко под 1617 г. упоминает и взятие Минер: в апреле этого года на Черном море соединились казаки на 150 запорожских чайках и 50 донских стругах, после чего взяли упомянутый город. Но Н.А. Мининков говорит, что 22 августа П. Мансуров и С. Самсонов узнали о нападении 150 чаек и 50 стругов на побережье Румелии и взятии Месемврии, а не Минер. Сюжет этот требует отдельной разработки, выходящей за рамки нашей темы.

[112] Любопытно, что М.А. Алекберли, цитируя по В.И. Ламанскому текст П. делла Балле с упоминанием сына Цикале и исправляя «ошибочное» Цикале на Соколлу (поскольку это-де был христианин Соколов), тем не менее утверждает, что в 1616 г. турецким флотом командовал сам Цикале. Что касается Соколлу Мехмед-паши, великого везира второй половины XVI века, завоевателя Кипра, Туниса и Йемена и инициатора по пытки проведения Волго-Донского канала в 1569 г., то он происходил из известного сербского рода Соколовичей и был убит в 1579 г.

[113] М.С Грушевского повторяет Ю.П. Тушин. Об использовании казаками речного пути из Азовского моря в Днепр вообще рассказывает Г. де Боплан, сообщающий о следующем маршруте: Азовское море — Миус (видимо, в действительности Кальмиус) — путь волоком — река Тачавода (Волчья) — река Самара — Днепр. По Н.П. Загоскину, кроме боплановского варианта могли использоваться маршруты: 1) Азовское море — Кальмиус — волок — река Водяная или Лозовая, или Осиноватая — Волчья — Самара — Днепр; 2) Азовское море — река Молочная — волок — река Конская (Конка) — река Кошугум — Днепр. Последний маршрут выходил на Днепр ниже порогов, что должно было быть удобно для запорожцев.

[114] У Ю.П. Тушина же читаем, что казачий отряд «захватил Трабзон, Синоп и порт Минер, где сжег 26 турецких судов». У Н. Вахнянина, напротив, казаки берут в Трабзоне только два судна.

[115] Употребленное в тексте слово kilkanascie может означать несколько, более 10, от 11 до 19.

[116] Ю.П. Тушин приписывает Д.И. Эварницкому босфорский вариант. Ю. Третяк при рассказе о походе вовсе не упоминает Босфор.

[117] Ср. перевод П.А. Кулиша: «…повернули под Бифорум, в Paludem Meotidem и очутились на Дону».

[118] Слово «бифорум» может быть переведено с латыни как двустворчатое, сквозное, двуствольное, двойное.

[119] Согласно польскому источнику 1619 г., это был «сын паши Киликии».