Русский след Русский след в мировой истории
Любор Нидерле. Славянские древности. М. 1956 г.: Новый Акрополь, 2010 год. М. Книга вторая. Жизнь древних славян. Глава VII. Начало права и государственного устройства.
Общество.
Имущественное право.
Семейное право.
Уголовное право. Суд.
Политический строй славян.
Общество.
Основой всей политической, экономической, правовой и религиозной жизни древних славян был род, затем племя и родоплеменное объединение. Каждая из этих общностей, представлявшая собою ступень в развитии славянских народов и государств, имела свои кровнородственные экономические и религиозные интересы, работала для себя, управлялась сама и сама представляла собой правовую единицу. Правда, многие правовые идеи и обычаи были общими для всех славянских племён и родоплеменных объединений, но их непременная сила распространялась только на родоплеменные общности.
Член каждого рода или племени был в родовой общности полноправным субъектом, и всякий пришелец, будь то не славянин или славянин другого племени, считался чужеземцем, который не мог пользоваться правами, принадлежавшими членам племени или племенного объединения, в которое он пришел.
Полноправными членами племени могли быть только свободные люди. Как и у других соседних народов, так и у славян племя в конце языческого периода делилось на три класса: 1) рабов, 2) свободных и 3) немногочисленного слоя, состоявшего из людей, выделявшихся своей родовитостью, богатством или положением на княжеской службе. Из этого класса образовалось историческое дворянство.
Класс людей несвободных, или рабов, образовался в течение предшествующих столетий различными путями. Рабами были либо остатки аборигенов – людей чуждой расы, которых славяне застали, заняв их территорию, так было, например, на Балканском полуострове, в Альпах, а также и в Чехии, или же ими были пленники, захваченные в ходе непрерывных войн с неприятельскими племенами (плѣнъникъ), или же люди, потерявшие свободу в результате наказания за преступление или неуплату долга2, или, наконец, это были рабы, купленные хозяином на торжищах. К этому классу рабов принадлежало, разумеется, и все потомство, родившееся от несвободных родителей.
Каковы были отношения между господином и рабом, нам точно не известно. Но одним славянское право явно отличалось от римского, а именно тем, что господин считал своего раба не только вещью, но и членом семьи, хотя и обладающим меньшими правами. Характерно и несомненно то, что древние славянские термины для обозначения подневольных людей: рабъ (робъ) и отрокъ — являлись одновременно и терминами для обозначения детей3. Наряду с этим мы располагаем и непосредственными историческими свидетельствами о том, что с рабами славяне обращались мягко, разрешали им через определенный срок освобождаться путем выкупа из рабства, а если они не были выкуплены после этого срока, оставаться в общине в известной мере свободными, причём отношение к ним было довольно дружественное4.
Однако имеются сообщения, более поздние времена свидетельствующие и об обратном. В более древние времена, в период постоянных перемещений, отношение к коренному населению и к военнопленным, видимо, действительно было менее суровым, чем позднее время. Не было ещё той ненависти, которую вызвали особенно немцы, стремившиеся поработить, уничтожить и денационализировать полабских славян5.
В отличие от бесправных рабов класс свободных общинников был полноправным. Свободные члены родовой общины принимали участие в вече, в случае войны несли военную службу и обладали всеми личными правами. Они были полноправными субъектами права, могущими, в частности, приобретать для себя имущество и нести обязательства. У части западных славян (чехов и поляков) эти свободные общинники назывались дедичами, у полабских и восточных славян смердами (смердъ, zmurdones, smardones)6. Некоторые историки права считали рабами и смердов, но, судя по некоторым известиям, правильней будет считать их классом сельского свободного населения7. О том, что все члены Антского союза племен были одинаково свободными, свидетельствовал Прокопий уже в VI веке8.
Основа третьего, еще более привилегированного класса и его отличие от остального свободного населения были предопределена уже самой организацией рода и жупы, в которых начальник всегда был наиболее уважаемым и влиятельным лицом, и поэтому неудивительно, что эти начальники и их потомки начали с течением времени чувствовать себя стоящими над остальными членами рода, племени или жупы. Позднее, когда родовые связи стали разрушаться, это разделение проявилось и в имущественных отношениях, так как и здесь старейшина (староста) и жупан стремились сохранить за собой больше имущества, чем остальные.
Из этих наиболее влиятельных и богатых людей, которые были у славян уже в VI веке, так как с этого времени в отношении их появляются в источниках термины: primates, primi, priores, primores, proceres, praestantiores, meliores, seniores9, – образуется та часть славянского дворянства, которая, когда возникли монархии с князьями во главе, составила княжескую дружину и получила в свои руки командование войском, административные должности по управлению государством и вообще приобрела влияние в княжеском окружении. Другая часть дворянства образовалась в славянских землях из тех княжеских дружинников, являвшихся чужеземцами по своему происхождению, они были приглашены князем на воинскую службу в славянские земли.
Нам известно, что так было в России после прихода русо-варягов. Так же было и в Болгарии (бойладес -βοιλάδες, болядес — βολιάδες, славянск. болярин с почетным эпитетом багатовр — βαγατούρ), возможно, и в других славянских землях княжеская дружина по своему составу не была славянской и состояла из иноплеменных элементов, хотя были и военные дружины, состоявшие из дружинников-славян, не чужестранцев. Из этих дружин как иноплеменных, так и славянских, размещенных по городищам, и образовывалось дворянство в окружении князя, либо по всей земле.
Класс витязей (полабск. mcaz, церковнославянск. витязь, vitęzb, латинск. vithasii, vethenici, немецк. mitsezen или knechte), засвидетельствованный у полабских сербов в XI и XII веках мелким военным дворянством, служившим в княжеской коннице и представлявшим собою остатки старых княжеских дружин.10
На ведическом санскрите Вити — viti — блеск. (родственные слова в др. рус. яз.: Витязь – сильный, храбрый муж).
Вой – voi — воин (родственные слова в рус. яз.: воин, воинство, воитель, войско, войсковой, ВОЙНА, воинственный…; в др. рус. яз.: Вой, вуй — дядя по матери, «вуй великий» — дядя, брат родной бабушки — «воин великий»)
К этому классу древнего славянского дворянства принадлежали также жупаны, которых мы знаем в тот период у южных и северных сербов и у других славян.
Имущественное право.
Имущественное право на недвижимое имущество основывалось на принципе коллективной собственности. Право отдельного человека было действительным только как право члена кровнородственного и родового союза. Союзы, основанные на кровном родстве, были первыми субъектами права, и первоначально только они являлись владельцами недвижимого имущества.
Землю обрабатывала вся семья: вырубала лес, запахивала пустоши, засеивала земли, убирала урожай, весь доход от которого был собственностью всей семьи, – отдельные члены семьи, как женатые, так и неженатые, пользовались землёй сообща. Это славянская форма задруги, у южных славян zadruga, которая у чехов и поляков называлась когда-то «родовой надел» —rodinny nedil. Хотя мы и не располагаем прямыми и очевидными свидетельствами существования её у славян, но множество пережитков, сохранившихся у них вплоть до новейшего времени, а также аналогичное развитие правовых институтов у других народов показывают, что и у славян первоначальное развитие было таким же11 и началось оно в древнее время, а не в позднейшую историческую эпоху, как в последнее время пытался уверить в этом Я. Пейскер12. И когда Гельмольд говорит о сыне Готшалка князе Генрихе, покорившем в конце XI века полабских славян, что он учил их, чтобы «каждый крестьянин пахал своё поле и работал с большей пользой и целесообразностью»13, то здесь, очевидно, имеется в виду уничтожение старого задружного землепользования.
Издавна в славянской общине существовали и зачатки личного имущества, индивидуального, а именно собственность на движимое имущество . Не подлежит сомнению, что одежда, орудия труда, оружие и другие подобные виды движимого имущества были первыми вещами, без которых древний славянин не мог существовать. Член рода, изготовивший их и пользовавшийся ими, был связан с ними в большей степени, чем с такими же вещами, сделанными другим членом рода. Первоначально это было личное имущество, на что указывает и сам термин имЬние (mienie, маеток — majetek), – то есть то, что имею в руках14.
Однако переход земельного и недвижимого имущества в индивидуальное владение наступил лишь в конце языческого периода. В этот период древняя задруга (родовая община) начала распадаться. Начиная с X века мы видим, как возникают села и усадьбы, носящие имена их владельцев и имеющие суффиксы – ον, -ova, – ovo, – in, -ina, – ino. Это означает, что отдельные члены рода начали выделяться из него и основывать новые собственные хозяйства; большие задружные роды распадались на обычные семьи.
Первоначально собственностью отдельных семей становилась земля, на которой стояло жилище, хозяйственные постройки и гумно. Остальная часть земли: поле, пастбища, леса – оставались коллективной собственностью, но впоследствии, главным образом под чужеземным влиянием (см. цитированное выше известие Гельмольда от сына Готшалка князя Генриха), обрабатываемая земля была разделена между отдельными семьями и членами всего поселения, и только пастбища и леса вплоть до нового времени15 в большинстве случаев оставались в коллективном (общинном) владении.
В России ещё и теперь производится передел земли так, что крестьянин является лишь временным хозяином принадлежащего ему поля.
Таким образом, в ΧΙΙ-ΧΙΙΙ веках старый задружный характер славянских поселений совершенно изменился, а тем самым изменились и правовые имущественные отношения. Лишь некоторые пережитки древних правовых отношений, как, например, коллективная ответственность общины или целого союза общин (opole в Польше, верви в России, околина на Балканах и т. д.), затем упомянутые уже чешские obciny, коллективное право села на пастбища и леса, право вмешательства в продажу наследства, и другие уже более незначительные пережитки говорят о первоначальном коллективном характере собственности и общих обязанностях16.
Объединение поселений в более крупные общности происходило не только по принципу кровного родства, но и по чисто экономическим причинам. Сравните, например, городские области в России; польское ополе также было территориальной, а не родовой единицей.
Семейное право
Большое значение в славянской семье имело разделение полов. Какого-либо равноправия обоих полов ни в семье, ни вне её славянское право не знало. Только мужчина был полноправным членом семьи, женщина таковым уже не являлась. Отношение мужа к жене было отношением господина и хозяина к лицу подвластному. Женщина была обязана быть верной своему мужу, однако сам мужчина не был обязан сохранять верность, и мог иметь сколько угодно наложниц, а свою жену он мог вообще прогнать. После смерти мужа жену вместе с рабами и предметами, принадлежавшими господину, сжигали вместе с ним17.
Было бы ошибкой рассматривать женщину в древнем славянском обществе и семье как настоящую рабыню. Мы располагаем и иными свидетельствами, показывающими, что фактически женщина была в доме не только хозяйкой и госпожой, пользовавшейся полной свободой, но что она принимала участие и в общественной жизни. Славянская княгиня – это не только былинно-сказочная традиция. Так, например, Титмар сохранил сообщение о некой славянской княгине в северной Венгрии (в X веке), которая провела свою жизнь на коне с кубком в руке и умела пить не хуже мужчин18.
Такие случаи были, конечно, исключением, но было вполне естественным, что жена князя или вельможи занимала иное положение, чем женщина в рядовой славянской семье. Вместе с тем я не хочу излишне принижать и положение женщин. При жизни мужа жена, разумеется, не могла владеть имуществом и своей собственностью могла считать лишь одежду, бельё, украшения19. Однако после смерти мужа, имеющего личную собственность, его жена, точнее вдова занимала его место. Вдова становилась покровительницей несовершеннолетних детей и владела оставшимся имуществом. См. записанные Гербордом свидетельства о славянском Поморье, а в отношении России – известие в Киевском патерике от XI века20. Вдова пользовалась уважением, и Поучение князя Владимира Мономаха также предлагает заботиться о сиротах и вдовах. О различных формах супружества, полигамии и моногамии, о брачных обычаях славян, уносе и выкупе, а также о свадебных обрядах более подробно я рассказывал в главе II21. Здесь же я лишь упомяну, что унос являлся первичной, а выкуп, то есть продажа дочери за вено, более поздней формой брака. В конце языческого периода эти две формы брака дополнились третьей формой брака, при которой невеста приносит приданое – veno22.
Отношения между детьми и отцом немногим отличались от отношений между рабом и господином. Термины, обозначающие детей и рабов, как мы уже выше видели, в славянских языках часто взаимозаменяемы, а слово «челядь» (чадь), как и римское слово familia, означало всех лиц, находившихся в доме под властью отца, – как детей, так и рабов23.
Отец (староста, господь, господарь) пользовался не только правом наказывать, но и правом распоряжаться жизнью своих детей, и нам известно, что в древней Руси в случае голода родители продавали своих детей в рабство24. Вместе с тем мы видим, что взрослые дети мужского пола очень скоро становились совладельцами семейного имущества и совместно с отцом решали вопросы, связанные с его использованием.
Пока существовала задруга (родовая община), вопрос, кто и как должен заботиться о несовершеннолетних детях, оставшихся без родителей, не возникал. Вся семья, и её старейшина, выполняла эту обязанность. Лишь когда задруга начала распадаться, возникла необходимость законов, которые предусматривали бы, кто должен заботиться о детях после смерти их отца. Такая обязанность падала либо на вдову умершего, то есть на мать детей, либо на кого-нибудь из ближайших родственников25.
В древний период у семейств родовой общины было право наследственности. Семья как юридическое лицо не умирала, и семейной собственностью пользовалось одно поколение за другим. Лишь когда появилось личное имущество, сначала движимое, а затем и недвижимое, мог возникнуть вопрос о наследниках. Движимое имущество переходило к ближайшим родственникам, особенно в тех случаях, когда такое пожелание выразил перед смертью сам умирающий. Недвижимое семейное имущество после смерти отца делили между братьями, которые еще при жизни умершего были совладельцами этого имущества26. Это часто можно было наблюдать в княжеских семьях (удельная система).
Уголовное право и суд
Первоначально уголовное право осуществляли кровнородственные организации (род, задруга). Обычно кровная родовая месть носила общественный характер, но позднее, когда возникла политическая организация, кровная месть стала на защиту общества от несправедливостей, чинимых народу юстицией.
История застает славян в тот период, когда кровная родовая месть была еще в полной силе. Существование её подтверждает Маврикий в случаях, когда гостю наносилась обида. Наглядные доказательства кровной мести, относящиеся к первому периоду христианства, даёт нам история чешских Вршовиц и их борьбы с княжеской властью в Праге27.
Первоначально уголовном праве и суде повсюду был в силе принцип «око за око, зуб за зуб», – однако позднее одновременно с этой формой уголовного наказания установилась и более мягкая, когда виновный должен был выплатить материальное возмещение, обычно в гривнах, и наряду с ним требовалась ещё и моральная фиксация возмездия, сопровождавшаяся специальной церемонией28. Эту систему компенсаций славяне знали, как об этом свидетельствуют постановления договора Олега (по закону русскому) от 911 года29, уже в X веке; но, по мнению Кадлеца, в тот период это еще было исключение и система компенсаций на основе новых государственно-правовых норм только ещё возникала.
Позднее денежная компенсация и моральная фиксация возмездия распространилась повсюду, но прошло ещё много времени, пока княжеской власти удалось полностью искоренить древний обычай кровной мести30. Какого-либо определенного размера штрафа-выкупа до X века, разумеется, не могло быть и речи.
Славянскому праву широко была известна взаимопомощь при поимке преступника на месте преступления, например вора при краже или прелюбодея в объятиях чужой жены31. Наказание следовало немедленно и не влекло за собой кровной мести, так как рассматривалось как само собой разумеющееся. Но княжеская власть позднее стремилась и здесь эту взаимопомощь ликвидировать и заменить её княжеским судом
Заметным явлением в славянском уголовном праве была коллективная ответственность (круговая порука) кровнородственных союзов в случае совершения преступления членами этих союзов, причём такая ответственность сохранилась и после того, как кровная родовая месть начала исчезать. За уголовное действие отвечал весь род, община и даже еще более широкие союзы, целые группы поселений (русск. вервь, сербск. околина, польск. opole — ополье, чешек., honitva), и целый родовой союз обязан был преследовать преступника, а в случае, если он его не задерживал, но следы его вели в какую-то из общин, вся община обязана была либо выдать преступника, либо платить возмещение.
В Чехии такая обязательная коллективная ответственность существовала до конца XII века, в Польше она засвидетельствована в XIII веке в книге законов земли крестоносцев, в России – в «Русской Правде», а на Балканском полуострове – в «Законнике Душана» от XIV века32.
В основе судебной организации первоначально также был родовой союз, и уже в тот период, в ходе постепенного развития традиций, сложилось определенное судоустройство, следы которого мы находим и в позднейших устройствах судов.
Первоначально судьями были старейшины родов и семей. Для разрешения споров между различными родами суда и судей первоначально не было, поскольку роды добивались непосредственного возмездия за нарушенное право используя институт кровной мести. Но уже и тогда для прекращения споров избирались и высылались посредники, выполнявшие роль первых судей в спорных делах. Все участники спора, все члены родового союза, чувствуя коллективную ответственность, принимали участие в споре о том, как поступить в случае несправедливости, нанесенной кому-либо из членов их союза или, наоборот, кем-либо из них совершенной.
Таким образом, это был суд коллективный, но и в нём, поскольку речь шла о приговоре, главное слово, естественно, принадлежало нескольким самым старшим и самым мудрым членам союза.
Постепенно возник постоянный корпус судей и знатоков правовых традиций в родовых распрях, и таким же образом возник и суд жупный, или племенной, когда род уступил место этой более высокой ступени объединения33.
Постоянный судебный аппарат возник лишь после образования монархических славянских государств, в которых помощниками князя были знатоки права, являвшиеся советниками князя при вынесении приговора.
О том, что у славян ещё до X века существовали органы судебной власти, свидетельствуют такие общеславянские и древние термины, как spdb – указ (indicium), sędij – закон (index), sęnditi – indicare34. Древние источники знают также «хороших» или «наилучших» людей (boni homines), являвшихся не чем иным, как судьями, избранными из народа35.
Более подробно о развитии судоустройства и связанного с этим обращения к суду (citatio), о самом судопроизводстве, о формах жалобы, о присягах и о позднейших ордалиях или судах божьих36, о судебных поединках и судебных приговорах см. подробнее в статье Кадлеца в польской энциклопедии на с. 133–148 и в его работе «Introduction а l’histoire du droit slave»37.
Политический строй славян
Основу политического строя древних славян составляли отдельные роды и племена. Род жил возле рода, возможно, и племя возле племени, и каждый род и племя жили по своим обычаям, сложившимся на основании вековых традиций. «Имяху бо обычаи свои, и законъ отецъ своих и преданья, кождо свой нравъ», – так характеризовал это положение древнейший русский летописец38.
Другие древние известия также характеризуют политическое устройство славян как союз мелких племенных единиц, не имевших единого правителя, единой власти и твердой связи между собой. Об этом свидетельствует Прокопий, говоря, что «έν δημοκρατίςκέκ παλαιού βιοτεύουσι και διά τούτο αύτοίς των πραγμάτων τά τε ξύμφορα και τά δύσκολα ές κοινόν άγεται»39; об этом же, очевидно, свидетельствуют и упоминания Маврикия: «εθνη των Σκλάβων και Άντών είσι και ελεύθερα μηδαμώς δουλοΰσθαι ή άρχεσθαι πειθόμενα» и далее еще: «άναρχα δε καιμισάλληλα δντα…πολλών δε δντων ρηγών και άσυμφώνως έχόντων πρός άλληλους»40.
Все эти сообщения означают одно: в древнейшие времена, пока славяне обитали к северу за Дунаем, они не образовывали больших монархий, а племя возле племени, род возле рода жили самостоятельно. Экономическими, правовыми, религиозными и политическими единицами были кланы и племена, а кое-где, вероятно, и ещё меньшие объединения. Это следует понимать под «έν δημοκρατία βιο τεύουσι» Прокопия и «εθνη άναρχα δντα» Маврикия.
В XI веке на такое же положение у восточных славян указывает нам автор древнейшей части Киевской летописи41, а в отношении Балкан о нём говорит Константин Багрянородный, указывающий, что ещё в IX веке хорваты и сербы не имели никакого другого правителя, кроме своих старейшин, называвшихся жупанами42. С этим племенным строем связано также постепенное и медленное распространение славян, не носившее характера больших завоеваний и внезапной оккупации, которые лишь отчасти имели место на Балканском полуострове.
Правда, попытки образовать более крупные объединения славян под властью одного начальника делались задолго до IX века. Таким объединением был возникший еще до VI века Антский союз племён, таким был и союз, образовавшийся в VII веке в Чехии и соседней Сербии43. Однако эти объединения не были долговечны, и древнее славянское несогласие, на которое указывает Маврикий и Киевская летопись44, долго препятствовало объединению славян в более крупные общности и племенные союзы.
Объединение славянских племён и образование новых более крупных политических союзов, настоящих славянских государств, наступает в IX и X веках. Мы видим, как в IX и X веках в результате объединения мелких племён Полабья, Поморавья и Повисленья возникают моравское, затем чешское и польское государства, как в то же время на юге образуются хорватское, болгарское, а на востоке – русское государства. Своими корнями позднейшие государства балтийских славян также уходят в этот период, и хотя эти государства образовывались по чужеземному, германскому или тюрко-татарскому, образцу, а создателями их отчасти были германцы или тюрко-татары.
Главное заключалось в том, что, во-первых, произошло образование славянских государств, поглотивших вскоре не славянские элементы, и, во-вторых, эти государства (исключая северо-запад) удержались в руках славянских князей.
Таким образом, только в IX и X веках наступил поворот от старого племенного устройства к государственному устройству 45. В основе образования нового политического строя лежал упадок задружной (родоплеменной) системы и сосредоточение власти в руках отдельных лиц — князей.
Как при родовой организации общества, так и в период княжеской власти у славян существовали общественные собрания, осуществлявшие руководство делами племени и решавшие вопросы о важнейших предприятиях, прежде всего военных. Эти собрания, называвшиеся вече, wiece, сънъмъш, сохранились и там, где над целым племенем или союзом племен устанавливалась власть одного правителя, уже в IX веке называвшегося князем, то есть термином, образованным от праславянского *kъnędzь, готского kuniggs, и древне-германского корня *kun-ing-; верхненемецк. chuning, славянск. ktnęgb, kbnędzba.
На ведическом санскрите «Риг-Веды» от корня «кин» — kin – конь; от глагола it, eṭati – идти, отправляться, двигаться, образовано: Етум, еми — etum, emi — ехать. То есть праславянское *kъnędzь — «едущий на коне», или «всадник». Славянский титул князь впервые появляется в 828 году у бодричей.
В не славянских источниках начиная с VI века князя называют архон — αρχών, ήγεμών, princeps, dux, regulus, subregulus, великий князь, затем rex, rex superbus48. Хотя характер таких собраний, носивших иногда более аристократический, иногда более демократический характер и составлявшихся из начальников родов и племён и, несомненно, из членов княжеских дружин, нам не вполне ясен, все же мы видим, что кое-где они первоначально довольно существенно ограничивали княжескую власть49.
Лучше всего они известны нам по свидетельствам о балтийских славянах, у которых вече довольно часто активно выступало при принятии решений о войне, при запросах немецкого короля, довольны ли они князем, и даже при низложении и выборах нового князя50.
В остальном основные черты политического строя славян в конце X века, когда мы повсюду видим установившуюся уже в большей или меньшей степени власть князя, выглядели, вероятно, следующим образом51: основной наименьшей административной единицей оставалась территория рода, на которой располагалось одно или нескольких селищ и городищ, являвшихся центром всей общественной жизни.
Во главе каждого рода стоял начальник, который совместно со старейшими членами рода управлял имуществом и вообще всеми делами рода, а в случае войны был естественным предводителем выделявшейся родом группы воинов. Как он назывался, мы не знаем, но обычно мы его называем староста, старейшина (перевод с лат. senior), синонимом которых иногда выступает термин жупан52.
Эти кровнородственные единицы были объединены по экономическим и политическим соображениям в большие союзы, название которых нам неизвестно. Нам известно лишь, что у балтийских и подунайских славян в X веке они назывались жупами53, однако более чем вероятно, что подобные жупы были и у чехов, и у северных сербов, где термин жупан, как указывает упомянутая выше грамота маркграфа Мейссенского Оттона, удержался до XII века. Начальники, жупаны, очевидно, были представителями наиболее выдающихся родов в жупе. Жупы объединялись в более крупные племенные единицы, образовывавшие высшую ступень государственной организации.
Объединения нескольких племён, вызывавшиеся необходимостью организации защиты (от нападения сильного врага) или сильными монархическими стремлениями, мы часто встречаем уже в X и XI веках. С подобным союзом племён мы встречались уже в VI веке – это Антская держава.
В больших и самых маленьких славянских объединениях мы встречаем три слоя населения. Это рабы, свободные члены общины и знатные люди, из которых позднее сложился класс славянского дворянства. Первоначально в политической жизни участвовали, разумеется, только второй и третий классы; однако позднее власть – и чем дальше, тем больше – переходила в руки третьего класса, в то время как класс свободных общинников, первоначально представлявший собою ядро родо-племенной организации, приходил в упадок, сливаясь в силу экономических причин, с классом рабов. Уже в X веке наряду с церковной десятиной этот класс нёс и ряд других повинностей наложенных княжеской властью, какими было строительство дорог, мостов, укреплений, прорубка лесных просек, несение сторожевой службы и пр.
———————————————— ***
1. Наука о славянском праве представляет собой самостоятельный раздел, опирающийся на большое количество самостоятельных исторических источников, и поэтому я обратился с просьбой к д-ру К. Кадлецу, проф. Пражского университета и одному из лучших знатоков славянского права, написать соответствующую главу к «Жизни древних славян». Однако поскольку эта глава до сих пор не опубликована, я придерживался прежде всего краткого изложения, которое К. Кадлец опубликовал в Польской энциклопедии, IV т., часть II (Краков, 1912), и отсылаю читателя к подробному изложению, представленному по этому вопросу К. Кадлецом в специальном сборнике «Collection de Manuels de l’Institut d’etudes slaves» под названием «Introduction a Phistoire du droit slave». Одновременно приношу ему свою благодарность за просмотр этой главы.
2. К. Kadlec, Enc. poi., I. с, IV.2, 100, а в этой работе см. далее, главу X.
3. К. Kadlec, Enc. poi., 91; J. Janko, PravSk, 73. И. Янко в этом месте даёт следующее толкование этой связи наименований: в первоначальный период развития праславянского общества мужчины и молодежь занимались лишь охотой, скотоводством и войной, а тяжелая хозяйственная работа лежала на плечах женщин и осиротевших детей (робъ от праславянского орбъ, ср. староиндийск. arbha – малый, слабый, ребёнок).
И.-e. *orbho— дало о.-слав. *orb-, ср. др.-русск. робѧ -‘дитя, ребёнок’, русск. диал. робя, робятко, робёнок, ребёнок, укр. парубок — ‘парень’ (из па-робок), ср. польск. parobek то же, диал. раrоbək, др. — чешск. rob — ‘potomek, dedic, naslednik’, robe -‘dite’, robenec — ‘mladik, vyrostek, pacholik, chlapec’, чешск. диал. robe- ‘dite’: «V Konici je dite *malinky, rube vetsi, 2–3-lete» (любопытна возрастная градация! — О. Т.), словацк. parobok — ‘pacholek, vyrostek, chasnik’. (О.Н. Трубачев — «История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя». Глава I. ТЕРМИНЫ КРОВНОГО РОДСТВА. РЕБЁНОК)
С течением времени слово робъ утеряло своё первоначальное значение и стало означать лишь того, кто был вынужден выполнять тяжелую работу, приобретя, таким образом, новое значение – раб (otrok). Однако в этом истолковании Янко неправдоподобно то, что в древней славянской задруге сироты должны были выполнять эти наиболее тяжёлые работы. Если же этого не было, то лишено основания и объяснение перехода значения робъ – ребёнок сирота в робъ, рабъ в смысле раба. Подобное обращение с сиротами противоречило бы принципам задруги. Слово отрок (otrok) первоначально обозначало того, кто не умеет говорить (Miklosich, Etymologisclies Wórterbucli, 274), и отсюда легко объяснить, почему им назывались и дети, и иноплеменные пленные.
4. Маврикий, Strat., XI.5 (VI в.) и «Тактика» Льва Диакона, XVIII.104; о хорошем обращении с рабами на Руси — известие Ибн Русте (А.Я. Гаркави, указ. соч., 268).
5. У чехов в начале исторического периода обращение с рабами также не отличалось мягкостью (Kosmas, Chroń., 111.23, 62).
6. См. далее, прим. 10. 7. К. Kadlec, Enc. poi., 71. 8 .Procop., В. G., 111.14. 9. «Slov. star.», II.371, III. 105. Впервые славянские primates упоминаются у антов вместе с князем Божем (Jord., Get., XLVIII.247), а затем в VI в. у славян в Валахии, одновременно с князем Даурентия (Даурита) (Menander, XVI (ed. Niehbuhr), 404). Здесь они назвались «οί έν τέλει τοΰ έθνους», «Δαυρίτας και οί ήγεμόνες».
10. Thietmar, Chron., V.6. (satellites dicti slavonice vethenici). Грамота Лаутенбергского монастыря от 1181 г. различает у сербов далеминцев следующие классы: 1) seniores villarum, quos lingua sua supanos vocant, 2) in equis servientes, id est withasii, 3) ceteri liti, videlicet hoc est zmurdi, et 4) hi qui censuales ecclesiae vel propii sunt. См. также и грамоту монастыря в Кальтенбрунне от 1122 г., различающую: eldesten, knechte, zmurde, lazze, heyen (Knothe, Archiv fur sachs. Gesch., IV, 1883, 3. Meitzen, Siedelung, 11.241; Peisker, Beziehungen, 116). О происхождении слова vitęzb см. дальше в главе XI и в «Źiv. st. Slov.», III.487 и сл. См. также Janko, Vestnik Akad. ceske, XVII.189.
11. На существование задруг, очевидно, указывает уже Прокопий (111.14), когда после сообщения «εν δημοκρατία βιοτεύουσι και αύτοις των πραγμάτων άει τά τε ξΰμφορα και τά δύσκολα ές κοινόν άγεται» добавляет еще: «δμοίως δέ και τά άλλα ώς είπεΐν άπαντα έκατέροις έστί τε και νενομισται τούτοις άνωθεν τοΐς βαρβάροις».
12. Литература о новой славянской задруге и о споре, сводившемся к вопросу о существовании задруги в древний период, значительна. См., в частности, Kadlec, Rodinny nedil ciii zadruha v pravu slovanskem (Praha, 1888) и его же, Rodinny nedil ve svStle dat dgjin pravnich (Cas. Mat. Mor., Brno, 1901); O. Balzer, O zadrudze słowiański ej (Kwartalnik histor, XIII, 1899); J. Peisker, Slovo о zadruze (Narodopisny sbornik ceskoslov, IV.38); Die serbische Zadruga (Zeitschr. fur Sozial und Wirtschaftsgesch., VII, 1899); G. Gohu, Gemainderschaft und Hausgenossenschaft (Zeitschr. fur vergl. Rechtswiss., XIII, 1899); I. Strohal, Zadruge juźnich Slovena (Glasnik zemal. muzeja u Bośni i Gercegovini, XXI, 1909); С. Бобчев, Бълг. челадна задруга, София, 1907. Другие работы, большей частью полемические, см. у Кадлеца, I с. Прекрасную картину, исходя из анализа лингвистических данных, дал И. Янко, Pravek, 161–183.
13 .Helmold, 1.34 («precepit Sclauorum populo ut coloret vir agrum suum»).
14 K. Kadlec, Enc. pol., IV.92.
15 О древних ограничениях земельных участков хозяйств (lijezd а obchozu) см. у Кадлеца, I, с. 110.
16 К. Kadlec, Enc. pol., IV.97.
17. К. Kadlec, I с. 105, Janko, Pravek, 152–161. По некоторым свадебным обрядам также можно видеть, что жена некогда являлась личной собственностью мужа. 18. Thietmar, IX.4 (VII.3). Другое сообщение о женщине, очевидно славянке, правящей селом, см. у Приска (В. Латышев, указ. соч., 1.824).
19. К. Kadlec, I, с. 106.
20. Herbord, II.23; III.5, 28; Киево печерский патерик, V.7 (пер. Викторова, 107). 21. Более подробно, а также биографию см. у Кадлеца (Enc. pol., IV.2, 102–104). 22. К. Kadlec, I, с. 104. См. «Źiv. st. Slov.», I, 73–74.
23. К. Kadlec, I, с. 106.
24. «Заповедь св. отец» XI в. у Е.Е. Голубинского в его книге «История русской церкви», 1, 2, 545 и Казвини у Charmoy, Relation, 342. См. также Iacob, Handelsartikel, 12.
25. К. Kadlec, I, с. 107. 26. К. Kadlec, I, с. 108.
27. Maurik., XI.5; Vita Scti Adalberti auct. Canapario, 12, 19; Kosmas, 1, 34, 42, 11, 13, 23. В тексте «Жития Войтеха» имеется упоминание о праве убежища, которое засвидетельствовано и у балтийских славян (см. «Ziv. st. Slov.», II.236).
28. К. Kadlec, I, с. 115–117.
29. Лаврентьевская летопись.
30. К. Kadlec, I, с. 119–120.
31. Первые упоминания о наказании за воровство мы находим в цитированных постановляениях договора Олега от 911 г.
32. Подробности см. у Кадлеца, I, с. 122–127.
33. Первые суды, представлявшие собой большие сходки, происходили в открытых местностях, на городищах, в местах жертвоприношений и т. п.
34. Miclosich, Etymologisches Wórterbuch, 315; Срезневский, Материалы, III.603 (судъ).
35. Подробности см. у Кадлеца, I, с. 128–132.
36. Ордалии у балтийских славян язычников упоминает уже Гельмольд, 1.83; у чехов в 1039 году – Козьма Пражский, II.4; у восточных славян «Русская Правда», затем в XIII веке – Варадский региструм (registrum Varadske) (Kadlec, I, с. 141) и др. Здесь же упоминается и их славянское название – «правда».
37. Книга вышла под названием «Introduction a l’etude comparative de l’histoire du droit public des peuples slaves», Paris, 1933.
38. Лаврентьевская летопись (ПВЛ, 1.14).
39. Ргосор., В. G., 111.14. 40 Maurik., XI.5. Ср. также «Тактику» (XVIII) Льва Диакона.
41. Лаврентьевская летопись («Поляне живяху кождо съ своимъ родомъ» (ПВЛ, 1.12).
42. Const. Porph., De adm. imp., 29 и Vita Basilii, 52: «αρχοντας δέ ως φασι ταΰτα τα εθνη μη εχει πλήν ζουπάνους γέροντας καθώς καί αί λοιπαί Σκλαβίνιαι εχουσι τύπον». Ibrahim ibn JaTdib (ed. Westberg, 56) также сообщает о поморских славянах, что у них нет короля, что они не подчиняются одному человеку, а правят ими старейшие мужи.
43. В Чехии это было государство франка Само (623–658/9).
44. Лаврентьевская летопись под 862 годом (ПВЛ, 1.18–19).
45. К. Kadlec, Enc. polska, I, с. 31–40.
46. Срезневский, Материалы, 1.499; III.780 (вгъче, вгьще).
47. Miklosich, Etym. Wort., 155; Berneker, Etym. Wort., 1.663. Славянский титул князь впервые появляется в 828 году у бодричей в Annales S. Canuti (chnese), затем у Хордадбе (knah).
48. Каков был первоначальный славянский термин для обозначения князя, нам неизвестно. Однако, слова владыка или вельможа, соотв. греч. Деспотис — δεσπότης — деспот появляются уже в древнейших славянских текстах (см. Ягич, Entstehungsgeschichte der Kirchenslawischen Sprache, 330, 397; Соболевский, Материалы, 11, 57, 82, 97 и Срезневский, Материалы… I, col. 240, 267. 48 «Slov. star.», II, 371–372; III, 105–106.
49. Kadlec, Enc. poi., 66, 70, 83, 84.
50. Ann. Francorum ad 823, 826.
51. K. Kadlec, I, с. 66.
52. в грамоте Оттона, маркграфа Мейссенского, от 1181 года слова: «Seniores villarum quos lingua sua supanos vocant» (Kadlec, I, c. 67) и у Константина Багрянородного, I. с. «ζουπάνοι γέροντες».
53. Const. Porph., De adm. imp., 30 («ζουπανίαι»), 29, 32 («ζουπάνοι»). см. «jopan Physso» в грамоте монастыря Тассила в Кремсе от 777 г. («Slov. star., 11.351). Вопрос о происхождении жуп вызвал много споров, особенно с того времени, когда Я. Пейскер высказал мнение, что жупа – это определенный район пастбищ, находившийся под властью аварского начальника, называвшегося корап, откуда и возник термин жупан. Я лично считаю, что наименование жупан является словом тюрко-татарского происхождения. Подробности см. у Брюкнера, Encyklopedya polska, I. с, 2, с. 204.