Вторник , 19 Март 2024
Домой / Древнерусские обычаи и верования / Баснословные сказания о зверях. Олень. Заяц. Лиса. Белка. Кошка.

Баснословные сказания о зверях. Олень. Заяц. Лиса. Белка. Кошка.

Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу.

Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов. 

 Том 1. XII. Баснословные сказания о зверях. Олень. Заяц. Лиса. Белка. Кошка.

Олень.

Большая часть имён, даваемых в санскрите оленю, происходит от корней, указывающих на быстроту движения. То же понятие «быстро бегающего» животного заключается и в слове олень, др.-слав. елень, пол. ielen, илл. jelin, чешс. gelen, литов. einis, греч. элофос — ελαϕοζ, ελλοζ, ελλοζ, др.-нем.elah (лось), англос. eich, скан. elgr, ирл. eilidh, кимр. eilon и elain — лань — от санскр. корня r, аr — ire (аrа — быстрый, ирл. аrr— олень), который переходит в аl, il, еl (греч. элао — ελαω, элавно — ελαυνω — идти, алими — αλημι — бежать, лат. ala — крыло, ala-cer— быстрый, др.-нем. flan=eilenспешить, устремляться, ирл. ailim, allaim — идти, двигаться, аl— лошадь, аill — поездка, ealaidhim — бежать, ealamh — скорый и пр.). Русское слово: лань, пол. lania, лит. lone, ирл. lon имеют корнем rn, ran (rana — движение), с заменою r звуком l. Поэтическая фантазия, допустившая сравнение стихийных явлений природы с быстроногим конём, с равным правом могла уподобить их и оленю.

Вместе с золотогривым — золотохвостым конём народный эпос знает и золоторогого оленя.В свадебной песне поётся о нём:

Не разливайся, мой тихой Дунай!
Не заливай зеленые луга;
В тех ли лугах ходит оленюшка,
Ходит олень — золотые рога.
Мимо ехал свет Иван-господин(жених):
«Я тебя, оленюшка, застрелю,
Золотые роженьки изломлю!»
— Не убивай меня, свет Иван-господин!
В некое время я тебе пригожусь:
Будешь жениться — на свадьбу приду,
Золотым рогом весь двор освещу
(Москов. губ.).
Или:
В чистом поле все полынь-трава,
В той полыни ходит белый олень,
Белый олень — золотые рога.
Иван-господинездит-гуляет,
На бела оленя он плеткою машет.
Белый олень возмоляется:
«Иван-господин! не маши плеткою,
Я ведь тебе на время гожусь:
Станешь жениться — на свадьбу приду,
На двор взойду — весь двор освещу.
В терем взойду — всех гостей взвеселю».
(Саратов, губ.2003)

Сербская колядка, обращаясь к хозяйке дома, рассказывает о святом Петре, который на праздник Рождества Христова выезжает на златорогом олене:

У ранила стара мajкa
Светоj цркви нa jyrpeн(ь)y;
Cycтpeтe je свети Петар
Ha jeленy златорогу,
Златорогу и парогу.

В другой сербской песне блеск золотых рогов оленя сравнивается с солнечным сиянием:

Што се cиja кpaj горе зелене:
Да л’ je сунце, да л’ je мjecечинa?
Нит` jе сунце, нит’ jемjесечина,
Beћ два златна рога ощелта.

Старинная немецкая песня воспоминает о Солнцевом олене:

Den Sonnenhirsch sah ich
Von Sudcn kommcn,
Von zweien am Zaum geleitet;
Auf dem Felde standen
Seine Pusze,
Die Horner hob er гит Himmel.

С поворотом солнца на лето соединялась мысль о возрождении творческих сил природы и приближающейся весне, устрояющей брак неба с землею. Из дальних зимних стран солнце устремляло свой возвратный бег в виде златорогого оленя, несущего свет миру; но как в образе коня олицетворялись и дневное светило, и вихри, и грозовые тучи, так и олень служил поэтическим символом для тех же самых разнообразных явлений.

Вот почему на Коляду славят выезд святого Петра (т. е. громовника, отпирающего весеннее небо — см. гл. XVIII) на златорогом олене. В Германии был обычай рядиться на Рождество и Новый год в оленьи шкуры и бегать по улицам, против чего ещё в VI веке восставала церковь с своими осуждениями (о значении ряженья см. следующую главу XIII. Небесные стада.)

Мировое Древо эвенков.

По свидетельству Ригведы, Маруты мчатся по небу на колеснице, запряженной антилопами; в Эдде четыре главные ветра олицетворены оленями, поедающими листья мировой ясени, т. е. ветры рвут и разносят небесное дерево-тучу.

Любопытный намёк на представление грозового облака — оленем встречаем в русском поверье: с Ильина дня, говорят крестьяне, вода холодеет оттого, что в этот день олень купается — обмакивает в реку свои рога, хвост, свою ногу, или, по другому выражению, холодеет вода оттого, что олень насцал в воду.

В Воронежской и в других губерниях связывают это поверье с Ильею-громовником, заступившим место древнего Перуна; по общему убеждению, 20 июля Илья-громовник, разъезжает по небу, производит громы и, проливая дожди, купается в их потоках или мочится на землю. В числе других метафорических обозначений дождя стародавние предки наши уподобляли его и моче, испускаемой Перуном или облачным оленем (см. XIII главу). Потому с Ильина дня крестьяне перестают купаться; в некоторых же местах такое охлаждение воды относится ко времени более позднему: думают, что олень обмакивает свои рога, хвост или ногу 1 августа.

Заяц.

Быстрота зайца вошла в поговорку; сербы говорят: «брз као зец, као тица». Санскрит: saya, cacaka — заяц, кролик от cac — лат. saltare — прыгать; от этого же корня производит Пикте др.-нем. haso, при посредстве формы kaca или kasa ( = косой), литов. kiszkis и слав. заяц, предполагающее утрату одного слога, с прибавкою суффикса. Относительно слова заяц мы склоняемся более к производству г. Микуцкого: в санскрите корень hi выражает понятие двигаться, приводить в движение; так как санскритскому h в наречиях славянских соответствует звук з, например, vahami — везу, и так как понятия движения, быстроты и света постоянно обозначаются одними и теми же речениями, то, очевидно, областные русские зиять и зеять — блестеть, сиять роднятся с санскритским hi. От корня hi происходят haj, hajamiire (гнев) и haja — equus, собственно: быстро бегущий, слово, тождественное славянскому задць — заяц, чешск. zagic, серб. зец, пол. zajac; окончание -адь, ас образовалось по той же форме, как и в слове: мес-яць, miesiec от санскрита: mas.

Необыкновенная подвижность, прыткость зайца — в самом названии, данном этому животному, уже сближала его с представлением быстро мелькающего света. У нас до сих пор колеблющееся на стене отражение солнечных лучей от воды или зеркала называется игрою солнечного зайчика; детское зая означает: огонь; в Курской губернии: зайчики — синие огоньки, перебегающие по горячим угольям.

Индийский миф уподобляет зайцу лунный свет, и очень может быть, что такое уподобление родилось в то время, когда фантазия первобытного человека была поражена игрою лунного блеска на поверхности вод, колеблемых ветром.

Чандрас, индийский бог луны, носит зайца, и самый месяц называется в санскрите: заза-дараcaca-dhara — носящий зайца, cacanka и cacin — имеющий знак зайца, заячий. Верование это уцелело между буддистами; монголы и жители Цейлона в пятнах луны видят изображение зайца. Рассказывают, что верховный бог Будда, пребывая на земле в виде пустынника, заблудился однажды в лесу и после долгого скитания повстречал зайца. Слыша жалобы пустынника, что он голоден, заяц сказал ему: «разведи огонь, сжарь и съешь меня!» Будда развел огонь — и заяц прыгнул в пламя. Тогда Будда явил свою божественность, выхватил зайца из пламени и поместил его на луну, где он и виден до сего времени.

Ипатьевская летопись упоминает о поклонении литовцев заячьему богу: «Миндог же посла к папе и прия крещение; крещение же его льстиво бысть: жряше богом своим в тайне (вычисляются имена языческих богов, между прочим, и «заячий бог»); егда выехаше на поле и выбегняше заяць на поле, в лес решения не въхожаше вну и не смеяше ни розгы уломити». Эта суеверная примета разделяется немцами, финнами и славянами. У нас верят, что если заяц или белка перебежит дорогу, то ожидай неудачи или какого-нибудь несчастья. «Щобы му заяц дороги не перебег!» — говорят в Галиции, выражая тем доброе пожелание путнику. Чтобы избежать беды в том случае, когда заяц перебежал дорогу, должно переломить кнут или палку (=символ молнии) и один конец бросить туда, откуда он выскочил, а другой туда, куда направил свой бег

В народных сказках добрый молодец (=бог-громовник) прежде, чем вступит в брак с красавицей невестою, должен спрятаться от неё так, чтобы она не могла найти его; орёл уносит его в поднебесье, рыба на дно моря, а богатырский конь скрывает его в своем хвосту или гриве: орел, конь и море суть поэтические представления дожденосных туч, в недрах которых прячется молния. Но зоркая невеста всюду находит его, пока, наконец, не догадался он превратиться в цветок (см. ниже о Перуновом цвете = молнии) и не украсил собою её роскошных волос.

В немецкой редакции этого любопытного сказания («Von der Konigstochter, die aus ihrem Schlosse AUes in ihrem Reich sah») доброму молодцу помогает лиса, которая приводит его к источнику и, окунув в воду, оборачивает морским зайчиком (meerhaschen); зайчик понравился королевне, и она купила его. Следуя советам хитрой лисы, зайчик заползает в длинные косы королевны, и сколько ни смотрела она в окно своего замка — но не могла отгадать, где скрылся добрый молодец; т. е. красавица — всевидящее солнце видит из своего небесного терема всю вселенную и до тех пор находит сказочного героя, пока он не спрячется в её собственных косах, или простое: пока тёмные тучи, издревле уподобляемые волосам, (см. стр. 60) не заволокут дневного светила и не лишат его зоркости (= света). Такое затемнение солнца грозовыми тучами на поэтическом языке мифа называлось вступлением богини Зори в брачный союз с громовником.

Зайчик— метафора мелькающей молнии; эпитет «морской» придан ему на том же основании, на каком дождевые облака назывались морскими кобылицами: зайчик-молния купается в дождевом море. На Руси существует поверье, что, плывя по воде, не должно поминать зайца, потому что этого не любит водяной и, осердившись, подымает бурю (= грозу; сличи на стр. 390 с подобным же поверьем о медведе).

Белка.

Самым именем своим Белка роднится с понятием света, за которым остается постоянный эпитет: белый; областное название белки векша (бенг. begi, bigi) соответствует санскриту:  vegin — быстрый, проворный, одно из имен сокола, от корня vig — ire, tremere, trepidare — дрожать. По белому цвету шерсти, какой бывает у зайца зимою, ему даётся подобное же прозвание беляка.

В разящих молниях арийские племена видели золотые зубы громовника (см. глав. XIV), и под влиянием этого воззрения лесные и домовые грызуны: заяц, белка, крот, мышь и крыса, ради крепости своих зубов, принимались древними поэтами за метафорические обозначения молний.

С таким мифическим значением является белка в сказании Эдды о мировом дереве туче Иггдразилли (см. гл. XVII).

Народная сказка говорит о чудесной белке, которая, сидя на дереве, поет песни и грызет орехи— только не простые: скорлупа у орехов золотая, а зернышки — настоящие перлы.

В некоторых местах Германии соблюдается обычай — на Светлой неделе, при возжжении праздничного огня (Osterfeuer), гоняться по лесу за белкою до тех пор, пока, утомленная, не попадется она в руки преследователей.

Подобно тому в Риме был обычай преследовать весною зайца. Изображая весеннюю грозу в поэтической картине небесной охоты (см. главу XIV), фантазия уподобляла быстро мелькающие молнии — трусливым зайцам и белкам, поспешающим укрыться, спрятаться в недрах тёмных туч от преследований дикого охотника (=Одина), который гонится за ними в стремительном полёте бури.

Во знамение этого небесного явления язычники совершали на праздник весны символический обряд ловли зайца или белки.

По другому представлению, гроза уподоблялась битве, почему со всеми животными, в образе которых олицетворялись тучи и молнии, соединялись приметы о войне, губительной смерти и других бедствиях, нераздельных с народными распрями. Если забежит белка в деревню — быть несчастию; появится в лесу много белок — ожидай войны; «волки воют и белки скачут — мор будет и война встанет».

В старину зайцев не употребляли в пищу, почитая это грехом; в указе патриарха Иосафа сказано: «а зайцев, по заповеди божией, отнюдь ясти не подобает»; в некоторых уездах простолюдины и до сих пор убеждены, что заяц — поганый и есть его не следует. Запрещение есть зайцев было и у других народов.

Лиса.

Участие лисы в немецкой сказке также не лишено значения, ибо в её образе олицетворялась грозовая туча.

Эпитет бурый или чёрно-бурый, даваемый лисице, роднит этого зверя с мифическим конём буркою; по цвету своей шерсти она отождествлялась с грозовою тучею, так как вообще облака уподоблялись издревле волосам и шкурам животных.

В Исландии лисица называлась holtaporr (waldthorr), что указывает на её рыжую шерсть, подобную красным волосам Тора; лисица — красный зверь, der rote Reinhart; слово fuchs употребляется и для обозначения рыжего коня.

В Сибири предрассветный сумрак называется лисьей темнотою, а в народной загадке лисица — метафора огня. Загадка:  «Стоит лахань (изба), в лахани турица (печь), в турице лисица (огонь), в лисице жук (чугун, черный как жук), в жуке вода». В русской сказке хитрая лиса женит доброго молодца на дочери грозного царя Огня и царицы Молнии, или на дочери Грома-батьки и Молнии-матки.

В немецких вариантах общеизвестной сказки о жар-птице вместо нашего серого волка (=тучи) медведь или лисица переносит царевича в далекие государства и помогает ему добыть золотую птицу и золотогривого коня ; при этом сказка выражается следующею эпическою формулою: «und kaum hat er (царевич) sich aufgesetzt, so fieng der Fuchs an zu laufen, und da giengs liber Stock und Stein dass die Haare im Winde pfiffen».

Ту же роль играет лисица и в вариантах сербском и чешском:«kralo-wicwsedl na lisku, a ta ne po zemi bezjc, ale wetrem letjc». Немецкий сказочный эпос знает лису о девяти хвостах. Я. Гримм, описывая обряды при встрече весны, говорит: «hier tragen kinder einen hahn, dort cine krahe oder einen fuchs umher, wie man in Polen zur zeit der colgda einen ausgestopften wolf geschenke sammeind umtragt». Во Франции было обыкновение сжигать на Ивановом огне лисицу и кошку.

У чехов первая неделя Великого поста называлась лисьей, у белорусов эта неделя называется Дзедова, Дед (=Перун); рано перед восходом солнца будили детей и уверяли их, что бежала лисица и навешала для них на дереве гостинцев.

Как заяц, так и лисица, перебежавшая дорогу, предвещает неудачу и несчастие; Слово о полку, в числе недобрых примет, указывает на следующие: «влъци грозу въсерожатъ по яругамъ, орли клекгомъ на кости звери зовуть, лисици брешутъ на чръленыя щиты». Лай лисицы у кавказских горцев считается предвестием беды.

Кошка.

Сова — символ мудрости богини Афе — Афины

Светящиеся в ночной тьме глаза кошки и рыси дали повод сравнивать с этими животными мрачную тучу, сверкающую зоркими молниями, — подобно тому, как светящиеся глаза совы заставили посвятить эту птицу воинственной Афине (см. выше стр. 255).

В Германии простой народ называет грозовые тучи bullerkater и bullerluchs; колесницу богини Фреи представляли запряженною двумя кошками, а ведьмам, которые носятся по воздуху и доят облачных коров, даются названия wetterkatzen — «погодные коты» и donnerkatzen — «громовые кошки».

 Кошка — любимое животное колдунов и ведьм. Русская загадка, означающая дневной рассвет, сравнивает его с белою кошкою: «белая кошка лезет в окошко»; напротив, дым на метафорическом языке загадок уподобляется чёрной кошке — «чёрна кошка шмыг в окошко».

В Младшей Эдде есть рассказ о том, как великан изведывал силу Тора; между другими опытами Тор должен был поднять великанову кошку, но сколько ни старался— мог приподнять лишь одну её лапу, потому что в образе этой кошки предстал перед ним великий змей Мидгарда, обнимающий собою всю землю.

Немецкие сказки дают коту семимильные сапоги, соответствующие летучим сандалиям Гермеса; кот — обладатель чудесных сапог играет в народном эпосе роль доброго духа, покровителя странствующих героев. Сверх того, множество поверий и примет, известных в Германии и Голландии, ставит кошку в близкое соотношение с различными стихийными явлениями: дождём, градом и ветром.

Английские мореходы неохотно видят на корабле кошек, ожидая от их присутствия — бури; стремительный северо-западный ветер называют в Гарце katzennase, а в верхней Германии о сильной буре с градом выражаются: es hagelt katzen. Кошке с чёрными, рыжими и белыми пятнами немцы дают название: feuerkatze — «огненный кот», и в некоторых деревнях существует обычай бросать такую трёхцветную кошку в загоревшееся здание, чтобы погасить пожар.

Литовцы называли кошку перчаткою Лаумы, позднее: «перчаткою Пресвятой Девы», потому что, по их поверью, она создана из перчатки, брошенной с неба этою богинею весенних гроз. Это напоминает перчатку великана (=тучу), в которой ночевал Тор.

По русским приметам: кошка умывается, облизывается и утирается лапкою — к перемене погоды (у немцев: к дождю); скребет лапами и царапает по полу — зимой к метели, а летом к дождю и ветру, ложится брюхом вверх — к теплу, прячет под себя морду — к морозу, распускает хвост — к метели; если кошка спит на полу — будет тёплая погода, а если залезет в печь или печурку — то холодная. Обращаясь к затопленной печи, дети причитают:

Гори, гори ясно,
Чтобы не погасло!
Стар муж едет,
Бороду греет,
Сам на кобыле,
Жена на корове,
Детки на кошках —
В красных сапожках.

По всему вероятию, в этих словах заключается намёк на старинное представление о небесном поезде бога-громовника, бородатого деда Перуна, возжигающего пламя грозы; обращение к очагу объясняется первоначальным тождеством бога Агни с громоносным Индрою.

Как с огнём очага, так и с кошкою соединяются приметы о приезде гостей: если умывается кошка или загребает лапами, то ожидай гостей; если при этом лапы у ней холодные — то гости будут чужие и нежеланные, а если лапы тёплые, то приедут друзья и родичи.

Народные русские сказки знают баснословного кота-баюна, которому точно так же придается эпитет морского, как и другим олицетворениям дождевых туч, и которого предания ставят в близкую связь с чудесною мельницею — эмблемою громового грохота (см. выше стр. 146). Возле этой мельницы стоит золотой столб, на нём висит золотая клетка, и ходит по столбу кот-баюн:

идёт вниз — песни поёт,
подымается вверх — сказки сказывает.
То же приписывается и козе — золотые рога, которая
«гуляет в заповедных лугах,
сама песни поет,
сама сказки сказывает»;

Как Фрея — на кошках, так Тор ездит на козлах (см. следующую главу). Голос кота-баюна раздается на несколько верст; сила его громадная: своих врагов он поражает насмерть или своими песнями напускает на них неодолимый сон. Эти громкие песни и вещания — метафоры завывающих вихрей и громовых раскатов, а напускной сон оцепенение, производимое холодным дыханием ветров. На том же основании дерево-тучу народный эпос называет поющим, птицу-облако— говоруньею, а гуслям- самогудам (= грозовая туча, см. выше стр. 169) приписывает звуки, насылающие непробудный сон.

На Ильин день, когда громовник разит своими стрелами облачных демонов, нечистая сила прячется или обращается в черных кошек и собак (о собаке, как воплощении вихря, см. главу XIV); во время гроз хозяева выгоняют из своих домов кошек и собак, особенно чёрных, чтобы нечистые не привлекли на избу громового удара. Выражение о возникшей между друзьями или знакомыми ссоре: «между ними чёрная кошка пробежала» указывает на лукавого духа, который становится промеж людей и возбуждает в них враждебные чувства.

Если кошка вскочит на божницу — это служит знаком, что в скором времени будет в семье покойник (Пермск. губ.). Когда кошка чихнет, то советуют говорить ей «здравствуй», чтоб не болели зубы.

Ямщики редко и неохотно соглашаются везти кошку; от этого, по их мнению, лошади страшно утомляются и худеют, что вполне соответствует рассказам о лошадях, истомленных ночными поездками домового, ведьм и нечистых духов. Любопытно поверье, что из совершенно чёрной кошки можно выварить кость-невидимку, которую если взять в рот, то будешь ни для кого незримым. Эта кость есть зуб-молния, скрытно таящаяся в чёрной туче;  фантазия приписала ей то же волшебное свойство, какое принадлежит шапке-невидимке.По народному убеждению, шапку-невидимку(= туман, облако) и неразменный червонец (= выходящее из-за туч солнце, см. выше стр. 197) можно добыть от нечистой силы не иначе, как в обмен на чёрную кошку. На кого потянется кошка, тому будет корысть. Чтобы отвадить колдуна являться по смерти в дом, должно поставить для него в печке жареную кошку; потому что ничего так не боятся упыри, как Перуновых стрел, зажигающих грозовое пламя, в котором гибнет (= жарится) облачная кошка. Кто убьёт кота, тому, по мнению крестьян, семь лет ни в чем не будет удачи.

Далее… XIII. Небесные стада. Корова, бык.

Небесные стада. Корова, бык.
Баснословные сказания о зверях. Крылатые кони

Оставить комментарий

Ваш email не будет опубликован.Необходимы поля отмечены *

*