Войны римлян с карпами в 232-247 гг.

А.М. Ременников.

Борьба племён Северного Причерноморья с Римом в III веке. 

Войны римлян с карпами в 232-247 гг.

Приход к власти римского императора Гордиана III в 238—244 годах знаменовал собою завершение первого этапа кризиса III века. Гордиан и близкие к нему лица проводили политику, направленную на укрепление армии и государственного аппарата, но усилия их оказались бесплодными. Положение империи продолжало ухудшаться. Возрастало революционное брожение во Фракии, вызванное отчаянным положением низов населения, новое восстание вспыхнуло в Африке. Напряженным было внешнеполитическое положение империи: на Дунае, Рейне, Евфрате вновь собирались враждебные тучи. Гордиану III пришлось распустить один из легионов; уже в этот период римская армия комплектовалась в значительной степени из военных колонистов, иррегулярной милиции и малороманизованных отрядов numeri.

К сожалению, историческая традиция о событиях этого периода крайне скудна — о положении на Дунае повествует лишь уже упомянутый отрывок из Петра Патриция, да некоторые места из жизнеописания Гордиана. Как можно судить по ним, а также по данным эпиграфики и нумизматики, римляне постепенно начали понимать опасность, надвигавшуюся с Дуная.

Римляне усиленно строят дороги в пограничных районах; крупные города, даже расположенные в глубине римской территории, в это время усиленно укрепляются. Так, монеты Марцианополя носят на себе изображения стен, башен, укрепленных городских ворот, т. е. определенно свидетельствуют о напряженной работе по усилению городских укреплений.

Другой важный оплот против «варваров» Виминаций получает в это время права колонии. Активную деятельность по усилению обороны на Дунае развернул Туллий Менофил. Но ограничиваясь укреплением больших городов, он энергично занимался обучением вверенных ему войск, поддерживая их в состоянии боевой готовности96. Вместе с тем римский наместник успешно действовал и способами дипломатии, стремясь запугать «скифов» зрелищем возродившейся римской военной мощи и тем расстроить их антиримские коалиции. Интереснейшие подробности об этой стороне деятельности Рима сохранил для истории этого времени Петр Патриций в его рассказе о посольствах карпов к Туллию Менофилу.

Большинство буржуазных авторов, описывая эти переговоры карпов с Римом, изображают дело следующим образом: они говорят , так как готы, уже давно получали дань от римлян, то карпы «позавидовали» им и тоже потребовали дани, ссылаясь на то, что они «лучше готов».

«Карпы, завидуя, что готы получали ежегодно дань от римлян, отправили посланников к Туллию Менофилу и с гордостью требовали денег».

Естественно, что эти наивные претензии могли встретить лишь насмешливое отношение со стороны римских властей, которые после некоторых проволочек решительно отказали карпам в их нелепой просьбе. Конечно, подобная трактовка переговоров карпов с Туллием Менофилом целиком соответствует высказываниям Петра Патриция. И тем не менее дословная передача утверждений этого историка способна лишь извратить истинную картину переговоров, особенно, когда это делается в полном отрыве от всех предшествующих событий. Если даже сам факт переговоров, требования карпов и отказ римлян выполнить их очевидно не могут быть подвергнуты какому-либо сомнению, то это вряд ли можно сказать об остальных частях рассказа Петра Патриция.

Пётр Патриций передаёт здесь несомненно официальную римскую версию, полную ненависти и презрения к «варварскому» племени карпов: тенденциозность эта, например, сказалась во всяческом подчеркивании унижений, которым подвергались карпы, их наивности и какого-то непонятного упорства.

Смысл переговоров Менофила с карпами, если рассматривать их в тесной связи с событиями 232—238 годами, может быть представлен в несколько ином свете. Карпы были ведущей силой в борьбе предшествующих лет, и вряд ли мирный договор, завершивший длительную войну, мог быть заключен без участия карпов. Их настойчивые требования истекали поэтому не из тщеславия или зависни, а являлись обоснованными: Рим, несомненно, был обязан платить дань не только готам, но и им, карпам. 

Туллий Менофил, видимо, почувствовав себя достаточно сильным, отказал в уплате дани карпам, продолжая выплачивать её готам. Таким образом, он вбивал клин между карпами и готами, обеспечивал нейтралитет последних в случае, новой войны с задунайскими племенами.  Для истощенной римской казны средства, которые пошли бы на уплату дани карпам, могли оказаться немалым подспорьем. Подобный шаг, сам по себе очень рискованный, очевидно был сделан не без ведома самого императора; во всяком случае, в ходе дальнейших переговоров Туллий Менофил поддерживал контакт с Римом и окончательный ответ был дан карпам от имени императора.

Таким образом, ход переговоров между Туллием Менофилом  и карпами рисуется в следующем виде. Карпы, не получая обещанной дани, направили к Менофилу посольство. Туллий Менофил несколько дней не принимал делегацию карпов, демонстративно производя на её глазах обучение своих войск. Приняв, наконец, карпов он обошёлся с ними с большим пренебрежением и предложил явиться за ответом через четыре месяца. Следующее посольство он встретил в новом военном лагере и вновь не дал карпам никакого ответа. Когда же карпы явились к нему в третий раз, то Туллий Менофил с насмешкой объявил им:

«Цезарь решительно ничего не даёт и не обещает вам. Если же вы нуждаетесь в пособии, то ступайте к нему, бросьтесь к его ногам и просите. Вероятно, просьба ваша будет услышана».

Оскорбленные карпы вернулись на родину, так и не достигнув цели. Казалось, Риму грозило новое вторжение — «варвары» всегда очень болезненно реагировали на отказ в уплате обещанной дани. Однако, благодаря предпринятым оборонительным мерам, ловкой политике Менофила, сумевшего выиграть время и частично изолировать карпов, а более всего потому, что после долгих лет войны противники Рима нуждались в некоторой передышке, на этот раз дело обошлось без вторжения, но спокойствие на Дунае длилось всего три года.

Биограф Гордиана сообщает, что в период правления Гордиана III в 238—244 годах было два вторжения причерноморских племён. Первое вторжение с полным основанием считается в историографии мифическим — беглая, не связанная с контекстом заметка о «походе Аргунта» является вымыслом автора или ошибочным перенесением событий более позднего времени; весьма вероятно, что «Argunt» в биографии Гордиана есть не кто иной, как Аргайт из времен войн 248—251 гг.

Совершенно реальным является поход причерноморских племён, относящийся ко времени экспедиции римлян на Восток против персов. Уход римских войск на Рейн и Дунай, обострение внутреннего кризиса империи дали возможность персам собраться с силами и возобновить борьбу с Римом. Ещё во время правления Максимина ( Germanicus Maximus -236 год) царь персов Ардашир взял Низибис и Карры. Его наследник и сын Шaпyp продолжал дело своего отца, и персидские войска вторглись в Сирию. Положение на Востоке становилось угрожающим. Римское правительство развернуло широкую подготовку к персидскому походу; наконец, весной 242 года император Максимин и его тесть Тимеситей во главе крупных сил направились на войну с персами.

Известия об успехах персидских войск, видимо, не в малой степени способствовали новому росту воинственных настроений в среде задунайских племён, но ещё большое значение имел уход римских дунайских легионов для участия в борьбе с Персией. Однако источники на этот раз почти ничего не говорят о том, какие же племена приняли участие в этом новом наступлении «скифов» на Римскую империю. То были, очевидно, прежде всего карпы, старинные враги Рима; сложившаяся обстановка предоставляла им хорошую возможность, для того чтобы возобновить борьбу и одновременно отомстить за издевательство над своими послами.

С другой стороны, участие в этой войне готов, продолжавших получать от римлян дань, признаётся сомнительным даже некоторыми шовинистически настроенными немецкими историками. Резкие разногласия среди учёных вызывает вопрос об участии в этой войне алан. Западноевропейские историки, как правило, категорически отвергают известие биографа Гордиана III об активной роли алан в описываемых военных событиях, считая это целиком вымышленным, более того, приписывая их военные успехи готам. Однако Ю. Кулаковский, специально изучавший вопросы истории алан, доказал, что аланы участвовали ещё в Маркоманнской войне и в более поздних войнах с Римом; участвовали они и в войне 242 года.

Наблюдения относительно широкой экспансии алан к самым границам империи в первые века новой эры, сделанные рядом советских учёных, делают ещё более обоснованным утверждение Ю. Кулаковского. Несомненно, какая-то часть западных алан приняла активное участие в этой войне. В борьбу с Римом включились, таким образом, новые племена.

Вторжение алан и карпов произошло весной или летом того же 242 года, ибо император с армией ещё находился в придунайских провинциях. Наличие здесь римских войск безусловно сузило размах нападения и, тем не менее, скифы сумели прорваться во Фракию — их не смогли задержать ни горные проходы, ни укрепленные города, это были, прежде всего, аланы. Их отряды столкнулись с императорскими войсками «in campis Philippis». Повидимому, здесь может идти речь лишь о Филиппополе Фракийском, ибо римская армия двигалась на Восток по старинной военной магистрали Сирмий — Византий и присутствие императора с войском мыслимо лишь в Филппополе, лежащем на этой магистрали, но никак не в Филиппах, которые к тому же ни в каком отношении не могли интересовать ни ту, ни другую сторону в разгоревшейся меж ними борьбе. Ход этой борьбы не вполне ясен. Составитель биографии Гордиана изображает её в обычном для биографов риторически- панегирическом духе:

Гордиан III «держал путь на Мёзию и каких бы врагов ни встречал во время похода во Фракии — всех уничтожил, прогнал, истребил».

Однако из разъяснений того же автора в конце биографии узнаем, что эта война отнюдь не была какой-то военной прогулкой. Оказывается, что освобождая важнейшую крепость Филиппополь  от угрожавших ей неприятелей, император имел с ними беспорядочную битву, потерпел поражение и вынужден был отступить. «ab Alanis tumultuario proelio viclus abscesserat». Это был значительный успех прикарпатских племён и, очевидно, лишь с приходом новых подкреплений, следовавших по той же дороге на Восток, римлянам удалось добиться перелома в свою пользу. Дальнейший ход войны неизвестен, но можно, однако, предположить, что она заняла по меньшей мере несколько месяцев, ибо вторжением прикарпатских племён были охвачены очень значительные районы; к тому же, на первом этапе борьбы римляне понесли серьезное поражение. Поэтому утверждение Лемана, что весь 242 год прошёл под знаком борьбы на Дунае, кажется недалеким от истины.

Восстановив положение па Дунае, обеспечив себе тыл и коммуникации на Восток, император Гордиан III мог предпринять кампанию против персов. Война 242 года ознаменовалась, таким образом, новым значительным успехом придунайских племён. Их отрядам удалось на этот раз прорваться в глубинные иллирийские районы и нанести в открытом бою поражение крупным силам императорской армии. Вместе с тем в составе скифской коалиции появилось новое племя — воинственные аланы, которым и принадлежала честь победы при Филиппополе Фракийском.

На восточном фронте военные действия развернулись успешно для римлян. Их войска нанесли персам ряд поражений и римляне стали хозяевами Месопотамии. Однако римлянам не удалось закрепить эти успехи. В рядах римской армии вспыхнула междоусобная борьба, которая кончилась гибелью Гордиана III и воцарением Филиппа Араба, выдвинутого восточными элементами римской армии. Филипп Араб поспешил заключить мир с персами и, оставив своего брата Ириска для дальнейшего командования на Востоке, уже летом 244 года вернулся в Рим. О деятельности Филиппа Араба и состоянии римского государства в период его правления дошли крайне отрывочные известил, но все они свидетельствуют о дальнейшем ухудшении положения империи.

Невыносимым становилось положение колонов, всё более жестокий гнёт ложился и на городское населении. Ярчайшим доказательством ослабления империи, роста нищеты и отчаяния низов населения служит усиление «разбойничества» и «пиратства». В этих разбойниках [latrones] следует видеть, прежде всего, бежавших рабов и колонов, которые соединились в отряды и вступили на путь самостоятельной борьбы, но опасность, грозившая существованию империи, усилилась и с другой стороны. Рост налогового гнёта, поборов и злоупотреблений, нарушение торговых связей и, наконец, явное бессилие центрального правительства способствовали росту сепаратистских тенденций в среде широких слоев провинциального населения.

Подобное критическое положение империи не могло остаться не замеченным её соседями — скифо-сарматскими племенами. И уже второй год правления Филиппа Араба ознаменовался новой ожесточенной войной с племенами Карпато-дунайского района. Источниками по этой войне являются главным образом свидетельства нумизматики, о ней же повествует и краткое сообщение Зосима. Зосим, к сожалению, не указывает, к какому году относятся описываемые им события, но поскольку он рассказывает о военных действиях уже на территории противника, то речь, очевидно, идёт о заключительной стадии борьбы. Перемирие, которое, по словам Зосима, последовало тотчас же за боями на территории карпов, делает ещё более правдоподобным это предположение, которого придерживаются авторы, изучавшие данный вопрос. Противниками римлян в войне и Зосим и надписи на монетах единодушно называют карпов. Таким образом, участие карпов в возобновившейся борьбе неопровержимо.

Были ли карпы единственными противниками римлян в этой борьбе? Вполне возможно допустить, что в данном случае карпы напали на римлян не одни, но получили широкую поддержку других прикарпатских племён, так как в этой войне нападениями были охвачены обширные территории империи.

Два года римляне вели борьбу на приграничных территориях, пока смогли перенести войну на территорию противника. Подобную мощь в борьбе могла развернуть лишь целая коалиция племён, во главе которой, возможно, и стояли карпы. При таком предположении не покажется неожиданным и тот факт, что всего год спустя после завершения «карпийской войны» против Рима выступила многочисленная и грозная коалиция племен,— она выросла исторически в ходе борьбы с империей, и важным этапом её формирования была «карпийская война».

Начальная дата нового военного столкновения Рима с племенами скифов в  «карпийской войне» вызывает среди авторов некоторые разногласия. Если Раппапорт, Шмидт и некоторые другие учёные придерживаются той точки зрения, что «карпийская война» началась в 245 г., то Энслин считает более вероятной датой 244 год. Трудно отдать предпочтение той или иной дате. Единственной отправной точкой являются в данном случае лишь монеты Филиппа Араба, датированные 244 годом. На аверсе одной монеты изображен Филипп в походном плаще и панцире; реверс представляет из себя изображение Филиппа и трёх воинов. Филипп здесь также в военном облачении, двое из стоящих с ним солдат поднимают военные значки. Несомненно, что эта монета знаменует собой выступление в поход Филиппа и римской армии. Известно, что значительную часть 244 года заняли переговоры Рима с персами, а затем и обратный путь римского войска на родину; с другой стороны, выступление Филиппа в поход, отраженное на упомянутой монете, ещё не означает немедленного начала военных действий.

Таким образом, вполне вероятно, что хотя вторжение на римскую границу со стороны задунайских племён проявился уже в 244 году, что и заставило Филип Араба двинуться в поход, широкие военные действия развернулись уже в следующем — 245 году. Нападение карпов и их союзников было на этот раз поддержано и германскими племенами. Правда, точно неизвестно, какие это были племена, нет сведений и о ходе борьбы с ними. Как можно судить по титулу Филиппа Germanicus Maximus, германцы потерпели поражение.

Совместное нападение германских и скифских племён значительно ухудшило стратегическое положение римлян, сковав на известный срок их активность в придунайских областях. В отличие от предыдущих войн в источниках нет почти никаких указаний на то, какие именно районы были охвачены вторжением причерноморских отрядов. То была несомненно, прежде всего, Дакия, на которую посыпались всевозможные милости императора, старавшегося, видимо, хоть в какой-то степени возместить ущерб, причиненный вторжением 126 года; к тому же Дакия со всех сторон находилась в окружении враждебных Риму племен — в том числе и карпов. Войной в какой-то мере были задеты и Мёзия с Фракией — именно в этот период там прекратилась чеканка монет. Видимо, имевшиеся на Дунае силы, которые возглавлялись доверенным лицом Филиппа Северианом и наместником Нижней Мёзии Мессалиной, оказались не в состоянии оказать успешное сопротивление вторгшимся племенам.

Население было охвачено паникой; зажиточные граждане бежали, зарывая в землю свои ценности. Об этом ярко свидетельствуют многочисленные клады, монеты которых относятся главным образом ко времени Филиппа. Быть может к этим событиям относится и беглая заметка Лактанция о бегстве матери Галерия от вторгшихся карпов. Положение, сложившееся на Дунае, заставило Филиппа лично возглавить борьбу. Некоторые авторы предполагают, что Филипп прибыл на Дунай после того, как успешно отразил нападение германских племён. Как и в боях 232— 238 годов, в войсках  Филиппа против скифов сражались но только легионеры, но и чужеземные наёмники, например, мавританские стрелки из лука; подвижность мавров, искусное владение ими своим грозным оружием делали их опасными противниками полуобнаженных скифов.

Однако лишь в следующем, 246 году, римляне одержали заметные военные победы. Повидимому, главное внимание Филиппа было направлено на освобождение Дакии; об успешном выполнении этой задачи свидетельствует тот факт, что в июле 246 года провинция получила право чеканки монет и начала новую эру.  Восстановление римского господства в Дакии, прикрывавшей дунайскую границу, уже в основном предопределило и общее восстановление положения в придунайских провинциях.

На этот раз римляне уже не ограничивались простым вытеснением скифских отрядов, как то было в 238 и 242 годах. Весь предшествующий опыт показал им, что изгнать скифов со своей территории ещё совершенно недостаточно для обеспечения спокойствия границ. Проходило 3—4 года, и вторжение скифов повторялось с ещё большей силой. Пример Максимина неопровержимо доказал, что лишь преследование противника на его собственной территории, разгром основных резервов врага может дать более или менее длительный промежуток мира.

Именно поэтому император Филипп Араб решился на довольно смелый и рискованный поход в землю карпов. К этому его побуждала и военная необходимость и стремление восстановить свой авторитет, безусловно, сильно подорванный опустошением придунайских областей.

Поход римского императора Филиппа на земли карпов состоялся уже в следующем, 247 году,— монеты этого года носят легенду «Victoria carpica». Предполагают, что вторжение в землю карпов произошло весной 247 года, так как, повидимому, в связи с успешным завершением этой экспедиции сын Филиппа был возведён в звание Августа, а императрица Отацидла получила титул «mater August! et senatus et patriae» — и с этими отличиями они появляются уже в июне 247 года.

О вторжении Филиппа в землю карпов рассказывает Зосим. Проникнувшее па территорию «варваров» римское войско было встречено вблизи какой-то крепости противника войском карпов. В происшедшем сражении «варвары» потерпели поражение. Часть их рассеялась, часть отступила в крепость и подверглась осаде со стороны римских войск.

«В происшедшем сражении варвары не выдержали нападения и, сбежавшись в одно укрепление, подверглись осаде».

Через некоторое время карпы собрали новое войско, которое отправилось на выручку своих осажденных соплеменников. С прибытием этого войска в район крепости, её гарнизон, воспрянув духом, сделал вылазку, а одновременно и вновь прибывшие силы даков атаковали римскую армию. Атака была успешно отражена римлянами, причём главную роль в этом сыграли мавританские стрелки, «натиска которых не смогли выдержать карпы».

После этого неудачного для них боя, карпы вступили с римлянами в мирные переговоры. Филипп охотно принял их мирные предложения и после заключения договора удалился на римскую территорию. Неизвестны условия этого мира римлян со скифами. Вряд ли они были тяжелы для скифов; к тому же события ближайших 2—3 лет не оставили от них и следа. Однако, несомненно, что римляне упрочили своё положение на Дунае и прекратили уплату дани племени готов, внимание к обороне дунайской границы также было несколько ослаблено. Б. Раппапорт, оценивая итоги этой «карпийской войны» римлян, даже говорит о «победах» и «блестящих успехах» Филиппа, завершивших войну. Вряд ли можно согласиться с этой оценкой. Известно, что победные надписи и эмблемы на монетах всегда в очень большой степени преувеличивали реальные успехи, имея, прежде всего, своего рода пропагандистские цели, и относиться к ним нужно со значительной осторожностью.

Зосим, рассказывая о последней битве римлян с даками, ни словом не говорит о том, что успех, одержанный римскими императорскими войсками, носил характер значительной победы; не случайным кажется и умолчание античной традиции об условиях мирного договора. 

Самым неопровержимым доказательством эфемерности военных успехов римлян служит тот факт, что «разбитые» ими карпы всего год спустя явились активнейшими участниками нового мощного наступления причерноморских племён на Римскую империю.

Итак, в войне 245—247 годов набегами скифов был задет ряд важнейших районов Иллирика и Дакия, Мёзия и Фракия. Росла глубина скифских рейдов в римскую империю, всё новые и новые области подвергались жестокому опустошению и разрушению. Все это свидетельствовало о растущей слабости империи, с одной стороны, и крепнущих силах её противников, с другой. Однако, пока что, римляне могли радоваться тому, что длительная и тяжелая война на Дунае закончилась, наконец, достойным для них образом. Торжества римлян по поводу успехов на Дунае совпали с торжествами, посвященными тысячелетию Рима. По этому поводу производились новые раздачи народу, устраивались пышные цирковые представления. Римские и провинциальные монеты этого времени славят благодеяния императора и его победы над соседними народами.

Далее… Дальнейшее углубление кризиса Римской империи.