Дальнейшее углубление кризиса Римской империи.

А.М. Ременников.

Борьба племён Северного Причерноморья с Римом в III веке. 

Дальнейшее углубление кризиса Римской империи.

Официальные ликования, мечты о новом счастливом веке под эгидой Филиппа и его династии находились в разительном контрасте с реальным состоянием империи. Сепаратистские тенденции продолжают возрастать и, наконец, как в восточных провинциях империи, так и на Дунае вспыхивают большие восстания. Восточные провинции империи, понесшие сильный урон от персидских набегов, чрезвычайно страдали от усилившегося налогового гнёта. Наместник восточных провинций Приск безжалостно взимал всевозможные налоги, допуская при этом разные злоупотребления. Его деятельность и переполнила чашу терпения в провинции. Одни за другими против Филиппа выдвигаются на востоке местные императоры, получавшие поддержку как населения, так и местных войск.

Не менее опасным было и восстание в придунайских областях империи, поставлявших основные кадры римских легионов. Здесь восстание охватило Мёзию и Паннонию, во главе восставших встал Марин Пакатиан. Как можно судить по монетам Пакатиана, восстание произошло не ранее 248 года, длилось оно в течение нескольких месяцев.

Таким образом, в последний период правления Филиппа наблюдается грозное для Рима явление: фактическое отложение от империи ряда её важнейших областей — Сирии, Паннопии, Мёзии.

Но если римская империя всё более ослаблялась внутренними противоречиями, то скифо-сарматские племена делали дальнейшие шаги по пути консолидации своих сил. К сожалению, почти единственный источник, в какой-то степени освещающий внутреннюю историю причерноморских племён в этот период,— Иордан — чрезвычайно тенденциозен и неточен. Приходится ограничиться лишь самым общим решением вопроса, рассмотрев сведения Иордана в тесной связи со всеми предшествовавшими военными событиями и использовав для его критики те данные, которые сообщают другие авторы и, прежде всего, Дексипп. Конечно, эти сведения чрезвычайно скудны, но их ценность состоит в том, что это показания современника, причём в гораздо меньше, чем Иордан, заинтересованный в извращении истины в пользу того или другого народа Причерноморья.

Согласно Иордану, ко времени «короля Остроготы» племя готов после ряда успешных войн подчинило своей власти многочисленные и сильные народы, в том числе маркоманнов, вандалов, квадов. Ряд других народов — карпы, тайфалы, певкины находились по отношению к готам в состоянии зависимости и участвовали в войнах под руководством Остроготы и его полководцев. Большая часть немецких буржуазных учёных целиком принимает эту схему, созданную много веков назад в весьма прозрачных политических целях. Объединение народов Причерноморья мыслится ими лишь в форме готского завоевания; Острогота, Книва — для них реально существовавшие лица. Но если, не ограничиваясь Иорданом, обратиться к греческим и римским авторам: Дексиппу, Зосиму, Зопаре, то картина будет совершенно иной. Ни один из них не знает королей Остроготу и Книву, ни словом не упоминает об образовании какой-то могучей готской монархии. Дексипп, современник событий, детально описывая осаду Марцианополя, говорит о скифах вообще, о скифских вождях и ничего не говорит о готах, Остроготе и даже Аргайте и Гунтерихе, лицах, вероятно, реальных.

Приравнивать же скифов к готам, как то, по примеру Иордана, делают многие буржуазные учёные, нет никакого основания, ибо когда вместо обобщающего названия «скифы» греко-латинские авторы называют отдельные племена, то перед читателем выступают сарматы, даки, карпы, аланы и другие народы, в состав которых входили и готы. Молчат авторы и об огромных войнах, якобы шедших на территории Причерноморья в этот период; а известно, что они всегда с радостью отмечали внутренние войны и смуты, происходившие в среде германских и причерноморских племён. К тому же, 15 лет активнейших войн задунайских племён с Римом были бы совершенно невозможны, если бы параллельно между этими племенами происходили большие междоусобные войны. Конечно, нельзя утверждать, что среди них тогда царили мир и спокойствие; столкновения, несомненно, были, но их главное внимание и основные силы все больше переключались на борьбу с Римской империей. Именно борьба с Римом должна была стать одной из важнейших основ объединительного процесса. Касаясь событий III века, Зосим, прямо говорит о «поднявшихся на Рим народах», об объединении «варваров» на борьбу с Римом.

Таким образом, надуманные схемы о какой-то готской монархии не имеют под собой абсолютно никакой почвы. Отвергая вымыслы Иордана о готских завоеваниях и готских королях, нет, конечно, основания отказываться от всех сообщаемых им сведений. Это было бы также неправильно, ибо сведения Иордана всё же восходят к Дексиппу. Можно предположить, что народы, приводимые Иорданом в описании войн «Остроготы», как им «подчинённые», в действительности члены возникшего в Западном Причерноморье мощного племенного союза, в состав которого входили: карпы, певки (бастарны), готы, тайфалы, асдинги и, вероятно, ещё ряд племён, не названных Иорданом. В это союз племён входило как коренное население Причерноморья, так и пришлые племена. Объединяющей силой этого союза явились, по-видимому, карпы, которые, как полагает проф. А. Д. Удальцов, сами слагались из двух племён: ведь именно карпы в течение десятков лет были активнейшей силой в борьбе с римлянами; почти ни одна из войн на Дунае в первой половине III века не обходилась без участия карпов.

Даже Иордан, признававший военную доблесть неоспоримой монополией готов, называет карпов народом «всегда готовым воевать и часто враждебным римлянам». Именно такой сильный, воинственный народ и должен был возглавить борьбу с общим врагом причерноморских племён — римлянами.

Итак, Римской империи, переживавшей величайшие внутренние трудности, противостояло на её дунайской границе разросшееся и окрепшее объединение «скифских народов». Почти все авторы, изучавшие историю III века, признают, что новое вторжение «скифов» при Филиппе Арабе было тесно связано как с общим состоянием империи, так и с положением, сложившимся в дунайских провинциях (восстание в армии Марина Пакатиана). Однако одни из них считают, что восстание Пакатиана имело место весной 248 года и предшествовало вторжению «готов», как бы открыв им дорогу; другие, наоборот, полагают, что само возвышение Марина Пакатиана связано с успехами, которые тот одержал в борьбе с причерноморскими племенами, и даже относят его провозглашение императором на самый конец 248 года. Первое мнение, по-видимому, более убедительно. Источники ни слова не говорят о каком бы то ни было успехе Пакатиана в борьбе с готами, с другой стороны, есть прямое указание Иордана на то, что римские солдаты не оказали противодействия вторгшимся врагам, а это легче всего объяснить именно состоянием мятежа в армии. Наконец, о том же свидетельствует и тот факт, что важнейшая римская крепость Марцианополь вынуждена была обороняться силами одних горожан, причём по главе обороны стоял… философ Максим.

Таким образом, ослабление обороны на Дунае было немедленно использовано задунайскими племенами для нового вторжения в империю. Благодаря почти что синхронной связи его с восстанием Пакатиана, в 248 году. Начало войны относится к весне 248 года — вероятное время восстания в придунайских провинциях. Осенью 248 года поход, ещё продолжался, поскольку в это время в Виминации кончается непрерывный ряд монет с именем Филиппа— явное следствие внешних потрясений, переживаемых империей. Сведения об этой войне хоть и не велики, но всё же гораздо более значительны, чем по предшествовавшим войнам. Кроме рассказа Иордана, имеется ещё и значительный фрагмент из Дексиппа, посвященный кульминационному пункту войны — осаде Марцианополя. Возникает вопрос о том, был ли здесь один или два похода, которые следовали один за другим почти без всякого интервала.

Иордан совершенно определенно говорит о двух походах: одном — под руководством короля Остроготы и другом — под руководством его полководцев — Аргайта и Гунтериха. Витерсгейм, Альфёльди и ряд других буржуазных учёных, следуя Иордану, также говорят о двух походах, в 248 году. Однако о первом из этих походов, «походе короля Остроготы», Иордан не может сообщить ничего конкретного, ограничиваясь фразой общего порядка, которую можно было бы применить к любому другому походу тех времен. Его сообщения о внутренних римских делах в период первого похода тоже весьма путаны.

Согласно Иордану, Деций, посланный Филиппом на Дунай, возвратился к нему, отчаявшись в успехе своей миссии. С другой стороны, руководитель первого похода, Острогота, лицо не историческое, так как ни греческие, ни латинские авторы ничего не знают о готском короле, носившем такое имя. Единственное, что можно извлечь из упоминаний о короле Остроготе — это то, что уже в тот период, возможно, намечалось деление на остроготов и визиготов, и один из вождей «скифского войска» был из племени остроготов, причем Иордан превратил его племенную принадлежность в имя собственное и сделал из него короля всех «готов». Поскольку сами эти термины относятся ко времени более позднему, то вполне возможна также и перестановка во времени, столь часто применяемая Иорданом.

Если сведения о первом походе весьма общи, путаны и сомнительны, то совсем другое можно сказать о втором походе. Важнейшее событие, связанное со вторым походом — осада Марцианополя, описано подробно важнейшим автором — современником событий — Дексиппом. Приводимые Иорданом имена вождей второго похода — «Аргайт» и «Гунтерих» также в известном смысле подтверждаются упоминанием биографом Гордиана некоего скифского вождя «Argunt». Можно рассматривать имя Argunt как возникшее из слияния двух имён «Arfgaitj» и «Gunterich» или, что кажется более вероятным, видеть в нем видоизменение имени «Argait».

Таковы соображения источниковедческого порядка, которые заставляют усомниться в реальности первого из двух походов. Не менее серьезные сомнения возникают, если сравнить сведения об этом «двойном» походе со всеми данными о других походах III века. Опыт же всех коалиционных походов III века, в том числе и поход 248 года показывает, что каждый из них требовал огромной подготовки — на сборы отдельных частей войска, их снаряжение и т. п. Так, почти целый год заняла подготовка к походам 258 года, 269—270 годов. Каждый поход длился по меньшей мере несколько месяцев, занимая в основном весенне-летний период года. И два похода в один год кажутся мало реальными.

Таким образом, утверждение Иордана о двух походах должна быть отвергнута. Остается только решить — почему все же у него идёт речь о двух походах? Как показал Раппапорт, дело тут объясняется весьма просто: при характерном для него спешном ознакомлении с источниками, Иордан переделал стоявшую в подлиннике фразу: «Опустошившие вторую (т. е. Нижнюю!) Мёзию» в предложение: «Во второй раз опустошившие Мёзию». Это неверное чтение повлекло за собой и представление о двух нападениях на Мёзию и соответственно — о двух походах.

Нападение «скифов» на римские границы совпало с восстанием на Дунае. Именно это восстание и облегчило вторгавшимся их задачу. В обстановке междоусобицы в римской империи скифо-сарматы без всякого противодействия со стороны римских войск перешли Дунай и углубились в территорию противника. По утверждению Иордана, в состав «скифского войска» входило 300 тысяч человек. Конечно, численность эта чрезмерно преувеличена, однако данные историка о численности отряда карпов, входившего в состав «скифского войска» , вполне реальны и, быть может, даже несколько преуменьшены — в отряде карпов насчитывалось всего 3 тысячи человек. Во всяком случае, судя и по коалиционному характеру предприятия и по данным Иордана, то был один из крупнейших походов племён Причерноморья.

По сообщению Иордана, во главе «скифского войска» стояли Аргайт и Гунтерих. Нет оснований отрицать существование этих вождей и их роль в походе. И, однако, будет неверно, основываясь лишь па этих случайных именах, говорить о какой-то исключительной роли готов в походе 248 году. В подобных коалиционных походах каждая часть войска, представлявшая то или иное племя, имела обычно своего вождя, и единое командование появлялось,  лишь в наиболее ответственные моменты похода.

Первым объектом нападения задунайских племен явилась Нижняя Мёзия; в ходе дальнейшего продвижения им удалось проникнуть и во Фракию. Но на этот раз «варвары» не ограничились нападениями на селения и мало укрепленные города: значительные массы их после опустошения сельских местностей Мёзии двинулись к городу Марцианополю — столице Нижней Мёзии и одному из богатейших городов римской империи, и важнейшей крепости, прикрывавшей проходы через Балканы. В силу всех этих причин Марцианополь был основным объектом нападения скифо-сарматского войска.

Об осаде Марцианополя дошёл фрагмент из Σχνθιχά176 Дексиппа; очень бегло сообщает о ней и Иордан в своей «Getica». Рассказ Дексиппа и краткая заметка Иордана значительно противоречат друг другу; по Дексиппу, осада Марцианополя длилась всего несколько дней и закончилась полной неудачей; Иордан, наоборот, говорит о долгой осаде и выкупе, полученном «готами» с граждан Марцианополя. Тенденциозность Иордана, его склонность к фальсификациям, заставляет многих авторов целиком становиться в описании этой осады на позиции Дексиппа. Однако, если к Иордану необходим действительно крайне осторожный и критический подход, то все же нужно критически относиться и к Дексиппу. В этом же вопросе готскому патриотизму Иордана явно противостоит римский провинциальный патриотизм Дексиппа, и его рассказ нуждается в очень существенной критике.

Согласно Дексиппу, приближение «скифов» к Марцианополю не застало горожан врасплох. Город был хорошо укреплён еще во времена наместничества Менофила, граждане Марцианополя «запаслись заранее всем необходимым на время осады». Во главе их встал некий философ Максим, видимо, имевший некоторые познания в военном деле. Максим всячески ободрял горожан и, вместе с тем, рекомендовал им воздерживаться от наступательных действий, в которых, естественно, все преимущества были на стороне «готов». Заготовив достаточное количество метательных снарядов, осаждающие обступили городские стены и завязали ожесточенный бой с защитниками города. Дротики и камни сыпались, как густой град, но горожане, прикрытые зубцами стон, находились в неизмеримо более выгодных условиях, чем «скифское войско». Первое столкновение, возможно, так и по вышло из стадии метательного боя — после истощения запаса камней и дротиков осаждающие отошли от стен города.

«Как только у варваров истощился без всякого для них успеха запас камней, дротиков и стрел и исчезла надежда взять город без значительного труда, то они впали в уныние и, по приказанию своих вождей, отошли». (Dexipp., fr. 18)

Так выглядит, по Дексиппу, начало боёв скифов с защитниками Марцианополя. Картина эта довольно реальна; однако дальнейшее изложение Дексиппа всё же,  несколько упрощает события и освещает их в пользу римлян. В самом деле, трудно допустить, чтобы скифы так и не сделали попытки взобраться на стены города; несколько удивляет и полное отсутствие у них даже самых простых осадных орудий и отказ от блокады города. Вероятно, бои под Марцианополем носили всё же гораздо более длительный и активный характер, чем то пытается показать Дексипп, выставляя в ярком свете как искусство Максима, сумевшего так удачно перехитрить врагов, так и мужество горожан. Но всё же, исход этих боев был не в пользу нападающей стороны. Значительные массы осаждавших скучились на уже опустошенной земле; город был прекрасно укреплен, горожане защищались отчаянно. Между тем у скифов не было еще достаточного опыта в осаде больших городов; несомненно, что и осадная техника их не стояла ещё была несовершенной. Кроме того, они уже были сильно утомлены предшествовавшими военными действиями. Все эти факторы, возможно, и предопределили неудачу задунайских племён под Марцианополем и принудили их прекратить осаду города.

Восстания в разных частях империи и вторжение скифов привели императора Филиппа Араба в полное отчаяние. Он даже намеревался отречься от престола и лишь вмешательство энергичного и влиятельного сенатора Доция помешало ему привести в исполнение своё намерение. К тому же, хотя сведения о борьбе императорских войск против восставших отсутствуют, но разногласия в среде восставших сыграли всё же немалую роль в постепенном улучшении положения. Погиб Иотапиан; дунайский император Марин Пакатиан пал от рук собственных солдат. Филипп воспрянул духом и, памятуя услугу, оказанную ему Децием, предложил ему чрезвычайные полномочия для окончательного урегулирования дел на Дунае. Положение, сложившееся на Дунае ко времени прибытия Деция в июне 249 года, оставалось напряженным.

Неудача под Марцианополем, послужила сигналом к отходу «скифских войск» на свою территорию, и к зиме 248/49 года их основный силы, очевидно, уже покинули придунайские области, но восстание на Дунае ещё продолжалось, хотя и шло на убыль; в среде повстанцев вспыхнула внутренняя борьба, жертвой которой и пал Марин Пакатиан. Таким образом, задача Деция на Дунае состояла прежде всего в том, чтобы окончательно подавить восстание, наказать активных его участников и восстановить дисциплину в войсках. На эту сторону его миссии отчетливо указывают и Зосим и Зонара. Однако Иордан всю задачу Деция сводит к борьбе с «готами» и лишь мельком упоминает о его деятельности по подавлению мятежа в армии. Конечно, в данном случае Зосим и Зонара заслуживают большего доверия, чем Иордан, который всю римскую историю рассматривает сквозь призму римско-готских отношений. Однако весьма вероятно, что и в рассказе Иордана есть какое-то зерно истины. Пока мятеж не был окончательно подавлен и граница оставалась незащищенной от варварских вторжений, отряды воинственных соседей могли успешно продолжать набеги на римскую территорию.

С пребыванием его на Дунае и связан чрезвычайно интересный факт, о котором рассказывает Иордан. Деций расформировал самые ненадежные отряды или участвовавшие в восстании части римской армии, и тогда солдаты этих частей ушли на территорию врагов и были охотно приняты ими. Иордан объясняет это дезертирство к врагу тем, что солдаты были крайне раздражены таким несправедливым к ним поступком —изгнанием из армии после стольких лишений и жертв. Но, конечно, причина лежала гораздо глубже — многие из солдат — уроженцев Мёзии, Фракии, Дакии — сочувствовали единоплеменным им народам, сохранившим независимость и теперь вновь вступившим в борьбу с ненавистным Римом. Этот переход воинов на сторону противника имел и более ощутимые последствия. Перебежчики всячески побуждали скифов к новому нападению на империю, в их распоряжении оказались опытные проводники и лица, прекрасно знавшие состояние римской армии. Переход уволенных из римской армии солдат на сторону скифов, возможно, привёл к новому ухудшению положения на дунайской границе: ряд современных авторов упоминает о военных столкновениях Деция с «готами», приписывая само его возвышение каким-то успехам на Дунайской границе. Возможно, что столкновения и имели место, хотя о них говорит лишь один Иордан. Однако по высказываниям Иордана невозможно судить об их характере и исходе и тем более делать заключения об их влиянии на последующие события. Ход событий на Дунайской границе принял несколько неожиданный для Филиппа оборот.

Дунайские легионы, лишь недавно принимавшие участие в восстании Пакатиана, восстали вновь, но на этот раз императором был провозглашен сам Деций. Во главе своих легионов он двинулся на Запад. При Вероне произошло решающее столкновение обеих римских армий, закончившееся полной победой Деция и гибелью Филиппа осенью 249 года. Мирный период правления Деция длился всего несколько месяцев; источники и для этого времени также чрезвычайно скудны, тем не менее несомненно, что Деций и его деятельность произвели на античных авторов большое впечатление благодаря некоторым особенностям его правления. Деций действовал в годы, непосредственно предшествовавшие максимальному размаху кризиса империи, делая отчаянные попытки улучшить положение государства и в конце концов трагически погиб в борьбе. Для внутренней политики Деция характерны сильные элементы консерватизма, стремление возродить «старую римскую доблесть». С этой стороной деятельности Деция, очевидно, связано и происходившее в его правление первое обще-имперское гонение на христиан. Большое значение имели также военные мероприятия Деция. Он много делал для восстановления военной дисциплины, укрепления пограничных районов и расширения там сети дорог. Важнейшим объектом оборонительных мероприятий Деция были придунайские провинции, где и произошла война, которая нанесла решительный удар всем реформаторским попыткам Деция.

Как вся война 250—251 годов, так и битва при Абритте не нашли еще должного отражения в историографии. Буржуазные учёные, специально изучавшие войны римлян с задунайскими племенами, уделяют ей немногим больше внимания, чем остальным войнам III века,— они утверждают, что и в этой войне руководящую роль вновь играли готы во главе с их королем Книвой. Что же касается участия других племён, то оно рассматривается как вспомогательное и подчиненное действию этой основной силы. Ход военных действий рассматривается в трудах этих авторов совершенно схематически и если у Альфельди ещё можно отметить кое-какие высказывания военно-стратегического порядка, то Раппапорт и Шмидт ограничиваются лишь кратким перечислением маршей и битв. Несмотря на неодинаковую ценность источников, описывавших эту войну, и существенные противоречия в их высказываниях при изложении событий, эти учёные не уделяют должного внимания разбору и критике источников, зачастую просто следуя тому или другому автору.

Несколько большее внимание уделяется битве при Абритте, особенно Л. Шмидтом. Однако и здесь подход к описанию событий методически неверен. Так, Раппапорт для определения существенного, но все же второстепенного вопроса о точном местонахождении Абритты, привлекает данные двух десятков авторов и совершенно недостаточное внимание уделяет изображению самого хода боя, хотя для этого имеется материал у ряда авторов, и в том числе у Зосима и Зонары. Буржуазные историки не дают также и должной оценки битвы под Абриттом.

Наконец, вопрос о влиянии войны 250—251 годов на весь дальнейший ход борьбы причерноморских племён с Римом также пе может быть решён простым указанием на то, что «всякий барьер, который смог бы удержать варварский поток, был теперь снесён прочь».

Влияние победы при Абритте на развитие борьбы племён Причерноморья, персов и германцев заслуживает, конечно, более пристального внимания, равно как и резонанс на эту битву внутри империи. В источниках война 250—251 годов — одна из наиболее освещенных, и это понятно, ибо её значение вышло далеко за пределы любой из предшествовавших «скифских войн».

Разгром Филиппополя, страшное поражение римлян при Абритте, сопровождавшееся гибелью императора Деция и его сына, заняли прочное место не только в греко-римской, но и в византийской исторической традиции. Конечно, исходные позиции различных авторов в изображении этих событий были весьма неодинаковы. Внимание римских писателей обращено к трагической гибели обоих Дециев и измена Приска, причём самому ходу военных действий почти не уделялось внимания — по причинам вполне понятным. Позднее византийские авторы (Зонара и Сиикелл) дают хотя и беглое, но более последовательное изложение событий, причём также основное внимание обращают на гибель Деция и его войска, но уже с другой целью: для их его смерть есть лишь возмездие за муки и преследования христиан.

Важнейшим источником для этой войны является Getica Иордана. Он, конечно, более детально, чем какой-либо другой писатель, описывает подвиги «готов», хотя иногда считается и с самолюбием римлян; так, битва при Абритте почти обойдена в его изложении и дана в плане патриотической римской традиции. Для последнего периода военных действий, и особенно битвы при Абритте, исключительно важен рассказ Зосима — более детальный и объективный, чем повествование любого другого писателя. Огромный интерес для историка представляют фрагменты Дексиппа, сообщающие важные подробности об осаде Филиппополя.

Исключительно важную роль для определения хронологии военных действий имеют надписи и монеты, ибо ни один из перечисленных авторов не сообщает точных хронологических дат. Хотя подавляющая часть сведений по этой войне восходит к тому же Дексиппу, по все же показания источников отличаются большой противоречивостью. Противоречия имеются не только между Иорданом и греческими авторами, но и среди самих греческих авторов. Так, первый этап войны — до падения Филиппополя и битвы при Берое, Синкелл даёт как период римских побед, особенно выделяя битву при Никополе. Зосим же вообще вплоть до самого Абритта не знает ни одного поражения римлян, но указывает на одни только многочисленные победы. Иордан, наоборот, почти не видит неудач скифов и, судя по нему, при Никополе вообще но произошло никакой битвы, но зато он более яркими красками рисует поражение римлян при Берое. Очень важны противоречия между Зосимом и Зонарой в изображении ими знаменитой битвы при Абритте: именно в вопросе о тактическом построении скифо-сарматского войска и в описании самого хода битвы. Первые месяцы правления Деция прошли па Дунае в обстановке относительного спокойствия. Это видно и из свидетельств нумизматики и из эпиграфических данных; вместе с тем есть и прямое указание Иордана на то, что вплоть до смерти «Остроготы» готы держались в пределах своей территории, «проживая в мире и спокойствии». Правда, касаясь взаимоотношений внутри причерноморских племён, Иордан рассказывает, что после того как обогащенные добычей готы вернулись с Дуная на родину, на них произвело нападение племя гепидов, но готы разбили их наголову. Возможно, что в этой заметке Иордана и лежит какое-то зерно исторической истины, но том не менее тут возникают и некоторые сомнения. В хронология Иордан был чрезвычайно неточен; римские авторы — современники событий—относят борьбу готов и гепидов к гораздо более позднему времени, именно — к концу III века н. э. Во всяком случае, если эти столкновения и были, то они отнюдь не приняли характера крупной войны,— внимание скифов уже было вновь приковано к дунайской границе.

Война 245—247 годов и особенно война 248 года послужили для скифов хорошей школой для нового мощного наступления на империю. Обстановка и на этот раз благоприятствовала им. Несмотря на все усилия Деция, положение империи не улучшалось. Зосим указывает на то, что в канун «скифского похода» дела империи пришли в полный беспорядок. По словам Иордана, Книва знал о незащищенности Мёзии «вследствие небрежения императоров». Хотя этот упрек по отношению к Децию, не вполне справедлив, но уход с ним в Италию лучших дунайских легионов безусловно сильно ослаблял оборону на Дунае. И при всём желании Деций не смог бы намного улучшить положение на Дунае — в Галлия вспыхнуло восстание; начало оживать и движение германских племён. Правда, борьба с германцами носила успешный для римлян характер, восстание в Галлии также было подавлено довольно быстро. Но не успели ещё окончательно наладиться дела на Рейне и в Галлии, как в Рим пришли известия о новом грозном вторжении причерноморских скифов в Мёзию и Фракию. Имеющиеся в источниках данные помогают относительно точно определить дату этого вторжения племён Причерноморья. В декабре 249 года. Деций счёл ещё возможным отпустить со службы старо служивых солдат, что не могло случиться, если бы в это время уже началось нападение на римские пределы.

Далее… Поход скифов в римскую империю в 248 г. н.э. и война 250-251 гг.