«Странствия» великого музыканта Иегуди Менухина

Иегуди буквально значит «еврей». Мать решила дать своему первенцу такое имя, когда нью-йоркская хозяйка квартиры, не разглядев в Менухиных-старших евреев, сказала им: «Могу вас обрадовать: евреям я не сдаю». Но, как пишет в самом начале «Странствий» великий музыкант:

«как я надеюсь показать, наша мать хотела, чтобы её дети были свободны от груза прошлого, от родственных связей и от еврейской традиции». Желание матери Иегуди Менухина было выполнено.

Её сын Иегуди стал самым знаменитым классическим музыкантом XX века. Его жизнь кажется слишком литературной, как будто придуманной: в 7 лет концертный дебют в Сан-Франциско, европейская слава в 11 лет. Хорошо знакомая история: еврейский мальчик, играющий на скрипке, папа и мама, положившие свои жизни на пюпитр. Для успеха своего сына родители сделали всё: выбирали педагогов, меняли страны и импресарио. Его родители проделали путь из царской России в Палестину, оттуда в Нью-Йорк и в Калифорнию.

Иегуди Менухина (22 апреля 1916 — 12 марта 1999) сын раввина Мойше Менухина (первоначально Мнухин),уроженца Гомеля, и Маруты Шер, уроженки Ялты.  До рождения детей  мать преподавала иврит, а отец был меламедом (ивр. מלמד‎ «учащий», меламмед) — учитель в хедере и караимском мидраше. В семье говорили на иврите, но это изменилось с началом карьеры и гастролей чудо-ребёнка Иегуди:

«Мать вела нас от языка к языку, и по ходу движения мы называли её по-разному. Лет до двенадцати я называл её «има», то есть «мама» на иврите. С изучением французского она сделалась Petite Mere, с изучением немецкого — Mutterchen, и наконец, итальянский принёс ей имя Mammina. Почему-то она так и осталась «Мамминой»...» Маммина прожила сто лет и увидела своего сына на вершине славы.

«Странствия» — неровная книга, иногда перенасыщенная подробностями. Менухин гораздо больше пишет о своих успехах и любви всей своей жизни — второй жене Диане, чем о музыке. Из «Странствий» можно узнать о его приверженности здоровому питанию и гимнастике, любви к автомобилям и путешествиям. Менухин рисует автопортрет порывистого, эгоцентричного и переполненного идеями человека.

Менухин нарушает традиции, постоянно идёт против течения, он капризен, любопытен и настойчив, он говорит в лицо главам государств слова, не предусмотренные дипломатическим протоколом.
«Я никогда не стеснялся того, что ворошил осиные гнёзда», — говорит Менухин. Он обладал удивительным умением плыть против течения и, считая себя евреем, отказываться от того, что составляло основу еврейской солидарности. Сразу после войны он выступал с работавшим в нацистской Германии знаменитым дирижером Вальтером Фуртвенглером, пытаясь доказать, что «музыка и политика — не одно и то же». Многие жертвы Катастрофы этим оскорблены, и Менухин играет перед бывшими узниками концлагерей. Менухин восхищается Израилем и тут же говорит:

«Мы были солью земли, придавая всем странам особый характер и не претендуя ни на одну. Жаль, что такой идеальный образ съежился до маленьких размеров одной страны — это прискорбно и вместе с тем опасно».

Иегуди Менухин оставался капризным ребёнком, жадным до всего нового, даже когда стал зрелым музыкантом и суперзвездой. Вплоть до его последних дней им движут эмоциональность, страсть к новизне и экспериментам. Таким и должен быть, по представлению Менухина, настоящий музыкант. Кумиры его детства — «похожий на библейского пророка» Эрнест Блох и «рыцарь-герой» Джордже Энеску, и полная им противоположность — сэр Эдгар Элгар. Скрипачу было тринадцать, когда он познакомился с композитором, про музыку которого Менухин пишет:

«Английская настолько, что не поддаётся переносу на другую почву. В ней — весь английский изменчивый климат, не склонный, однако, к крайностям; человек, различающий бесконечное число оттенков серого неба и зеленого пейзажа, не допустит неуместного максимализма».

Не склонный к максимализму (в отличие от самого Менухина) Эдгар Элгар потряс юного гения тем, что преподал ему запомнившийся на всю жизнь урок отношения к традициям — композитор прервал репетицию, чтобы отправиться на скачки. Менухин пишет:

«Выбирать — всегда значит отказываться от чего-то; это болезненно для человека, жадного до впечатлений».

Иегуди Менухин выбирал впечатления, самосовершенствование, славу — и такую понятную светскому, особенно советскому, еврею самоидентификацию: «Я еврей потому, что помню об этом». И те же чувства, что были мотором его сознательной ассимиляции, делали его всё более знаменитым и значительным. Эти наивность, любопытство и внутренняя свобода позволяли Менухину поступать так, как прежде классические музыканты не делали.

Иегуди, никогда не учившийся в консерватории, руководил фестивалями, был директором Международного музыкального совета при ЮНЕСКО, создавал собственные школы, академии и фонды. Как ни один другой музыкант мирового уровня, он активно занимался общественной деятельностью и даже политикой.

Его политические взгляды были разноречивы и путаны — хотя вряд ли «Странствия» позволяют говорить о системе взглядов.

В каком-то смысле Менухин с его культом диалога культур, страстным желанием помочь тем, кто считается угнетённым, и любовью к экологически правильному образу жизни был образцовым европейским «левым». Он поддерживал советских диссидентов, но не отказывался от гастролей в СССР; считал, что решение ближневосточного конфликта — в конфедерации семитских государств; верил, что создание Ассамблеи европейских культур важнее, чем Европарламент. Менухин искал музыку за стенами филармонических залов.

«Великий артист, — писал он, — к примеру, Рубинштейн или Ростропович — не повторяет, а заново проживает свой репертуар».

Боязнь повториться и любовь к новизне помогли открыть ему территории, куда прежде не заглядывали академические музыканты. Джаз увлёк Иегуди настолько, что он играл вместе со Стефаном Грапелли.

В своей книге Менухин ни разу не произносит словосочетание «new age», но он горячий приверженец этого образа мысли и действий.

Когда королева Елизавета II сделала Менухина пэром, ему понадобился герб. Девизом герба стали написанные на иврите, на «моём родном языке», — подчеркивал Менухин, слова «мудрость», «познание», «понимание» = «хохма», «бина», «даат», создающие аббревиатуру «ХаБаД» также Хабад-Любавич. Да, его предки были любавическими хасидами.

Иудейская секта хасидов, построена по клановому принципу, во главе которой стоит «крестный отец» — Любавичский Ребе.
Хаба́д (ивр. חב»ד‎ — сокр. от חָכְמָה, בִּינָה, דַּעַת‎ = хохма́, бина́, да́ат — «мудрость, понимание, знание», это названия трёх верхних сфирот в каббале, также Хабад-Любавич.
Движение Хаба́д создано в 1772 году Старым ребе Шнеуром Залманом из Ляд (городской посёлок Лио́зно (Лёзна) в Витебской губернии). Он создал  основополагающую книгу хасидского учения Хабад Та́ния (иуд.-арам. תניא — «повторение; учение; изучение»), написана для «ищущих» и «смятённых». «Тания» — произведение по еврейской этике, о силах добра и зла в человеческой природе и в окружающем мире. В «Тании» изложена основная цель хасидского учения Хабад, заключающаяся в установлении абсолютной свободы воли для еврея, Рабби Шнеур Залман — позитивный моралист, верующий в то, что человек обладает полной возможностью совершенной нравственной жизни. Для встречи с моральными испытаниями, выпадающими человеку на каждом шагу в его повседневной жизни, он должен быть убеждён в своей моральной твёрдости. Хасидское учение о «двух душах» — душе Божественной и душе животной — даёт человеку утвердить абсолютную нравственную свободу. Животная душа по природе своей подвержена искушению. Отсюда то внутреннее напряжение человека в повседневной жизни. Но это напряжение не создаёт разделения человеческой природы, две души находятся друг к другу, подобны отношениям коня и всадника. До тех пор, пока животная душа служит сосудом души Божественной, к чему она и предназначена, между ними существует полная общность и гармония. Если животная душа, заявляя о себе, действует независимо от души Божественной, гармония разрушается, тогда человечек действует в «духе безумия», затмевающего его Божественную душу. Животной душе дана власть бросать вызов авторитету души Божественной, однако лишь с тем, чтобы пробудить силы души Божественной, чтобы она укрепилась на пути к победе. Индивид должен постоянно быть начеку с тем, чтобы не уступить животной душе ни в чём.
Каждый человек наделён моральной силой, если только он совершит необходимое усилие, чтобы подавить и удержать под контролем эти животные силы зла, даже если он и не сумеет искоренить их окончательно. Следовательно, человек уверен в том, что гармония личности может быть достигнута в нравственной жизни. 

После переезда шестого Любавичского Ребе в США, с 1940-х года центр Хаба́д переместился в Нью-Йорк. Руководителем движения Хабад-Любави в России является главный раввин России Берл Лазар.

В конце своей книги «Странствий» Иегуди Менухин записал свою молитву Единому и Множественному, в которой пытается «воспринять и принять триединство во всех его проявлениях», и говорит об озарениях Христа, Будды и Лао-цзы.

Не только Beatles, но и Менухин открыл Западу Рави Шанкара и индийскую музыку, а пристрастие музыканта к йоге стало важной частью его имиджа.

После Менухина стало очевидно, что Великий Музыкант не может позволить себе быть только виртуозом или только педагогом. Он должен быть гуру, общественным деятелем и обязательно гражданином мира. И эта стратегия, в значительной степени позаимствованная у поп-культуры, универсальная и беспроигрышная.

По материалам статьи Михаила Калужского, журналиста, редактора журнала «Новая Европа«.