Песни и музыка славян

Любор Нидерле. Славянские древности.
Книга вторая. Жизнь древних славян. 

Глава XII. Искусство, письмо и другие знания. 
Песни и музыка славян.

Ни один вид развлечения славяне не любили так, как песню, пляску и музыку. Ещё и ныне славянин любит пение, он поёт в радости и в печали, во время работы и отдыха. Тысячелетия тому назад пели постоянно, вероятно, больше, чем теперь, на свадьбах и на похоронах, на общественных и семейных празднествах; Свадебная песня упоминается в Поучении Владимира Мономаха 1096 года (38).

Изображение музыкантов на фреске Софийского собора в Киеве.

А с песней неразрывно были связаны пляска и инструментальная музыка. Sclavus saltans было, по-видимому, обычным понятием в IX или X веках (39). Об этом свидетельствует также множество других самых достоверных сообщений. В различных церковных проповедях и поучениях, о важности которых для ознакомления с концом славянского язычества, в частности в русских проповедях, которых сохранилось больше всего, постоянно звучит жалоба на то, что русский народ в определенные дни недели (в субботу), а также во время различных годовых празднеств собирается на деревенской площади или за деревней для разнузданных увеселений, на которых много пьют, пируют, предаются суевериям и занимаются жертвоприношениями роженицам, феям и другим бесам, но больше всего пением, плясками и музыкой. Церковь безуспешно пыталась искоренить это «бесовское» или «сатанинское» пение и пляски. В славянских текстах имеется для пения общепринятый древний термин peti (пение, песнь), для танца с песней – термин plęsati (плясать), и для уяснения силы характера славянского народа интересно то, что слово плясать заимствовано у славян германцами (см. готск. plinsjan – όρχεΐσθαι в библии Ульфилы).

Проповеди церкви были напрасны. Народ тяготел к весёлым развлечениям, сопровождая их музыкой, которая была ему во сто крат милее, чем монотонное пение в церквах. В 1068 году Киевский летописец в Лаврентьевской летописи горько жалуется, что на увеселительных празднествах полно народу, тогда как церковь зияет пустотой… (41)

В остальном же о характере этих древних песен и плясок нам ничего не известно.

По современным песням славян до сих пор не удалось создать представление об основах праславянской музыки (42).

Нам не известна ни её форма, ни тональность и такт, но, возможно, гармония тонов и минорная тональность современной народной музыки уже праславянские.

Древние славянские песни были чаще всего хоровые, но в отдельных случаях возникали уже первые любовные песни. Были ли в те древние времена у славян также свои героико-эпические песни, прославляющие князей и героев, достоверно не доказано. Однако весьма вероятно, что на празднествах, в частности во время пиршеств на княжеском дворе, специальные певцы пели такие панегирические песни. К ним относился, по-видимому, и мифический Боян конца XI – начала XII века, о котором неоднократно упоминается в «Слове о полку Игореве» и который воспевал славу и печаль русской земли в боях с половцами, перебирая при этом струны лютни (43). Об эпических песнях известно и из других источниках (см. Полн. собр. русских летописей, II, 180, 187), упоминается о подобных песнях на княжеских пиршествах.

Вообще же русские былины и южнославянские эпические песни засвидетельствованы только в более поздние времена.

Но если мы так и не можем ничего сказать о характере славянских песен и плясок, то нам достаточно известны музыкальные инструменты, на которых играли славяне в X и XI веках или которые им были по крайней мере известны.

Во время упоминавшихся уже субботних развлечений и на празднествах, а также на свадьбах и похоронах обычным инструментальным аккомпанементом был оркестр из четырех инструментов, которые следует считать инструментальной основой славянской музыки: труба, свирель, бубен и гусли. Это была музыка – славянское: гульба, гуденье – в подлинном смысле слова.

Славянская литература XI и XII веков подтверждает эту типичность характера славянской музыки целым рядом свидетельств, собранных мною в другом месте (44). В них неизменно встречаются упомянутые четыре основных инструмента — труба, свирель, бубен и гусли. В те времена на княжеских дворах было уже, конечно, много музыкантов и самых различных музыкальных инструментов, занесенных с чужбины. Такую музыкальную сценку наглядно изображает фреска, нарисованная византийскими умельцами на лестнице храма св. Софии в Киеве, где мы видим, помимо двух плясунов, ещё музыкантов, играющих на флейте, свирели, лютне, арфе (псалтерион) и тарелках.

Имеются ещё более древние интересные сообщения, такие, например, как записанный Феофилактом Симокаттой известный рассказ о трёх славянах с лютнями в руках, приведенных к императору Маврикию в 591 году (46), и затем несколько арабских сообщений IX и X веков, в которых упоминаются у славян разного вида восьмиструнные лютни, тамбурины и свирели, в частности особые большие свирели длиной в два локтя (47). От этих инструментов ничего не сохранилось, за исключением лишь небольших свирелей, найденных в курганах, едва ли славянских.

На санскрите: Бала-рай-ка = bala-rai-ka – Балалайка, от Лал, лалик, лалати – lal, lalĭk, lalati – болтать (от слова: лала+ка — lalal+ка — буквально «как болтун», «виляет языком»)

Однако мы можем всё же получить достаточное представление о них по рисункам последующих XII–XIV веков, сравнивая формы, сохранившиеся у славян и у соседних им литовцев или финнов.

Труба (старославянский: troba), рог (рогъ) и свирель (древнерусск. пищаль, свирель, сопель, свистокъ) имели обычную простую форму, сохранившуюся и поныне у славянских пастухов. То, что славянский пастух уже в X и XI веках носил свирель или флейту, подтверждается древними рисунками; выражение «пастырiе свиряюще» является также одним из древних в славянской литературе, так как встречается дважды в «Житии св. Наума» X века48.

Хуже обстоит дело с древним барабаном (бубном) (старославянский: бqбънъ), о форме которого нет определенного представления. Он связывается с лат. tympanum и греч. τύμπανον, форма которых известна и которые были знакомы славянам уже в X веке, однако на чешских миниатюрах XIII и XIV веков барабан изображается уже в виде высокого пустого тулова, обтянутого кожей, по которому били палочкой (49).

К какому из этих инструментов больше приближался русский бубен X и XI веков, я не могу сказать.

В римском патерике X века упоминается «бубен кумбальский» (цимбалы), соответствующий греч. ηχος των κυμβάλων — «звук тарелок«(50).

Наиболее интересным инструментом были древние славянские гусли (гусли от глагола gósti), сильно отличающиеся своей формой от современных гуслей. В ряде упоминаний в древних текстах определенно указывается, что инструмент, называемый гусли, не имел ещё смычка и что на нём играли, ударяя по нему пальцами или какими-то палочками. В переводах этот термин употребляется также вместо греч. κιθάρα — «кифара» или λύρα — «лира» и т. п.

Из этого ясно, что древние славянские гусли имели приблизительно ту форму, какую мы видим на некоторых миниатюрах ΧΙ-ΧΙΙΙ веков и какая встречается ещё у литовских kankles — «цитра« и финских (карельских) kantele, kannel — «кантеле», эта форма существовала также и в славянской России ещё в XVIII веке. Это была плоская продолговатая доска, овальная или с прямыми гранями, на которую натягивалось не менее трёх струн и которую музыкант, стоя, поддерживал снизу левой рукой, а сидя – клал на колени (51).

Карельские кантеле из Олонецкой губернии (по Маслову); русские гусли конца XVIII века (по Гутри)

Только позднее название гусли перешло на инструмент, из струн которого звуки извлекались смычком. Когда и где он появился и откуда перешёл к славянам, мне неизвестно.

Гусли со смычком у славян до XIII века мне неизвестны.

Впоследствии, однако, развитие их было очень разнообразно. С этой точки зрения я не могу, естественно, согласиться с теми, кто объявлял смычковые гусли, в частности сербские одно– или двухструнные гусли, древним славянским изделием и предполагал, что и арабы заимствовали свои подобные инструменты у славян (52).

Кроме этих четырёх основных инструментов, славянам были известны ещё и некоторые другие. Из дудок сюда относятся слоньница, самара, засвидетельствованные уже в XI веке, затем греческие όργανον, όργανα (древнеславянский: орган, арган, отсюда варганы), засвидетельствованные в славянских текстах X века; из ударных инструментов кымбал (цимбалы), из струнных цевница, търняя, прегудьница (XI века), лютня и танбур арабских источников, затем psalterium (псалтырь), состоящий из треугольной или квадратной рамы, на которую натягивали ряд струн (засвидетельствован в XI веке).

Ряд других инструментов не засвидетельствован для столь ранних времен, но старинная кобза, древнейший чешский струнный инструмент, по-видимому, всё же существовала (53).

Изображение пастухов (часовня в Знойме, нем.Znaim — город на реке Дие, в районе Зноймо Южноморавского края Чехии)

Но из последних почти все инструменты были славянам более или менее чужды и употреблялись лишь в виде исключения. Типичный древнеславянский оркестр состоял из дудочника (флейтиста), барабанщика (альтиста) и гусляра. В таком ансамбле могли играть, конечно, только те, кто приобрёл достаточный навык во владении инструментом. Естественно поэтому, что в деревнях и городах постепенно выделились музыканты со значительной практикой и искусством игры и что со временем из таких музыкантов-любителей развились профессионалы, игравшие за вознаграждение.

Упоминания о такой прослойке мы читаем уже в текстах XI и XII веков, на Руси же из этих людей создавались бродячие труппы скоморохов (скоморохи, игроки, гусельники), которые были, конечно, не только бродячими музыкантами, но и комедиантами, акробатами, плясунами, фокусниками со всеми привлекательными и непривлекательными качествами подобных людей. Этих непривлекательных качеств становилось всё больше и больше, так что в конце концов в XVII веке русским властям пришлось насильственно ликвидировать скоморохов (54). Таких византийских скоморохов см. на приведенной выше фреске Софийского храма в Киеве.

Примечания

38 Лаврентьевская летопись, 244.
39 Ermenricus Augiensis (Mon. Germ., 11.101).
41 Лаврентьевская летопись, 166.
42 Когда то это попытался сделать Л. Риттер из Риттерсберга (Myslenky о slov. ζρένιι. Литер, прилож. к «VSnci», Praha, 1843; Pravlast slov. zpSvu, Cas. Ces. Musea, 1846), но без достаточного материала. См. J. Horak, Narod. vSstnfk, XV, 143.
43 «Слово» (ed. Erben), 1 и сл. См. В. Ягич, Gradja za slov. nar. poeziju (Rad. XXXVII, 77) и E. Аничков, Язычество и Древняя Русь, 184, 192, 205 и сл.
44 Собранную литературу о древних славянских музыкальных инструментах см. в моей статье «Pocatky slowanske hudby» в «Вестнике этнографии» (Прага, 1914, 49, примечание 41) и данную в «Ziv. st. Slov.», III, 707.
46 Theoph., VI.2.
47 Ибн Русте (Гаркави, указ. соч., 265); Гардизи (ed. Bartold), 123; неизвестный Персидский географ (ed. Туманского), 121; Al. Bekn (ed. Rożen), 55; Ибн Фадлан (Гаркави, указ. соч., 98).
48 Изд. Лаврова, 9, 32.
49 Zibrt, Dgjiny tance, (Praha, 1895), 36, 38.
50 Изд. Соболевского (Киев, 1904), 8.
51 Подробнее в «Źiv. st. Slov.», III, 726.
52 Kuhac, Rad. jugosl. akad., XXXVIII, 41, 53; Троянович, Музыкальные инструменты, 9.
53 См. более подробные доказательства в «VSstniku narodop.», 10, 61, 64, 70–72.
54 Красочную историю их см. у А. Фаминцына, Скоморохи на Руси, СПб., 1889; Веселовский, Разыскания, VII.

Далее… Письменность,  Счёт. Исчисление времени.
Школа у славян