Борьба Олега с Витовтом. 1395-1402 гг.

Иловайский Д.И.
История Рязанского княжества.

Глава V. Олег Иванович. 1350-1402 гг.

— Борьба Олега с Витовтом. 1395-1402 гг. — Подручники Рязани. — Внутренняя деятельность Олега. — Личность Олега. — Внутренняя деятельность и политические стремления. — Олеговы бояре. — Пострижение и смерть Олега. — Ефросиния.

Обратимся к Литовским отношениям. Мы уже говорили, что дробление Северского княжества между потомками Михаила Всеволодовича представило рязанским князьям удобный случай расширить западные пределы и подчинить своему влиянию мелкие уделы, расположенные по верхнему течению Оки и её притокам. В XIV в. наступательному движению Рязани на запад положен был предел с одной стороны москвитянами, с другой — литовцами.

В это время ясно обозначилось распадение Руси на две великие половины: северо-восточные уделы начали группироваться вокруг Москвы, юго-западные потянулись к Литве. Черниговские князья при Гедимине добровольно подчинились литовскому владычеству, а Северские ещё долгое время колебались между трояким влиянием: Москвы, Литвы и Рязани, разумеется, перевес уже с самого начала оказался на стороне двух первых, как более сильных соперниц. К сожалению, источники не дают нам средств определить, какими путями распространялось литовское влияние в области верхней Оки, когда оно пришло в соприкосновение с рязанским, и в какие взаимные отношения первоначально были поставлены два княжества, из отдаленных друг от друга сделавшиеся соседними. До последнего десятилетия XIV в. не слышно о враждебных столкновениях между ними. Это явление можно объяснить отчасти тем, что их внимание было развлечено в другие стороны.

Знаем только, что при Дмитрии Донском отношения литовские в политике Олега подчинялись московским: в 1370 и 1372 гг. он является сторонником Дмитрия против Ольгерда, в эпоху Куликовской битвы дружится с Ягайлом, а в следующем году, помирившись с Дмитрием, отказывается от союза с Литвой. Конец такой неопределенности отношений наступил в то время, когда во главе Литовской Руси явился Витовт, который не замедлил энергично возобновить наступательное движение Ольгерда на восточные княжества.

Первой жертвой этого движения был Смоленск, слишком слабый, чтобы сохранять далее свою самостоятельность подле такого сильного и беспокойного соседа. С 1386 г., после гибели князя Святослава Ивановича, Смоленск подпал под влияние Литвы, а раздоры сыновей Святослава помогли Витовту окончательно подчинить себе это древнее Русское княжество. Один из братьев, Юрий Святославич, снискавший незавидную известность в истории своей дикой энергией и необузданными страстями, был женат на дочери рязанского Олега. Осенью 1395 г. Юрий отправился в Рязань к тестю, вероятно для того, чтобы поставить его судьею в своих распрях с братьями.

Отсутствием Юрия не преминул воспользоваться хитрый Витовт; 28 сентября 1395 г. он вероломно захватил Смоленск. Зимой того же года Олег с зятем своим и с князьями пронскими, козельским и муромским пошёл войной на Литву и наделал много зла литовцам. В походе он услыхал, что Витовт в то же время опустошает рязанские земли. Тогда Олег, оставив добычу в безопасном месте, ударил на рассеянные литовские отряды, частью их избил, а частью — взял в плен. Узнав об этом, Витовт поспешил воротиться назад. Летопись, собственно, не говорит о причинах этой войны, и мы думаем, что не одно участие к зятю заставило расчётливого Олега начать трудную борьбу с соседом, были и другие поводы, больше касавшиеся рязанских интересов, вероятнее всего, ощущалась потребность положить предел быстрому распространению литовского господства, которое уже переступало на правый берег Оки; надобно было подумать о защите собственных границ, а может быть, и собственной самостоятельности. Эту борьбу с могущественным Витовтом Олег предпринял силами только Рязанского княжества и своих немногих союзников.

Молодой московский князь Василий в первое время явно держал сторону своего тестя Витовта и не мешал ему владеть Смоленском, а в 1596 г. он приезжал сюда для свидания с тестем и праздновал вместе Пасху. В 1596 году Олег возобновил войну нападением на город Любутск. В рязанском стане явился посол от Василия Дмитриевича, который уговаривал Олега воротиться назад, обещая, вероятно, помирить его с Витовтом. Олег послушался совета тем охотнее, что встретил мужественную оборону со стороны осажденных. Но война не только не прекратилась, а, напротив, приняла еще более ожесточенный характер. Около Покрова Витовт с большими силами пришёл в Рязанскую землю и предал её опустошению: литовцы сажали людей улицами и секли их мечами; Витовт, по выражению летописца, «пролил рязанскую кровь как воду».

Из Рязани Витовт поехал в Коломну к зятю, пировал с ним несколько дней и отсюда воротился в Литву. Может быть, покажется странным, как Олег, которого нельзя упрекнуть в робости, допустил безнаказанно такое разорение своей земли. Дело объяснится очень естественно, если обратим внимание на отрывочное известие одного летописца: «Олег же не бе«, — говорит он, упоминая о литовском нашествии* ( * ПСРЛ. VI. 129) Следовательно, на этот раз Витовт воспользовался отсутствием рязанского князя, который, вероятно, в то время был отвлечён на юго-восток. Летописи, упоминая о главных событиях этой войны, по обыкновению, опускают подробности, и ничего не говорят о связи, которая существовала между событиями. В следующие три года борьба, по-видимому, затихла, можно только догадываться, что Олег собирался с силами и ждал удобного случая для мести.  

12 августа 1399 г. совершилась битва на Ворскле, бесспорно, имевшая великое значение для Восточной Европы. Витовт не скоро смог оправиться после такого сильного поражения, и Олег не преминул воспользоваться несчастием врага. Дело опять началось по поводу Смоленска. В 1400 г. пришёл Юрий Святославич к тестю и со слезами начал говорить ему:

«Прислали ко смоленские доброхоты с известием, что многие хотят меня видеть на моей отчине и дедине. Сделай милость, помоги мне сесть на великом княжении смоленском».

Олег опять не отказал ему в помощи, и в следующем году отправился в поход с теми же князьями пронскими, муромским и козельским. Подошедши к Смоленску, Олег послал сказать гражданам, что, если они не отворят ворота и не примут к себе Юрия, то он намерен стоять до тех пор, пока не возьмет город, который предаст огню и мечу. В городе происходила сильная распря: одни держали сторону Витовта, другие хотели подчиниться прежнему князю Юрию. Последняя сторона пересилила, и в августе 1400 г. смольняне отворили ворота. Юрий начал праздновать возвращение своё на отцовский стол убийством витовтова наместника и приверженцев противной партии, а Олег между тем вошел в литовские пределы и отсюда с большой добычей отправился домой. Витовт в ту же осень явился под Смоленском, но подерпел решительную неудачу.

Рязанский князь спешил пользоваться обстоятельствами и продолжал наступательное движение. На следующий год Олег отправил сына Родослава на Брянск с тем, чтобы отнять этот город у литовцев. Но счастье опять изменило ему и перешло на сторону противника. Витовт выслал навстречу рязанцам войско под начальством искусного вождя Семена Лугвения Ольгердовича, с которым соединился Александр Патрикеевич Стародубский. Возле Любутска произошла упорная битва. Литовцы победили, сам Родослав попался в плен и был заключен в темницу, где томился целые три года. Олег только несколькими днями пережил эту потерю, и, таким образом, не успел довести борьбу с Литвой до окончательных результатов*.   ( * Ник. 4. 265, 269, 298, 299, 301, 302, 305.)

Посмотрим теперь на отношение Олега к мелким удельным князьям, которые соседили с Рязанью. Почти во всех внешних войнах, начиная со второй воловины его княжения, неизменными союзниками рязанцев являются князья пронские, козельский и муромский. В 1372 г. умер в Пронске Владимир Дмитриевич. После него остались дети Иван и Федор. Неизвестно, в каком родстве с последними находился пронский князь Даниил, который был одним из главных героев Вожинской битвы. При этом нельзя не обратить внимание на то обстоятельство, что летопись, упоминая союзников Олега, о пронских князьях говорит во множественном числе, о козельском и муромском — в единственном. Почти безошибочно можно догадываться, что со смерти Владимира Пронский удел раздробился и подвергся обычным усобицам, этим-то обстоятельством и воспользовался Олег, чтобы подчинить своему влиянию младшую ветвь рязанских князей.

На Куликовом поле мы не видали пронской дружины, зато встречаем ее в походах Олега на татар и на Литву, очевидно, московское влияние было вытеснено рязанским, и пронские князья признали себя подручниками Олега.   Еще более замечательно то, что и другой родственный удел, отдаленный Муром в конце XIV в. обнаруживает попытку теснее сблизиться с Рязанью. В эпоху борьбы Дмитрия с Мамаем муромцы помогают москвитянам, на Куликовом поле они сражались под начальством своего князя Андрея. Но в 1385 г. неожиданно застаем их во вражде с Москвой. Посылая Владимира Андреевича на Олега, Дмитрий в то же время отправлял другую рать против Мурома*, ясно, что восстание муромцев произошло в связи с нападением Олега на Коломну.  * В летописи при этом стоит какое-то непонятное выражение: «А иную рать послал князь велики Димитрий Иванович на Муром на князя безчестиа ...»( *Ник. 4. 157. В ПСРЛ. IV. 95.) внизу замечено: «… перед сим словом должен быть пропуск» (V. 242.)

Поход москвитян в эту сторону, кажется, был так же неудачен, как и в другую, потому что муромский князь после того наряду с пронскими является подручником Олега. Известно, что в 1391 г. Василий Дмитриевич вывез из Орды ярлык на княжество Нижегородское, Городец, Мещеру, Тарусу и Муром. Последний, вопреки этому ярлыку, на некоторое время еще удержал своих князей и при жизни Олега не выходил из-под его влияния. Это видно из того, что в 1401 г. муромский князь опять участвовал в походе рязанцев на Литву.

Таким образом, Олегу удалось ещё раз соединить под одними знаменами все отдельные дружины древнего Муромо-Рязацского княжества.   Из других мелких владетелей, зависимых от Рязани, мы можем указать на потомков Михаила Черниговского, князей елецких и козельских. Тит Козельский помогает рязанцам под Шишевским лесом. Сын Тита Иван женился на дочери Олега; он-то, вероятно, и был потом его верным подручником. В таких же отношениях с ним стали елецкие князья, ближайшие родственники козельских.

В 1380 г. елецкий князь вместе с другими водил свою дружину на помощь Дмитрию Московскому, но после неудачной войны москвитян с рязанцами он подчиняется Олегу. Так, во время плавания митрополита Пимена в Царьград, Юрий Елецкий по повелению Олега проводил путешественников до южных рязанских границ*. * От Тита Карачевского пошли князья масальские, козельские и елецкие. В летописи (Ник.) необходимо предположить ошибку в одном из трех случаев, в которых приводится имя елецкого князя. В 1380 г. он назван Федором; спустя десять лет, в хождении Пимена является Юрий, а при нашествии Тамерлана, через шесть лет опять говорится о Федоре.

Подчиняя себе соседних русских князей, Олег не упускал случая делать приобретения на востоке в области Мокши и Цны; некоторые волости он приобрел посредством купли, например, в Мещере, а другие — силой отнял у соседней мордвы и татар**.  ( ** СГГиД. I. N 36.)

Обозревши политическую деятельность князя, насколько позволило состояние источников, мы приходим к следующим выводам. По необходимости подчиняясь игу, он, по крайней мере, сумел внушить ханам уважение к себе настолько, что они дорожили его союзом. Не вступая в открытую борьбу с Золотой Ордой, князь мужественно защищал свою землю от татарских разбойников и не раз наносил им чувствительное поражение. Далее, он отбил наступательное движение Москвы и поддержал самостоятельность Рязанского княжества. Это самая видная сторона его исторической деятельности.

Тот же характер, хотя и не столь важное значение, имели схватки Олега с Литвой в последние годы его жизни. Он недаром носил титул великого князя, потому что умел придать единство далеко разбросанным частям древнего Муромо-Рязанского княжества: умел держать в повиновении младших родичей и, что особенно говорит в его пользу, устранил внутренние усобицы, по крайней мере, о них не слышно во второй половине его княжения.

Но кроме этого внешнего значения, княжение Олега возбуждает интерес историка другой стороной, гораздо менее известной и более неуловимой для отдаленного потомства, — его мирной домашней деятельностью. Источники так скудны на этот счёт, что мы должны довольствоваться только немногими отрывочными указаниями.

Наиболее живую характеристику Рязанского княжества во времена Олега сообщает нам следующее место из записок о путешествии митрополита Пимена в Царь-град 1389 года:

«В Светлое Воскресение мы поехали (из Коломны) к Рязани по реке Оке. У Перевитска приветствовал нас епископ Рязанский Еремей Гречин; а когда мы приблизились к городу Переяславлю, то выехали к нам сыновья великого князя Олега Ивановича Рязанского: потом встретил нас сам великий князь с детьми и боярами; а возле города ожидали со крестами (духовенство и народ). Отслужив молебен в соборном храме, митрополит отправился к великому князю на пир. Князь и епископ Еремей угощали нас очень часто. Когда же мы отправились отсюда, сам Олег, его дети и бояре проводили нас с великою честию и любовью.   Поцеловавшись на прощании, мы поехали далее; а он возвратился в город, отпустив с нами довольно значительную дружину и боярина Станислава, которому велел проводить нас до реки Дона с большим бережением от разбоев.   Из Переяславля Рязанского мы выехали в Фомино воскресенье; за нами везли на колесах три струга и один насад. В четверг мы достигли реки Дона и спустили на него суда. На второй день пришли к (урочищу) Кир-Михайловым, — так называется одно место, на котором прежде был город. Здесь простились с нами епископы, архимандриты, игумены, священники, иноки и бояре великого князя рязанского, и воротились восвояси. Мы же в день святых Мироносиц с митрополитом Пименом, Михаилом епископом смоленским, Сергием Спасским архимандритом, с протопопами, дьяконами, иноками и слугами сели на суда и поплыли вниз по реке Дону.   Путешествие сие было печально и уныло; повсюду совершенная пустыня; не видно ни городов, ни сел; там, где прежде были красивые и цветущие города, теперь только пустыня и безлюдные места. Нигде не видно человека; только дикие животные: козы, лоси, волки, лисицы, выдры, медведи, бобры, и птицы: орлы, гуси, лебеди, журавли и пр. во множестве встречаются в этой пустыне.   На второй день речного плавания миновали две реки Мечу и Сосну; в третий прошли Острую Луку, в четвертый Кривой Бор; в шестой достигли устья Воронежа. На следующее утро в день св. чудотворца Николая пришел к нам князь Юрий Елецкий с своими боярами и большою свитою: Олег Иванович Рязанский послал к нему вестника; он же исполнил его приказание, оказал нам великую честь и очень нас обрадовал. Оттуда приплыли к Тихой Сосне; здесь увидали белые каменные столбы, которые стоят рядом, и очень красиво подобно небольшим стогам возвышаются над рекою Сосною*. Потом миновали реки Червленый Яр, Битюг и Хопер и т.д.»**. ( ** Ник. 4. 159-161. )

В этом описании, хотя об Олеге Рязанском говорится мимоходом, но его патриархальный образ очень рельефно возвышается над всем окружающим. Он распоряжается как полновластный хозяин в пределах своего княжества, окруженный детьми и многочисленной дружиной, радушно угощает почтенных странников, заботится об их удобствах и безопасности на всем пути по его владениям*.  * Воспоминание о гостеприимстве и пирах Олега, по-видимому, долго сохранялось в народной памяти. Вот как рассказывает предание об угощении, которое он задал татарским послам:

  «И покрыли тот великий дубовый стол, Скатертьми браными, И ставили на ту на скатереть браную, Мису великую из чистою серебра, озолочену; А в той де мисе озолоченой в наливе по у край, Кашица сарочинская,   Со свежею рыбою стерляжиной от Оки реки; А та де рыба стерляжина великая, Самим боярством ловлена» (Чт. О. И. и Д. N 9. Опыт прост, словот. Макарова. «Взято из рукописи 1760 г., принадлежавшей ряз. помещику села Губокого Д.С. Мееру, а после А.Д. Балашеву».К сожалению, рукопись до сих пор остается в неизвестности).

Любя пиры и военную славу, Олег не был из числа тех беспечных князей, которые большую часть правительственных забот предоставляли наместникам и слугам и давали им в обиду мирных жителей. Об этой деятельности, как внутреннего устроителя и усердного защитника, красноречивее всего говорят любовь и глубокое ражение своего князя, которые рязанское население сохранило в памяти до самого отдаленного потомства. В этом отношении он принадлежит к тем историческим личностям, которые отражают в себе характерные черты известной эпохи или известного народа, закрывая своей тенью и предшественников, и преемников.

Действительно, лицо Олега вполне типично, в нем ярко обозначились главные стороны рязанского характера, эта смесь упрямства и беспокойной энергии с эгоистической натурой — качества, которые у Олега смягчались многими талантами, гибкостью ума и стремлениями, не лишенными некоторой величавости.

Весь период самостоятельного княжества для рязанцев сосредоточился в одном Олеге, более они не помнят ни одного князя. С этим именем связана большая часть остатков старины, разбросанных по долине средней Оки, и большая часть народных преданий. На обширную строительную деятельность Олега указывают имена многих городов, которые являются в договорных грамотах с конца XIV в. и о которых до того времени не было слышно. Самое живое воспоминание о нем встречается в древнем Переяславле (губернский город Рязань) и его окрестностях. Этот город, украшенный постройками храмов, княжеских и боярских палат, с его времени окончательно сделался столицей княжества.

Возвысив рязанцев в собственных глазах и во мнении соседей постоянной готовностью к энергичной борьбе, Олег много заботился о безопасности своих подданных; недостаток естественных границ и укреплений на юго-востоке он старался восполнить бдительностью сторожевых ратников, расставленных по разным притонам в степях*. (* «А досмотр князя Олега на те на поры зорким не був» Ibid. N 1 из какой-то Рязанской рукописи.   ) Бесспорно полустолетнее княжение Олега было самым славным и самым счастливым сравнительно с предыдущими и последующими княжениями, несмотря на тяжкие бедствия, которые нередко посещали Рязанский край при его жизни. Народ заплатил ему за это любовью и преданностью.

На Олеге очень ясно отразились современные ему княжеские стремления к собиранию волостей. Видя, как два главных центра в северо-восточной и юго-западной России притягивают к себе соседние волости, он хочет уничтожить эту силу тяготения и стремится инстинктивно создать третий пункт на берегах Оки, около которого могли бы сгруппироваться юго-восточные пределы. Но последующие события подтвердили известную истину, что отдельная личность, как бы она не была высоко поставлена, не может создать что-нибудь крепкое, живучее там, где недостает твердой исторической почвы. Впрочем, нельзя сказать, чтобы дело Олега кончилось вместе с его жизнью и не оставило заметных следов в истории.

Без личности Олега Рязанское княжество едва ли могло бы существовать долее XIV столетия и пережить все великие уделы, даже и при помощи родственных связей с московскими князьями.   Вот имена Олеговых бояр и слуг, которые сохранены источниками. Из летописей нам известны Епифан Кореев, который искусно вел переговоры Олега с Мамаем и Ягайлом, и боярин Станислав, который с рязанской дружиной сопровождал митрополита Пимена к берегам Дона. В грамотах, жалованных духовенству, упоминаются: Иван Мирославич, зять Олега; Софоний Алтыкулачевич, Семен Федорович, Никита Андреевич, Тимош Александрович, дядько Монасея, окольничий Юрий; стольники Александр Глебович и Глеб Васильевич Логвин; чашники Юрий и Григорий Яковлевичи; Семен Никитич с братьею; Павел Соробич; ключник Лукьян; староста Габой и Василий Ломов*.( * Акты Ист. I. NN. 2 и 13 и Ряз. Дост.)

Между ними внимание наше останавливают первые два имени. Софоний Атыкулачевич своим отчеством обнаруживает восточное происхождение. А Иван Мирославич был тот самый татарский мурза Салахмир, потомок ордынских владетелей, который в 1371 г. прибыл из Золотой Орды к Олегу Ивановичу с татарской дружиной и оказал ему помощь в борьбе с Дмитрием Московским и Владимиром Пронским. Он вступил в службу рязанского князя и принял крещение под именем Иоанна. Олег полюбил его и оказывал ему большой почет и явное предпочтение перед другими боярами; так он выдал за него сестру свою Анастасию и пожаловал ему во владение вотчины: Верхдерев, Веневу, Растовец, Веркошу, Михайлове поле и Безнуцкий стан. О значении Салахмира при дворе рязанского князя можно судить по следующему выражению, которое встречается в жалованных грамотах Олега: «… поговоря с зятем своим с Иваном с Мирославичем»**.(  ** Родословная дворян Вердеровских Арх. Ряз. Д. Д. С. Сын Ивана Мирославича Григорий играл роль главного советника при дворе Олегова внука Ивана Федоровича; о нем также встречается выражение: «… поговоря с дядею своим с Григорьем с Ивановичем». От Салахмира пошли многие дворянские роды, между прочим, Вер(х)деровские и Апраксины.)

Из Олеговых бояр еще известен нам Семен Федорович, прозванием Кобыла Вислой, который выехал из Литвы сначала в Москву к Василию Дмитриевичу, а потом перешел в Рязань к Олегу Ивановичу***. ( *** Родословная дворян Сунбуловых Ibid. От Семена Федоровича Кобылы Вислого пошли: Сунбуловы, Бахтеяровы, Сидоровы, Чулковы, Ивашкины и пр.)

Верстах в 15 от губернского города Рязани, на левом берегу Оки, при впадении в нее Солотчи, стоит Солотчинский монастырь. Местоположение обители со стороны Оки довольно живописно и оригинально. Если вы переедете широкую в этом месте долину реки и по другому берегу направите свой путь к губернскому городу, то, осматриваясь назад, долго еще будете любоваться белой оградой и башенками монастыря, которые по мере вашего удаления будут все более и более закутываться в темную лесную зелень, пока совсем не скроются из вида.

Вот что сообщают монастырские записки об основании этой обители. Случилось князю Олегу вместе с супругой Ефросиньей быть на берегу Солотчи в одном глухом и уединенном месте. Здесь они встретили двух отшельников, Василия и Ефимия, которые пришли сюда неизвестно откуда. Эта встреча навела князя на мысль построить монастырь при устье реки. Основание обители совершилось в 1390 г. Щедро наделенная поместьями от Олега и его преемников, она заняла вскоре первое место между рязанскими монастырями по своему богатству и знаменитости.

Говорят, что князь Олег тогда же принял на себя звание инока с именем Ионы, не оставляя, впрочем, своего светского сана, — пример не единственный в этом роде. Перед концом жизни Олег посхимился и назвался Иоакимом. Он скончался в 1402 г. 5 июня. Так как смерть его случилась вскоре после поражения под Любутском, то можно с достоверностью предположить тесную связь между этими двумя событиями. Старец Олег, удрученный болезнями (против обыкновения он не принял личного участия в последнем походе), не выдержал сильного потрясения, когда узнал бедственную участь войска и сына, когда ридал потерянными плоды своих многолетних усилий. Тело князя было положено в каменный гроб и погребено в Покровском храме Солотчинской обители.

Княгиня Ефросиния*, оставив свет, постриглась под именем Евпраксия в Зачатейском монастыре, который находился в верстах трех от Солотчинского. Она скончалась три года спустя и была погребена в том же Покровском храме подле своего супруга.

* Слава Олега отразилась на Ефросиний. Вспоминая о любимом князе, народ останавливается над образом его супруги и украшает его по-своему: так например, по словам одного предания, кичка Евфросинии «тоя цены була, ще и щету на туе на цину кики дознано ни было». (Чт. О. М. и Д. N 3. Заметки Макарова). По преданию, она была дочь какого-то татарского князя.

Песчаный грунт Покровского храма в позднейшие времена осыпался под гору. Храм в 1769 г. разобрали, а в конце прошлого столетия в соседней монастырской церкви Рождества Богородицы устроили новую княжескую гробницу. На дне этой гробницы в настоящее время показывают череп и несколько костей, как останки Олега и Ефросиний; кроме того, здесь находится кольчуга, также под именем Олеговой, имеющая вид рубашки и сделанная из мелких железных колец прекрасной работы. Кости и кольчуга составляют предмет особенного благоговения для окрестных поселян; князя и княгиню они почитают святыми, и больные нередко надевают на себя княжескую кольчугу, надеясь получить исцеление.