Вторник , 19 Март 2024
Домой / Язык – душа народа / Самоназвание и самосознание

Самоназвание и самосознание

Этногенез и культура древнейших славян.
Лингвистические исследования
Олег Николаевич Трубачев

Часть I
ЭТНОГЕНЕЗ СЛАВЯН И ИНДОЕВРОПЕЙСКАЯ ПРОБЛЕМА

ГЛАВА 5.

САМОНАЗВАНИЕ И САМОСОЗНАНИЕ

При всём множестве вопросов, встающих перед языкознанием, когда оно поднимает проблему этногенеза славян, главнейшие из них, бесспорно, — те, которые интересуют не одних только языковедов, но и самую широкую общественность, имея в виду прежде всего сами славянские народы, для которых, для их нынешнего национального самосознания небезразлично, откуда — в глубокой древности — появились и кто такие первоначально были славяне.

И хотя все согласны в том, что эти вопросы из области истории явления требуют ответов в историческом духе, всё же случается, что при этом картину исторической эволюции подменяют исторической тавтологией, а реконструкцию отношений — неоправданной транспозицией, переносом нынешних отношений в исследуемое прошлое. Тогда искомое — история явления — остается нераскрытым, поэтому, как и прежде, важно различать между историзмом фактическим и декларированным. Последовательный историзм помогает понять, что многие самоочевидные современные явления не изначальны, но занимают лишь своё место в исторической эволюции.

Привычное сегодня деление славян и их языков на восточных, западных и южных — лишь продукт длительной и не прямолинейной перегруппировки более древних племен и их диалектов. Иордан (VI в.) знает славян под тремя именами — венедов, склавен и антов, и некоторые современные учёные соблазнились совпадением этой древней тройственности названий и современного тройственного членения славянства [1].

Но на самом деле было иначе. Ни венеды, ни анты не были никогда самоназваниями славян и первоначально обозначали другие народы на славянских перифериях (венеды/венеты — на северо-западе, анты — на юго-востоке) и лишь вторично были перенесены на славян в языках третьих народов. Венеды перенесены на славян в языках германцев, анты — в языках индоиранских этносов Юго-Востока [*].

*. Соображения относительно того, что для готов-германцев описываемого Иорданом времени (VI в.) связь между славянами-венедами и славянами-антами не составляла тайны, ср. имя готского короля Винитария, этимологизируемое на германской языковой почве как «*потрошитель венедов’ (при том, что король этот вошел в историю прежде всего как победитель антов), см. также: Трубачев О.Н. Germanica и Pseudo-Germanica в Северном Причерноморье // Этимология. 1986-1987. М., 1989. С. 51.

Другое дело — склавены Иордана (в византийской традиции — склавины, современное русское славяне и т.д.), общее самоназвание славянских племен и народов. Таким образом, большое значение имеет проблематика древнего самоназвания, а через него и самосознания, проблематика в своей сущности лингвистическая.

О том, что в этой области остается преодолеть ещё немало устоявшихся прямолинейных воззрений, мешающих правильному видению проблемы, уже говорилось в предшествующих главах. Сюда относится и пресловутое молчание о славянах античных источников. На таких фактах и неправильном их истолковании возникали своеобразные научные мифы, — сначала миф о том, что славян не было вообще в тогдашней Европе (против чего одним из первых выступил П.И. Шафарик) или, по крайней мере, в поле зрения античной, греко-римской ойкумены. Дальнейшим научным мифом оказывается принимаемое отдельными этнологами и этнографами и по сей день обязательное одновременное появление этноса и этнонима. Здесь мы вступаем в область общих этноисторических категорий, которые затрагивают не одних только славян. Приходится настойчиво напоминать, что этноним — категория историческая, как и сам этнос, что появляется он не сразу, чему предшествует длительный период относительно узкого этнического кругозора, когда народ, племя в сущности себя никак не называют, прибегая к нарицательной самоидентификации ‘мы’, ‘свои’, ‘наши’, ‘люди (вообще). Кстати, такая идентификация очень удобна и применима как оппозитивная в случаях типа ‘свои’ — ‘чужие‘ [**].

**. О глубокой древности и мировоззренческом статусе дихотомии ‘своё’-‘не своё’ см. довольно подробно у нас дальше, в части II и III.

Конный воин -ХеРУСК (Cherusci) с характерным «свебским узлом», и в наряде германского воина.

Что касается ‘своих’, то можно, как известно, привести ряд примеров, когда этнонимы обнаруживают именно эту этимологическую внутреннюю форму: шведы (свеи), швабы (свебы). Чужих, иноплеменных оказалось удобным и естественным обозначать как «невнятно бормочущих«, а также — с некоторым преувеличением — как «немых». Ясно в таком случае, что ‘своих’ объединяла в первую очередь взаимопонятность речи, откуда правильная и едва ли не самая старая этимология имени славяне — от слыть, слову/слыву в значении ‘слышаться, быть понятным’. Только неучётом излагаемых исторических и социолингвистических аспектов можно извинить появление до недавнего времени этимологий имени всех славян из первоначального ‘жители влажных долин’ [см. 2].

2. Надо сказать, что теории первоначальной двуязычности (а также двуэтничности) занимают определенное место в проблематике и литературе этногенеза, ср. [8]. Справедливо считая предрассудком представление об этнической однородности древнейших народов, автор этой — скорее архивной — публикации, изданной через тридцать с лишним лет после написания, в целом голословно постулирует (лат. postulo — требую) наличие монгольского и тюркского суперстрата, племенной и военной верхушки, над покоренными славянами: к этому восточному суперстату он возводит и скандинавское племя русов «из бассейна реки Рось» (?), Л. Новак полагает даже, что более или менее значительные переселения славян были возможны только под командованием монгольской и тюркской правящей верхушки. В целом мы констатируем здесь возврат (в общетеоретическом плане) к теории Я. Пайскера, также постулировавшего эпоху тюркского ига у древнейших славян, несмотря на то, что Л. Новак отмежевывается от этой старой теории и её «сомнительных аргументов лексического характера».

Такая этимология столь же неудачна, как и формально корректная и весьма популярная этимологизация Розвадовского — Будимира: *slověne < жители по реке Slova‘. Никакими балтийскими аналогиями, поисками гидронимов и апелляциями к поэтическому эпитету Днепра — Словутич — не удаётся сейчас оградить эти остроумные версии от критики.

Знакомя однажды со своими соображениями на этот счёт своих коллег, я вдруг отчетливо уяснил, что с определенного момента эти сюжеты воспринимаются как бы на веру — как результаты чересчур глубинной реконструкции, этимологизации. Аудитория, состоящая из лиц русской языковой и национальной принадлежности, воспринимает эту ситуацию слишком абстрактно, т.е. как бы не до конца, поскольку на практике мы у себя не сталкиваемся со случаями существования народов без названий и с вынужденной идентификацией ‘мы’, ‘свои’, ‘наши’. Когда меня попросили разъяснить на экзотических примерах, то, наверное, полагали, что подобная архаическая стадия самоназвания, если и сохранилась, то скорее где-нибудь у туземных племен Центральной или Южной Америки.

А между тем, «Не по што ходить в Перъсиду, а то дома Вавилонъ», как сказал протопоп Аввакум, и достаточно внимательного взгляда на языковое и этническое положение в нынешней Югославии, и перед нами, mutatis mutandis, всплывает аналогичная ситуация с потенциальным отсутствием этнонима. Разумеется, там есть весьма древние этнонимы сербы и хорваты, но один и тот же — в принципе — язык у хорватов до сих пор называется хорватский или сербский, у сербов — сербский или хорватский, до сих пор решающий дифференциальный (от лат. differre, различать) признак между обеими нациями — культурный (католик — синоним хорвата, православный — синоним серба). На том же языке говорят магометане Боснии и Герцеговины, т.е. в духе культурных противопоставлений — ни сербы и ни хорваты, наконец, там же есть известный процент лиц, носителей сербохорватского языка, которые — ни то, ни другое и ни третье («neodređeni» — «неопределенные«).

К чему приводит такое исключительно сложное положение? Оно приводит к стихийному возрождению практики архаической доэтнонимической стадии, и в Югославии, стране развитых современных наций, приходится встречать обозначения типа «naš jezik» как в бытовой речи («Kako lijepo govorite na našem jeziku!»=»Как хорошо вы говорите на нашем языке!»), так и в научной (ср. журнал под названием «Наш језик»), чем как бы снимаются упомянутые противоречия.

ТИПОЛОГИЯ ЭТНОГЕНЕЗА: БАЛТО-СЛАВЯНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ

Конечно, на историзм и свой вклад в Историю заявляет права ряд общественных дисциплин, которые изучают соматического праславянина, праславянина — носителя культуры (культур), (пра)славянина — субъекта исторических анналов. Не повторяя здесь общих мест об известном примате языкознания в вопросах происхождения славян и вообще — в вопросах этногенеза, всё же отметим, что этногенетическая метрика славянства восстановима прежде всего лингвистически. Лингвистически удаётся доказать, что славяне не «внуки» скифов и не «дети» (западных) балтов, поскольку скифы были иранцами по языку, как это доказано достижениями сравнительного языкознания еще в прошлом веке, а славяне представляют свою собственную эволюцию индоевропейского лингвистического типа, отличную от балтийской, как это показывают современные фронтальные исследования славянского и балтийского словарного состава и словообразования, хотя бы по опыту подготовки нашего Этимологического словаря славянских языков (ср. об этом в предыдущих главах [1]).

1. Ещё одно изложение ингредиентной теории см. в [4]. Автор — В.В. Мартынов — утверждает, что в период до установления отношений между западнобалтийским субстратом и «италийским» (венетским?) суперстратом «трудно говорить о существовании славянского языка». Однако этому отрицанию более глубокой собственной праславянской самобытности противоречит хотя бы выявление самим автором ряда таких древних элементов славянской лексики, проникших и в словарь древнегерманских диалектов, которые (правда, автор не высказывает сам этого наблюдения) не находят параллелей ни в балтийской, ни в италийской лексике. Ср. праслав. *xvatъ, *plugъ, *sedъlo, *skopъ ‘баран, овца’, *skotъ, если держаться в основном списка Мартынова. Стоит обратить внимание и на культурную значимость ряда перечисленных слов.

Важен учёт не только балто-славянских лексических схождений (иногда называют внушительную цифру — 1600 таких соответствий), но и многих десятков и сотен коренных различий такого рода между балтийским и славянским. Разный инвентарь лексем для выражения одинаковых понятий, а подчас и различие самих принципов номинации в балтийском и славянском подтверждает правильность современного подхода, согласно которому словарные (и ономастические) данные весьма показательны для исследования лингво- и этногенеза. Противоположное мнение сейчас можно встретить все реже и реже, так, на IX Международном съезде славистов с выражением недооценки лексических изоглосс для этногенетических исследований выступил, пожалуй, только П. Ивич.

Правда, в этой массе нелегко ориентироваться, тогда как необходимо не только ориентироваться, но и найти объяснение фактам того и другого рода во времени и пространстве. Балто-славянские языковые и лексические отношения необходимо исследовать в ареальном плане, хотя для отдаленных эпох это очень трудно. Однако важно реальное допущение, что феномен родства и исконно родственного соответствия может оказаться потенциальным ранним заимствованием из одного близкого контактирующего диалекта в другой диалект.

Большая близость балтийского и славянского не случайна, одна из её причин коренится в давнем ареальном соседстве обоих — с железного века, ср. прежде всего название железа, общее у славян и балтов, чем мы еще займемся в дальнейшем. Но, во-первых, при столь длительном соседстве (можно сказать, рекордном по длительности на фоне других эпизодов славянско-индоевропейских отношений), благоприятствовавшем сближению, эта близость могла бы быть даже большей, если бы тому не препятствовала исходная самобытность контактирующих языков. Во-вторых, именно большая ареальная и контактная близость тех и других языков как раз оборачивается помехой для суждений о генезисе явлений в смысле затруднительности разграничения исконного родства от вторичного (заимствованного) происхождения.

Поэтому, при всем богатстве темы балто-славянских отношений, балто-славянский случай явно проигрывает в смысле чистоты по причине означенных помех, если нас заинтересует типология этногенеза как путь к раскрытию не уникальности славянской языковой и этнической эволюции и динамики ввиду неконтролируемости и сомнительности всякой уникальности как таковой.

Распространение славянских языков в западной Европе

ТИПОЛОГИЯ ЭТНОГЕНЕЗА: ГЕРМАНО-СЛАВЯНСКИЕ АНАЛОГИИ

Более доказательными и более чистыми являются относительно более свободные аналогии, например, германо-славянские параллели, к которым мы намерены обратиться тем более, что предмет исследован в этом плане ещё совершенно недостаточно. Этнокультурный и языковой планы при этом переплетаются.

Следы древних германцев в северной части Германии, а также в Дании (территории, обычно принимаемые за их прародину) обнаруживаются чётко не сразу, о них считают возможным говорить лишь с появлением ясторфской культуры середины I тыс. до н.э. Однако при этом разумно считается, что появление чётких культурных признаков само по себе ещё не означает никакого terminus post quem, поэтому археологи отказываются от попыток датировать появление германского этноса в пользу признания идеи непрерывности развития местной культуры начиная с бронзового века.

Славянские археологи, ретроспективно изучающие эволюцию славянской культуры, сходятся как будто на том, что чёткие славянские этнические признаки прослеживаются только с пражской культуры середины I тыс. н.э. Истоки этой культуры пока неясны, и в целом в славяноведении еще не получили должного развития представления о культурной непрерывности. Однако типологические соображения (приведенная выше германская аналогия) подсказывают нам элементарную неприемлемость стремлений датировать также появление славянского этноса.

В предыдущих главах мы уже высказывали сомнения в возможности определять абсолютные хронологические даты в этом вопросе; и ранние, и тем более — поздние даты такого рода не заслуживают доверия, поскольку, помимо общего неправдоподобия, опираются на случайные показания. В принципе случайный факт последнего упоминания племенного имени антов в первых годах VII в. н.э. ещё не даёт никакого основания для того, чтобы датировать точно этим временем, как это делал покойный историк В.Д. Королюк, не только распространение имени склавен (славян) на всех славян, но и «консолидацию» славянского этноса [5].

Для славян тоже всё более очевидным становится вырастание из культур римского времени (как о том говорят, в частности, археологические работы последних лет [6]), железного века и более ранних, с локализацией этого процесса вблизи от центральной Европы. Методика абсолютных датировок, с точностью до года, вообще выглядит грубовато, будучи не более как имитацией точного знания. Важно исходить из положения, что языковое и этническое развитие славян — это непрерывный процесс. Концепция непрерывности эволюции побуждает славистов пытливее изучать индоевропейскую проблему; она имеет непосредственное отношение и к такому феномену, как глубина этнической памяти, привлекающему сейчас внимание учёных [ср. 7, passim].

ЛИТЕРАТУРА

1. Georgiev Vl. Illyrier, Veneter und Urslawen // Балканско езикознание. 1968. XIII. 1. С. 12.
2. Rospond S. Etnogeneza Słowian w świetle stratygrafii leksykalnej i strukturalno-onomastycznej // Z polskich studiów slawistycznych. W-wa, 1983. S. 314.
3. Трубачев O.H. Языкознание и этногенез славян II ВЯ. 1984. № 2. С. 19.
4. Martynov V.V. Vprašanje glotogeneze Slovanov // Slavistična revija. 1984. Letnik 32. St. 2. S. 69 и сл.
5. Королюк В Д. Пастушество у славян в I тысячелетии н.э. и перемещение славян в Подунавье и на Балканы // Симпозиум по структуре балканского текста. М., 1976. С. 24.
6. Седов В.В. Конгресс по славянской археологии // Вестник АН СССР. 1981. №5. С. 99.
7. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981.

8. Novak V. Vznik Slovanov a ich jazyka (Základy etnogenézy Slovanov) // Slavica Slovaca. 1984. Ročn. 19.3.
*. Подробное изложение см. теперь: Сафронов В.А. Индоевропейские прародины. Горький, 1989. — Там же, в приложении, см. рецензии на эту работу, в том числе, с. 394-397 — рецензия О.Н. Трубачева.

Далее… Этническая память и вопрос о древнем двуязычии

Этническая память и вопрос о древнем двуязычии
Славянский ареал в Центральной Европе

Оставить комментарий

Ваш email не будет опубликован.Необходимы поля отмечены *

*