Вторник , 19 Март 2024
Домой / Язык – душа народа / Письменность Угорской Руси

Письменность Угорской Руси

РУСЬ УГОРСКАЯ
Измаил Иванович Срезневский.

«Отрывок из опыта географии Русского языка» («Вестник Императорского Русского Географического Общества», ч. IV, 1852).

 § 4. Письменность Угорской Руси.

О письменности Угорской Руси можно сказать слишком мало, и лучшее из этого малого – надежда на будущее. Успехи письменности возможны только при успехах просвещения, и притом просвещения народного; а здесь для него не было и нет почти никаких вспомогательных средств, ни даже, может быть, желания найти их. Все ограничивалось самым необходимым; даже и это необходимое сжималось сколько возможно более. Одна из первых школ заведена была здесь в монастыре Мукачевском в XIV веке, и имела в виду приготовление священников, но, без сомнения, была не лучше школ своего времени в других местах Руси, требуя от учеников всего более умения читать и писать. Деятельность письменная не могла не ограничиваться переписью книг: кое-где и осталось ещё несколько рукописей. В том числе во Львове хранится жизнеописание святого Кирилла, писанное, судя по признакам наречия, русином закарпатским.

Вслед за утверждением унии заведены были школы в главных городах, с большими претензиями на освещение народа светом науки; но в этих школах лучи просвещения пропускались в головы любознательных русинов сквозь язык латинский. К нему старались их приучать, заставляли на нём говорить и писать, находя в этом средство сблизить новых униатов с церковью римской; а на языке, понятном для народа, издавали только катехизис в 1692, 1707 и 1717 (в Тернаве).

Тот же язык латинский господствовал и в администрации и во всем высшем кругу: тем более ревности могло быть у русинов изучать его, не думая о своём, народном. Так было в XVII – XVIII веке, так остаётся и теперь, с тою только разницей, что латинский язык остался в училищах и между духовенством, а в обществе место его заступили языки мадьярский и немецкий, и что прежде в обществе можно ещё было отговориться по-русски незнанием латинского, теперь же не знать по-мадьярски и по-немецки человеку, не считающего себя мужиком, стыдно и постыдно.

Любовь к языку народному поддерживается одною церковью, где служение совершается на славянском, а поучения говорятся на славяно-русинском. Без сомнения, не без влияния остаётся и дух времени; сочувствие к народности проникает и сюда. Оно есть и в богословии, и в лицее Унгварском, и в семинариях Пряшовской, Сатмарской, Пештянской и Венской; оно есть и в местном духовенстве и в последнее время развивалось у русинов наравне с мадьярами, словаками и волохами.
Из числа любителей народности, ревнителей народной образованности и народного языка старого времени памятны: епископ бачинский, Алексей Илькович, Иоанн Пастель, епископ Григорий Таркович, Михаил Табакович — они оставили по себе добрую память за красноречивые проповеди; Иоанн Кутка, епископ Алексей Почи, профессор М. Черский (*М. Lusskay. Gram. Ruth. Bud. 1831, стр. IX–XI) – известны за свои старания ввести преподавание в школе на языке народном, славяно-русинском. Епископ Почи исходатайствовал в 1821 году позволение открыть эту кафедру педагогии, а Черский, прежде уже прославившийся красноречием проповедника, был первым исполнителем этой счастливой мысли. Иоанн Кутка, заслужил благодарность за издание катехизиса (1801–1815). Между проповедниками последнего времени наиболее отличились: Стефан Андрухович, Иоанн Чургович и Михаил Лучкай.

Проповеди последнего из них изданы под заглавием: Церковные беседы на все недели рока на поучение народное. В Будине, 1831, 2 тома.

Все эти проповедники старались быть полезными народу, но не чувствовали, однако, возможности поучать его на чистом родном его языке, а мешали его с славянским, церковным и нашим литературным. Причина этого высказана М. Лучкаем в его предисловии к его Беседам.

«Глядалъ есмь матерiи избранны и полезны, и усиловалъ есмь ся предложити разумѣтельно. Язык со всѣм простый прото не употреблях, ибо на высокiя поятiя веры и моралы недостаточный есть; нѣсть бо возможно простому человѣку поятiя и слова имѣти токмо наукою и читанiем приобрѣтаемая, природные же поятiя философи недопущают. Стил же библическiй не легко поразумевается. Средним путем безопаснѣйшее ити мнѣ видѣлося. Что по руски изрядно выражается, а что из библического легко разумѣется употребляти смыгалъ есмь ся. Сам бо народ рускiй со всѣм простый языкъ в церкви не любитъ, но тѣшится средним.».

Что это за средний язык, которого думал держаться проповедник, можно видеть из самых небольших отрывков. Вот несколько мест, наудачу взятых:

«Людiе не ради языкъ свой за зубами держати; но свободно его пущаютъ и бесѣдуютъ непрестанно, а много разъ и тото бесѣдуютъ, что сердце ихъ неправдою признаваетъ. Аще сицевая бесѣда с намѣренiемъ другаго прелстити творится, лжею называется. Некоторые кажутъ, что лжа есть инако бесѣдовати, инако мыслити, или неправду предлагати за правду. Но много разъ человѣкъ инако бесѣдуетъ, якъ мыслитъ; на прикладъ жартуетъ, или казку кажетъ, ищи прото не есть лживый; или неправду бесеъѣдуетъ, на приклад: что не добрѣ чулъ, и читалъ или научился, сiе ни единое не есть лжа. А много разъ саму правду бесѣдующе лжитъ: егда думаетъ, что то неправда, ищи бесѣдуетъ, чтобы симъ способомъ обманулъ другихъ или кто добрѣ знаетъ, что ему не будется вѣрити, но противное за правду держати, ищи онъ правду бесѣдуетъ, чтобы другiй противное прiявше прелстился.»

«Единъ предъ другимъ сокровище избираетъ, другаго укламати добыткомъ держитъ, токмо чтобы свое умножити имѣниiе, тѣлу угождати, различными одеждами украшевати, болше измыгается нежели душу добродѣтельми украсити. Нечаянно приходитъ смерть, и всему конецъ. Тѣло которое чистилося, кохалося, краснѣ одѣвалося – помретъ, застынетъ, схнiетъ, жабамъ, червакомъ и гадомъ служитъ во снѣденiе; а душа небога про сiе погнилое тѣло навѣки мучитись долженствуетъ.».

Искусственность этого языка, хотя и привычная для духовенства русинского, как и прежде, так и теперь не могла и не может не вводить малоопытных проповедников в чащу затруднений. Неприличие выражений так возможно и легко, и вместе так непростительно и неуместно, что над подбором оборотов, форм и выражений годных проповедник, не окрепший в искусстве управлять им, проводить должен времени гораздо больше, чем над приведением в порядок мыслей и знаний. Желая помочь им, почтенный Лучкай предпринял составить грамматику и словарь. Грамматика уже издана двадцать тому лет назад: Grammatica slavo-ruthena, seu vetero-slavicae et actu in montitus carpaticis parvo-russiene, сeu dialecti vigentis linguae. Budae. 1830. Грамматика вместе и славянская и русская, где оба наречия смешаны в той мере, как это кажется удобным для учёных русинов.

Словарь Lexicon Latino-Ruthenum состоит из перевода латинских слов языка библейского и церковного теми словами народными русинскими, которые могут быть годны для слога поучений, а пробелы дополнены из языка старославянского и русского литературного. Он ещё не издан, и тем не менее становится всё большею необходимостью, по мере того, как молодые члены духовенства русинского отстают понемногу от языка народного, вследствие влияния учения и многоязычного образования, и, чувствуя это, стараются поддержать в себе наукой ими утраченное уменье владеть языком родины.

Русиньскый язык, руська бисіда, руснацькый язык, руски язик или русинские языки — совокупность разнородных диалектных, и литературно-языковых образований, бытующих или бытовавших среди русинов как на их исконных землях в Закарпатской области

Были попытки писать и Русинским языком более народным даже для народа. Несколько книжек в этом роде украдкою вышло в свет и стоят большего внимания, чем можно было ожидать. В числе других более любопытен сборник басен и анекдотов, из которых некоторые были потом напечатаны М. Лучкаем. Вот для образца языка один рассказец о человеке диком и образованном (правописанием подлинника):

«Сѣльскiй человѣк мав познаемность из диким, и призвав го на гостину. Пришел гость, привитатся краснѣ, и посадится за стол. Поневач студено было, селянин руки ид роту приложив, и дыхавъ на нѣ; дикiй извѣдуеся: прочто тото робиш? – Зимно бо ми, та паров розгрѣвую. Потом зачерпнув лошков, и снову придувовал; дикiй зась свѣдуеся, начто тото робиш? — Бо горяча поливка, то застужую – отвѣтуе селянин. Тогды дикiй каже: кедь из твоего рота и тепло и студено иде, не хочу я твое побратимство, — будь здоровъ.».

Влияние ученья и общества было бы еще сильнее в этом отношении, если бы не новое направление литературы во всей Европе, проникшее и в этот темный угол, — направление, заставляющее дорожить, может быть иногда и через меру, всем народным. Позже, чем куда-либо, проникло оно в полонины Бескида, и потому менее привилось, менее оживило собою образующуюся часть народа русинского, но уже привилось и начинает оживлять молодое поколение. От молодого поколения, от этих новых людей, можно ждать трудов литературных, которые дадут новое значение восточному погорью Карпатов в географии языка и словесности русской. Теперь все еще в зачатках; многое написано, но за неимением средств ничто почти не напечатано. Могу сообщить здесь только о трудах мне известных:

Священник А. Довгович посвятил свою деятельность на собирание народных песен, пословиц, выражений, рисующих быт и мысль народа.

Священник П. Попович трудился над обработкою поэтического языка и написал несколько прекрасных элегий, под названием «Смутки», и довольно большую поэму «Текелий».

Молодой клерк Герасим Свит, юноша с высоким дарованием, выказал, как слышно, необыкновенное красноречие в поучениях, написанных на языке чисто народном, доказав в них, что не от языка, которым говорит народ, а от уменья владеть им зависит сохранение достоинства мысли, им выражаемой.

И. Срезневский.

Фриульские славяне. РЕЗИЯНЕ
Народная словесность Русинов

Оставить комментарий

Ваш email не будет опубликован.Необходимы поля отмечены *

*