Вторник , 19 Март 2024
Домой / Древнерусские обычаи и верования / Небесные стада. Козы, овцы

Небесные стада. Козы, овцы

Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу.

Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов.  Том 1. 

XIII. Небесные стада. Козы, овцы.

Облака и тучи казались нашим предкам волнистыми, мохнатыми шкурами, покрывающими небесный свод. На основании этого сравнения облако называется в санскрите vrsanam tvacam— буквально: дождящая кожа, от vrs— идти дождю, vrsan — проливающий дожди, эпитет Индры, и tvac — покрывать, tvaca — кожа. Подобно тому от санскритского корня sku или ku, заключающего в себе понятие покрова, произошли: cutis и шкура.

Другое санскритское слово varna — облако и кожа имеет корень vr, var — лат. tegere — покрывать; посредством обыкновенного перехода звука v в u, от этого корня образовались в санскрите: urä (= vara) и urna (= varna)— шерсть, волна, откуда объясняется и наше руно; urana и urani — баран и овц; санскрит: urabhra (от ura и bhr — носить) — баран, козёл, т. е. носящий шерсть, urnanabha — ткач шерсти, паук. Санскритскому существительному urana (= varana) вполне соответствуют русскоебаран, персидское: barrün (муж. р.) и arran (жен. р.), курд, baräni, чеш. beran, литов. baronas, ирл. bruinn.

В слове varna звук r везде сменился на l, слово varna сохранилось у других индоевропейских народов в значении руна и шерсть, с теми звуковыми изменениями, какие вызваны особенностями каждого языка: др.-слав. влна, рус. волна, пол. welna, чешск. wlna, литов. wilnas, готс. vulla, англос. wull, сканд. ull, др.-нем. wolla, латин.— vellus, villus.

Того же происхождения слова: волос (влас), употребительное в областных говорах в смысле руна, волосёнь — длинная овечья шерсть, волоха, валоха — кожа, шкура, валох — баран, волохатый — косматый, длинношерстый, волокно — прядево.

Шкура, шерсть, волоса точно так же покрывают тело, как одежда или ткань, приготовляемая из пряжи: эта основная идея покрытия доселе нераздельна с глаголом облекать (обволакивать), которым объясняется наше облако; общий корень для всех этих речений vr, var. Согласно с указанными лингвистическими данными, облака представлялись небесными одеждами, волосами, прядевом (см. гл. Облако) и шкурами различных животных. Народная русская загадка обозначает облако в следующих метафорических выражениях: «тур и поскоки, олень и поглядки, шерсть черна соболя».

С понятием покрывать тесно соединяется представление об охранении, защите, покровительстве: санскрит: uranah — защитник, varanah — могучий, сильный; отсюда возникло уподобление облака кожаному воинскому щиту (сравни: щит и защита). Громовержец Зевс, шествуя в грозовой туче, закрывался ею, как нагрудником или щитом, и потому назывался агидос — αγιοχοζ = носящий эгиду, эта эгида (буквально: козлиная шкура; аиг — αιζ, аигос — αιγοζ), по свидетельству Гомера — бурная, косматая, ярко блестящая, была дарована ему хитрым художником Гефестом. Потрясая ею, Зевс наводил ужас на смертных:

В оное время Кронион приял свой эгид бахромистый,
Пламеннозарный, и, тучами черными Иду покрывши,
Страшно блеснул, возгремел и потряс громовержец эгидом
Вновь посылая победу троянам и бегство данаям.
(Илиада, XV, 308-310; XVII, 593-6.)

Так изобразил поэт удары грома и блеск молний. Дочь Зевса, воинственная Афина, владела такою же эгидою, в средине которой помещалась голова Горгоны, страшная своими убийственными взорами. В сборнике монгольских сказок говорится о козлиной шкуре: если ударить по ней слегка — пойдёт небольшой дождь, а если сильно — то проливной.

Намёки на подобное представление тучи огненным щитом встречаются и в русских сказках. Так как древнейший язык употреблял одинаковые названия и для звериной шкуры, и для животных, покрытых мохнатою шерстью, то арийское племя не только признавало в облаках небесное руно, но и олицетворяло облака бодливыми баранами, резвыми овцами, прыгающими козлами и козами. И баран, и козёл известны своею похотливостью в весеннюю пору, это характеристическое свойство их народная фантазия сблизила с плодотворящею силою весенних грозовых туч, испускающих из себя семя дождя: сравни ярь — весна, ярость —похоть, Ярило — дождящий Перун, ярка, ярочка — овца, серб, јарац — козел, јарица — молодая коза, јарина —овечья шерсть; подобно тому санскр. vrszan — прозвание Индры, дождевое облако и козёл. Но если в применении к самцам, оплодотворителям стад, дождь принимался за плотское семя, то в применении к самкам в нём видели молоко, проливаемое небесными овцами и козами. Белые облака, являющиеся в жаркие летние дни на небе, до сих пор называются у немцев schäfchcn, на Руси — барашками, а у болгар овцами Ильи-пророка. Об этих облаках-барашках в Германии выражаются: «der Herrgott bütet seine Schafe», «der liebe Gott füttert seine Schäfchen mit Rosenblättern». Народная русская загадка «бессмертная чёрная овечка вся в огне горит» означает тёмную ночь, блестящую звездами. Первоначально загадка эта, по всему вероятию, прилагалась к чёрной туче, сверкающей молниями; но, под влиянием постоянного отождествления ночного мрака с потемняющею небо тучею, означенный образ принят за метафору звёздной ночи.

Сияние молний, обыкновенно уподобляемое блеску благородных металлов, заставило соединить с облачным руном эпитеты золотого и серебряного. Греческий миф рассказывает о священном златорунном баране, который бегал по воздуху над широкими морями и сушею: баран этот увёз Геллу и Фрикса — детей Нефелы (Νεϕελη — облако; дети, рождаемые облаком, суть молнии).  Гелла, подобно Гефесту, упала в море, а Фрикс принёс барана в жертву Зевсу, т. е. предал его сожжению в пламени грозы; золотое же руно Фрикс пригвоздил к дубу в священной роще бога войны Арея (Арес или Арей, др.-греч. Ἄρης, микен. a-re — арий), где оно висело оберегаемое страшным драконом и «блистало, как облако, облитое золотистыми лучами утренней зори».

Славянские сказки также знают баранов и овец с золотой и серебряной волною, как знают они и козу золотые рога, тождественную той быстрой златорогой и медноногой лани, которую изловил Геркулес. Польское предание упоминает о крылатых овечках, на которых спасалась от нечистого духа царевна, несясь по воздуху. Сказочный эпос упоминает про чудесного козла и овцу, которые, подобно мифическим коням, рассыпаются златом и серебром. Разя тучи, молния проливает из них дождевую влагу; так как, с одной стороны, рога животных издревле употреблялись вместо пиршественных кубков, а с другой, рог был символом молнии, то отсюда возникло представление о роге изобилия, рассыпающем на землю цветы и плоды.

Греческий миф рассказывает о козе Амалтее, питавшей младенца-Зевса (греч.Διος Φίλιος)в благодарность за то — Зевс поместил её с двумя козлятами на небо, где они и блестят ярким созвездием. Литовцы одной из звёзд дают название «Перкуновой козы»; а русские сказки говорят о многооких козах, приставленных на небе сторожить божьи яства. Сломленный рог Амалтеи  — рог изобилия — обладает чудным свойством давать всё, что только душа пожелает. В руках наяд роги заменяют урны, проливающие на землю благодатный дождь; то же значение имеют роги в руках валькирий, обязанных угощать богов и блаженных героев бессмертным напитком, и рог Святовита, по которому гадали о будущем урожае.

Предания индоевропейских народов ставят барана и козла в близкую связь с богом-громовником: в гимнах Ригведы Индра называется бараном; Зевс представлялся иногда с головою этого животного, Гермес ездил на баранах, а на празднествах Вакху значительная роль принадлежала козлу; по указаниям скандинавской мифологии, баран был посвящен Геймдаллю, а в громовую колесницу Тора запрягались два козла, которые мчались с нею по небесным пространствам: из-под их копыт летели молниеносные искры, стук быстро вертящихся колёс производил громы. Духи неистового воинства, по свидетельству некоторых саг, несутся по воздуху на козлах.

В Младшую Эдду занесено сказание: как однажды Тор, в сообществе с хитрым Локи, отправляясь на подвиги против великанов, остановился ночевать в доме простого крестьянина. Желая утолить голод, небесный гость убил своих упряжных козлов, сварил их мясо в котле и пригласил хозяев разделить с ним ужин, но вместе с тем приказал, чтобы они бережно складывали обглоданные кости в козлиные шкуры. Сыну крестьянина (Тиальфи) вздумалось из кости от задней ноги попробовать мозгу, и он расколол её ножом. На другое утро Тор освятил козлиные шкуры своим молотом, и оба козла тотчас же воскресли бодрые и невредимые, только один с хромою заднею ногою.Валгалла  Old Norse:

Падшие в битвах герои, наслаждаясь блаженством в Валгалле (Valhalla; др. сканд.: Valhöll — Валхолл; СВАРГОЛА, обитель древнеславянского бога СВАРОГА — Бог Солнца, и его сына Сварожича — кузнеца), участвуют в трапезе богов, пьют бессмертный напиток (мёд), добываемый из сосцов всегда доящихся коз, и едят вкусного вепря (о вепре, как олицетворении тучи, см. гл. XIV), который хотя и подаётся на стол ежедневно, но никогда не умаляется: что бывает съедено в продолжение дня, то за ночь опять вырастает. Этим сказаниям соответствует индийское верование о корове — общей матери и кормилице всего сущего, рассеченное мясо которой подавалось на божественных пирах и которую каждый раз после того грозовые духи (Ribhys) вновь создавали из её снятой кожи. Наши сказки упоминают про диво дивное, как оживает убитый медведь или заяц (и тот, и другой принимаются за олицетворения грозы).

Дождевые тучи, пожираемые во время грозы богом-громовником, снова восстают из паров и туманов и заволакивают небо своими тёмными, подобными шкурам покровами. Мифические предания о стадах-тучах Тора в христианскую эпоху получили легендарную обстановку и послужили материалом для прекрасных поэтических рассказов, связанных с именем Спасителя. Странствовали некогда Христос и св. Петр, говорит немецкая легенда, и случилось им зайти на отдых к бедному мужику, у которого только и было, что одна овца. «Мы пришли издалёка, — сказали они, — и так утомлены, так голодны, что, конечно, должны умереть, если не подкрепим себя мясом». Бедный почувствовал к ним сострадание, убил свою овцу, разложил огонь и приготовил жареное. После угощения Христос велел собрать все кости и положить их в овечью шкуру, и потом все легли спать. Ранним утром поднялись святые странники, благословили бедняка и тихо удалились. Когда проснулся крестьянин, он увидел перед собою большое стадо овец, и впереди всех стояла та самая, которую вчера он зарезал для своих гостей.

Подобный рассказ известен и в русском народе: добродушный бедняк режет для трёх таинственных странников свою единственную телушку; по окончании трапезы один из гостей собирает обглоданные кости, выходит на двор и начинает раскидывать их по всем закутам — и вдруг, откуда что явилось, наполнились закуты славными черкасскими быками.

Долгое время после того, как уже было позабыто о поэтическом представлении облака бараном и козьей шкурою, и тот и другая употреблялись в религиозных обрядах, как предметы, таинственным влиянием которых можно вызывать дожди. В Беотии на праздник Гермеса один избранный юноша носил по городу или деревне ягнёнка; этим обрядом надеялись приманить грозу, которая бы дождевыми ливнями освежила летний зной, производящий засуху и моровую язву. Из того же источника возникла ежегодная процессия, при начале пёсьих дней, на вершину горы Pelion к святилищу Зевса, причём знатные юноши покрывались шкурою жертвенного барана; процессия совершалась с целью вымолить дождь и умерить палящий зной. В Германии верят, что пожар, происшедший от удара молнии, может быть потушен коровьего шкурою. Представление грозовых туч шкурами быков находит яркое подтверждение в следующих стихах Гомера:

Когда спутники Одиссея убили солнцевых быков
Кожи ползли, а сырое на вертелах мясо, и мясо,
Снятое с вертелов, жалобно рев издавали бычачий.

Основной смысл предания —  молнии разят небесных быков и жарят их в своём пламени, кожи облака движутся по воле вихрей и издают громовые звуки.

На Руси существует любопытное поверье: если в лунную ночь на Святках пойти к проруби, разостлать на льду воловью или коневую кожу и, сидя на ней, смотреть в воду, то нечистая сила поднимет кожу, понесет её по воздуху и покажет всё, что должно случиться в будущем. Гримм указывает на германский обычай надевать на себя шкуру только что убитого животного и, приходя к водопаду, угадывать будущее по шуму льющихся вод. Другое сказание: сатир Марсий, воспользовавшись флейтою, которую бросила Минерва, надумал состязаться в музыкальном искусстве с Аполлоном; Марсий признан был побежденным, и Аполлон снял с него с живого косматую шкуру, т. е. при песнях грозы бог-громовник снимает с своего противника облачную шкуру, кровь и слезы, проливаемые сатиром, означают дождь.

В этом поверье слышится воспоминание о коже-облаке, на котором, словно на ковре-самолете, носятся по поднебесью вещие духи, обладающие высоким даром предвидения. Древнейшим воззрением на облака и тучи, как на звериные шкуры, объясняются разнообразные предания об оборотнях; не входя в подробности этого вопроса, которые будут разобраны в следующих главах, мы остановимся на одном сказочном мотиве.

Народная сказка повествует: идут двое сироток — брат Иванушка и сестрица Аленушка. Захотелось Иванушке пить: «сестрица, я пить хочу!»Подожди, братец; дойдём до колодца. Шли-шли, солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Стоит коровье копытцо полно водицы. «Сестрица! я хлебну из копытца».Не пей, братец; теленочком вскинешься! Дальше идут — стоит лошадиное копытцо с водою, за тем баранье и, наконец, козье. Сестра запрещает брату пить, чтобы не превратиться в жеребёнка, барашка и козлика. Брат не вытерпел, напился из козьего копыта и оборотился козлёночком.

Все эти животные образы: корова, конь, баран и коза — представления метафорические; вода, наполняющая следы их копыт, указывает на те живые ключи, которые бьют из-под ног Перуновых коней, или попросту — на дождь, проливаемый тучами. Напиваясь из таких ключей, сказочный герой сам облекается (оборачивается) в облачную одежду и чрез то принимает на себя звериное подобие. Немецкая сказка такое превращение приписывает чарам, совершенным ведьмою (=облачной женою) над колодцами и родниками. На Украине есть сказка о девушке-наймичке, которая, ворочаясь с поля и чувствуя сильную жажду, увидела на дороге две ступни, наполненные водою, и, напившись из них, тотчас забеременела: были то ступни божий (stopy boze), т. е. там, где шествует Перун, льются дождевые потоки, действием которых чреватеет мать сыра земля и производит плод. Точно так в валахской сказке о Флориане и в русской об Иване Водовиче оба эти герои зарождаются от воды, выпитой их матерями.

С мехами и овечьей шкурою, как символами дождевых облаков, соединяются счастливые приметы. Вывороченный тулуп, овчина и соболи предохраняют жениха и невесту от действия нечистой силы и злых чар, наделяют их плодородием, счастием и богатством: те же самые дары сулит и дождь, оросивший юную чету в день свадьбы. В старину сажали жениха и невесту на соболях и обмахивали лисьими и куньими хвостами.

На Святках девицы ходят ночью в баню и, отворив двери, оборачиваются к ним задом, с таким приговором: «шени меня куньим хвостом по голой части!» Если почудится им прикосновение чего-нибудь мохнатого — это предвещает богатую жизнь замужем. В деревнях до сих пор усаживают их на разостланном тулупе; мать невесты встречает новобрачных в вывороченной шубе, причем поется следующая песня:

Будь, зятю, добресенький,
Як кожух теплесенышй;
Будь, зятю, богатый,
Як кожух волохатый.

В некоторых уездах молодые первую брачную ночь проводят в овчарне или скотной избе. Идучи на сватовство, встретить корову или свинью — считается за доброе предзнаменование; при такой встрече животным этим отвешивают поклоны. Новорожденного ребёнка, чтобы он оставался жив и здоров, кладут на чёрную овчину. Если желаешь, чтобы наседка вывела здоровых цыплят, то клади под неё яйца в то время, когда скот ворочается с поля; кладя яйца под наседку, советуют брать их из чего-нибудь мохнатого, или вместо того —хозяйка должна прикладывать их наперед к своему половому органу: тогда ни одно яйцо не пропадёт даром. В Воронежской губернии на Рождество Христово стелют на лавку шубу и просят священника, пришедшего со крестом, сесть на неё; от этого, по мнению крестьян, наседки будут охотно садиться на яйца и ни в одном из них не замрёт зародыш.

Индийцы чтили священных быков, и в Бенаресе до позднейшего времени быки эти свободно разгуливали по улицам города, Египтяне поклонялись Алису — черному быку, с белым пятном на лбу, для которого был воздвигнут в Мемфисе храм. Они верили, что бык этот зарождается во чреве своей матери от луча небесного света; не убивали коров и не вкушали их мяса, чтобы случайно не умертвить матери будущего Аписа, быков же убивали не иначе как после осмотра и с разрешения жрецов. Нарушитель означенных постановлений подвергался смертной казни.

Евреи не раз нарушали строгость монотеизма и обнаруживали наклонность воздавать божеские почести быкам и коровам; по выходе из Египта они слили золотого тельца; впоследствии Иеровоам устроил два храма для священных тельцов в Вефеяе и Дане.

У славян сохранились только некоторые отрывочные указания, намекающие на этот древний культ. В Орловской губернии купленную корову вводят на двор чрез разостланную в воротах шубу, хозяйка кланяется ей в ноги и подаёт на заслонке посыпанный солью хлеб, чтобы корова не скучала по прежнему жилью и не бегала с нового двора. В Калужской губернии в двенадцатый день после того, как отелится корова, её омаливают. Это делается так: хозяйка варит молочную кашу, горшок с приготовленной кашею ставит в чашку овса, а чашку эту — в решето, наполненное сеном; помолившись Богу, она вынимает крестообразно четыре частицы каши и каждую часть кладёт в соответственную сторону сена; потом смешивает сено с овсом и корм этот отдаёт корове, чтобы она была здорова и обильна молоком; оставшаяся каша съедается в семье. В некоторых деревнях корове, которая принесла первенца, обвязывают около рогов белую тесемочку.

На Троицын день белорусские поселяне, празднуя приход весны, сплетают коровам на рога зелёные венки — обычай, известный и в Германии. О торжественном поезде с быком, в честь плодотворящего Тура, упомянуто выше.

Финский Рождественский дед — Йолупукки (фин. Joulupukki) — «Рождественский козёл».

Баранов и козлов держат у нас на конюшнях, с целью предохранить лошадей от проказ домового; кто соблюдает это, у того домовой не станет трогать лошадей, на которых любит он кататься по ночам, а будет разъезжать на козле или баране. Поверье — весьма знаменательное; ибо домовой, представитель очага, по первоначальному значению, есть бог Агни, тождественный Перуну-громовержцу, и, следовательно, ему так же прилично ездить на козлах, как и скандинавскому Тору. В Швабии и Бранденбурге крестьяне держат в хлевах козла, чтобы домашний скот не был испорчен нечистыми духами; так как бог-громовник выезжает на небо разить тёмных демонов, то они ощущают невольный трепет перед козлом, на котором появляется Тор во время грозы. Для того, чтобы домовой не гонял кур, их нарочно окуривают козьей шерстью.

Козёл, по мнению нашего простонародья, задабривает гневного домового, и потому для усмирения его зарывают перед жильём череп козла. Волохи ставят на границах шесты с воткнутыми на них бараньими головами, обращенными на восток, для предохранения скотины от падежа. У лонгобардов, по свидетельству римского Патерика (кн. III, гл. 28), был обычай приносить в жертву дьяволу голову козла; жертвоприношение это сопровождалось пением обрядовых песен и пляскою (скаканием) вокруг требища. Народная сага, приписывая черту хранение сокровищ, рассказывает, что нечистый только тому дозволяет овладеть ими, кто принесёт ему чёрного козлёнка.

Самое создание козла немецкое предание присваивает дьяволу; на Руси есть подобное же поверье: когда Бог создал человека, то дьяволу стало завидно, и он намесил глины и слепил из неё точь-в-точь своё подобие — с бородой, хвостом и рогами; но сколько ни дул — не мог вдохнуть в него жизни. Тогда дунул Господь — и тотчас же вскочил козёл, бросился на чёрта и начал бить его рогами; испуганный черт обратился в бегство. С той поры чёрт ничего так не боится, как козла.

По другим же рассказам, черти, подобно громовнику, сами разъезжают верхом на козлах, что объясняется их древнейшею связью с тёмными тучами.

Заметим, что в эпоху христианскую «дьявол» сделался общим нарицательным названием для всех облачных и грозовых духов, которых языческая древность изображала козлоногими и рогатыми сатирами, фавнами, лешими. Средневековые иконописцы воспользовались уже готовыми образами и рисовали лукавого духа с рогами, хвостом и козлиными ногами; подобные изображения чертей и леших встречаются и на лубочных картинах.

Домовой, по русскому поверью, — малорослый старик, весь покрытый теплою, косматою шерстью. На Украине на первой неделе Великого поста водят по улице козла и поют веселые песни; тот же обряд совершался прежде на Коляду, теперь же в дни Рождественских Святок водят ряженых, из которых один представляет козу, а другой пастуха.

В Швеции водят на Рождество наряженного козлом юношу — julbock, а в Германии носят, вместо того, klapperbock — шест, обтянутый козьей шкурою — символ той громовой трещотки, которую бог Гермес подарил Геркулесу.

Когда старинные сказания о мифических стадах с высоты облачных пространств были низведены на землю, тогда возник целый ряд суеверных примет и обрядов, основанных на буквальном понимании различных метафорических выражений. Многие из этих примет и обрядов указаны нами выше. Так к богу-громовнику, доителю небесного молока = дождя, стали прибегать с мольбами наполнить обильным молоком сосцы земных коров; пожар, произведенный молнией, стали гасить коровьей шерстью, навозом или молоком. В Томской губернии ожоги до сих пор лечат овечьим помётом. В Швейцарии втыкают на домах бычьи головы для предохранения от грозы.

Во время засухи в некоторых русских деревнях крестьяне нарочно оставляют свой скот в полях без воды, чтобы они ревом своим вынудили Бога сжалиться и даровать дождь (Черниг. губ.): мычанье стад — метафора грома, сопровождающего дождевые ливни. По мычанью коров славяне гадали о будущем, точно так же, как гадали они по ржанию коней.

В Перуне, бороздящем небо своими огнедышащими быками, язычник признавал бога-дарователя всякого плодородия, устроителя брачных союзов и охранителя поземельного владения. Поэтому как вержение молота (- символ молний) освящало право на владение землею, так освящалось оно и опахиванием быками.

По рассказу Тита Ливия, Гораций Коклес получил в собственность столько полей, сколько мог опахать в продолжение одного дня (quantum uno die circumararit); скандинавская сага говорит о короле Гильфе, что он пожаловал Гефионе такое количество земли, какое вспахали четыре быка в течение суток. То же значение придавалось и воловьей или козлиной шкуре. Дидона покупает в Африке столько земли, сколько можно обложить одной кожею; после того разрезывает кожу на ремни и облагает обширный участок, который и делается её бесспорным приобретением. Я. Гримм приводит подобные же сказания, принадлежащие немецким племенам.

Накануне Нового года на Руси прибегают к такому гаданию: девушка идёт в хлев и первой попавшейся впотьмах скотине даёт блин; после того вносят огонь, и если блин достался быку— то гадальщица скоро выйдет замуж, а если корове — то не жди жениха; или, приходя в хлев, она схватывает какое-нибудь животное: если это баран, то быть ей скоро замужем, и наоборот — если попалась овца. Гадание это известно и в Германии. Литовцы давали жениху и невесте зажаренные козлиные или медвежьи детородные яйца: верили, что такая яства наделяла их силою многоплодия.

Древнейшим воззрением на грозовые тучи, как на стада различных животных и звериные шкуры, объясняется обряд ряженья. На праздник Коляды, когда народившееся солнце и прибывающий свет дня возбуждают мысль о грядущем оживлении природы, и в дни Масленицы (Комоедицы), Великого поста и Пасхи, когда начинается весна и природа действительно просыпается от зимнего сна, было в обычае — с радостными песнями и кликами водить по полям и селам тех животных, в образе которых чтились творческие силы весенних гроз, проливающих дожди, просветляющих небо и дающих земле плодородие. Это торжественное, обрядовое шествие имело символический характер и наглядно выражало возврат ясных, тёплых дней и дождевых, молниеносных облаков.

То же значение принадлежит и обряду, совершаемому ряжеными или окрутниками. Вместо шествия с действительными животными поселяне сами облекаются в звериные шкуры и принимают вид оборотней, они наряжаются быками, баранами, козлами, лисицами, медведями, собаками и волками, наряжаются бабой-ягой (=ведьмою) и чертями. Чаще всего употребляется в дело вывороченный тулуп и длинная льняная борода. Представляющий чёрта натягивает на себя что-нибудь косматое, лицо обмазывает сажею, к голове приставляет рога, а в зубы берет горячий уголь. В таких нарядах окрутники бегают по улицам шумными вереницами, пляшут и кривляются, распевают громкие песни и бьют в тазы, заслонки и бубны, — чем обозначался тот неистовый разгул, с каким являлись весною облачные духи; ибо в полёте грозовых туч народ видел их буйные пляски, а в свисте бури и раскатах грома слышал их дикие песни и оглушительный звон (см. гл. VI).

Против этих обрядов, несомненно принадлежавших к древнему языческому культу, христианство восставало с особенною ревностью; вместе с другими суевериями осуждались и «косматые сатирские хари», запрещалось накладывать на себя «личины и платье скоморошеское». Если справедливо толкование, даваемое слову: «москолоудство» (=маскарад), то ещё в XI веке новгородский епископ Лука Жидята возвышал свой голос против ряженья. Слово«москолоудство»— сложно: а) маска и b) luda — покров, luditi — покрывать (хорват.), luden— newalenft sukno (чешск.).

Автор Синопсиса, описывая празднование Коляды, говорит: «иные лица своя и всю красоту человеческую, по образу и по подобию божию сотворенную, некими лярвами (larva— маска, личина) или страшилами, на диавольский образ пристроенными, закрывают, страшаще или утешающе людий, Творца же и зиждителя своего укоряюще и аки бы не довольствующе или мерзящейся творением руку его».

Обычай, однако, был так силён, что удержался до наших дней, хотя уже давно утратил всякой смысл и обратился в простую забаву. Под влиянием христианских поучений у людей набожных составилось убеждение, что наряжаться на Святки, надевать на себя «харю» (маску) — грешно и что единственное средство отчиститься от этого греха — окунуться в крещенскую прорубь после водосвятия. Такое омовение водою, необходимое для всех окрутников, служило некогда символическим знамением тех дождевых потоков, в которых купаются облачные духи.

Далее… Небесные стада и их пастыри

Небесные стада и их пастыри
Небесные стада. Корова, бык.

Оставить комментарий

Ваш email не будет опубликован.Необходимы поля отмечены *

*