«Дорогой длинной…» воспоминаний

21 марта исполняется 135 лет со дня рождения артиста, поэта и композитора Александра Вертинского (1889–1957).

Жизнь замечательного русского артиста – певца, поэта, композитора, актера Александра Вертинского во все времена с неослабевающим притяжением привлекала и исследователей его творчества, и широкие круги почитателей его таланта.

Его называли «Поэтом, странно поющим свои стихи, ни на кого не похожим, небывалым». Трудное начало артистической карьеры, когда он не был принят в статисты МХАТа, эпизодические съёмки в кино, работа в маленьком театре миниатюр, наступившая Первая мировая война и медицинская служба, – всё это не помешало проявиться его истинному таланту.

Даже на склоне лет ему было не понятно и удивительно, что привлекло публику к его «песенкам Пьеро», в своих мемуарах он писал:

«Петь я не умел! Поэт я был довольно скромный, композитор тем более наивный! Даже нот не знал, и мне всегда кто-нибудь должен был записывать мои мелодии. Вместо лица у меня была маска. Что их трогало во мне?». И сам же объяснял: «Прежде всего наличие в каждой песенке того или иного сюжета. <…> И я стал писать песенки-новеллы, где был прежде всего сюжет. Содержание. Действие, которое развивается и приходит к естественному финалу».

Каждая песенка Вертинского становилась маленьким спектаклем, из которых и состоял большой концерт-спектакль в его театре одного актёра.

Александр Вертинский – это не только театральная маска талантливого актёра, но и его чрезвычайная способность увидеть другую судьбу, посочувствовать, по-христиански пожалеть. Видимо, в этом заключается одна из магических черт Вертинского, лежащая в основе его характера — доброта и сострадание к человеку.

Эстрадный артист, актер кино, поэт, певец Александр Вертинский (1889 — 1957) во время Первой Мировой войны  работал санитаром на 68-й поезд, курсировавший с 1914 по 1916 года между Москвой и передовой линией фронта. Он наблюдал за операциями известного московского хирурга Холина и блистательно освоил технику перевязки. К 1916 году в послужном списке санитара Вертинского было 35 000 перевязок.

«Однажды ко мне в купе (вагоны были уже забиты до отказа) положили раненого полковника. Старший военный врач, командовавший погрузкой, сказал мне: 
— Возьмите его. Я не хочу, чтобы он умер у меня на пункте. А вам все равно. Дальше Пскова он не дотянет. Сбросьте его по дороге. 
— А что у него? 
— Пуля около сердца. Не смогли вынуть— инструментов нет. Ясно? Он так или иначе умрет. Возьмите. А там — сбросите… 

Не понравилось мне все это: как так — сбросить? Почему умрет? Как же так? Это же человеческая жизнь. И вот, едва поезд тронулся, я положил полковника на перевязочный стол. Наш единственный поездной врач Зайдис покрутил головой: ранение было замысловатое. Пуля, по-видимому, была на излете, вошла в верхнюю часть живота и, проделав ход к сердцу и не дойдя до него, остановилась. Входное отверстие— не больше замочной скважины, крови почти нет. Зайдис пощупал пульс, послушал дыхание, смазал запекшуюся ранку йодом и, еще раз покачав головой, велел наложить бинты. 
— Как это? — вскинулся я. 
— А так. Вынуть пулю мы не сумеем. Операции в поезде запрещены. И потом — я не хирург. Спасти полковника можно только в госпитале. Но до ближайшего мы доедем только завтра к вечеру. А до завтра он не доживёт. 

Зайдис вымыл руки и ушел из купе. А я смотрел на полковника и мучительно думал: что делать? И тут я вспомнил, что однажды меня посылали в Москву за инструментами. В магазине хирургических инструментов «Швабе» я взял всё, что мне поручили купить, и вдобавок приобрёл длинные тонкие щипцы, корнцанги. В списке их не было, но они мне понравились своим «декадентским» видом. Они были не только длинными, но и кривыми и заканчивались двумя поперечными иголочками. 

Помню, когда я выложил купленный инструмент перед начальником поезда Никитой Толстым, увидев корнцанги, он спросил: 
— А это зачем? Вот запишу на твой личный счёт — будешь платить. Чтобы не своевольничал. 

И вот теперь я вспомнил об этих «декадентских» щипцах. Была не была! Разбудив санитара Гасова (он до войны был мороженщиком), велел ему зажечь автоклав. Нашёл корнцанги, прокипятил, положил в спирт, вернулся в купе. Гасов помогал мне. Было часа три ночи. Полковник был без сознания. Я разрезал повязку и стал осторожно вводить щипцы в ранку. Через какое-то время почувствовал, что концы щипцов наткнулись на какое-то препятствие. Пуля? Вагон трясло, меня шатало, но я уже научился работать одними кистями рук, ни на что не опираясь. Сердце колотилось, как бешеное. Захватив «препятствие», я стал медленно вытягивать щипцы из тела полковника. Наконец вынул: пуля!

Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. За моей спиной стоял Зайдис. Он был белый, как мел: 
— За такие штучки отдают под военно-полевой суд,— сказал он дрожащим голосом. 
Промыв рану, заложив в неё марлевую «турунду» и перебинтовав, я впрыснул полковнику камфару. К утру он пришёл в себя. В Пскове мы его не сдали. Довезли до Москвы.

Я был счастлив, как никогда в жизни! В поезде была книга, в которую записывалась каждая перевязка. Я работал только на тяжёлых. Лёгкие делали сестры. Когда я закончил свою службу на поезде, на моем счету было тридцать пять тысяч перевязок! « — писал Александр Вертинский в своих воспоминаниях «Дорогой длинной…»

В этой книге история про операцию с помощью «декадентских» щипцов заканчивается очень красивыми строчками. Автор вообразил себе ситуацию о том, как вверху на Небесах ангелы пришли к Богу с докладом о делах человеческих. Процитирую этот фрагмент.

« – Кто этот Брат Пьеро? — спросил Господь Бог…
– Да так… актёр какой-то,  – ответил дежурный ангел. – Бывший кокаинист.
Господь задумался.
– А настоящая как фамилия?
– ВертинскАй.
– Ну, раз он актёр и тридцать пять тысяч перевязок сделал, помножьте всё это на миллион и верните ему в аплодисментах.
С тех пор мне стали много аплодировать. И с тех пор я всё боюсь, что уже исчерпал эти запасы аплодисментов или что они уже на исходе. Шутки шутками, но работал я, в самом деле, как зверь!…»

«СМЕЛЫЙ САНИТАР в санитарном поезде №68 санитар Вертинский спас жизнь полковника. Делать разрезы в поезде во время движения опасно для жизни раненых, и по этой причине запрещено. Санитар А. Вертинский применил инструмент корнцанг и достал пулю из груди раненого.

А. Вертинский полтора года делал только самые тяжёлые перевязки и за полтора года перевязал тысячи раненых.»

Более 100 лет назад Крымская публика увидела на сцене Александра Вертинского в 1915 году , когда он в 25- летнем возрасте начинал свою сценическую карьеру.

В 1917 году эстрадный артист, актер кино, поэт, певец Александр Вертинский (1889 — 1957) исполнил песню «Девочка с капризами», в которой упоминаются события в летней курортной Евпатории. Содержание песни даёт основания предположить, что до декабря 1917 года Вертинский уже успел побывать в Евпатории либо в 1916 году, либо летом 1917 года.

ДЕВОЧКА С КАПРИЗАМИ
(слова и музыка: А. Вертинский)
Мы читаем Шницлера. Бредим мы маркизами.
Осень мы проводим с мамой в Туапсе.
Девочка с привычками, девочка с капризами,
Девочка не «как-нибудь», а не так, как все.
Мы никем не поняты и разочарованы.
Нас считают маленькой и теснят во всём.
И хотя мы с мамою не очень избалованы,
Всё же мы умеем поставить на своём.
Из-за нас страдают здесь очень – очень многие.
Летом в Евпатории был такой момент,
Что Володя Кустиков принял грамм цикория.
Правда, он в гимназии, но почти студент.
Платьица короткие вызывают страстные
Споры до истерики с бонной и мама.
Эти бонны кроткие – сволочи ужасные
Нет от них спасения. Хуже, чем чума!
Вечно неприятности. Не дают возможности,
Заставляют волосы распускать, как хвост.
Что это, от глупости иль от осторожности?
А кузен Серёженька всё острит, прохвост!
Он и бонна рыжая целый день сопутствуют.
Ходишь, как по ниточке, – воробей в плену!..
Девочка с капризами, я Вам так сочувствую.
Вашу жизнь тяжёлую я один пойму!
(Ялта, 1917)

Евпаторийский театр в то время считался одним из лучших не только в Крыму, он выдерживал сравнение со знаменитым Одесским оперным театром, построенным в стиле нового венского барокко в 1887 году. В Евпаторийский театр охотно приезжали на гастроли многие известные и выдающиеся артисты того времени.

Местным краеведам известно, что в городском театре Евпатории выступал с концертами Александр Вертинский. В Архивном фонде Краеведческого музея удалось отыскать публикации о предстоящих концертах Вертинского в местной газете того времени «Революционная Евпатория» (№№ 65, 66; декабрь 1917). Поскольку 100-летняя газета, находится в ветхом состоянии, и мелкий шрифт довольно трудно читается при фото воспроизведении, ниже мы представляем восстановленный текст газетного объявления:

«Городской театр.

Во вторник 26 декабря 1917 года только один вечер печальных «песенок Пьеро» Александра Вертинского. В программе: Минуточка, Маленький креольчик, Песенка о твоих пажах, Лиловый негр, Колыбельная песня, Жамэ (попугай Флобер), В голубой далекой спаленке, Кокаинетка, Оловяное сердце, Ваши пальцы пахнут ладаном. Новая, только что написанная песня «То, что я должен сказать» и целый ряд других песенок собственного сочинения.
В концерте примет участие (новые рассказы) известный рассказчик В.В. Сладкопевцев. У рояля Г. Попов.
Билеты заблаговременно с 22 декабря продаются в кассе Городского театра от 11 до 1 часа дня и от 5 до 7 часов вечера».

Песня Александра Вертинского «То, что я должен сказать» впервые прозвучала в городском театре Евпатории. В своих мемуарах «Дорогой длинною…» Вертинский писал:

«Вскоре после октябрьских событий (1917 г.) я написал песню „То, что я должен сказать“. Написана она была под впечатлением смерти московских юнкеров, на похоронах которых я присутствовал».

«То, что я должен сказать»

Я не знаю, зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в Вечный Покой!

Осторожные зрители молча кутались в шубы,
И какая-то женщина с искаженным лицом
Целовала покойника в посиневшие губы
И швырнула в священника обручальным кольцом.

Закидали их ёлками, замесили их грязью
И пошли по домам — под шумок толковать,
Что пора положить бы уж конец безобразью,
Что и так уже скоро, мол, мы начнем голодать.

И никто не додумался просто стать на колени
И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
Даже светлые подвиги — это только ступени
В бесконечные пропасти — к недоступной Весне!
1917 г.

Что же произошло в Москве осенью 1917 года?

После того, как в Санкт-Петербурге произошёл государственный переворот, вечером 25 октября 1917 г. на заседании Московской городской думы был создан «Комитет общественной безопасности» (КОБ), во главе с городским голова эсером Вадимом Рудневым и командующий войсками Московского военного округа полковником Константином Рябцевым. Комитет выступал с позиции защиты Временного правительства, но мог опираться главным образом на офицеров и юнкеров, собравшихся в Александровском военном училище, их было около 300 человек (офицеры, юнкера, студенты).

Именно в Москве в ходе октябрьского восстания 1917 года развернулись самые длительные и упорные бои. 28 октября 1917 г. юнкера взяли Кремль. 29 октября (11 ноября) на улицах Москвы противоборствующие стороны вырыли окопы и сооружены баррикады и началась упорная борьба за центр Москвы.

«Снаряды летали так же бессмысленно, как бессмыслен был весь этот шестидневный процесс кровавой бойни и разгрома Москвы.» — писали в газете «Новая Жизнь»

Не долго юнкера продержались в Кремле, противоборствуя армейским революционным силам, начавшим артиллерийский обстрел Кремля. В ночь на 2 ноября юнкера сами ушли из Кремля, было заключено соглашение о разоружении юнкеров и кадетов.

«В сущности своей Московская бойня была кошмарным кровавым избиением младенцев. С одной стороны — юноши красногвардейцы, не умеющие держать ружья в руках, и солдаты, почти не отдающие себе отчёта — кого ради они идут на смерть, чего ради убивают? С другой — ничтожная количественно кучка юнкеров, мужественно исполняющих свой «долг», как это было внушено им.» — писал Максим Горький «Новая Жизнь» № 175. 1917).

Возле Кремлевской стены похоронены 240 красногвардейцев, а на Братском кладбище предали земле около 300 юнкеров и белогвардейцев.

Концертные пути-дорожки

Обращаясь к песенно-поэтическому наследию Александра Вертинского, мы обнаруживаем, что его первые три песни относятся к 1914-1915 гг. В 1916 году в репертуаре Вертинского таких песен уже больше десятка, что позволяло выступать в отделении концерта. Две песни 26-летнего Вертинского имеют указание на место их создания: «За кулисами» (1916 год, Крым)

Вы стояли в театре, в углу, за кулисами,
А за Вами, словами звеня,
Парикмахер, суфлер и актеры с актрисами
Потихоньку ругали меня.

Кто-то злобно шипел: «Молодой, да удаленький.
Вот кто за нос умеет водить».
И тогда Вы сказали: «Послушайте, маленький,
Можно мне Вас тихонько любить?»

Вот окончен концерт… Помню степь белоснежную.
На вокзале Ваш мягкий поклон.
В этот вечер Вы были особенно нежною,
Как лампадка у старых икон…

А потом — города, степь, дороги, проталинки…
Я забыл то, чего не хотел бы забыть.
И осталась лишь фраза: «Послушайте, маленький,
Можно мне Вас тихонько любить?».

«Дым без огня» (1916 год, Крым, Ялта).

Вот зима. На деревьях цветут снеговые улыбки.
Я не верю, что в эту страну забредёт Рождество.
По утрам мой комичный маэстро так печально играет на скрипке
И в снегах голубых за окном мне поет Божество!

Мне когда-то хотелось иметь золотого ребёнка,
А теперь я мечтаю уйти в монастырь, постареть
И молиться у старых притворов печально и тонко
Или, может, совсем не молиться, а эти же песенки петь!

Всё бывает не так, как мечтаешь под лунные звуки.
Всем понятно, что я никуда не уйду, что сейчас у меня
Есть обиды, долги, есть собака, любовница, муки
И что всё это — так… пустяки… просто дым без огня!

Можно заключить, что летом или осенью 1916 года Вертинский побывал на гастролях в Крыму, но никаких подробностей мы пока не знаем и это лишь предположение.

Известно, что после выступления в Евпатории уже через два дня, 28 декабря Вертинский выступал в Феодосии. Сохранившиеся автографы и фотография дают представление о чувствах артиста и его внешнем облике в то время.

Скорее всего, из Феодосии Вертинский отправился в Одессу, так как уже 3 января 1918 года Максимилиан Волошин пишет знакомым:

«в Феодосии началась какая-то междунациональная потасовка со стрельбой и резней и вином», «перестрелка между татарами и большевиками».

Проще было бы выехать в Одессу  из Севастополя, но город в это время был во власти большевиков.

Одессу накануне объявили вольным городом под властью Украинской Народной Республики. В марте 1918 года в Одессу вошли немцы. В конце апреля 1918 года немцы изгнали из Крыма большевиков и на всем полуострове установили оккупационный режим.

По воспоминаниям очевидцев того времени, немцы стремились поддерживать гражданский порядок, при этом жестоко подавлялись большевистские настроения. В этих условиях в 1918 году Вертинский вновь побывал в Крыму на гастролях. Сведения об этом удалось найти в Крымском госархиве. К сожалению точной даты выступления в городах Крыма не указаны, но есть запись, что гастроли Вертинского в Крыму состоялись с 1 сентября по 1 октября 1918 года. Никаких подробностей о программе концерта и т.п. не приводится, но эти архивные документы впервые дают представление о финансовых итогах выступлений гастролёров в Евпатории, и в том числе Александра Вертинского.

Одесса с давних дореволюционных времён имела с Евпаторией и Крымом прямое морское сообщение, разнообразные торговые и общественные связи.

Многие гастролеры, бывавшие в Одессе, часто посещали и Евпаторию, особенно с тех пор, как в городе появился в 1910 году прекрасный театр. В период гражданской войны Одесса привлекала многих представителей творческой интеллигенции и образованной публики, и до прихода советской власти там процветали многие жанры «буржуазного искусства».

Очевидно, что Вертинский в тот период избегал ситуаций, когда он мог бы оказаться на территории подвластной большевикам. Пытаясь завуалировать тот факт, что при советской власти он не видел себе места, Вертинский пишет:

«Я же двигался по своей артистической, увы, совершенно независимой от политики и вообще неосознанной орбите и скоро опять оказался в Одессе».

В начале апреля 1919 года из Одессы эвакуировались французские интервенты, и город с советскими отрядами взял будущий атаман Григорьев.

В начале марта 1919 года власть в Крыму захватила Добровольческая армия белых. Вертинский описал свою встречу в Одессе с белогвардейским генералом Яковом Слащёвым-Крымским (1885-1929), ставшим прототипом генерала Хлудова в булгаковской пьесе «Бег», и прославившимся храбростью, мужеством и жестокостью при обороне Крыма. На вопрос генерала Слащёва о дальнейшем маршруте, Вертинский назвал Севастополь. Далее в мемуарах после Одессы он вспоминает и другие города:

«Белые армии откатывались назад. Уже отдали Ростов, Новочеркасск, Таганрог. <…> Вместе с армией отступал и я со своими концертами. Последнее, что помню, была Ялта».

Исторические события того времени позволяют хотя бы приблизительно восстановить даты событий жизни Вертинского, отсутствующие в его мемуарах, а также понять в потоке событий логику его поступков и причины, приведшие к эмиграции.

Власти в Крыму менялись так:
Советская Социалистическая Республика Таврида (январь-апрель 1918 года);
период немецкой оккупации (май-ноябрь 1918 года); военная интервенция Антанты в Крыму (ноябрь 1918 — апрель 1919 года);
Крымская Советская Социалистическая Республика (апрель-июнь 1919 года);
период Деникина (апрель-ноябрь 1920 года);
Врангель и его разгром в битве за Перекоп (апрель-ноябрь 1920 года).

Эмигрировал Вертинский в середине ноября 1920 года на пароходе на пароходе «Великий князь Александр Михайлович», уносившим в политическое небытие самого Врангеля. 

Ясно, что он в то время не видел никакой перспективы для своей артистической карьеры в Советском государстве. Если судить по его книге воспоминаний «Дорогой длинной…», то за это время он написал всего две-три песни, и ещё одну-две песни в 1920 году, уже находясь в Константинополе. Так ли это на самом деле? Видимо, его творчество того периода было неприемлемо для публикации в советских изданиях и ему приходилось все силы тратить на выживание. Возможно, что точного ответа на этот вопрос мы уже никогда не узнаем.

Самым загадочным этапом жизни Александра Вертинского остаётся период 1918-1920 годов, значительная часть которого связана с Крымом.

После Ялты Вертинский всё же попал в Севастополь. Именно Севастополь 1919-1920 годов в культурном смысле напоминал Одессу, в которой недавно блистал Вертинский. В Севастополе собрались многие знаменитые писатели, поэты, журналисты, певцы и артисты многих жанров.

Можно не сомневаться, что Вертинский тогда выступал с концертами не только в Севастополе, и других городах Крыма, и ещё много раз посещал Евпаторию.

Громким событием в Севастополе стало открытие в сентябре 1919 года литературно-художественного театра-кабаре «Дом Артиста». Идея его создания принадлежала Аркадию Аверченко. Эту идею ему помог реализовать севастопольский градоначальник генерал-майор Владимир Субботин. «Дом Артиста» в Севастополе был не только развлекательным, но и организационным заведением. Бежавшим в Крым актерам помогали найти работу, предоставляли сцену для выступления, организовывали благотворительные вечера.

В «Доме Артиста» Аверченко вёл очень насыщенную жизнь, заведовал театральной частью литературно-художественного театра-кабаре, писал пьесы, участвовал в их постановках, писал фельетоны в газету «Юг», выступал с вечерами, преподавал в драматической студии, занимался общественной деятельностью.

В «Доме артиста» в Севастополе «при Деникине и Врангеле звучали антибольшевистские фельетоны и куплеты…», а Аверченко «точил свои „Ножи в спину революции“». По крайней мере, Вертинский долгое время находился в этой среде, хотя в своих мемуарах он постарался от неё если не откреститься, то по крайней мере отнестись иронически:

«„Ножи“ точились плохо. Было не смешно и даже как-то неумно. Он читал их нам, но особого восторга они ни у кого не вызвали».

Однако следует учитывать, что это сказано в 50-е годы прошлого века, когда Вертинский уже более десятка лет был советским артистом и гражданином СССР.

Лауреат Сталинской премии Вертинский А.Н.

Поскольку в годы эмиграции Вертинского ничего не связывало с Крымом, то обратимся теперь к советскому периоду его жизни. Имея мировое имя, он не стал в советском обществе полноправным исполнителем своих песен. Ему было разрешено исполнять всего три десятка песен из его репертуара. В больших городах, а также в Москве и Ленинграде выступать почти не позволяли. Стихи и песни не публиковали, грампластинки не выпускали. Разрешили гастролировать по провинциальным городам и участвовать в кинофильмах, как артисту с большим опытом в этой области искусства. И за роль католического кардинала в фильме «Заговор обреченных» его даже был награждён в 1951 году Сталинской премией!

Сталинский лауреат Вертинский вскоре отправился с концертами в Сибирь, наверное, тоже не случайно. В письмах артиста жене вновь появляются жалобы:

«… концерты в рабочих клубах и дворцах культуры – чистое мучение. Публика тёмная, шепчутся, ходят взад и вперед, не реагируют ни на что, грызут семечки. Мука мученическая! Брохес вообще уходит без хлопка, а я имею десятую долю своего обычного успеха. Я называю эти концерты „самосожжением“. Они мне рвут нервы. И ничего поделать нельзя. <…> ничего не помогает».

К счастью, эта поездка была не столь длительная, как в 1950 году.  26 марта 1951 года Вертинский писал жене из Кисловодска:

«У курзала огромный мой плакат с тоненькой надписью сверху: „Лауреат Сталинской премии“. Мы с Мишкой (аккомпаниатор — Михаил Брохес)  долго стояли, любуясь плакатом». В середине мая 1951 года Вертинский обещал жене возвратиться домой.

В конце ноября 1952 года Вертинский оказался на Ялтинской киностудии, где он снимался в фильме про героя Албании Скандербега. Но в «тоскливой холодной Ялте» он простудился, потерял голос, и с концертами, судя по всему, не выступал. Однако, используя эту информацию, мы предприняли поиск в газетах того времени. И не зря, 14 сентября 1952 года «лауреат Сталинской премии» Александр Вертинский выступал в Евпатории в Гортеатре им. А.С. Пушкина (Евпатория, газета «Знамя Победы»,  №113 – 14 сентября 1952).

Затем 3 и 4 октября 1952 г. состоялись концерты Вертинского в Ялте в Гортеатре им. А.П. Чехова. Можно предположить, что артист выступал и в других городах Крыма.

Летний курортный сезон 1952 года Вертинский начал его с 1 июня в Кисловодске. Только в конце июня 1952 года он наконец-то добрался с гастролями до Крыма.

После 1952 года у Вертинского было несколько благополучных лет, концерты в Ленинграде, Киеве, Cталинграде и других больших городах, участие в киносъёмках.

В 1956 году, как и в 1952 году до начала гастролей в Ялте  Вертинский давал концерты в Евпатории. Известно его письмо жене из Ялты 27 июня 1956 года: «Сегодня у меня воистину счастливый день».

В ялтинской «Курортной газете» (№№ 126, 127; 27 и 30 июня 1956) были напечатаны только объявления о предстоящих концертах, и полное молчание о том, как проходили концерты Вертинского. Однако даже такая скупая информация позволяет понять, с каким успехом проходили его выступления. В «Курортной газете» сообщается о третьем, незапланированном концерте артиста, причём к объявлению добавлено: «Принимаются коллективные заявки». В советские времена это означало, что концерт посетят руководство и «элита» города, а билеты будут распределяться «по предприятиям», так что в кассе их будет мало, или не будет совсем.

Сохранились газетные фотографии, запечатлевшие пребывание артиста в Ялте в 1956 году, и один из снимков сделан на фоне афиши. В «Курортной газете» 1956 года сообщалось: «Сегодня и 28 июня – Вечер песни. Лауреат Сталинской премии Александр Вертинский». Возможно, этим он хотел показать, что заслужил хоть высокую государственную награду за свой титанический труд на ниве российской культуры. Звание «Лауреат Сталинской премии» для него было наградой от государства, а не лично от Сталина…

За государственную награду Александру Вертинскому пришлось расплачиваться трудными гастрольными выступлениями в 1956 году. 8 декабря 1956 года из Краснодара он сообщал жене:

«Я тяжеловато пою. Сказывается переутомление. 4 таких больших поездки подряд: Северный Кавказ, Средняя Азия, Сибирь и Южный Кавказ. Это больше ста концертов! Я уже плохо выдерживаю такую нагрузку. Годы не те! Еле дотягиваю концерт и на 2-м отделении уже выдыхаюсь. Сейчас надо сделать большой перерыв, чтобы набраться сил. Уйду в кино. Всё же там хоть петь не надо. Голос отдохнет».

В списке гастролей был ещё и Крым, о котором артист не упомянул. Видимо, в Крыму концертов было сравнительно немного.

В 1956 году, чувствуя свою безмерную усталость от бесконечных гастролей Вертинский простился с родным Киевом.

Киев — родина нежная,
Звучавшая мне во сне,
Юность моя мятежная,
Наконец ты вернулась ко мне!
Я готов целовать твои улицы,
Прижиматься к твоим площадям.
Я уже постарел, ссутулился,
Потерял уже счёт годам.
А твои каштаны дремучие,
Паникадила весны —
Всё цветут и как прежде, могучие,
Берегут мои детские сны.
Я хожу по родному городу,
Как по кладбищу юных дней.
Каждый камень я помню смолоду,
Каждый куст вырастал при мне.
Здесь тогда торговали мороженым,
А налево была каланча!
Пожалей меня, Господи Боже мой,
Догорает моя свеча!
1956, Киев

Если снова судить по письмам Вертинского к жене, то ему удалось отдохнуть от гастролей до мая 1957 года. Какие поездки ему предстояли в этом году, неизвестно, но 3 мая он приезжает в Ленинград. Хотя не сразу удалось устроиться в любимую гостиницу «Астория», дальнейшие письма были полны оптимизма, спокойствия и восхищения культурной атмосферой города:

«Принимают меня здесь благоговейно, восторженно. Но и пою я в десять раз лучше, чем в Москве! Ленинградская публика – это нечто совсем особое, не похожее на остальную публику страны. Они „не все кушают“, но если любят, то уж очень! Культура иная».

Однако следующее письмо 15 мая 1957 года было последним, всё же здоровье артиста уже было на пределе физических возможностей. Ему делали уколы, и судя по всему, беспокоило сердце:

«… мне осталось 6 уколов. Руки мои поправляются. Пою сверхъестественно – чисто и хорошо, и устаю гораздо меньше. Это, конечно, новокаин! Кончу числа 30, а то и 2 июня. Приеду и лягу к Вишневскому».

Этим планам уже не пришлось сбыться. Последний концерт Вертинского состоялся 21 мая 1957 года в Доме ветеранов сцены им. Савиной в Ленинграде. В тот же вечер гостинице «Астория» Александр Николаевич скончался от острой сердечной недостаточности, на 69 году жизни.

Похоронен Вертинский в Москве на Новодевичьем кладбище.

До конца жизни Вертинский продолжал работать над своими воспоминаниями, вышедшими в 1990 году в составе сборника его избранного литературного наследия «Дорогой длинной…» .

В 2006 году вышло переиздание сборника «Дорогой длинной…»  большого формата исправленное и дополненное письмами и фотографиями из архива А.Н. Вертинского . В предисловии от составителя, которым была супруга артиста Лидия Владимировна Вертинская, отмечается:

«Изучение жизни и творчества А. Вертинского вступает, по сути дела, в новую свою фазу, и я надеюсь, что настоящий сборник послужит хорошим стимулом для привлечения исследователей литературы и искусства к работе, которая обещает большой интерес как для них самих, так и для будущих читателей. Помимо прочего, публикация книги Александра Николаевича Вертинского имеет и эту желанную цель».

Авторы, целиком разделяя это мнение, попытались немного глубже проникнуть в некоторые подробности жизни и творчества А.Н. Вертинского, связанные с Крымом, Ялтой, Евпаторией. Нам представляется у Вертинского было особое отношение, как к Крыму, так и к городам Ялта и Евпатория. Во всяком случае, он не упускал случая побывать здесь и выступить перед благодарной публикой.

Авторы благодарят сотрудников научной библиотеки «Таврика» Центрального музея Тавриды (Симферополь) и Евпаторийского краеведческого музея за помощь.

По материалам статьи в «МК», написанной Валерием Алексеевичем Мешковым и Яниной Грошевой