Академик Трубачёв Олег Николаевич.
К истокам Руси. Народ и язык.
Первоначально ограниченная территория?
Прежде чем мы приступим к пересмотру распространенной аргументации прародины, полезно вспомнить мудрые слова Брюкнера, который давно ощутил методологическую неудовлетворительность постулата ограниченной прародины: «Не делай другому того, что неприятно тебе самому. Немецкие учёные охотно утопили бы всех славян в болотах Припяти, а славянские – всех немцев в Долларте (устье реки Эмс. – Т.О.); совершенно напрасный труд, они там не уместятся; лучше бросить это дело и не жалеть света божьего ни для одних, ни для других». Это, конечно, была шутка, но проблема размера прародины имеет серьезное научно-методологическое значение. Верно замечено, что идея ограниченной прародины это пережиток теории родословного древа.
В немецкой этногенетической литературе активно пользуются ещё термином Keimzelle, буквально «зародышевая клетка», что совсем уводит нас в биологию развития. Необходимо считаться с подвижностью праславянского ареала, с возможностью не только расширения, но и сокращения его, вообще – с фактом сосуществования разных этносов даже внутри этого ареала, как и в целом – со смешанным характером заселения древней Европы, далее – с неустойчивостью этнических границ и проницаемостью праславянской территории. Вспомним поучительный пример прохода венгров в IX веке сквозь восточнославянские земли уже в эпоху Киевского государства. Отдельность этноса не исключала его, а для древней поры просто обязательно предполагала её.
Изначальность диалектного членения
Хотя современное изучение индоевропейских диалектов ведут обычно от Мейе, он вполне отдавал дань унитаристской (от лат. unitas — единство) концепции индоевропейского праязыка, а славянские языки тем более производил из «почти единого наречия», забывая в данном вопросе завет своего учителя Ф. де Соссюра о диалектном членении внутри первоначального ареала. Стоит ли удивляться, что до последнего времени говорят о «единстве» общеславянского языка, покойный 3. Штибер пришёл даже к выводу, что до 500 год н. э. в славянском имелась только одна (!) диалектная особенность, в чем ему тут же вполне резонно возразили, что так просто не могло быть в тех условиях.
Малые размеры праславянской территории, как и первоначальная бездиалектность праславянского языка, – это не доказанные истины, а предвзятые идеи. В науке накоплен большой материал, свидетельствующий об ином. Индоевропеистика давно считается с диалектными различиями внутри первоначального ареала. Современная романистика уже не держится за идею одной народной латыни. С разных сторон указывают на то, что язык есть интеграция, что славянский языковой тип – результат консолидации, что уместно говорить о много-компонентности каждого языка, наконец, доступные письменные свидетельства о древних эпохах прямо показывают, что чем дальше в глубь веков, тем языков было больше, а не меньше. В духе понимания этих или подобных фактов в современной литературе по истории русского и славянских языков можно чаще встретить выражение вроде «славянское этноязыковое объединение». Верно замечено, что праславянский язык – не искусственная модель, а живой, многодиалектный язык.
Праславянский – живой язык или «непротиворечивая» модель?
Эпоха структурного моделирования в последние два десятилетия ощутимо коснулась и праславянского языка, в чем-то притормозив полноту постижения его оригинальных особенностей, потому что в моделировании, в конструировании «непротиворечивой» модели как нигде проявляется это reductio ad unum, упрощающее, а не обогащающее наши представления о предмете.
Принимая во внимание авторитетность языкознания, можно понять, что такая унитаристская концепция праславянского языка не могла не влиять негативно на историю и археологию, ср., например, высказывание историка о едином «государстве» (!) всех славян перед их экспансией, распространение среди археологов преувеличенных мнений об общности материальной культуры древних славян, тогда как славянство в действительности археологически не монолитно [Рыбаков Б.А. Новая концепция предыстории Киевской Руси (тезисы) // История СССР, 1981, № 1, с. 57].
Архаизм языка отнюдь не проистекает прямо от автохтонисти народа, как, впрочем, и инновации не обязательно связаны с миграциями. Все это самостоятельные лингвистические вопросы. Что же касается этнического автохтонизма, то это особая проблема: Хирт, например, считал, что славяне и балты дольше других оставались в пределах индоевропейской прародины, а археолог Косинна утверждал, что славяне и арийцы (балтов он вообще в расчёт не принимал) были дальше всех от центра на восток.
Унитаристская концепция рассматривала лингвистическую дифференциацию (Мейе: «свой собственный тип») как результат внешнего импульса – субстрата [Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М.-Л., 1938, с. 59; Lehr-Splawinski Т. О pochodzeniu i praojczyznie Slowian. Poznan, 1946, с. 95.]. Ниже мы еще коснемся разных моделей праславянского языка в духе сложения-вычитания. А в вопросе о субстрате нам больше импонирует точка зрения Покорного о том, что «каждый народ реагирует на свой субстрат по-разному«.
Таким образом, на смену представлению о первоначально бездиалектном праславянском языке приходит учение о диалектно сложном древнем языке славян с сильно развитым древним диалектным словарём.[О древней диалектной сложности праславянской лексики см. впервые: Трубачев О.Н. Принципы построения этимологических словарей славянских языков // ВЯ, 1957, № 5, с. 69 и сл. ].Например, славянское vesna, праиндоевропейского происхождения, никогда не было общеoславянским, в южнославянском оно отсутствует
Неверным оказывается популярное деление истории праславянского языка на два периода – консервативный, якобы оседлый период и миграционный — период коренных изменений. Существуют серьезные доводы, что как раз оседлая жизнь создает условия для дифференциации языка, тогда как кочевая жизнь сглаживает диалектные различия языка.
Из верного общего положения о конечности также языкового развития не следует вывод, что в условиях праязыка и прародины один язык можно объяснить, лишь возведя его к другому, подобно тому, как это нередко делается в археологии путем объяснения одной культуры из другой.
«Метод исключения»
Возможна ли чисто славянская гидронимическая область? Нет, это наивная концепция. В пределах славянского ареала всегда были до-славянские и не славянские элементы, как были они, бесспорно, и в Прикарпатье, что вынужден признать и Удольф. Стерильно чистое этническое пространство – исключительное и сомнительное явление. Нет чисто славянских топонимических территорий, и одна эта выразительная констатация бесповоротно зачеркивает «метод исключения» немецкой школы (Фасмер, сейчас – Удольф), который, если применять его прямолинейно («где не жили праславяне?»), исключит славян из Европы совсем, что, конечно, не соответствует действительности и не может отменить факта древнего обитания славян в Центрально-Восточной Европе в достаточно широких подвижных пределах.
Подвижность древнего ареала
Как исследовать древнюю подвижность славянского ареала средствами языкознания – ономастики и этимологии? Важнейшим материалом для этого служат состав и происхождение местных (водных) названий. При этом обращают внимание на кучность однородных названий, а район кучности водных названий исконного славянского вида объявляется районом древнейшего распространения славян, иначе – их прародиной. Именно такой прямолинейный вывод относительно Прикарпатья — бывшая Галиция, сделал в своей новой большой книге Ю. Удольф. Однако динамика этнических передвижений отражается в топонимии не прямо, а преломлённо.
Кучность однородных славянских названий как раз характеризует зоны экспансии, колонизованные районы, а отнюдь не очаг возникновения, который по самой логике должен давать неяркую, смазанную картину, а не вспышку. Это положение обосновал В.А. Никонов. [Никонов В.Л. В кн.: IV Международный съезд славистов. Материалы дискуссии. Т. II. М., 1962, с. 478].
Удольф обнаружил в Прикарпатье, по-видимому, один из районов освоения славянами, но не искомую их прародину. Второе положение Никонова – об относительной негативности топонимии («в сплошных лесах бессмысленны названия Лес…») – тоже имеет самое прямое отношение к вскрытию динамики заселения через анализ топонимии, но оно, к сожалению, прошло незамеченным как для Удольфа, так и для его рецензента Дикенмана. Оба они удивлены, почему в гидронимии болотистого Полесья не встретишь термина Болото, а между тем в Полесье, как мы теперь знаем, всё в порядке. В современной индоевропеистике было бы полезно шире применять эти положения, что помогло бы избежать ошибок или явных преувеличений, одно из которых мы специально рассмотрим далее.
Далее… Славянский и балтийский