Вторник , 19 Март 2024

Протославяне

Борис Александрович Рыбаков.
Книга «Язычество древних славян».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДРЕВНЕЙШИЕ СЛАВЯНЕ.
Глава пятая. Истоки славянской культуры. 

Протославяне.

В энеолитическую эпоху на той территории, где обитали предполагаемые языковые предки славян, происходили следующие события: на крайнем востоке формировалась Трипольская культура с её ярко выраженным земледельческим мировоззрением, а на запад от Триполья, вплоть до Рейна, включая на юге Дунай, широко распространилась в ещё более раннее время археологическая культура Линейно-ленточной керамики, в искусстве которой четко проявились черты земледельческого мировоззрения. Здесь мы найдём и женские статуэтки, и архаичный ромбо-ковровый узор, и изображения рожающих женщин, и «грудастые» сосуды.

Линейно-ленточная культура сменяется в середине IV тысячелетия до н. э. культурами, синхронными Триполью (вторая половина IV тысячелетия), из которых нас интересуют те, которые сложились в сердцевине Линейно-ленточной: культура Накольчатой керамики (от верховий Дуная до Вислы) и Лендельская культура, складывающаяся в восточной половине Накольчатой (восточное Одера; только по большим рекам).

В этих наследственно земледельческих культурах, достигших довольно высокого уровня развития, мы видим очень много общих черт с Трипольем: спиральный орнамент, две пары женских грудей на сосудах и жертвенниках, женские статуэтки, сидящие на креслицах, и миниатюрные модели ритуальной «грудастой» посуды, культ быка. Нет только того расцвета ритуальной живописи, который так выгодно отличает Триполье от соседних одновременных культур.

На рубеже энеолита и бронзового века происходит крупное событие в истории Центральной и Восточной Европы: на всей той территории, где впоследствии мы опознаем впервые отделившихся славян, формируется своеобразная и интересная археологическая культура Шаровых амфор, которую называют «великой загадкой европейского энеолита». Загадочность заключается в усложнении хозяйственных и социальных форм. На основе оседлого земледельческого хозяйства начинает усиливаться скотоводство, в хозяйстве появляется конь, и пастухи становятся всадниками; возникает неравномерность распределения благ (стад) внутри племени, появляются воины и вожди, усиливается межплеменной обмен.

Племена культуры Шаровых амфор переживали период консолидации на очень большой территории. Социальный подъём общества позволил культуре Шаровых амфор ассимилировать население другой культуры, так называемой Воронковидных кубков, распространявшейся по междуречью Эльбы и Вислы со стороны Ютландии. Носители приморской культуры Воронковидных кубков, вероятно, не индоевропейцы, были мореходами. Их представления о морских просторах, о солнце, погружающемся на закате в море, после слияния и ассимиляции этих племён с представлениями конных пастухов и степняков, породив новую, более совершенную картину мира, о которой в дальнейшем будет сказано подробнее.

В эпоху культуры Шаровых амфор складывается единство на пространстве от Эльбы до Среднего Поднепровья. Лингвисты относят этот период и последующий период Шнуровой керамики к протославянам. Географически эта область шире зоны формирования праславянского единства; возможно, что племена Шаровых амфор являются предками не только славян, но и германцев и балтийцев без каких-либо заметных внутренних границ между ними. Хронологически этот протославянский период охватывает около 700 лет – от конца III тысячелетия до н. э. до середины II тысячелетия.

У носителей культуры Шаровых амфор существовал очень торжественный обряд погребения в монументальных каменных гробницах, над которыми иногда насыпали курганы. Иногда покойников сжигали. Есть особые захоронения животных. Известны случаи, когда покойника привозили на парной упряжке быков и этих животных хоронили вместе с умершим. Такие пышные похороны свидетельствуют о значительных социальных сдвигах. Ещё ярче об этом говорят парные и коллективные захоронения. В парных погребениях мужчина захоронен в сидячем положении, а женщина (предполагается ритуальное убийство) – y его ног. Есть и более сложные захоронения. У с. Колодяжного на Житомирщине раскопана каменная, крытая массивными плитами гробница с мощным дном, посыпанным красной охрой; к гробнице примыкало небольшое предгробие. Центральное положение в гробнице занимал мужчина, захороненный в сидячем положении; по сторонам его – две женщины, а y ног – юноша и девушка. В предгробии – скорченный костяк мужчины. Мужчин хоронили с оружием, женщинам клали костяные и янтарные украшения. (25 Археологiя Української РСР. Київ, 1971, т. I, с. 242-249)

Орнаментация посуды крайне упрощена. Сохраняются мисы-чары с волнистой линией, которая может символизировать воду; остальные сосуды украшались очень ритмичным, но простеньким бессюжетным узором. Изредка наблюдается орнаментация дна сосуда, его внешней, нижней стороны.

Культура Шаровых амфор перерастает в культуру Шнуровой керамики, существующую почти до середины II тысячелетия до н. э.

Дальнейшее развитие общества с нарушенным первобытным равенством повело к широчайшему расселению конных воинов-пастухов по Центральной и Восточной Европе. Они ещё не стали кочевниками, регулярно перегонявшими свои стада, они занимались и земледелием, разводили свиней, что не совместимо с перекочевками, но они пасли свои стада на более широких пространствах и перемещались свободнее, чем пахари.

Приблизительной областью, откуда началось постепенное расселение племён культуры Шнуровой керамики (или, как ее иначе называют, культуры Боевых топоров), считают лесное пространство между Вислой и Днепром. (26 Крайнев Д. А. Древнейшая история Волго-Окского междуречья. М., 1972, с. 259, рис. 75) Южная половина этого пространства стала в ближайшем будущем местом формирования праславян.  Племена культуры Шнуровой керамики дошли в своем неторопливом перемещении на быках и конях до Финского залива, Верхней и Средней Волги вплоть до Самарской Луки.

Судя по лингвистическим работам о славянской скотоводческой терминологии, представляющей крайнюю пестроту и географическую мозаичность, расселение племён со Шнуровой керамикой и Боевыми топорами шло крайне неравномерно.

(27 Клепикова Г. П. Славянская пастушеская терминология. М., 1974.) Совокупность скота, стадо, в территориально близких районах носит названия: «быдло», «иманье», «добыток», «скот», «худоба», «статок», «живот» и т. д. Один и тот же термин встречается не компактно, а в разных местах, чересполосно с другими. Наряду с этим некоторые термины, связанные со скотоводством, «имеют разбросанное распространение» от Адриатики до Архангельска (с. 165). Всё это говорит о необычайной перемешанности древних племён в ту историческую пору, когда пастушеское скотоводство было главным разделом хозяйства.

Очевидно, одни племена раньше занимали немногочисленные лесные пастбища, другим приходилось двигаться дальше, проделывая в десятки, а может быть, и в сотни лет путь в 1 – 2 тыс. км. Поэтому едва ли стоит отыскивать прямых предков славян в этом, ещё «не проварившемся», этническом котле. Родственные племена в это время могли оказаться на большом расстоянии друг от друга, и их соседями могли стать совсем другие племена, чем те, которые недавно их окружали. В эту пору несовпадение языка и археологической культуры, по всей вероятности, могло наблюдаться чаще, чем в иные периоды. Но вместе с тем мы наблюдаем очень много общих черт на всем этом огромном пространстве. Будем рассматривать протославян, выделяемых лингвистами, без опасной в данном случае географической определенности. Лингвисты не случайно вычленили протославянский период, так как это очень определенная историческая эпоха со значительными сдвигами и в экономике (появление металла, усиление скотоводства), и в социальной структуре племён (выделение воинов и вождей), и в идеологии.

Погребальные сооружения определенно свидетельствуют о выделении в ряде мест военной верхушки племени и о том главенствующем положении, которое начинает занимать мужчина. Сидящий в гробнице мужчина и уложенная y его ног женщина (может быть, насильственно убитая?) – прекрасная иллюстрация новых, патриархальных отношений. Так и должно было быть, раз усилилось значение скотоводства.

Процесс выделения и усиления племенного войска и его «воевод», «вождей», особенно усилившийся в связи с расселением и занятием новых земель, неизбежно приводившим к соприкосновению с другими племенами, сказался и на погребальном обряде. Появились две градации покойников: главные и сопровождающие. Исследователи совместных погребений неоднократно высказывали мысль о преднамеренном ритуальном убийстве сопровождающих.

На рубеже энеолита и бронзового века и в первой половине II тысячелетия это явление ещё не достигло таких масштабов, как, например, y скифов, которые умерщвляли по полусотне юношей при погребении царя, но явление уже зародилось.

Интересно было бы проанализировать слово «съмерды»: не является ли оно обозначением людей, близких к вождю, подчиненных ему и обязанных сопровождать его в потусторонний мир, «соумирать» с ним? . (28 Рыбаков Б. А. Смерды. – История СССР, 1979, № 2, с. 52 – 54.)

Серьезным новшеством, связанным с глубокими изменениями в миропонимании, явилась невиданная ранее новая форма погребений – курганы, появившиеся во второй половине III тысячелетия до н. э. Обычно эти невысокие, но с большой окружностью насыпи связывают с культом солнца. Единственный аргумент: солнце кругло и курганы в плане круглы. Думаю, что этого недостаточно. Круг из камней – кромлех – с большей долей вероятности можно связывать с культом солнца. Культ солнца несомненно существовал, и он отражен в орнаментации различных украшений. (29 Hensel W. Polska Starozytna, s. 102, fig. 77.)

Однако для объяснения появления над могилами плоских курганных насыпей я хотел бы предложить другую гипотезу. Курганы в Европе появляются лишь тогда, когда племена приобретают большую подвижность. Широко используется конь, люди становятся всадниками, а восприятие природы всадником сильно отличается от восприятия пешехода. Всадник избавлен от необходимости следить за дорогой, он может охватывать с коня весь горизонт; конный выше пешего, и кругозор его шире, далекие места для него доступнее. Всё это приводит к тому, что перегонявшие свои стада по открытым пространствам конные пастухи осознали округлую выпуклость видимой части земли лучше, чем это могли сделать земледельцы, пахавшие ограниченный участок. Напомню, что в общий массив пастушеско-земледельческих племён влилась какая-то часть западных мореходов, осмыслившая не степной, а морской кругозор. Ощущение простора, свобода передвижения, осознание кругозора в прямом смысле этого слова – вот тот комплекс новых элементов мировосприятия, который породил стремление воссоздать в могильной насыпи как бы модель кругозора. Степной курган – это не холм, а слегка возвышающееся над уровнем земли повторение в меньшем масштабе того, что видит человек вокруг себя.

Если y земледельческих народов при создании погребального сооружения господствовала идея жилища, дома, если морские народы часто хоронили своих покойников в ладьях, то y пастухов бронзового века (и в степях, и даже в лесах) овладение пространством сказалось в идее кругозора, выражением которой стал курган. Курган – это модель видимого мира, очерченного кольцом кругозора.

*   *   *
Наблюдения над орнаментом y племён, современных существованию протославян на большой территории – от культуры Шаровых амфор до Фатьяновской на Волге, показывают зарождение ещё одной новой идеи.

В разных частях интересующей нас территории – в бассейне Одера и на Житомирщине, в окрестностях Ярославля и Костромы – встречаются в могилах сосуды с чётким солярным знаком на дне, причем не внутри донной части сосуда, видимой окружающим, а на той невидимой плоскости дна, которая обращена вниз, к земле. Особенно много таких солнечных узоров на сосудах из могил Фатьяновской культуры, самого восточного варианта культуры Боевых топоров. (30 Крайнев Д. А. Древнейшая история… с. 132, рис. 47, 48.)

Донные солярные знаки входят в общую систему орнаментации погребальных сосудов. Известны чаши с округлым дном, где по венчику идёт четкая волнистая линия, а снизу на дне изображалось солнце с огромными лучами. (31 Крайнее Д. А. Древнейшая история…)

На Фатьяновских сосудах (например, Горицкий могильник, погребение N 1) y венчика – знак воды – горизонтальная волнистая линия; от этой линии, полностью соответствующей Трипольскому верхнему небу, идут вниз волнистые струйчатые линии – дождь. Есть здесь и земля, изображенная, как и на Трипольских сосудах, двумя горизонтальными линиями на наиболее выпуклой части тулова сосуда. На этом сходство с Трипольем кончается. Перечисленные три элемента – верхнее небо с запасами воды, небо и дождевые полосы, земля – исчерпывают картину мира, нарисованную Трипольскими художниками. Солнце в Трипольской системе мира на бытовых и обрядовых сосудах всегда изображалось над землей, в том самом небе, где рисовались дождевые полосы. На Фатьяновских же погребальных сосудах солнце изображалось исключительно под землей, на самом дне сосуда.

Выше я сознательно подчеркивал, что сосуды с таким подземным солнцем – ритуальные, погребальные, предназначенные сопровождать мёртвого в подземный мир мёртвых. И оказывается, что этот мрачный подземный мир освещён солнцем, особым подземным солнцем.

Не вызывает сомнений, что племена Центральной и Восточной Европы, рисовавшие на заупокойной посуде подземное солнце, уже изменили представления о строении мира: он стал для них четырехъярусным. К трём прежним ярусам добавился четвертый – тот подземный мир, куда вечером закатывается солнце, где ночью оно совершает свой неведомый путь под всей землей, чтобы утром снова взойти на востоке и пройти свой сияющий путь по небосклону.

Племена бронзового века знали, что существуют моря, окаймляющие ойкумену, слышали о них от других племён или же сами доходили до их берегов. Окружающие землю моря сливались в представлениях первобытных людей в единый мировой океан ещё до того, как он был познан в своей реальности. Мировой океан мыслился не только как кольцо наземных вод, но и как подземный океан, по которому плывёт ночное солнце. Эти древние представления, возникшие ещё в бронзовом веке, продолжали существовать вплоть до средневековья и даже до XIX в., сказываясь на символике народного искусства.

Дневное солнце мчалось по небу, увлекаемое квадригой солнечных коней; ночное солнце плыло по подземным водам, влекомое лебедем, уткой или иной водоплавающей птицей. А. А. Бобринский на основании множества древних преданий разных народов о конях и утках правильно истолковал резные украшения русских деревянных ковшей, где на резной рукояти вырезался большой солнечный диск с лучами, а над ним – или фигура коня, или утка. (32 Бобринский А. А. Народные русские деревянные изделия. М., 1913.)

Взаимозаменяемость утки и коня объяснима только космогоническими представлениями древних о дневном и ночном пути солнца. Возникнув в бронзовом веке, представления о подземном мире, мире мёртвых, об океане, по которому плывет ночное солнце, продолжают жить в народном сознании ещё тысячи лет. Они существуют в средневековом крестьянском миропонимании и могут быть прослежены в этнографическом материале вплоть до конца XIX века.

В деревенских курганах XI – XII вв. земли радимичей встречаются костяные подвески-амулеты, изображающие фантастическое гибридное существо, помесь коня с уткой: утиное туловище с небольшим, задранным вверх хвостиком завершается лошадиной мордой и четко обозначенной гривой. Учитывая узкую специализацию анимистических злыдней (см. главу 3), где дурной глаз может быть и дневным и ночным, амулеты такого комплексного типа следует толковать как круглосуточный оберег, охраняющий их владелицу и днём, когда кони влекут солнечную колесницу по небу, и ночью, когда светило плывёт по ночному морю. Маленький костяной амулетик в девичьем ожерелье отражал целый макрокосм.

На пермских средневековых шаманских бляшках, как мы помним, подземный мир олицетворялся в виде земноводного ящера. Ящер глотал заходящее солнце. Если пермские мыслители хотели выразить идею космической непрерывности, то они изображали ящера с двумя головами на разных концах туловища: западная голова заглатывала вечернее солнце в виде лосиной головы, а восточная как бы выпускала утреннее солнце.

На севернорусских погребальных памятниках XIX в. встречается интересная композиция, исходящая из идеи подземного солнца: на могильном столбце изображалось дерево, а под ним – солнце. В этих случаях проявлялась та же самая мысль о подземном солнце царства мёртвых, что и на погребальных сосудах Фатьяновской культуры.

*   *   *
Более широкое познание мира племенами конных пастухов и мореходов, смешавшихся с пастухами, привело к созданию новой, усложненной картины мира.

В искусстве земледельцев-домоседов энеолитического Триполья двойная линия земли-почвы всегда оставалась нижним пределом изображаемого мира. Определить, куда девалось солнце в ночное время, по представлениям тогдашних земледельцев, нам поможет, как это ни странно, «Христианская топография» Козьмы Индикоплова. Между Трипольем и византийским космографом VI века н. э. лежит античная эпоха, когда геоцентрическая теория и представления о шарообразности Земли были разработаны достаточно полно. (33 Райнов Т. И. Геоцентрическая и гелиоцентрическая теории.0

Козьма Индикоплов делал шаг назад, возвращался к далекой, давно позабытой первобытности. Христианство не было вполне последовательным, и наряду с частичным восприятием аристотелевской науки оно иногда выдвигало на видное место архаичные и примитивные библейские воззрения. По тексту Козьмы Индикоплова, солнце ночью заходило за огромную гору на севере земли и лишь поэтому скрывалось из глаз, и наступала ночь. Вечером солнце заходило за западную часть этой предполагаемой горы, а утром выходило из-за восточной, но всё время оно находилось над землей. (34 Редин Е. К. Христианская топография Козьмы Индикоплова по греческим и русским спискам. М., 1916. Ч. 1.)

Примерно так же должны были рассуждать и Трипольцы, не допускавшие опускания солнца ниже линии земли. Однако эта примитивная гипотеза, порожденная узостью кругозора, была разрушена в начале бронзового века, и на протяжении четырех тысячелетий в сознании европейских племён и народов утвердилась геоцентрическая теория, согласно которой солнце обходит землю, проходя днём над землей, а ночью – под землей.

Крайне интересны позднейшие миниатюры, иллюстрирующие «Христианскую топографию». Русские художники XVII века в своих миниатюрах пытались исправить примитивизм Козьмы Индикоплова и рисовали путь солнца над землей и под землей. Земля изображалась в виде острова с городом на нём, а солнце показано в пяти позициях: восходящее, находящееся в зените (здесь y солнца нарисованы личина и изогнутые стригиллом лучи), заходящее и дважды под землей на фоне «неба нощного», движущееся от запада к востоку.  (35 Редин Е. К. Христианская топография…, с. 141 – 142, рис. 116 и 117.)

Ниже ночного неба изображено море. Подземное солнце этих миниатюр продолжает ту категорию представлений, которые впервые отмечены на погребальных сосудах эпохи Шаровых амфор и Шнуровой керамики.

Открытие Коперника, упразднившее геоцентрическую теорию и заменившее её гелиоцентрической, осталось чисто книжным и в толщу народного, деревенского сознания не проникло. Геоцентрическое представление было устойчивым, многовековым, и мы вправе задаться целью разыскать его следы в фольклоре и народном изобразительном искусстве. В. П. Петров приводит ряд этнографических записей конца XIX в.: «Заходящее солнце опускается в другой мир, который находится под землей»; «солнце опускается в море, которое окружает землю. Под землей же находится другой мир»; «сонце вночi перебувае на тому свiтi i там вiн бачить людей засуджених за рiзнi грiхи…». (36 Петров Вiктор. Мiтологема сонця в українських народних вiруваннях. – Етнографiчний вiсник. Київ, кн. 4, с. 103)

В народном изобразительном искусстве обилием солярных знаков особенно выделяются прялки. Широкие лопасти прялок, их «шейки» и «ножки» буквально усеяны разнообразными знаками солнца. Чем старше этнографические прялки, тем полнее в их орнаментике господствует солярная тема, являясь порой единственным сюжетом узора. Принципиально важно отметить, что подобное господство солнечной тематики характерно не только для русских прялок, но и для славянских прялок вообще. Сербские прялки иной раз совершенно неотличимы от севернорусских ни по общему контуру, ни по композиции солярных знаков, хотя между ними лежит пространство в 2000 км, и ни о каком взаимовлиянии, разумеется, не может быть и речи. (37 Преслице као предмет народне уметности. – Старинар, с. 50, рис. 25, 26)

А то обстоятельство, что тождество русских и сербских прялок прослеживается на наиболее архаичных типах, позволяет возводить происхождение сходных солярных композиций к очень отдаленным временам.

К сожалению, общая концепция орнаментики прялок до сих пор ещё не раскрыта многочисленными исследователями этих наиболее декоративных предметов крестьянского быта. В музеях Советского Союза собран колоссальный фонд прялок, украшенных резьбой и росписью, и исследователи были буквально ослеплены изобилием, богатством и разнообразием отдельных орнаментальных элементов и композиционных решений. ( 38 Воронов В. Крестьянское искусство. М., 1924; Большева К. А. Крестьянская живопись Заонежья. – В кн.: Искусство Севера. Заонежье. Л., 1927, с. 50 – 61; Соболев H. H, Русская народная резьба по дереву. М., 1934; Лебедева H. И. Прядение и ткачество восточных славян. – В кн.: Восточнославянский этнографический сборник. М., 1956, т. XXXI, с. 480 – 490; Аверина В. И. Городецкая резьба и роспись на предметах крестьянского ремесла и домашней утвари. Горький, 1957; Василенко В. М. Русская народная резьба и роспись по дереву XVIII – XX вв. М., 1960; Круглова О. В. Северодвинские находки. – Декоративное искусство СССР, 1960, № 3, с. 33 – 35; Каменская М. H. Народное искусство. – В кн.: История русского искусства. М., 1961, т. VII, с. 415; Чекалов А. К. Предметы обихода из дерева. – В кн.: Русское декоративное искусство. М., 1965, т. III, с. 201 – 236; Василенко В. М., Жегалова С. К. Роспись по дереву. – В кн.: Сокровища русского народного искусства. Резьба и роспись по дереву. М., 1967; Жегалова С. К. Художественные прялки. – В кн.: Сокровища русского народного искусства. Резьба и роспись по дереву; Тарановская H. В., Мальцев H. В. Русские прялки. Л., 1970; Василенко В. М. Крестьянская геометрическая резьба XVIII в. – В кн.: Русское искусство XVIII в. М., 1973; Круглова О. В. Русская народная резьба и роспись по дереву. М., 1974.)

Систематизация этого фонда проводилась по простейшим принципам типологии и географического распространения типов самих прялок. В работах В. М. Василенко появился историко-хронологический подход, давший очень интересные результаты. Оказалось, что два основных орнаментальных приёма – резьба и роспись относятся к разным хронологическим этапам: дореформенная деревня XVIII – середины XIX в. знала только геометрическую резьбу, а с середины прошлого столетия появилась и бурно расцвела красочная роспись прялок. Старая феодальная деревня знала архаичные многовековые сюжеты: солярные символы, древо жизни, изредка изображения коней, оленей, птиц. Новая, капиталистическая деревня после 1861 г. смело ввела не только новый способ орнаментации (роспись яркими красками), но и совершенно новые бытовые сюжеты. На прялках появились всадники, «ездочки» на санях, охотники, барышни и кавалеры, пароходы, верблюды, офицеры, ученые медведи, сцены чаепития y самовара, девичьи посиделки с пряхами и гармонистами, заклание быка и даже уроки в школе.

Внимание исследователей сосредоточилось на этом пестром, как ярмарка, красочном и сочном мире новых образов, сильно потеснивших прежние устарелые и полузабытые символы геометрической резьбы. Однако старая символика не исчезла вовсе: судя по точно датированным образцам 1890 – 1930-х годов, она не только продолжала существовать, но и достигала изумительных по своему совершенству образцов.

Мне представляется необходимым комплексное рассмотрение всех этапов развития прялочной орнаментики в целом, изучение всей системы, концепции орнаментального замысла, заслоненной от нас в какой-то мере обилием перечисленных выше бытовых сюжетов 39. Необходимость поиска исходной концепции обусловлена особыми ритуальными отметинами прялки в народном быту, что в свою очередь обусловлено древностью и жизненной важностью самого прядения. (39 Попытку такого рассмотрения я предпринял в статье «Макрокосм в микрокосме народного искусства» (Декоративное искусство, 1975, № 1 и 3).

Человечество научилось прясть волокнистые растения уже в неолите. Рыболовы каменного века ловили рыбу сетями, сделанными из нитей; охотники тенетами-«перевесами» ловили птиц, зайцев и серн. Прялка и веретено уже тогда стали необходимейшими орудиями труда; женщины-пряхи не только изготавливали одежду, но и участвовали в важнейшем деле добывания пропитания. Вероятно, тогда длинные-длинные нити стали иносказательным обозначением человеческой жизни – «нить жизни».

Дочери Фемиды или, в других вариантах мифа, дочери Судьбы (Ананке), три античные сестры Мойры (др-греч. Μοῖραι от μοῖρα — доля, участь), (парки), были пряхами, выпрядавшими нить человеческой жизни: Клото (др-греч. Κλωθώ — «Пряха») — пряла эту нить, Лахезис (др.греч. Λάχεσις, Лахеса — «Судьба», «дающая жребий») проводила человека через все жизненные препятствия, а зловещая старуха Атропа (греч.Ἄτροπος, — «Неотвратимая»)  обрывала нить жизни.

У славян в глубокой древности существовало тоже представление о божестве Судьбы. Наиболее полно оно сохранилось y южных славян («Среhа», «Сърешта»). Это – красивая девушка, прядущая золотую нить. Среча заботится о нивах, о стадах, помогает человеку в борьбе со злом. Среча – это удача, добрая судьба человека. Ей противостоит Несреча – злая судьба. Оба полюса первобытного дуализма – добро и зло – выражены посредством прядения нити: Среча прядет золотую нить на пользу человеку, а по поводу злой Несречи существует сербская поговорка: «Hecpeha танко преде», т. е. злая судьба прядёт слишком тонкую нить, которая может легко оборваться.

Обилие мифологических и фольклорных материалов о прялках и о прядении свидетельствует, что с глубокой древности человечество связывало с прялкой и нитью представление о жизни, о долгой, как нить, протяженности жизни. Для XX в. нельзя пройти мимо этнографической записи К. Федина («Города и годы») о том, что в мордовской деревне в 1918 – 1919 гг. во время эпидемии крестьяне заставили 12-летнюю девочку спрясть такую длинную нить, чтобы ею можно было окружить деревню и тем спасти жизнь всех её односельчан. Опять «нить жизни».

Процесс прядения был в представлении первобытного человека неразрывно связан с идеей движения: непрерывно кружится веретено, непрерывно кудель превращается в нить… «Нить жизни» – это движение во времени. Как мы знаем, уже Трипольские художницы гениально решили задачу изображения времени посредством непрерывного движения солнца. Солярные знаки на прялках обычно не единичны, а следовательно, они изображают не солнце как единственное дневное светило, а какую-то иную идею, где солнце является лишь вспомогательным средством, определительным знаком.

Если попытаться охватить общим взглядом все многообразие прялочных орнаментальных композиций и резных, и расписных, то, помимо обилия солярных знаков, мы явно ощутим ещё два элемента композиции: во-первых, расчленение солнечных знаков на два яруса и, во-вторых, размещение посреди солнечных символов схематического или реалистического изображения земного начала — условной пашни на геометрических прялках и живого быта на расписных.

На прялках с широкой лопаской для привязывания кудели, дающей достаточный простор для орнаментальных композиций, мы нередко наблюдаем чёткое разделение на два яруса. Иногда сама широкая лопаска делится узким перехватом на верхнюю и нижнюю половины; тогда два крупных солярных знака помещаются в верхней половине один над другим, а один такой же знак обязательно изображается в нижней половине. Иногда два солярных знака размещаются на лопаске наверху и внизу, а между ними изображается древний ещё Трипольский символ засеянного поля.

Наиболее частым и устойчивым является такое деление, при котором верхним ярусом оказывается вся лопаска, на которой, помимо солярных знаков, в нижней части изображают земное начало, а нижним ярусом – «шейка» и «ножка» прялки, где обязательно помещают ночное подземное солнце, иногда повторенное много раз.

Сомнений в том, что солярные знаки на «шейке» прялки под лопаской означают именно ночное солнце, быть не должно, так как на ряде прялок к этому солнцу снизу тянется ящер. Ящер изображался рельефно, тщательно; тело его извивается, как y змеи. (48 Тарановская H. В., Мальцев H. В. Русские прялки, № 53, 59, 60.)

Солярные знаки окружают ящера с боков.

Космогонический характер композиции достаточно ясен: огромное солнце расположено в верху лопаски, вод ним – земля и люди, а ниже лопаски – ящер и ночное солнце.

Прялка в целом знаками своей орнаментики выражала идею дня и ночи, круговорота суток.

Эта же идея закладывалась мастерами в самую скульптурную форму прялки ещё до нанесения на неё орнаментальных композиций. Верхний и нижний края лопаски, а равно и «шейка» прялки вырезались из общего куска таким образом, что образовывались круги, соединенные с плоскостью прялки лишь тонкими стерженьками дерева. Круги эти почти всегда орнаментировали внутри лучами или крестами, т. е. они являлись основными, первичными солярными знаками прялки. Следует сказать, что такие первичные символы солнца имеются как на самых архаичных (по типу) прялках с геометрической резьбой, так и на более поздних прялках с красочной росписью.

Круги-солнца на ранних прялках поднимаются над лопаской как бы по небесному своду, по дуге, а от лопаски круги гирляндой опускаются вниз, в царство ящера. Характерной особенностью большинства прялок, особенно расписных, являются свисающие с нижних углов лопаски круги, называемые «серьгами» или «чусками». Они почти всегда отмечены солярным узором – крестом или шестью радиусами; иногда внутри «серег» изображались птички. Зная, какое значение в фольклоре придавалось утренней и вечерней заре, можно допустить, что эти вынесенные за пределы прялки, висящие между ночным солнцем и дневной жизнью круги солнца обозначали утреннее восходящее и вечернее заходящее солнце.

Вся система вырезанных из одного куска дерева кружков, обрамляющих лопаску снизу и сверху, предстает перед нами как изображение непрерывного, дневного и ночного пути солнца. Одна из «серег» отмечает восходящее солнце, верхние «бобошки» – дневной его путь, вторая «серьга» – закатное солнце, а серия кругов на «ножке» или гирлянда кругов, опускающаяся с двух сторон – ночное, подземное солнце. Эта система вырезалась до орнаментирования прялки и независимо от характера орнаментации. Резьба и роспись умещались внутри этого солнечного обрамления, и следует сказать, что, несмотря на кажущуюся резкую противоположность сухой беспредметной геометрической резьбы и яркой сюжетной росписи, они хорошо укладываются в единую общую схему. Схема эта уже нарисована старинным русским художником, иллюстрировавшим «Христианскую топографию» Козьмы Индикоплова и выразившим в миниатюре свой собственный, народный взгляд на конструкцию мира, не совпадавший со взглядом византийского автора. На миниатюре, как мы помним, в центре изображены земля в виде острова и несколько позиций солнца: восходящее солнце, яркое солнце в зените, заходящее и дважды – темное ночное, подземное солнце. Все это мы видим и на прялках, служащих, для того чтобы прясть «нити жизни».

Земля на прялках с геометрическим узором изображалась в нижней части лопаски в виде прямоугольника, заштрихованного прямыми и косыми линиями, что в целом, действительно, напоминало прямоугольное вспаханное поле. По свидетельству В. М. Вишневской, сами мастера-резчики называли эти прямоугольники «землей». (41 Доклад В. М. Вишневской на Секции истории культуры древней Руси Научного совета по истории мировой культуры в апреле 1977 г.)

Иногда заштрихованное пространство становилось пятиугольным и приобретало контуры домика с двускатной крышей, но внутри контура оставалась такая же равномерная, однообразная геометрическая резьба.

Единство сущности прялочных композиций всех стилей — и геометрической резьбы, и росписи, заключается в том, что на месте очень условной «земли» геометрического, более архаичного стиля впоследствии, в эпоху росписи, появляется не условная земля-пашня, а живые люди с их разнообразным бытом. Так, на миниатюрах Козьмы Индикоплова в одних рукописях земля изображалась условным пустынным островом с иконописными горками, а в других рукописях художники изображали на острове город с крепостными башнями, дворцами, куполами.

В геометрической резьбе прялок это оживление схемы было едва намечено появлением контура избы, но пореформенная деревня с её развитыми промыслами, торгами и ярмарками дала себе полную волю в изображении жизни яркими красками и в самых разнообразных формах.

Древняя космогоническая схема осталась: солнце обегало землю и сверху и снизу, но один из элементов схемы – земля – стала теперь изображаться мастерами иначе, он превратился в серию бытовых сцен, связанных в значительной мере с девичьей судьбой, ведь новые прялки дарили девушкам. Вот добрый молодец на коне; вот он – жених, едет на саночках; вот сватовство y самовара или девичьи посиделки с веселым гармонистом. Древняя схема не нарушена, она только видоизменена, но содержание её сохранилось полностью, так как пестрая толпа женихов, матросов, всадников, нарядных барышень явилась раскрытием лишь одного из элементов схемы суточного движения солнца; солнце может подниматься над необитаемым островом, но может идти и над шумным городом. Перелом в крестьянском сознании, происшедший после 1861 г., сказался в резком предпочтении живой жизни древнему условному символу.

Рассуждения о геоцентрической системе, так полно отразившейся в конструкции и орнаментике славянских прялок XVIII – XX вв., начались с тех сосудов бронзового века, где на нижней, донной части изображались солярные знаки. Здесь может возникнуть возражение: но ведь на Фатьяновских сосудах, изученных Д. А. Крайневым, нет верхнего, дневного солнца. Это возражение полностью отпадает при учёте того, что все сосуды с солярными знаками как из области Фатьяновской культуры, так и из области Шаровых амфор (Украина, Германия) являются погребальными. Они изготовлены для тех, кто ушёл в область подземного, ночного солнца, и солнце на сопутствующем сосуде тоже ночное.

Идея подземного солнца – один из элементов геоцентрической системы, но раз он появился, а в предшествующих культурах отсутствовал, то мы вправе считать временем зарождения геоцентрической системы II тысячелетие до н. э. и можем проследить при помощи посредствующих звеньев существование геоцентрических представлений на протяжении четырех тысячелетий, вплоть до XX в.

В связи с замечательной орнаментикой русских резных прялок возникает интересный вопрос, который не может быть точно хронологически соотнесен с отдаленной эпохой протославян, но раз речь зашла о прялках, то уместнее всего затронуть его сейчас. Это – вопрос о содержании так называемых солярных знаков. Мы, как правило, каждый солнцеобразный знак рассматриваем как изображение солнца, конкретного светила, а между тем в сознании людей прошлого существовала своеобразная дифференциация: солнце и свет. На этом основан y Достоевского вопрос Смердякова своему учителю Григорию:

«…Мальчик вдруг усмехнулся. – Чего ты? – спросил Григорий, грозно выглядывая на него из-под очков. – Ничего-с. Свет создал господь бог в первый день, а солнце, луну и звезды на четвертый день. Откуда же свет-то сиял в первый день? – Григорий остолбенел».

Ответить Смердякову лакей Григорий не сумел, так как не догадался объяснить юному скептику, что вопреки Библии в народном понимании существуют раздельно солнце и белый свет, как освещенное небо, вся Вселенная. Это имеет далекую средневековую традицию: «Свет на всю Вселенную есть свет неосяжаем, неисповедим, никим же где ся водворяеть… Никто же бо можеть указати образа свету, но токмо видим бываеть». (42 Гальковский H. М. Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси – Зап. Моск. археолог, ин-та, 1913, т. II, с. 78)

Солнцу же отведена второстепенная роль субъекта света: «Вещь бо есть солнце свету, осияя всю Вселенную». Солнце как бы украшает собою светлый мир, но не является первоисточником «неисповедимого» света.

Мы не можем точно датировать время возникновения библейской концепции о независимом от солнца свете, но во всяком случае она много древнее средневековых рассуждений о солнце и о свете, не имеющем образа.

Возвращаясь к нашим прялкам, следует обратить внимание на то, что в них почти всегда наряду с условными солнечными знаками, отмечающими дневной и ночной путь солнца, присутствует огромный «солярный знак», возвышающийся над «землей» и занимающий почти все верхнее пространство широкой лопаски прялки. Он почти всегда составной – из отдельных кругов, шестиконечных розеток, полукружий. У него нет лучей, испускаемых вовне. Нередко лучи изображались по внутренней окружности знака и обращены к центру знака. Иногда в центре его изображался меньший круг с лучами, в котором естественно видеть солнце. Вполне возможно, что великолепная, полная гармонии геометрическая резьба, вся пронизанная лучами, исходящими из всех углов прялки и освещающими большой центральный круг, и есть попытка изобразить не солнце, а тот загадочный неисповедимый белый свет, существовавший, по мысли древних, независимо от солнца.

Обращает на себя внимание группа самых старых прялок XVIII -XIX вв., на которых обычно (помимо кружков, обозначающих ход солнца) вырезались три круга: в центре – круг, обведенный волнистой линией воды с квадратом земли-пашни в середине; ниже его – круг со стригиллом, очевидно, солнце, кривые линии стригилла подчеркивают динамику движения солнца, а в верхней части прялки, прямо под кружками, отмечающими путь солнца по небосводу, – огромный сверкающий круг, составленный художником из множества деталей и благодаря глубокой и сочной резьбе действительно дающий впечатление сверкания.

Здесь три элемента – земля, солнце и белый свет – даны раздельно, как составные части общей картины мира. Возможно, что не каждый круг в древнем и народном искусстве мы должны осмысливать как знак солнца. В некоторых случаях круг мог выражать идею кругозора, небосвода, «всего белого света». Конечно, проецировать в далекую первобытность идеи, возникшие y прялочных мастеров, нередко грамотных, иногда связанных с иконописным делом, опасно, но средневековые рассуждения о свете, не имеющем прямого источника, и древняя Библейская легенда, восходящая, возможно, к бронзовому веку, позволяют надеяться на отыскание в древнем искусстве и этого интересного звена первобытного миропонимания. (43 С орнаментацией севернорусских прялок связаны ещё три темы, не имеющие отношения к разбираемой геоцентрической теории. Одна из них – мировое древо, поднимающееся до самого солнца; y его корней – две утки — намек на подземное море (?). Стилизованное древо занимает всю лопаску прялки, не оставляя места ходу солнца. Композиция заставляет вспомнить сибирские мифы о мировом древе, произрастающем из нижнего мира сквозь средний в верхний, солнечный небесный мир. Вторая тема возникла в связи с мировым древом: в мифах охотничьих племён одновременно с древом трёх миров упоминаются «две реки Вселенной». На прялках с резьбой мы обязательно находим на боковых вертикальных сторонах  волнистую линию – символ воды. Зигзаги сохраняются и на расписных прялках. Быть может, это такое же влияние угро-финского субстрата, как и небесные лосихи, известные по вышивкам этих же мест?

Третья тема прослеживается на ярославских прялках: длинную узкую лопаску увенчивает сложная композиция из древа с птицами, двух коней, как бы везущих солнце, а над древом – женская фигура с воздетыми к небу руками. Женщина украшена изображениями ветвей. На позднюю роспись этот сложный сюжет не переходит. Типологически женская фигура в позе адорации (лат. adoratio — «обожание, благоговение») должна рассматриваться в связи с вышивкой, где подобный сюжет обычен. Концепция «дерева трёх миров», может быть, более архаична, чем картина мира с солнцем, обходящим землю сверху и снизу.

*   *   *
В кратком обзоре протославянских религиозных и космогонических представлений, безусловно, показана не вся полнота того, что действительно существовало в ту эпоху. Это относится и к прошлому, от которого тянулись многочисленные нити связей к эпохе подвижных, некомпактных и сильно перемешанных протославян; это относится и к будущему, в котором продолжали существовать и развиваться идеи, возникшие на протославянском этапе. Дело в том, что мы ограничены скудостью и крайней фрагментарностью имеющихся в нашем распоряжении материалов. Всё то, в чем запечатлевались результаты осмысления миропорядка нашими отдаленными предками, – вышивка, резьба по дереву, недолговечная бутафория обрядов (костюмы ряженых, венки, соломенные чучела, круги, прочерченные на земле, колдовские травы и др.) – всё это до нас не дошло, и, строго говоря, мы даже не можем утверждать, что оно именно таким и было.

По всей вероятности, уже в глубокой древности, может быть, ещё в неолите (?) сложился годичный цикл магических обрядов, связанных с пахотой, выгоном скота на пастбища, ожиданием дождя и праздниками урожая. Но нам не на чем основать это предположение. Внимание к календарю, к разделению солнечного года на 12 месяцев документировано археологически лишь для бронзового века. (44 На территории Венгрии, на юг от праславянской области, найдено глиняное блюдо с 12 различными знаками на нём.)

В славянских древностях интереснейшие аграрно-магические календари относятся к IV веку н. э., и в связи с ними в конце этой книги будут рассмотрены мною все вопросы годичного цикла обрядов, хотя возникновение цикла почти несомненно должно быть отнесено к значительно более раннему периоду.

Далее… Праславяне.

Праславяне
Истоки славянской культуры

Оставить комментарий

Ваш email не будет опубликован.Необходимы поля отмечены *

*