Вторник , 19 Март 2024
Домой / Античный Русский мир. / Кельты и славяне

Кельты и славяне

Этногенез и культура древнейших славян.
Лингвистические исследования
Олег Николаевич Трубачев

Часть I
ЭТНОГЕНЕЗ СЛАВЯН И ИНДОЕВРОПЕЙСКАЯ ПРОБЛЕМА

ГЛАВА 2

КЕЛЬТЫ И СЛАВЯНЕ

С середины I тыс. до н. э. для славян, как и для других племён, живших в Дунайской котловине, возникла кризисная ситуация в связи с экспансией кельтов. На территорию Чехии и Подунавья проникли бои и вольки-тектосаги (вольки — «любители странствий»). Вольки-тектосаги, выйдя из Галлии и двигаясь на восток вдоль южных границ тогдашнего германского ареала, приобрели известность под германизированным именем (герм. *Walhōz < галльск.Volcae.) Экспансии кельтов сопутствовал их культурный подъём в Гальштатское и позднее — в Латенское время IV-III вв. до н. э. В Чехии, Моравии и Паннонии возник симбиоз местного населения с кельтами. С этого момента начался контакт славян с волохами, как назвала кельтов начальная русская летопись, отразив германскую форму. Верную мысль Шафарика о том, что волохи — это кельты, не смогло расшатать позднейшие комментаторы. Помимо культурного влияния кельтов в условиях мирного симбиоза, дело не обошлось и без военного нажима, в результате чего значительная часть славян была потеснена на север. Этот важнейший фрагмент славянской и европейской истории запомнила славянская народная традиция и отразила спустя больше тысячи лет в русской летописи.

Лаврентьевская летопись. Повесть временных лет (ПСРЛ, 2-е изд. Т. I. Л., 1926), л. 2об — л. 3:

Волхомъ бо нашедшемъ на Словѣни на Дунайскиiа, [и] сѣдшемъ в них. и насилѧщемъ имъ. Словѣни же ωви пришедше сѣдоша на Вислѣ, и // прозвашасѧ Лѧхове.

Ипатьевская летопись (ПСРЛ, 3-е изд. Т. II. Вып. 1, Пг., 1923), л. 4: Волохомъ бо нашедшим на Словены. на Дунаискые. и сѣдшимъ в нихъ. и насилѧющимъ имъ. Словѣни же ωви пришедше и сѣдоша. на Вислѣ, и прозвашасѧ Лѧховѣ.

Лаврентьевская летопись ( л. 8 об) :

— Ушли не все славяне, и летопись, далее, рассказывает, что угри (венгры), придя сюда долгое время спустя:   …почаша воевати на жиоущаiа ту. Волхi и Словѣни сѣдѧху бо ту преже Словѣни. и Волъхве. приiаша землю Словеньску посемь же Оугри прогнаша Волъхи. и наслѣдиша землю [ту];

Ипатьевская летопись (л. 10):

… и почаша воевати на живущаiа ту сѣдѧху бо ту преже Словене. и Волохове. переiаша землю Волыньскую (вар. словенскоую).

Ко времени венгерского пришествия содержание этнонима волохи, конечно, могло измениться, но сводить его только к обозначению романизированного населения было бы не совсем верно, как о том свидетельствуют возможные кельтские остатки в языке самих венгров.

Так, в венгерском сохранилось старое обозначение славян, живущих в Венгрии, словом, tót / *tout, первоначально «(простой) народ», ср. др.-ирл. tūath «народ, племя, страна», кимр. (уэльсск.) tūd «страна» (*teutā); «Туата Де Дананн» — «Tuatha Dé Danann» («народ богини Дану» или «Народ Божий».  Слово  tót / *tout прослеживается и в иллирийской ономастике, но венграми вполне могло быть перенято у кельтов-волохов, обозначавших им местных славян.

Другой возможный реликт — венг. mén «жеребец», стар. Menu, считаемое неясным; ср. mannus, галльское название низкорослой лошади (в латинском), также с возможными иллирийскими связями. Славяне, отступившие к северу, на Вислу, увлекли за собой кельтов. В Южной Польше констатируются сильные кельтские влияния, в частности, в металлургии, следы сосуществования кельтов со славянами, топонимия кельтского происхождения, например, название гор Pieniny, которое происходит, конечно, не от славянского названия пены, а занесено кельтами и этимологически тождественно названию гор Pennine в Англии от кельт. pennos «голова».

Археологи связывают прямо с кельтами наблюдаемый в погребениях Пшеворской культуры (II века до н. э. — IV век) обычай сгибания загробных даров и прежде всего — оружия, мечей. Невольно при этом вспоминается лексическая группа слав. *gybnoti, *gybĕlь — «гибнуть», «гибель» из первоначального «сгибать», «сгибание».

Не ограничиваясь этим районом, кельты и кельтские влияния шли также на восток, на территорию Правобережной Украины и Северного Причерноморья. Галатов, т. е. галлов, упоминает буквально у стен Ольвии эпиграфический декрет Протогена III в. до н. э.

археологические культуры Гальштат = Ла Тен.

Спицын обнаружил много предметов Гальштатской культуры на Немировском городище скифского типа в Подолье, уместно вспомнив при этом, что Эфор называл кельтов соседями скифов. Не удивительно поэтому наличие на территории Украины древних следов кельтов в географических названиях, как, например, Καρραδουνον (Karradounon — буквально «каменный город», кельт.), отождествляемое с Каменец-Подольском.

В этой связи название Галич, Галичина, Галиция вероятно сближать с именем галатов. Об обнаружении в Галиции кельтского археологического комплекса, со ссылкой на работу Л. И. Крушельницкой (Мачинский А . Д. Кельты на землях к востоку от Карпат. — В кн.: Кельты и кельтские языки. М., 1974, с. 35. 36) ; объяснение др.-русск. Галичь от галица (Фасмер, I, с. 388) всё-таки не бесспорная этимология; ещё более сомнительна этимология Галиция < балт. *gal- «предел».

Присутствие определенного Латенского компонента археологической культуры железного века (около 450 г. до н.э. — 1 г. до н.э.), также в Среднеднепровской Зарубинецкой культуре раннего железного века (III / II в. до н. э. — II в. н. э.) вызывает у исследователей предположение о ранней инфильтрации кельтов вместе со славянами и в пределы Правобережной Украины.

Кельтско-славянские языковые и этнические отношения — традиционно весьма дискуссионная проблема. Для их обсуждения явно недоставало реальной исторической базы, чем была вызвана неудача обширных построений Шахматова, отождествившего кельтов с венедами древних авторов и поместившего кельтско-славянские контакты у Балтийского моря.

Висло-одерская теория Лер-Сплавинского тоже, скорее, противоречила его же допущению кельтско-славянских контактов, которые могли стать тесными только на более южных территориях. В результате можно сказать, что мы все ещё плохо представляем себе эти отношения.

Выше уже говорилось кратко, что «кентумными» элементами своего словаря славянский обязан в значительной степени кельтам, что было продемонстрировано на вероятном примере кельт. carvos «олень» — праслав. *korva «корова». Ещё одним возможным случаем этого рода является праслав. *konь «конь, лошадь», до сих пор не имеющее удовлетворительной этимологии, каковой едва ли можно считать попытку объединить в одной парадигме *kom(o)nь, *kobnь, *kobyla.

Кажется более перспективным привлечь кельтский, (галльск.) *kankos / *konkos «лошадь», сохранившееся в остаточных формах и в антропонимах и родственное др.-исл. Há- «лошадь», hestr, др.-в.-нем. hengist, нем. Hengst «жеребец».  Отнесение к кельт. *konko, вслед за А. Шерером, laetum equino sanguine Concano у Горация, (Carm. Ill, 4, 34 см.); к галльский: *kankos «лошадь» тот же автор относит собственные имена Cancius, Cancilis, Cancia, сюда же литов. šankùs «проворный, быстрый», все вместе — из индоевропейского: *k’a(n)k-«скакать», с носовым инфиксом. Кельт.: *kanko-/*konko- «скакун» было интерпретировано при заимствовании как славянский деминутив на —k— суффиксальное, почему первичными можно считать славянские формы *konikъ, *konьkъ, откуда лишь вторично, на славянской языковой почве — слав. *konь.

Кельтский мир не однажды обогащал своих соседей лошадиной терминологией, ср. уже упоминавшееся галльско-латинское название пони — mannus из кельт. *mandos и, конечно, нем. Pferd из греческо-кельтского гибрида paraverēdus.

ПРОБЛЕМА НЕВРОВ

Без обращения к кельтскому, видимо, не решить важнейшую проблему древней истории и этногенеза славян — проблему невров. Кто были невры? — В ответах на этот вопрос царит удивительное разнообразие. В древней этногеографии Северного Причерноморья, дошедшей до нас благодаря Геродоту, невры располагались на запад от скифов, на рубеже с агафирсами, т. е. балканским миром. Это определяло этническую идентификацию невров последующими учёными.

Шафарик видел в них «виндов», т. е. славян, как и в наше время — Лер-Сплавинский, Мошинский, ряд советских археологов. Кипарский и вначале Чекановский, сопоставив названия Νευροί и ziemia Nurska на границе Польши и Украины, сочли невров не разделившимися балто-славянами эпохи до перехода дифтонга eu в балт. jau и слав. (j)u, причем Кипарский даже проэтимологизировал название этих балто-славян как «понурый, печальный», ср. литов. niaurus. В последнее время всё больше видят в неврах балтов, даже — восточных балтов. Признаки схожести венедов и славян.

А между тем после изложенного выше о кельтах и их передвижениях всего естественнее допустить кельтскую принадлежность геродотовских невров, указав на связь их названия с названием племени Nervii в Галлии, тем более, что ни у балтов, ни у славян мы не знаем этнонима, близкого имени невров. Различие форм Νευροί и Nervii — скорее диахронического и диалектного характера. К тому же в литературе уже указывалось, что у Аммиана Марцеллина упоминаются нервии у истоков Борисфена (Припяти?), а у Плиния в тех же местах — невры. Кроме того, из античной поэзии известно весьма любопытное и показательное описание невра:

«te modo viderunt iteratos Bactra per ortus, / te modo munito Neuricus hostis equo. Sex. Propertii. Elegiarum IV, 3, 7-8 (recensuit M. Schuster. Lipsiae, MCMLIV, p. 142); в русск. переводе: Видели Бактры твоё многократное в них появленье. Видел и невр-супостат, в броню одевший коня… 

Согласимся, что невр, восседающий на бронированном коне (munitus equus), о котором пишет «нежная Аретуза» в письме своему Ликоту на восточный фронт, — мало похож на раннего славянина, по данным, которыми располагает наука. Зато известно, что кельты латенского (Ла Тен = Гальштат) времени были искусными металлургами, железа производителями и кузнецами. И германцы, и затем — славяне переняли кельтское название нагрудного панциря.

Путешествие Геродота

Как уже было сказано выше, из Галлии в Подунавье проникают бои и вольки-тектосаги. Дальше — на Висле и в Галиции, на Волыни — вольки прямо уже не прослеживаются, выступают невры, племя под другим названием. Однако вот что рассказывает о неврах Геродот:

«Скифы и эллины, живущие в Скифии, говорят, что раз в год каждый из невров превращается в волка на несколько дней и снова обратно становится тем, чем был» (Herodoti historiae IV, 105.Rocognovit С. Hude. Oxonii, 1976).

Можно, конечно, как это нередко и делается, находить здесь корни славянских поверий о волколаках, вурдалаках. Но вполне вероятно, что дело здесь не столько в суевериях вокруг ликантропии, сколько в ритуально поддерживаемой и обновляемой памяти этноса о своих родственных связях. Периодическое «превращение» невров в волков обращает наше внимание на тот факт, что кельтский этноним Volcae этимологически значил «волки», иные объяснения, например, к ирл. folg «проворный, живой», неубедительны, и это несмотря на то, что и.-е. *ulku-os «волк» почти повсеместно и очень рано вытеснено в кельтских языках, очевидно, по мотивам табуизации, за вычетом слабых реликтов в антропонимии и т. д., а также несмотря на то, что собственно кельтское (древне-ирландское) продолжение индоевропейского слова для волка имело бы форму *flich-/*flech-. Табуизация и вообще маркированность этнонимии объясняют присутствие в таких случаях как бы «перекрестных изоглосс», объясняющих построение термина «волк» и этнонима «волки» как бы не совсем по правилам своего языка (вспомним «неправильное» лат. lupus, вместо правильного *volcus, *vulcus).

Вольки-тектосаги распространились в Подунавье неподалеку от племен даков этимологически — тоже «волки». У даков, как позднее и у румын, видимо, на эту почву легли представления о волках-оборотнях. Не лишено интереса то, что слав. *vьlkъ «волк», полностью отсутствующее в антропонимии большинства славянских языков, выступает в личных именах части южных славян — у сербов, хорватов. У серб.-хорв.: Vukobrat, Vukoman, Vukomil, Vukomir, Vukosav, Vukovoj, Bjeloruk, Dobrovuk, Milovuk

ЯЗЫКОВЫЕ СВЯЗИ И КУЛЬТУРА (СЛАВЯНЕ, КЕЛЬТЫ, ИРАНЦЫ, ИНДОАРИЙЦЫ)

Кельты к северу и к востоку от Карпат совершенно растворились среди славян. В этом конечный смысл эпизода невров, в котором не участвовали балты. Очень многое сгладилось за тысячелетия, прошедшие с тех пор, хотя несколько слов, которые породило кельтское влияние, до сих пор занимают важное место в славянском словаре. Эта лексика и это влияние, как мы отчасти рассмотрели выше, касались почти исключительно материальной культуры, почти не затронув идеологии, и в этом — полное отличие от славяно-иранских контактов, которые, сохраняя также свою проблематичность в ряде вопросов, несомненно затронули в первую очередь идеологию, религиозную и социальную сферу жизни праславян, но не их материальную культуру.

Не очень отличаясь по времени от кельтско-славянских отношений, особенно если учесть реальность даже непосредственных кельтско-скифских контактов, как бы перекрывающих славянское пространство, (ср. выше свидетельство Эфора и данные археологии), славяно-иранские отношения не только фиксировались на восточной периферии славянства, где постепенно, как полагают, дело дошло до симбиоза славян и иранцев в Черняховской культуре первых веков нашей эры, но и проявлялись в результате глубоких проникновений иранских племен в славянский ареал, что ярким образом, хотя и косвенно продемонстрировало существование ранних праславянских диалектов задолго до того времени, для которого о них считала возможным говорить славистика 50-60-х годов.

Часть древних иранизмов не вышла за пределы (части) пред-западно-славянских диалектов. В этом смысл феномена, который был в своё время мной описан и приблизительно обозначен как polono-iranica», когда, например, лексический (социальный) иранизм: *(gъ)panъ «господин» охватил только часть западнославянского (без серболужицких). Иранских влияний ожидали только с востока и на востоке, поэтому понятна реакция Кипарского, который в беседе о моих polono-iranica сказал мне: «Вы поставили всё с ног на голову».

Однако археологии давно известны набеги скифов в область Лужицкой культуры (заходившей и на территорию современной Чехословакии), которые были вызваны, как полагают, походом персидского царя Дария I на скифов в 512 г. до н. э. (О кладе скифских вещей начала V века до н. э. в Феттерсфельде (Нижняя Лужица), исследованном Фуртвенглером; о скифских находках в области Лужицкой культуры, даже в Чехии и Моравии).

Славяно-иранские отношения начались, видимо, около середины I тыс. до н. э. Они заметно коснулись славянской антропонимии, которая в это время только ещё конструировалась, отделяясь от апеллативной лексики; во всяком случае, если в славянском и существовали унаследованные древние индоевропейские двухчленные антропонимические модели, их лексическое наполнение (и грамматическая модификация) испытали в эту эпоху иранское влияние.

Характер этого влияния отражал воздействие религиозно-социальной сферы, свойственной иранцам, скифам того времени. Но до глубокого воздействия на строй и звуковой состав праславянского языка дело, по-видимому, не дошло. Славянское х, которое нередко рассматривают как продукт славяно-иранских контактов, в значительной степени случайно совпало с иранским h, x. Достаточно сказать, что в иранском это результат абсолютного перехода старого s (аспирация), в славянском — позиционно обусловленный процесс, объяснимый только условиями славянского языкового развития, которое привело к возникновению новых согласных, причём отчасти — в условиях сходных (стадия аффрикаты): ks > х; (и.-е. k’ >) ts > s. Тенденция к постепенному повышению звучности, впоследствии так ярко выразившаяся в гласном облике славянской речи, задолго до того проявила себя в праславянских консонантных инновациях (здесь — дезаффрикация).

Правобережье Днепра

Территория Правобережья Днепра в I тыс. до н. э. уже была частью (периферией) праславянского лингвоэтнического пространства. Поскольку сейчас сложность древней этногеографии Скифии вырисовывается всё более настойчиво и мы приходим к констатации реального сохранения на части (частях) её территории, наряду с иранским (скифским), индоарийского (праиндийского) её компонента или его реликтов, встаёт уместный вопрос о реальности славяно-индоарийских контактов приблизительно в скифское время. Эта констатация, опирающаяся на систематизированные аргументы и факты, при всех спорах, которые она породила и ещё может породить, способна продвинуть науку вперёд в этом вопросе, проливая новый свет на известные факты и выявляя новые. Достаточно назвать славянский теоним *Svarogъ и его древнеиндийское соответствие и источник: svargá- «небо».  Отмечается, таким образом, индоарийский вклад в праславянскую теонимию, что само по себе характеризует уровень этих контактов, отчасти напоминающих славянско-иранские.

Отмечается такой индоарийский компонент в составе ранней славянской этнонимии, как название народа *sьrbi, сербы, его возможное вхождение в праславянский ареал со стороны Побужья (геродотовская Старая Скифия с её индоарийскими, «староарийскими» связями).

Иную крутую траекторию проделал славянский этноним *xъrvati, хорваты — от иранского (сарматского) Приазовья до Адриатики, от иранского антропонима — до славянского этнонима. Основной корпус остальных славянских этнонимов своими структурными особенностями (-n-, -t- суффиксация) тяготеет к иллирийской и фракийской этнонимии, возвращая нас, таким образом, в Подунавье (Дунай — Истр; Истрия).

В славяно-иранских (и славяно-индоарийских?) отношениях был возможен момент симбиоза. Иначе складывались пограничные контакты балтов, обосновавшихся в Верхнем Поднепровье (Днепр = Борисфен), и иранцев, — контакты, лингвистически и археологически вполне реальные, как финал относительно поздней экспансии балтов в юго-восточном направлении, но в чём-то отличные, скажем, от славяно-иранских (схождения в лексике материальной культуры, высокая сфера не затронута).

На этом можно закончить очерк древних и древнейших языковых и этнических отношений праславян, их лингвоэтногенеза по данным языкознания, главным образом — этимологии и ономастики, — очерк, вынужденно краткий и схематичный, но с установкой на максимальную конкретность и выяснение отдельных узловых моментов, например, балто-славянских отношений и некоторых других, от которых подчас зависела решение всего комплекса вопросов. О решении всех вопросов говорить, естественно, не приходится, но можно сказать, что проблему собственного индоевропейского прошлого славян мы ставим более уверенно.

Хотя праславянские индоевропейцы видятся нам прежде всего как носители языка, и мы, лингвисты, выявив древнюю языковую ситуацию, можем считать свою задачу выполненной, было бы крайне неутешительно остановиться только на этом, когда так велик соблазн пойти дальше. Конечно, идти в глубь веков целесообразно, на каждом шагу отдавая себе отчёт в достижимости реконструкции, возможностях метода (или методов). Эти возможности велики, ответим мы охотникам их преуменьшать, но пока не беспредельны.

В общем я согласен с мнением, что «… для палеолита и мезолита… нет оснований допускать образования языковых общностей, следы которых дожили до исторических времён. Спорность определенного (значительного) числа этимологии — не повод для скепсиса или иронического неверия, но лишь обычная ситуация для наук объясняющих (не описательных). А для нас это сигнал, что надо упорно искать дальше. Конечно, в случаях диаметрально противоположных выводов прав скорее всего кто-то один, например, и.-е. *guer-n- «жернов»классический пример исконной лексики ввиду комплектности аблаута и полной мотивированности  или и.-е. *guer-n- менее мотивировано, чем его предполагаемое соответствие в семитском и потому заимствовано оттуда (Гамкрелидзе — Иванов)?

Этимология апеллативной лексики и ономастики может очень многое и уже сделала многое, поэтому мы должны быть внимательнее и бережливей к традиции, чем это имеет место.

Розвадовский вскрывает следы др.-инд. *aśvā, иран. *aspā «вода». В современной индоевропеистской литературе мы едва ли встретим указание, что славянский сохранил следы и.-е. *ak’uā «вода» или *ek’uos, -ā «лошадь», а между тем ещё Розвадовский довольно убедительно показал наличие слав. *osva «вода», а также вероятность связи *ek’uos и *ak’uā, причём и то и другое — к и.-е. *ōk’u- «быстрый»; эти следы были выявлены в гидронимах Осва, Освица на балтийской периферии от Припяти до Западной Двины, но ничто не мешает принять славянский характер *osva из и.-е. *ak’uā, поскольку древний балтийский рефлекс и.-е. k’ был шипящим. Не требует особых доказательств, что название реки Ока сюда не относится.

В случае с некоторыми другими словами традиция, наоборот, упорно держатся неверного пути или ищет неверный выход из тупиковой ситуации как, например, с этимологией слав. *korabjь «морское судно» — из греч. *καράβιον, из семитских. Единственно вероятное здесь — предположить развитие ложного полногласия *kor-a-bjь < *korb-io- «корзиночный», ср. лат. corbita «грузовое судно» < corbis «корзина».

Относительно названного фонетического и словообразовательного явления могут быть приведены такие примеры, как серб.-хорв. корак «шаг»: крак «нога», польскkołatać : klocić и др., предполагающие еще праславянский возраст явления — до метатезы плавных. Это — из области отношений праславян к воде, морю. На суше жили праславяне в селениях нередко круглой формы, о чем наряду с археологией свидетельствует этимология *obitьjь из первоначального «круглый».

НАЧАЛЬНЫЕ ГОРОДА СЛАВЯН (КИЕВ)

Актуален вопрос о городах у славян. Устарела точка зрения, согласно которой лишь с X века у них стабилизируется оседлый образ жизни, а с ним и топонимы, обозначающие города [183], Сейчас наличие славянских городов, вернее — укрепленных городищ, предполагается уже в VI веке [184], в науке активно разрабатывается понятие зародышей городов («предгорода»), «протогородских» поселений, ранних городов у славян [185, 186]. Весьма перспективными представляются проблема «начальных городов» у славян, понятие «полицентрического типа» этих городов. Ситуация «полицентрического типа«, конечно, возникала при образовании старых крупных центров — например, Киева. Это объясняет — на первый взгляд, странные — показания древней ономастики, когда вначале до нас доходят (довольно смутные) сведения как будто о нескольких названиях древнего города, по крайней мере двух (*Kyjevъ — *sǫvodъ), потом второе рано исчезает и остается единое — Киев. Объяснение может быть одно: первоначально это были обозначения топографически разных мест, *Kyjevъ — городище Кия, а *sǫvodъ — Σαμβατάς Константина Багрянородного — местности близ слияния Десны с Днепром (ср. там гидроним Сувид). Слившись, они, а, вероятно, ещё и другие с ними образовали единый город, один из ранних городов славян, проблема названия которого будет нас занимать также в дальнейшем.

Литература.

95. Krahe H. Unsere ältesten Flussnamen. Wiesbaden, 1964, S. 33.
96. Udolph J. Alteuropa an der Weichselmündung. — Beitrage zur Namenforschung, 1980, 15, S. 97.
97. Udolph J. Ex oriente lux. Zu einigen germanischen Flußnamen. — Beitrage zur Nämenforschung, 1981, 16, S. 105.
98. Гiдронiмiя Украiни в ii мiжмовних i мiждiалектних зв’язках. Вiдп. ред. Стрижак О. С. Киiв, 1981, с. 32.
99. Gimbutas M. The first wave of Eurasian steppe pastoralists into Copper Age Europe. — The Journal of Indo-European studies, 1977, 5, p. 277 и сл.
100. Мерперт Н. Я. Древнеямная культурно-историческая область и вопросы формирования культур шнуровой керамики,- Б кн.: Восточная Европа в эпоху
камня и бронзы. М., 1976, с. 121-122.
101. Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Проблема определения первоначальной территории обитания и путей миграции носителей диалектов общеиндоевропейского языка. — В кн.: Конференция по сравнительно-исторической грамматике индоевропейских языков. Предварительные материалы. М., 1972, с. 19 и сл.
102. Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В, Древняя Передняя Азия и индоевропейские миграции. — Народы Азии и Африки, 1980, № 1, с. 64 и сл.
103. Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Древняя Передняя Азия и индоевропейская проблема. Временные и ареальные характеристики общеиндоевропейского языка по лингвистическим и культурноисторическим данным.- ВДИ, 1980, № 3, с. 3 и сл.
104. Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Миграция племен — носителей индоевропейских диалектов — с первоначальной территории расселения на Ближнем Востоке в исторические места их обитания в Евразии. — ВДИ, 1981, № 2, с. 11 и сл.
105. Rosenkranz В. Fluß- und Gewässernamen in Anatolien. — Beitrage zur Namenforschung. Neue Folge, 1966, Bd. I, S. 124 и сл., с библиографией.
106. Tovar A. Krahes alteuropäische Hydronymie und die westindogermanischen Sprachen. Heidelberg, 1977.
107. Schmid W. P. — IF, 1977, 82, S. 314 и сл.- Rec: Tovar A. Krahes alteuropäische Hydronymie und die westindogermanischen Sprachen. Heidelberg, 1977.
108. Udolph J. — Kratylos, XXII, S. 123 и сл.- Rec: Tovar A. Krahes alteuropäischeHydronymie und die westindogermanischen Sprachen. Heidelberg, 1977.
109. Kuhn H. Das letzte Indogermanisch (- Akademie der Wissenschaften und der Literatur. Abhandlungen der Geistes-und Sozialvissenschaftlichen Klasse. Jahrg.
1978, Nr. 4). Mainz — Wiesbaden, 1978, S. 22, 26.
110. Kóźka W. Zagadnienie etnogenezy ludów Europy. Wroclaw, 1958, s. 100.
111. Кузьмина Е. E. О балканском или центральноазиатском пути миграции индоевропейских народов. — В кн.: Античная балканистика. Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. Предварительные материалы: Тезисы докладов. М., 1980, с. 35.
112. Bökönyi S. The earliest waves of domestic horses in East Europe. — The journal of Indo-European studies, 1978, 6, p. 17 и сл.
113. Горнунг Б. В. К вопросу об образовании индоевропейской языковой общности (Протоиндоевропейские компоненты или иноязычные субстраты?). М., 1964, с. 19 (с литературой).
114. Scherer A . Das Problem der indogermanischen Urheimat vom Standpimkt der Sprachwissenschaft. — In: Die Urheimat der Indogermanen. Darmstadt, 1968, S. 301.
115. Neckel G. Die Frage nach der Urheimat der Indogermanen. — In: Die Urheimat der Indogermanen. Darmstadt, 1968, S. 160-161.
116. Slovenská archeólogia, ročn. XXIX, č. 1. Bratislava, 1981, s. 28, 33, 34; 105 и сл.; 177 и сл.
117. Толстой С. Л. «Нарцы» и «волхи» на Дунае (Из историко-зтнографических комментариев к Нестору). — Советская этнография, 1948, № 2, с. 8 и сл.
118. Кобынее В. П. В поисках прародины славян. М., 1973.
119. Алексеева Т. И. Этногенез восточных славян но данным антропологии. М., 1973.
120. Rysiewicz Z. О praojezyźnie Slowian. — In: Rysiewicz Z. Studia językoznawcze. Wroclaw, 1956, s. 81.
121. Eichler E. Die slawische Landnahme im Elbe/Saale- und Oder-Raum und ihre Widerspiegelung in den Siedlungs- und Landschaftsnamen.- In: Onomastica Slavogermanica, 1976, X, S. 70.
122. Шафарик П. И. Славянские древности. Т. 1. Кн. II. М., 1837.
123. Eichler E. Beziehungen zwischen Südslawisch und Westslawisch im Lichte der Toponomastik. — Македонски jазик, 1974, XXV, S. 87 и сл.
124. Eichler E. Westslawisch-siidslawische Beziehungen im Lichte der Toponomastik. — Onomastica Jugoslavica, 1976, 6, S. 71 и сл.
125. Herrmann J. Probleme der Herausbildung der archäologischen Kulturen slawischer Stämme des 6.-9. Jh.-In: Rapports du III-е Congrès International d’archéologie slave. Bratislava, 7-14.IX.1975. Bratislava, 1979, S. 53.
126. Куркина Л. В. Некоторые вопросы формирования южных славян в связи с паннонской теорией Е. Копитара. — ВЯ, 1981, № 3, с. 85 и сл.
127. Нидерле Л. Славянские древности. М., 1956, с. 56.
128. Шафарик П. И. Славянские древности. Т. I. Кн. 1. с. 77, 79.
129. Шафарик П. И. Славянские древности. Т. II. Кн. 1. М., 1848, с. 73.
130. Milewski Т. Indoeuropejskie imiona osobowe. Wroclaw — Warszawa — Kraków, 1969, s. 216.
131. Гавлик Л. Моравская народность в эпоху раннего феодализма. — В кн.: Вопросы этногенеза и этнической истории славян и восточных романцев. М., 1976, с. 170.
132. Stanislav J. Slovenský juh v stredoveku. I. diel. Turčiansky sv. Martin, 1948, passim.
133. Georgiev V. Theiss, Temes, Maros, Szamos (Herkunft und Bildung). — Beitrage zur Namenforschung, 1961, XII, № 1.
134. Kiss L. Földrajzi nevek etimólogiai szótára. Budapest, 1978, 408 old.
135. Moor F. Die slawischen Ortnamen der Theissebene. — Zeitschrift für Ortsnamenforschung, 1930, VI, № 2, S. 131.
136. Georgiev V. Sur l’ethnogenese des peuples balkaniques: le dace, l’albanais et le roumain. — Studie clasice, 1961, III, p. 24.
137. Brugmann K. Kurze vergleichende Grammatik der indogermanischen Sprachen. Strassburg, 1904, S. 316.
138. Будимир М. Protoslavica. — В кн.: Славянская филология. II. IV Международный съезд славистов. М., 1958, с. 134.
139. Trbuhović V. Južne kulture i narodi prema lužičkoj kulturi, Praslovenima i Slovenima. — In: I Międzynarodowy kongres archeologii slowianskiej. Warszawa, 14-18. IX.1965. Wroclaw — Warszawa — Kraków, 1968.
140. Седов В. В. Ранний период славянского этногенеза. — В кн.: Вопросы этногенеза и этнической истории славян и восточных романцев. М., 1976, с. 106-107.
141. Королюк В. Д. Волохи и славяне «Повести временных лет». — Советское славяноведение, 1971, № 4, с. 41 и сл.
142. Королюк В. Д. К вопросу о месте известий о волохах в «Повести временных лет». — Советское славяноведение, 1972, № 1, с. 76 и сл.
143. A magyar nyelv történeti-etymológiai szótár. II. k. Budapest, 1970, 887 old.
144. Филип Я. Кельтская цивилизация и ее наследие. Прага, 1961, с. 115.
145. Kostrzewski J. Celtyckie elementy w kulturze slowiańskiej. — Slownik starożytnosci Slowiańskiej, t, I, s. 228.
146. Третьяков П. Н». Восточнославянские племена. 2-е изд. М., 1953, с. 132-134.
147. Latyschev В. Inscriptiones orae septentrionalis Ponti Euxini. V. I. Petropoli, MDCCCLXXXV, p. 38 (№ 16), 39-40.
148. Спицин А. Скифы и Галыптатт. — В кн.: Сборник археологических статей, поднесенный А. А. Бобринскому. СПб., 1911, с. 160-161, 164, 166.
149. Vasmer M. Schriften zur slavischen Altertumskunde und Namenkunde. Hrsg.von Brauer. H. Bd. II. Berlin, 1971, S. 565-566.
150. Мачинский А . Д. Кельты на землях к востоку от Карпат. — В кн.: Кельты и кельтские языки. М., 1974, с. 35. 36.
151. Иванов В. В., Топоров В. Н. О древних славянских этнонимах. — В кн.: Славянские древности. Этногенез. Материальная культура Древней Руси. Киев, 1980, с. 43-44.
152. Максимов Е. В. 3арубинецкая культура. — В кн.: Проблемы этногенеза славян. Киев, 1978, с. 55 (с литературой).
153. Schachmatov A. Zu den ältesten slavisch-keltischen Beziehungen. — AfslPh, 1911, ХХХШ, S. 51 и сл.
154. Birkhan H. Germanen und Kelten bis zum Ausgang der Römerzeit. Wien, 1970.
155. Мельниковская О. Н. Племена Южной Белоруссии в раннем железном веке. М., 1967.
156. Рыбаков Б. А. Геродотова Скифия. М., 1979, с. 146, 189.
157. Кипарский В. — В кн.: IV Международный съезд славистов. Материалы дискуссии. Т. II. Проблемы славянского языкознания. М., 1962, с. 488.
158. Czekanowski J. Wstęp do historii Slowian. Wyd. 2. Poznań, 1957.
159. Седов В. В. Славяне верхнего Поднепровья и Подвииья. М., 1970, с. 36.
160. Менгес К. Г. Восточные элементы в Слове о полку Игореве. Гл. 1. Очерк ранней истории славян. Л., 1979, с. 30.
161. Kluge F. Etymologisches Wörterbuch der deutschen Sprache. 20. Aufl. Bearb. von Mitzka W. Berlin, 1975.
162. ЭССЯ, вып. З, с. 55.
163. Holder A. Alt-celtischer Sprachschatz. Bd. I I I . Graz, 1962, Sp. 436.
164. Свешникова Т. И. Волки-оборотни у румын. — В кн.: Balcanica. Лингвистические исследования. М., 1979, с. 208 и сл.
165. Бернштейн С. Б. Очерк сравнительной грамматики славянских языков. М., 1961, с. 68.
166. Трубачев О. Н, Из славяно-иранских лексических отношений. — Этимология. 1965. М., 1967, с. 78 и сл.
167. Minns E. H. Scythians and Greeks. Cambridge, 1913, p. 150, 236, 237.
168. Golоb Z, The initial x- in Common Slavic: a contribution to prehistorical Slavic-Iranian contacts. — In: American contributions to the Seventh International congress
of slavists. Warsaw, Aug. 21-27, 1973. V. 1, p. 129 и сл.
169. Трубачев О. Н. Лингвистическая периферия древнейшего славянства. Индоарийцы в Северном Причерноморье. — ВЯ, 1977, № 6, с. 24 и сл.
170. Трубачее О. Н. «Старая Скифия» (‘Αρχαίη Σκυθίη) Геродота (IV, 99) и славяне. Лингвистический аспект. — ВЯ, 1979, № 4, с. 41-42.
171. Enriettl M. Slavo Svarogu. — In: Studi in onore di Ettore Lo Gatto (отд. отт.).
172. Трубачее О. Н. Некоторые данные об индоарийском языковом субстрате Северного Кавказа в античное время. — ВДИ, 1978, № 4, с. 41-42.
173. Трубачее О. Н. Ранние славянские этнонимы — свидетели миграции славян. — ВЯ, 1974, № 6, с 59.
174. Абаев В. И. Скифо-европейские изоглоссы. На стыке Востока и Запада. М., 1965, с. 134.
175. Arumaa P. Baltes et Iraniens. — In: Studii Linguisici in onore di V. Pisani. Brescia, s. a.
176. Dressler W. Methodische Vorfragen bei der Bestimmung der «Urheimat». — Die Sprache, 1965, Bd. XI, S. 43-44.
177. Rozwadovski J. Studia nad nazwami wód slowiańskich. Kraków, 1948. s. 176 и сл.
178. Фасмер, III, с. 127.
179. Фасмер, II, с. 321.
.180. Hyrkkänen J. und Salonen E. Über die Herkunft des slawischen *korabjь, griechischen karabos/karabion (в печати).
181. Рыбаков Б. А. Новая концепция предыстории Киевской Руси (тезисы). — История СССР, 1981, № 1, с. 60.
182. Трубачее О. Н. История славянских терминов родства. М., 1959, с. 168.
183. Шмилауэр В. — В кн.: IV Международный съезд славистов. Материалы дискуссии. Т. II. Проблемы славянского языкознания. М., 1962, с. 483.
184. Королюк В. Д. «Вместо городов у них болота и леса…» (К вопросу об уровне славянской культуры в V-VI вв.). — Вопросы истории, 1973, № 12, с 198.
185. Котляр Н. Ф. К вопросу о генезисе восточнославянских городов (на материалах Галичины и Волыни). — В кн.: Славянские древности. Этногенез. Материальная культура Древней Руси. Киев, 1980, с. 132.
186. Седов В. В. Конгресс но славянской археологии. — Вестник АН СССР, 1981, № 5, с 98, 101.

Далее… ГЛАВА 3. ИНДОЕВРОПЕЙСКИЕ ИСТОКИ ПРАСЛАВЯНСКОГО ЯЗЫКА И ЭТНОГЕНЕЗА

Индоевропейские истоки Праславянского языка и этногенез
Славянский и «древнеевропейская» гидронимия

Оставить комментарий

Ваш email не будет опубликован.Необходимы поля отмечены *

*