Валентин Васильевич СЕДОВ
ПРОИСХОЖДЕНИЕ И РАННЯЯ ИСТОРИЯ СЛАВЯН.
СЛАВЯНЕ В ПОЗДНОЛАТЕНСКУЮ И РИМСКУЮ ЭПОХУ
Черняховская культура.
Почти по всему будущему черняховскому ареалу, от нижнего Дуная на западе до донских и волжских степей на востоке, расселялись сарматы принадлежащие, как и скифы, к иранской языковой группе. В бассейне Днепра и в Поднестровье они занимали не только степные районы, но и лесостепь, ранее заселенную скифским населением. В низовьях Днепра и в Крыму обитали поздние скифы (царские скифы).
Лесные области Поднепровья с прилегающей к нему частью Волго-Окского междуречья, а также бассейны Немана и Западной Двины заселяли балты. Им, как уже говорилось, принадлежат и позднезарубинецкие древности Верхнего Поднепровья. Отдельную этническую группу, видимо, составляли остатки зарубинецкого населения в Припятском Полесье и на Киевщине.
Накануне формирования черняховской культуры этническая карта Юго-Восточной Европы выглядела следующим образом (рис. 14):
Рис. 14. Юго-Восточная Европа накануне сложения черняховской культуры
а — памятники пшеворской культуры;
б — памятники предположительно пшеворские;
в — восточно поморско-мазовецкие памятники;
г — позднезарубинецкие памятники;
д — сарматские памятники первых веков нашей эры;
е — позднескифские памятники;
ж — фракийские памятники (поселения и могильники гето-дакские, карпские и культуры карпатских курганов);
з — ареал балтских племен (культуры восточнопрусская, штрихованной керамики, днепро-двинская, верхнеокская и юхновская);
и — общая граница черняховской культуры.
Западными соседями сарматов были дако-карпские племена, относящиеся к фракийской языковой группе.
Начиная с первых веков нашей эры, в Верхнее Поднестровье проникают носители пшеворской культуры. К сожалению, фрагментарность материалов не позволяет определить, к какой группе — висленской или одерской — принадлежат пшеворские древности этой территории. Скорее всего пшеворское расселение в Поднестровье и на Волынь происходило из бассейна Вислы.
В западных районах Припятского Полесья и на Волыни во 11 веке н. э. появляются племена восточнопоморско-мазовецкой культуры. Носителями ее были готы и другие восточногерманские племена, среди которых были и иноплеменные жители Южной Балтики.
Черняховская культура формируется на скифо-сарматской территории. Однако, что её нельзя рассматривать как результат эволюционного развития сарматской культуры. Бесспорно и то, что сложение черняховской культуры не сопровождалось вытеснением или уничтожением местного ираноязычного населения. Не было и какого-либо хронологического разрыва между сарматской и черняховской культурами. В междуречье Днестра и нижнего Дуная сарматы появляются в I в. н. э., но основная масса их захоронений приходится на II — начало III в. н. э. Именно к этому времени относится здесь распространение черняховской культуры.[154] О непосредственном соприкосновении сарматских и черняховских племён свидетельствуют такие могильники, как Тыргшор,[155] в которых есть захоронения того и другого населения.
В Поднепровье среди сарматских памятников имеются такие, которые определенно свидетельствуют о проживании здесь сарматов вплоть до Черняховского времени. Таковы, в частности, Журовка, где впускное сарматское погребение кургана 406 относится ко второй половине II — первой половине III в. н. э.;[156] Петрик, где предметы из могилы, открытой в 1873 г., датируются временем от конца I до начала III в. н. э.;[157] Цветна, где имеется погребение с вещами второй половины II — первой половины III в. н. э..[158]
Поскольку вопрос о вкладе скифо-сарматского населения в черняховскую культуру, как будет показано далее, имеет непосредственное отношение к проблеме славянского этногенеза, его необходимо исследовать подробно.
Работы по этому вопросу немногочисленны. Впервые некоторые сарматские элементы в черняховских памятниках Поднепровья были описаны два десятилетия назад Ю. В. Кухаренко.[159] В то время и черняховские и сарматские древности Поднепровья и Северного Причерноморья были исследованы ещё слабо, и незначительные сарматские особенности в черняховских могильниках были расценены как результат контакта черняховских племен, занимавших более северные территории, с сарматами, жившими преимущественно в степях.
В другой работе Ю. В. Кухаренко утверждал, что черняховская культура развилась из скифской. Генетическая связь их обосновывалась сходством погребальных обрядов, близостью керамических форм и совпадением территории. Черты отличия, по мнению Ю. В. Кухаренко, обусловило в основном воздействие провинциальной римской культуры.[160] Напротив, Э. А. Сымонович, подчеркивая, что удельный вес скифских особенностей в материальной культуре Черняховского населения невелик, отрицал возможность развития черняховской культуры из скифской.[161] К сожалению, исследователь сосредоточил внимание на различиях культур, оставив вне поля зрения элементы их сходства. Г. Б. Федоров рассмотрел этот вопрос на молдавских материалах и пришёл к мысли о существенном вкладе сарматов в культуру черняховских племен. В частности, обряд ингумации в черняховской культуре, по его мнению, появился в результате сарматского влияния.[162]
К настоящему времени по черняховской культуре собраны значительные материалы, позволяющие определенно решить вопрос о роли иранского компонента в ее развитии. В результате анализа черняховских древностей выявляются особенности, которые можно считать скифо-сарматскими по происхождению, поскольку ни одна из них не характерна для других археологических культур, участвовавших в формировании Черняховской.
К числу таких особенностей устройство принадлежит в черняховских погребениях подбоев и земляных склепов. Подбойные могилы появляются ещё в савроматское время и получают широкое распространение в прохоровской культуре.[163] В Северном Причерноморье захоронения в подбоях представлены в сарматских могильниках последних веков до нашей эры и первых столетий нашей эры.[164] По-видимому, под влиянием сарматов подбойные могилы появляются и в позднескифских могильниках нижнего Днепра.
Погребения в земляных склепах в предчерняховское время получили распространение в позднескифских могильниках Нижнего Поднепровья и Крыма. Вход в склеп обычно закрывали вертикально поставленной каменной плитой, а входную яму заполняли камнями.[165] Подобное устройство могил выявлено и на некоторых черняховских кладбищах. Скифское происхождение таких могил, как и сарматское — подбойных, представляется бесспорным.
Трупоположения с согнутыми в коленях или скрещенными ногами, встречаемые в черняховских могильниках, обычны для сарматов на различных стадиях эволюции их культуры, начиная с савроматской[166] и кончая шиповским этапом.[167] Поэтому связь подобных черняховских захоронений с сарматским погребальным ритуалом представляется очевидной.
Отдельные трупоположения с перекрещенными или согнутыми ногами встречены также в немногочисленных могильниках римского времени в низовьях Вислы, на Готланде и в южной Швеции. Однако и здесь этот обряд скорее всего является отражением сарматского воздействия на культуру древних германцев.[168]
Обычай ссыпать в могилы раскаленные древесный уголь и золу отчётливо проявляется уже у савроматов Нижнего Поволжья и Южного Приуралья.[169] В Северном Причерноморье обычай неоднократно зафиксирован в сарматских погребениях, относящихся к последним столетиям до нашей эры и первым векам нашей эры. Безусловно, наследием этого похоронного ритуала сарматов являются остатки костров, находимые чаще около головы или руки погребенного в черняховских могильниках.
Среди сарматских племён был распространен обычай класть в могилы пищу для «заупокойных трапез». В погребения прохоровской культуры помещали в основном куски туш баранов или овец, в редких случаях — части туши лошади. В сарматских погребениях Северного Причерноморь в качестве «заупокойной пищи» также туши овец или баранов, реже в этих захоронениях встречаются кости лошади, ещё реже — кости крупного рогатого скота.
Подобный ритуал зафиксирован во многих могильниках черняховской культуры. В качестве жертвенных животных здесь также употребляли в основном мелкий рогатый скот. Свыше 70 % захоронений, в которых отмечен этот обряд, содержали кости мелкого рогатого скота. В сравнительно немногих могилах обнаружены кости коровы или лошади, в единичных — кости свиньи.[170]
Состав животных, используемых для заупокойного ритуала в черняховской культуре, со всей определенностью свидетельствует о сарматском происхождении этого обряда. Обычай сопровождать умерших «заупокойной пищей» известен и другим племенам культуры Ла-Тен римского времени, но для этих целей они использовали других животных. Так, в пшеворских могилах Одерского региона, как уже отмечалось, встречаются кости птиц и как редкое исключение — кости медведя и лошади, для кельтских погребений характерны преимущественно кости свиньи и т. п.
Ритуал сопровождения умерших «заупокойной пищей» отражают и глиняные сосуды, которыми обставлены некоторые Черняховские трупоположения. Число сосудов в таких могилах колеблется от 4–5 до 10–16. Расположение их в погребениях различно: у ног, около головы, справа и слева от туловища, иногда только вокруг головы, иногда только около ног, в частности и между ногами.
Нельзя сказать, что аналогичный обряд был широко распространен среди сарматского населения Северного Причерноморья. Обычно в сарматских могилах встречаются единичные глиняные сосуды. Однако известны и погребения, обставленные многочисленными сосудами.[171] Но все они принадлежат к среднесарматскому времени. Позднее сарматские трупоположения, непосредственно предшествующие черняховской культуре, обычно сопровождаются одним — тремя сосудами.
Все же можно полагать, что черняховский ритуал сопровождения умерших многочисленными глиняными сосудами восходит к сарматскому обряду. В пользу этого свидетельствует корреляция такого ритуала в черняховских трупоположениях с другими сарматскими особенностями (табл. 5).
Таблица 5. Взаимовстречаемость скифо-сарматских особенностей в погребениях черняховских могильников.
Наконец, к числу достоверно сарматских особенностей нужно отнести такие элементы черняховских могил, как кусочки мела или краски и обычай искусственной деформации черепов.
Отмеченные сарматские погребальные особенности свойственны, прежде всего, черняховским трупоположениям с северной ориентировкой. Всего в черняховских могильниках раскопано более 800 захоронений с северной ориентировкой и 300 — с западной (табл. 6). В связи с этим возникает вопрос, не является ли сама меридиональная ориентировка погребенных в черняховской культуре наследием местного сарматского ритуала?
Ориентировка погребенных у сарматских племён не была стабильной, а претерпевала изменения со временем. В раннюю есарматскую эпоху господствующей была ориентировка умерших головой к югу. Такое положение свойственно и ранним сарматским могилам Поднепровья (Вороная, Михайловка, Ушкалка).[172] Зато в среднесарматский период в будущем черняховском регионе заметно преобладают погребения северной ориентировки.[173] Они господствуют здесь и в позднесарматское время, накануне сложения черняховской культуры.[174]
Меридионально ориентированные трупоположения характерны также я для некоторых других племён Средней Европы, в частности для кельтов. Однако кельтские могильники во всех своих важнейших чертах существенно отличаются от черняховских.[175] Полное отсутствие в погребальном ритуале черняховской культуры каких-либо кельтских особенностей исключает предположение о кельтском происхождении черняховских трупо-положений с северной ориентировкой.
В I веке н. э. обряд ингумации с помещением умерших в могилы головой к северу появляется в восточно-поморско-мазовецкой культуре Нижнего Повисленья, где он сосуществует с обрядом кремации. Во II веке н. э. племена восточно-поморско-мазовецкой культуры расселяются в южном и юго-восточном направлении, достигая западных районов Припятского Полесья и Волыни. По мере распространения восточнопоморско-мазовецкой культуры на юг процент трупосожжений в ее могильниках заметно возрастает. Брест-Тришинский могильник в Белоруссии и Дытыничский на Волыни содержат уже исключительно трупосожжения.[176] Это обстоятельство исключает предположение о генезисе всех черняховских меридиональных трупопо-ложений от восточно-поморско-мазовецких. Правда, в последние годы на Волыни, на южной окраине восточно-поморско-мазовецкой культуры, открыты и могильники, содержащие трупоположения с северной ориентировкой.[177] Однако они относятся к III–IV вв. н. э., т. е. уже синхронны черняховским. Поэтому черняховские меридиональные захоронения никак не могут быть производными от восточно-поморско-мазовецких. Скорее всего, наоборот, волынские трупоположения являются следствием черняховского воздействия.
Скифо-сарматские погребальные особенности[178] зафиксированы в немалом количестве во многих могильниках черняховской культуры (табл. 7) почти по всей территории её распространения (рис. 15). Это даёт основание утверждать, что местное ираноязычное население вошло в состав черняховских племен в качестве одного из основных этнических компонентов.
Таблица 7. Скифо-сарматские особенности в черняховских могильниках
Таблица 7. Скифо-сарматские особенности в черняховских могильниках (окончание)
Рис. 15. Распространение скифо-сарматских элементов в черняховской культуре
а — могильники с подбойными погребениями;
б — могильники со склепами-катакомбами;
в — могильники с трупоположениями с подогнутыми и скрещенными ногами;
г — могильники с захоронениями, содержащими остатки костра;
д — могильники с погребениями, содержащими кости животных;
е — могильники с погребениями, обставленными сосудами (четырьмя и более);
ж — могильники с погребениями, в которых обнаружены куски мела или краски;
з — могильники с деформированными черепами;
и — общая граница черняховской культуры.
1 — Сынтана-де-Муреш;
2 — Изворул;
3 — Гогошари;
4 — Ойнак;
5 — Хэрэшти;
6 — Четатеа Веке;
7 — Спанцов;
8 — Одобеску;
9 — Тыргшор;
10 — Индепенденца;
11 — Бырлад-Каса;
12 — Обыршени-Войнешти;
13 — Алдени;
14 — Калбени;
15 — Неполоковцы;
16 — Лецкани;
17 — Одобеску;
18 — Чернилов;
19 — Городница;
20 — Оселивка;
21 — Устье;
22 — Малаешты;
23 — Балцаты 1;
24 — Балцаты 2;
25 — Будешты;
26 — Редкодубы;
27 — Ружичанка;
28 — Заячевка;
29 — Косаново;
30 — Данилова Балка;
31 — Ризино;
32 — Рыжевка;
33 — Заплазы;
34 — Ранжевое;
35 — Коблево;
36 — Викторовка;
37 — Каборга;
38 — Журовка;
39 — Маслово;
40 — Коротяк;
41 — Раковец;
42 — Бережанка;
43 — Дедовщина;
44 — Деревянное;
45 — Гречаники;
46 — Переяславль Хмельницкий;
47 — Телешовка;
48 — Черняхов;
49 — Ромашки;
50 — Малый Ржавец;
51 — Успенка;
52 — Гурбинцы;
53 — Лохвица;
54 — Жовнин;
55 — Дубняги;
56 — Компанийцы;
57 — Кантемировка;
58 — Водяное;
59 — Войсковое;
60 — Новоалександровка;
61 — Привольное;
62 — Запорожье;
63 — Каменка Днепровская;
64 — Гавриловка.
О том, что население, оставившее черняховские трупоположения, происходит от скифо-сарматского, очень отчётливо свидетельствуют и материалы антропологии. Черняховское население, представленное трупоположениями, принадлежит к мезо-долихо-кранному (др.греч. μέσος — средний; δολιχός — длинный; κρανίον — череп) антропологическому типу. К этому же типу относится и скифское население как степных, так и лесостепных регионов. Сопоставление деталей строения черепов из скифских и черняховских могильников приводит антропологов к выводу, что черняховцы в значительной части были потомками местного ираноязычного населения.[179]
Собственно сарматскими, обнаруживающими сходство с краниологическими материалами нижневолжских сарматов, обычно считаются черепа, характеризующиеся мезо-брахи-кранией (др.греч. μέσος — средний; βραχύς — короткий; κεφαλή — голова) и более широким лицом. Подобные краниологические материалы обнаружены в единичных черняховских могильниках — Будештском,[180] Эрбиценах — и в меньшем количестве — в других.[181] На этом основании можно говорить о сравнительно небольшом участии пришлого сарматского элемента в генезисе черняховского населения. Но поскольку сарматизация северо-причерноморских областей не сопровождалась полным вытеснением местного ираноязычного населения, то вклад последнего в формирование черняховских племён в какой-то степени отражает и долю участия сарматизированных потомков скифов.
Вклад скифо-сарматского населения в материальную культуру черняховских племён менее выразителен, поскольку черняховская культура сформировалась при активном воздействии провинциальной римской культуры. Только единичные лепные сосуды из черняховских памятников сопоставимы с сарматскими и скифскими и, видимо, происходят от них.[182]
Сарматское происхождение имеют и некоторые гончарные черняховские сосуды.[183]
Можно говорить и о сарматском происхождении некоторых вещевых находок из черняховских памятников. Румынские археологи причисляют к ним костяные украшения в форме призмы, орнаментированные кольцевым узором, и ожерелья, составленные из бус.[184] Может быть, к наследию сарматов относятся бусы некоторых типов — мелкие цилиндрические, чечевицеобразные, сферические спаянные, встречаемые как в сарматских, так и в черняховских памятниках.
В западной части ареала черняховской культуры в этногенезе её носителей участвовали местные карпские и дакийские племена. Это проявляется и в деталях похоронного ритуала, и в отдельных элементах материальной культуры.[185] Были среди Черняховского населения, несомненно, и готы. Вклад восточных поморско-мазовецкой культуры в черняховскую ещё предстоит внимательно исследовать, но очевидно, что он не был ни решающим, ни существенным.
К славянскому этногенезу прямое отношение имеют пшеворские и зарубинецкие компоненты черняховской культуры. И для пшеворской, и для зарубинецкой культур был характерен обряд трупосожжения. Поэтому вклад этих культур, прежде всего, ощутим среди черняховских захоронений по обряду кремации.
Исследуя черняховские трупосожжения, Н. М. Кравченко классифицировала эти погребения на несколько типов, среди которых есть сопоставимые с пшеворскими или зарубинецкими по обрядовым признакам.[186]
По основным признакам с погребениями пшеворской культуры прежде всего сопоставимы черняховские трупосожжения, в которых остатки кремации помещены на дно могильной ямы вместе с фрагментами глиняной посуды, вторично обожженной, или сложены в глиняную урну, опять-таки с явными следами вторичного обжига. Захоронения с обрядовыми признаками, свойственными пшеворской культуре, известны почти по всему Черняховскому ареалу (рис. 16), но наибольшая концентрация их наблюдается в области Поднепровья.
Рис. 16. Распространение пшеворско-зарубинецких элементов в черняховской культуре
а — могильники с пшеворскими особенностями в погребальном обряде;
б — могильники с зарубинецкими особенностями в погребальном обряде;
в — могильники с рассредоточенными погребениями;
г — памятники с лепной керамикой пшеворских типов;
д — памятники с лепной керамикой пшеворско-зарубинецких типов;
е — памятники с лепной керамикой заруби-нецких типов;
ж — могильники, в которых зафиксировано применение камня в трупосожжениях;
з — могильники, в которых в захоронениях по обряду сожжения присутствуют кости птиц;
и — общая граница черняховской культуры.
1 — Сынтана-де-Муреш;
2 — Олтени;
3 — Тыргшор;
4 — Хэрэшти;
5 — Спанцов;
6 — Индепенденца;
7 — Лецкани;
8 — Будешты,
9 — Неслухов;
10 — Черепин;
11 — Рипнев;
12 — Демьянов;
13 — Бовшев;
14 — Городница;
15 — Комаров;
16 — Устье;
17 — Балцаты 1;
18 — Балцаты 2;
19 — Вилы Ярузские;
20 — Косаново;
21 — Рыжевка,
22 — Маслово;
23 — Каборга;
24 — Раковец;
25 — Бережанка;
26 — Сухостав;
27— Пряжев;
28 — Деревянное;
29 — Жуковка,
30 — Черняхов;
31 — Переяславль Хмельницкий;
32 — Ромашки;
33 — Ломоватое;
34 — Журовка;
35 — Успенка,
36 — Гурбинцы;
37 — Лохвица;
38 — Жовнин;
39 — Завадовка;
40 — Компанийцы;
41 — Кантемировка;
42 — Новоселовка;
43 — Писаревка;
44 — Федоровка,
45 — Волошское;
46 — Войсковое;
47 — Новоалександровка;
48 — Привольное,
49 — Августиновка;
50 — Каменка,
51 — Гавриловка.
Особый тип черняховских захоронений составляют рассредоточенные трупосожжения, в которых остатки кремации вперемешку с землей разбросаны в сравнительно больших овальных или округлых ямах. В заполнении этих ям встречаются отдельные обломки глиняных сосудов, иногда вторично обожженные в огне. Основным районом распространения сожжений этого типа на черняховской территории является Поднепровье. Такие погребения господствуют в тех черняховских могильниках, где преобладают сожжения. Замечено, что рассредоточенные трупосожжения получили наибольшее распространение на позднем этапе эволюции черняховской культуры.
Аналогичные трупосожжения характерны для пшеворской культуры. В Силезии могильники с рассредоточенными сожжениями выделяются в особую добродзеньскую группу этой культуры.
Черняховские погребения, в которых кальцинированные кости наполняют неприкрытую глиняную урну или помещены кучкой на дне погребальной ямы вместе с сосудами-приношениями, Н. М. Кравченко связывает с зарубинецким погребальным ритуалом. Такие трупосожжения известны в основном вдоль северной границы черняховской культуры, там, где прежде обитало зарубинецкое население, причем именно в этом регионе на черняховских памятниках встречается керамика, близкая к зарубинецкой. В иных регионах черняховской территории трупосожжения этого типа выступают как единичные явления.
Другим элементом, свидетельствующим о значительном вкладе пшеворских и зарубинецких племён в черняховскую культуру, является лепная керамика. Региональной характеристике этой керамики были посвящены статьи В. Д. Барана и Э. А. Сымоновича.[187] Анализ и классификацию всей лепной посуды из памятников черняховской культуры успешно провела Г. Ф. Никитина.[188]
Типы лепной посуды черняховской культуры находят самые различные аналогии. Одни из них имеют параллели среди дако-гетских древностей Северо-Западного Причерноморья, другие сходны с восточной поморско-мазовецкой керамикой, третьи — с посудой городов Северного Причерноморья, четвертые обнаруживают близкие аналогии в памятниках приэльбских германцев и т. п. Но наиболее распространенными в черняховской культуре были лепные сосуды, сопоставимые по формам и другим деталям с пшеворской и зарубинецкой глиняной посудой.
Аналогии в пшеворской культуре имеют Черняховские горшки всех трёх групп классификации Г. Ф. Никитиной. Таковы сосуды группы «а» (с отогнутым венчиком) типов 5 (приземистые, округлобокие, с наибольшим расширением в средней части и зауженным низом), 6 (приземистые, с сильно раздутой средней частью тулова), 8 (с биконическим туловом и коротким венчиком), 10 (вытянутых пропорций, с овальным туловом), 11 (с раздутым туловом на плитчатом поддоне) и 14 (при высоте, равной диаметру венчика, и с узким дном); горшки группы «б» (с прямым венчиком) типа 1 (с крутыми плечиками при наибольшем диаметре в верхней части); горшки группы «в» (с вогнутым венчиком) типов 3 (вытянутые, с равномерно раздутым туловом) и 4 (вазообразные).
С зарубинецкой керамикой обнаруживают параллели черняховские лепные горшки типов 3, 12 (1) и13 группы «а». Немало типов сосудов (например, горшки типов 7 и 9 группы «а»; типа 3 группы «б»; типа 1 группы «в»; миски типов 2, 10 и 11) может быть сопоставлено как с зарубинецкой, так и с пшеворской керамикой.
Пшеворское происхождение, возможно, имели и некоторые другие сосуды черняховской культуры. В. В. Кропоткин обратил внимание на присутствие в Черняховских памятниках мисок и мискообразных сосудов трёх видов, очень характерных для пшеворской культуры: 1) с высокими поддонами, 2) с Х-образными ручками и 3) с налепными шишкооб-разными ручками-упорами.[189] В археологической литературе не раз отмечалось сходство элементов орнаментации черняховской керамики с пшеворской.[190]
Многочисленность пшеворских и в несколько меньшей степени зарубинецких особенностей в погребальных памятниках и среди лепной керамики черняховской культуры (табл. 8) говорит о значительном участии пшеворско-зарубинецких племен в сложении Черняховского населения. Пшеворско-зарубинецкие элементы в черняховской культуре количественно занимают второе место после местных скифо-сарматских. Очевидно, пшеворско-зарубинецкие племена вместе с местными ирано-язычными составили основное ядро Черняховского населения.
Таблица 8. Пшеворско-зарубинецкие элементы в черняховских памятниках
Имеются некоторые пшеворские черты и среди прочих элементов материальной культуры Черняховского населения. В Компаниевском могильнике были обнаружены меч, копье и умбон; наконечник копья встречен в одном из захоронений Августиновского могильника; в погребении 6 Малаешт найден умбон. Для Черняховских могил предметы вооружения абсолютно не характерны, и, очевидно, этот обычай был занесен сюда пшеворскими переселенцами. В отдельных погребениях Будештского, Косановского и Спанцовского могильников встречены ключи и замки, в Заячевском могильнике найдены ножницы, т. е. опять-таки предметы, характерные для пшеворской культуры. В отдельных черняховских трупосожжениях обнаружены кости птиц, зафиксированы также немногочисленные случаи применения камня. Однако все эти пшеворские особенности явно не получили в черняховской культуре широкого распространения, оставаясь редким исключением.
Это, на первый взгляд, противоречит выводу о значительной доле участия пшеворского населения в черняховском этногенезе, полученному при анализе погребальной обрядности и лепной керамики. Однако обычай помещать в могилы предметы вооружения, ключи и замки, ритуал жертвоприношения птицы и т. п. были характерны не для всей пшеворской культуры, а преимущественно для племён, занимавших Одерский регион. Очевидно, пшеворское население, характеризуемое этими особенностями и принявшее участие в миграционном потоке в юго-восточном направлении, было относительно малочисленным. Основную же массу пшеворских переселенцев в областях Северного Причерноморья составили выходцы из бассейна реки Вислы, т. е. славяне.
Нужно полагать, что черняховское население, сформировавшееся в условиях территориального смешения нескольких племенных групп, оставалось пёстрым в этническом отношении. Видимо, в разных частях обширного Черняховского ареала шли различные языковые и ассимиляционные процессы, может быть, оставшиеся незавершенными из-за относительной кратковременности черняховской культуры. Об этом отчётливо свидетельствует неравномерная в разных областях Черняховского ареала концентрация элементов, унаследованных черняховской культурой от слагаемых древностей: скифо-сарматских, фракийских, пшеворских, зарубинецких и восточно-поморско-мазовецких.
Отдельные пшеворские элементы встречаются широко, почти по всей территории распространения черняховской культуры. Вместе с тем в черняховском ареале отчетливо выявляется регион их большой концентрации (рис. 17), Он охватывает в основном поднепровские земли — Среднее Поднепровье и поречье порожистой части Днепра — и поэтому назван мной Среднеднепровским регионом.[191] На западе он простирается по лесостепи через среднее и верхнее течение Южного Буга до областей Верхнего Поднестровья. Может быть, целесообразнее называть этот регион Подольско-Днепровским. Помимо концентрации пшеворских, а также зарубинецких особенностей, эта область Черняховского ареала характеризуется и другими специфическими особенностями (рис. 18).
Рис. 17. Подольско-Днепровский регион черняховской культуры
а — памятники с пшеворско-зарубинецкими особенностями;
б — поселения с углубленными жилищами;
в — могильники, в которых преобладают трупосожжения;
г — могильники, в которых среди трупоположений господствует западная ориентировка;
д — могильники, в которых господствуют меридионально ориентированные трупоположения;
е — общая граница черняховской культуры;
ж — приблизительные границы Подольско-Днепровского региона.
1 — Сынтана-де-Муреш;
2 — Тыргу-Муреш,
3 — Олтени;
4 — Изворул;
5 — Ойнак;
6 — Какалец;
7 — Тыргшор;
8 — Хэрэшти;
9 — Спанцов;
10 — Одобеску;
11 — Стрэулешти;
12 — Индепенденца;
13 — Могошани;
14 — Извоар,
15 — Эрбицени;
16 — Костиша-Мяноциа;
17 — Куртэа;
18 — Петрис;
19 — Лунка;
20 — Лецкани;
21 — Богдянешти;
22 — Малаешты;
23 — Комрат,
25 — Купче;
25 — Неслухов;
26 — Черепин,
27 — Рипнев II и III,
28 — Демьянов II и III;
29 — Рако-буты;
30 — Чижиков,
31 — Верхний Иванов;
32 — Раковец;
33 — Бережанка;
34 — Сухостав;
35 — Подволочиск;
36 — Романово Село;
37 — Путятинцы;
38 — Теребовля;
39 — Коростовичи;
40 — Бовшев II и III;
41 — Городница,
42 — Островец;
43 — Незвиско;
44 — Лука Врублевецкая;
45 — Солончены;
46 — Балцаты 1;
47 — Балцаты 2;
48 — Делакэу;
49 — Будешты;
50 — Раншевое;
51 — Коблево;
52 — Каборга;
53 — Вилы Ярузские;
54 — Косаново,
55 — Рыжевка;
56 — Данилова Балка;
57 — Кринички;
58 — Маслово;
59 — Пряжев;
60 — Дедовщина;
61 — Деревянное;
62 — Черняхов;
63 — Переяславль Хмельницкий,
64 — Ромашки;
65 — Журовка;
66 — Червонная Слобода;
67 — Новочиновское;
68 — Ломоватое;
69 — Завадовка;
70 — Успенка
Погребения по обряду трупосожжения, как известно, встречаются на всей черняховской территории, но процент их в различных ее районах далеко не одинаков. Подольско-Днепровский регион выделяется многочисленностью трупосожжений. Здесь немало могильников, в которых захоронения по обряду кремации количественно преобладают над ингуми-рованными погребениями. В Масловском могильнике трупосожжения составляют около 70 % всех исследованных захоронений, в Писаревском — 78, в Компаниевском — свыше 90, в Каменском — около 90 и т. п. Вне этого региона погребения по обряду кремации, как правило, сравнительно немногочисленны.
Наряду с меридионально ориентированными трупоположениями в чер-няховских могильниках встречаются погребенные, обращенные головами на запад. Доля последних среди Черняховских трупоположений неодинакова в различных районах. Подольско-Днепровский регион характеризуется наибольшим распространением трупоположений с западной ориентировкой. Только здесь известны могильники, в которых такие трупоположения преобладают над меридиональными. Вне Подольско-Днепровского региона, наоборот, господствуют могильники со значительным преобладанием меридионально ориентированных трупоположений (например, в Малаештах они составляют 88 %, в Будештах — 74, Сынтана-де-Му-реш — 86, Коблево — 70, Лецкани — 84, Тыргшор, Изворула, Индепен-денца — около 100 и т. д.).
Ещё одна весьма специфическая этнографическая особенность — жилища-полуземлянки — выделяет Подольско-Днепровский регион черняховской культуры. Черняховское домостроительство, очень разнотипное, отражает сложность этнической структуры населения. На поселениях этой культуры открыты и исследованы и простые наземные жилища деревянной конструкции, и жилища с каменными стенами, и большие многокамерные дома, и углубленные постройки — землянки и полуземлянки.
Черняховские углубленные жилища очень разнохарактерны по всем деталям — форме, размерам, интерьеру. Эта разнотипность, по-видимому, объясняется тем, что постройки не появились в Черняховском ареале в готовом виде. Углубленные жилые постройки здесь, очевидно, были новообразованием. Но среди многих типов углубленных жилищ в черняховское время вырабатывается и получает распространение квадратная в плане полуземлянка с печью или каменным очагом в одном из углов, сопоставимая по всем деталям со славянскими полуземлянками второй половины I тысячелетия н. э.
Такие сформировавшиеся полуземлянки с печью или очагом в углу открыты на некоторых Черняховских поселениях, в том числе в Рако-бутах,[192] Черепине, Демьянове, Рипневе и Бовшеве.[193]
Полуземляночные жилища изредка встречаются на черняховских поселениях и за пределами Подольско-Днепровского региона. Однако там они остаются сравнительно редким исключением, в то время как в Подольско-Днепровском регионе полуземлянки иногда являются господствующей формой жилища, а на некоторых поселениях (например, в Демьянове и Черепине) — единственной формой домостроительства.[194]
Таким образом, можно думать, что основную массу населения Подольско-Днепровского региона черняховской культуры составили потомки местных ираноязычных племён и славяне — носители пшеворской и зарубинецкой культур. Поскольку скифо-сарматское культурное наследие здесь отходит на второй план, нужно полагать, что постепенно местное иранское население было ассимилировано славянами. Об этом свидетельствуют и значительное число могильников с преобладанием захоронений по обряду трупосожжения, и устойчивое сохранение пшеворских особенностей в черняховской обрядности. Очень вероятно, что распространение здесь трупоположений с западной ориентировкой отражает тот же ассимиляционный процесс. Судя по материалам Гавриловского могильника, каких-либо различий в антропологическом строении между северными и западными Черняховскими трупоположениями не наблюдается.[195] Поэтому не исключено, что погребенные, обращенные головой к западу, были потомками скифо-сарматского населения, вовлеченного в процесс ассимиляции или уже ассимилированного.
Кроме значительности пшеворских и зарубинецких элементов в культурной характеристике Подольско-Днепровского региона черняховской культуры, о славянской принадлежности его населения можно судить по памятникам V–VII вв. Два существеннейших этнографических признака — лепная керамика и домостроительство — генетически связывают памятники этого региона с достоверно славянскими древностями третьей четверти I тысячелетия н. э. Как будет показано ниже, одна из славянских диалектно-племенных группировок V–VII вв. явилась наследницей населения Подольско-Днепровского региона черняховской культуры.
В отличие от славян бассейна Вислы, славянское население Подольско-Днепровского региона черняховской культуры сформировалось в условиях тесного славяно-иранского взаимодействия. Славяне черняховской культуры — это не только потомки пшеворских и зарубинецких племен, но и ассимилированное скифо-сарматское население.
Необходимо отметить, что процесс славянизации населения в Подольско-Днепровском регионе протекал в сложных условиях и окончательна не завершился. Наряду со славянами и потомками скифо-сарматов здесь, вероятно, обитало и иноэтничное население, о чём свидетельствуют и обнаруживаемые здесь элементы восточно-поморско-мазовецкой культуры, и открытые раскопками «большие дома», имеющие аналогии в германском мире.[196]
В истории славяно-иранских языковых и культурных отношений выявляется период, характеризуемый очень значительным воздействием иранского населения на одну из групп славян. Это воздействие охватывает не весь славянский мир, а только юго-восточную часть его. Проявляется иранское влияние и в языковых материалах, и во многих элементах материальной и духовной культуры славян.
Исследователи давно обратили внимание на иранское происхождение восточнославянских языческих богов Хорса и Симаргла. В. И. Абаев ошибочно считал, что боги Хорс и Симаргл имеют скифо-сарматское начало и должны рассматриваться как заимствованные от иранского населения Северного Причерноморья.[197] Неиранское происхождение восточнославянского бога Хърса/Хорса.
Исследователь В. И. Абаев отметил, что украинский Вий этимологически и семантически восходит к иранскому богу ветра, войны, мести и смерти (скифский Vauhka-sura, названный Геродотом).[198]
В. И. Абаев обнаружил также семантические и этимологические параллели между восточнославянским божеством Родом и осетинским Naf-Род (?). [199] В языческом пантеоне западных славян божества иранского происхождения неизвестны. Усвоение и переработка частью славянского мира наследия иранской солярной мифологии отражены в митраистских заимствованиях в христианской религии.[200]
Среди русских вождей, подписавших в X веке договор с Византией, были лица с именами иранского происхождения — Сфанъдръ, Прастенъ, Истръ, Фрастенъ, Фуръстенъ и др..[201] Имеются бесспорные иранизмы и в этнонимии юго-восточной части славянского мира.
Хорваты, север и, вероятно, русь — этнонимы иранского происхождения — ошибочное толкование В. И. Абаева.[202] Иранское наследие проявляется и в древнерусской культуре.[203] Происхождение названия Русь.
Следы иранского воздействия на юго-восточную часть славянства обнаруживаются в материалах лексики.[204] Очень важно, что оно проявляется в фонетике и грамматике. В. И. Абаев показал, что изменение взрывного g, свойственного праславянскому языку, в задненёбный фрикативный звук h произошло в ряде славянских языков в условиях скифо-сарматского воздействия. Поскольку фонетика, как правило, не заимствуется у соседей, исследователь утверждает, что в формировании южной части восточного славянства — будущие украинские и южнорусские говоры, участвовал скифо-сарматский субстрат.[205]
В. И. Абаев допускает, что результатом скифо-сарматского воздействия были появление в восточнославянском языке генетива-аккузатива и близость восточнославянского с осетинским в перфектирующей функции превербов.[206] В. Н. Топоров объясняет беспредложный лока-тивдатив в славянском языке воздействием иранцев.[207] Эти фонетические и грамматические изменения в славянском языке являются региональными и не могут быть отнесены слишком далеко в глубь праславянской истории.
Количество иранских параллелей в языке, культуре и религии славян настолько значительно, что в научной литературе поставлен вопрос о славяно-иранском симбиозе, имевшем место в истории славянства. Очевидно, это историческое явление затронуло лишь часть славянского мира и часть иранских племён. В этот период, нужно допустить, славяне и иранцы жили на одной территории, смешивались между собой, и в результате ираноязычное население оказалось ассимилированным.
География различных элементов иранского воздействия на славян надежно локализует славяно-иранский симбиоз в Северном Причерноморье, где обнаруживается плотная концентрация иранизмов и где ираноязычное население жило длительное время. Упомянутые культурно-языковые явления, отражающие славяно-иранское взаимодействие, не предоставляют возможности для его абсолютной хронологии. Однако очевидно, что рассматриваемый исторический процесс начался на несколько столетий раньше, чем произошло заселение славянами подунайских областей, поскольку иранское влияние коснулось славянского населения и этой территории. Если известно, что славяне начали освоение Подунавья в VI столетии, то славяно-иранский симбиоз должен быть датирован первой половиной I тысячелетия н. э. Таким образом, мы приходим к тому же выводу, который был получен на чисто археологических материалах: славяно-иранский симбиоз имел место в черняховской культуре.
Ираноязычное население, занимая уже относительно небольшой регион, жило в землях Северного Причерноморья и во второй половине I тысячелетия н. э. Не исключено, что отдельные культурные и лексические иранизмы проникли к славянам в то время. Однако в целом славяноиранский симбиоз ко второй половине I тысячелетия н. э. отнести невозможно. В это время имели место лишь локальные пограничные контакты между отдельными славянскими племенами и остатками ираноязычного населения. Славяно-иранский симбиоз ни в коем случае не является результатом таких маргинальных контактов. В истории славянства был период глубокого внутрирегионального взаимодействия, охватившего почти половину славянского мира.
Известно и племенное название славянской группировки, сформировавшейся при активном участии иранского этнического компонента. Это — анты, упоминаемые византийскими историками и Иорданом в основном в связи с историческими событиями VI века. Иордан рассказывает об антах и в связи с событиями IV века.[208]
Интересно, что этноним анты имеет, скорее всего, иранское происхождение. Предположение об этом было высказано учёными ещё в конце прошлого столетия.[209] Его разделял М. Фасмер и отстаивали многие исследователи.
«Из всех существующих гипотез, как кажется, более вероятной, — отмечает в этой связи Ф. П. Филин, — является гипотеза об иранском происхождении слова „анты“: др. индийское antas (конец, край) antyas (находящийся на краю), осетин. att’iya (задний, позади). Если бы это предположение оказалось правильным, то в таком случае значение слова „анты“ было бы „живущие на украине, пограничные жители“».[210]
Антами, по-видимому, были названы ираноязычным населением Северного Причерноморья славянские племена, расселившиеся на юго-восточной окраине славянского мира и находившиеся в тесном контакте со скифо-сарматами.
Примечания ***
154 Рикман Э. А. Вопрос датировки импортных вещей в памятниках племен черняховской культуры Днестровско-Прутского междуречья. — С А, 1972, № 4, с. 84–101.
155 Diaconu G. Tirgsor. Necropola din secolele III–IV e. n. Bucuresti, 1965.
156 Бобринский А. А. Отчет о раскопках, произведенных в 1903 г. в Чигиринском уезде Киевской губ. — ИАК, 14,1905, с. 29, 30.
157 Обозрение некоторых губерний и областей России в археологическом отношении. — ЗРАО, XI, 1–2, 1899, с. 261, 262.
158 OAK за 1896 г., с. 88, 89.
159 Кухаренко Ю. В. К вопросу о славяно-скифских и славяно-сарматских отношениях (по данным погребального обряда). — СА, XIX, 1954, с. 111–120.
160 Очерки истории СССР. Кризис рабовладельческой системы и зарождение феодализма на территории СССР. III–IX вв. М., 1958, с. 64–83.
161 Сымонович Э. А. К вопросу о скифской принадлежности черняховской культуры. — СА, 1962, № 2, с. 39–49.
162 Федоров Г. Б. О двух обрядах погребения в черняховской культуре (по памятникам Молдавии). — С А, 1958, № 3, с. 238–243.
163 Мошкова М. Г. Памятники прохоровской культуры. — САИ, вып. Д1–10, 1963, с. 23.
164 Вязьмитина М. И. Сарматские погребения у с. Ново-Филипповка. — В кн.: Вопросы скифо-сарматской археологии. М., 1954, с. 220–244; Махно Е. В. Розкопки пам’яток епохи бронзи та сарматського часу в с. Усть-Кам’янцi. — В кн.: Археологiчнi па-м’ятки УРСР, т. IX. Киiв, 1960, с. 24–38; Мелюкова А. И. Сарматское погребение из кургана у с. Олонешты, — СА, 1962, № 1, с. 195–208; Фёдоров Г. Б. Позднесарматский могильник у с. Криничное. — В кн.: Древности Восточной Европы. М., 1969, с. 248–253.
165 Вязъмитина М. И. Золотобалковский могильник. Киев, 1972.
166 Смирнов К. Ф., Петренко В. Г. Савроматы Поволжья и Южного Приуралья. — САИ, вып. Д1–9, 1963, с. 20, табл. V.
167 Рикман Э. А. Поздние сарматы Днестровско-Дунайского междуречья. — СЭ, 1966, № 1, с. 73; он же. Этническая история населения Поднестровья и прилегающего Подунавья в первых веках нашей эры. М., 1976, с. 48; Bichir Gh. Les Sarmates sur le territoire de la Roumanie. — In: Actes du УШ Congres International des sciences prehistoriques et protohistoriques t. 1. Beograd, 1971, p. 277.
168 Седов В. В. Скифо-сарматское воздействие на культуру древних германцев Скандинавии и Южной Балтики. — В кн.: Тезисы докладов Шестой всесоюзной конференции по изучению Скандинавских стран и Финляндии, ч. I. Таллин, 1973, с. 109.
169 Смирнов К. Ф., Петренко В. Г. Савроматы Поволжья и Южного Приуралья, с. 20, табл. VI.
170 В трёх черняховских могильниках Румынии (Тыргшор, Спанцов, Лунка) раскопано 34 погребения с костями жертвенных животных. Из них в 25 захоронениях (73,5 %) встречены овечьи кости, в шести — кости быка и в четырех — кости свиньи (Bolomey Alexandra. Ofrande animale in necropole din secolul al IV-lea e. n. — Studii si cercetari de antropologie, 1967, N 1, p. 25–36).
171 Вязьмiтiна M. I, Iллiнсъка В. А, Покровсъка Е. Ф., Тереножкiн О. I., Ковпаненко Г. Т. Кургани бiля с. Ново-Пилипiвки i радгоспу «Аккермень». — В кн.: Архео-логiчн пам’ятки УРСР, т. УШ. Киiв, 1960, с. 22–135.
172 Смирнов К. Ф. О начале проникновения сарматов в Скифию. — В кн.: Проблемы скифской археологии. М., 1971, с. 191–196.
173 Абрамова М. П. Сарматские погребения Дона и Украины П в. до н. э. — I в. н. э. — С А, 1961, № 1, с. 107.
174 Рикман 9. А. Поздние сарматы Днестровско-Дунайского междуречья, с. 175 Filip J. Keltove ve stredni Evrope. Praha, 1956; Powel T. G. E. The Celts. London, 1958.
176 Смiшко М. Ю., Свешнiков I. К. Могильник III–IV столiтъ н. е. у с. Дитинiчi Ровенськоi областi. — МДАПВ, 3, 1961, с. 89–114; Кухаренко Ю. В. Могильник Брест-Тришин. — КСИА, 100, 1965, с. 97–101.
177 Кропоткин В. В. Новый могильник поморско-мазовецкой культуры у с. Городок Ровенской обл. — СА, 1972, № 4, с. 255, 256.
178 Для настоящей работы членение выявленных особенностей на сарматские и скифские не имеет смысла. Сарматское завоевание Скифии, по-видимому, представляло собой инфильтрацию отдельных сарматских групп в среду скифов. Среди последних распространилась сарматская культура, а язык скифов, принадлежащий к северовосточной подгруппе восточноиранских языков, приобрёл особенности, свойственные диалекту сарматов, относящихся по языку к той же подгруппе восточных иранцев. Особая скифская культура сохранилась лишь на нижнем Днепре и в Крыму.
179 Кондукторова Т. С. Антропология древнего населения Украины. М., 1972.
180 Великанова М. С. Палеоантропологический материал из могильников черняховской культуры Молдавии. — Труды Института этнографии, XXI, 1961, с. 26–52; она же. Палеоантропология Прутско-Днестровского междуречья. М., 1972, с. 70–90.
181 Plopsor Nicolaescu D. Contributii paleoantropologice la rezolvarea unor probleme istorice privind perioada migratiei popoarelor in spatiul Carpato-Dunarean. — Revis-ta nuzeelor, 1967, 2, p. 101–110.
182 Сымонович Э. А. Лепная посуда памятников черняховской культуры нижнего Днепра. — КСИИМК, 68, 1957, с. 17–19; Федоров Г. Б. Население Прутско-Днестровского междуречья в I тысячелетии н. э. — МИА, № 89, 1960, с. 120; Рикман Э. А. Памятник эпохи великого переселения народов. Кишинев, 1967, с. 20–22.
183 Корпусова В. М. Бiконiчнi посудини перших столiть нашоi ери з Причорномор’я. — Археологiя, 3, 1971, с. 75–82; Магомедов Б. В. До вивчення черняхiвського гончарного посуду. — Археологiя, 12,1973, с. 83.
185 Рикман Э. А. О фракийских элементах в черняховской культуре Днестровско-Ду-найского междуречья. — В кн.: Древние фракийцы в Северном Причерноморье. М., 1969, с. 178–188; Кравченко Н. М. К вопросу о происхождении некоторых типов обряда трупосожжения на черняховских могильниках. — КСИА, 121, 1970, с. 44–51.
186 Кравченко Н. М. К вопросу о происхождении некоторых типов обряда трупосожжения…, с. 44–51.
187 Сымонович Э. А. Лепная керамика памятников черняховской культуры нижнего Днепра, с. 14–19; Баран В. Д. До питання про лiпну керамiку культури полiв поховань черняхiвського типу у межирiччi Днiстра i Захiдного Бугу. — МДАПВ, 3, 1961, с. 77–87.
188 Никитина Г. Ф. Классификация лепной керамики черняховской культуры. — СА, 1966, № 4, с. 70–85.
184 Diaconu Gh. Despre pandantivele prismatice de os din necropola de la Tirgsor. — SCIV, 1962, N 2, p. 441–446; Аурелиан П. Следы культуры Черняхов — Сынтана де Муреш в Малой Скифии. — Dacia, VI, 1962, р. 235–256.
189 Кропоткин В. В. Могильник Черняховского типа в с. Ризино Черкасской обл. (к вопросу о происхождении черняховской культуры). — Slavia antiqua, XVIII, 1971, с. 197–205. Впрочем, такие же сосуды есть и на памятниках восточнопоморско-мазовецкой культуры.
190 Сымонович Э. А. Орнаментация черняховской керамики. — МИА, № 116, 1964, с. 345–361.
191 Седов В. В. Формирование славянского населения Среднего Поднепровья. — С А 1972, № 4, с. 122–125.
192 Баран В. Д. Памятники черняховской культуры бассейна Западного Буга. — МИА, № 116, 1964, с. 250.
193 Баран В. Д. Поселения перших столiть нашоi ери бiля села Черепин. Киiв, 1961, с. 28–49; он же. Памятники черняховской культуры бассейна Западного Буга, с. 211–250; Вагаn V. D. Siedlungen der Cernjachov-Kultur am Bug und oberen Dnestr. — Zeitschrift fur Archaologie, 1973, N 1, S. 30–40.
194 Вместе с тем в Подольско-Днепровском регионе бытовали и иные типы жилых построек, свидетельствующие о племенной неоднородности населения.
195 Кондукторова Т. С. Палеоантропологический материал из могильника полей погребальных урн Херсонской обл. — Советская антропология, 1958, № 2, с. 76.
196 Рикман Э. А. К вопросу о «больших домах» на селищах Черняховского типа. — СЭ, 1962, № 3, с. 121–138; Тиханова М. А. Ещё раз к вопросу о происхождении черняховской культуры. — КСИА, 121, 1970, с. 89–94.
197 Абаев В. И. Скифо-европейские изоглоссы. М., 1965, с. 115–117.
198 Абаев В. И. Дохристианская религия алан. — В кн.: XXV Международный конгресс востоковедов. Доклады делегации СССР. М., 1960, с. 5–7.
199 Абаев В. И. Скифо-европейские изоглоссы, с. 110, 111.
200 Лелеков Л. А. О некоторых иранских элементах в искусстве древней Руси. — В кн.: Искусство и археология Ирана. М., 1971, с. 183–190; он же. К реконструкции раннеславянской мифологической системы. — Советское славяноведение, 1973, № 1, с. 52–59.
201 Kalmykow A. Iranians and Slavs in South Russia. — Journal of the American Oriental Society, 45, 1925, p. 68–71.
202 Фасмер М.Этимологический словарь русского языка, т. IV. М., 1973, с. 262; Трубачев О. Н. Из славяно-иранских лексических отношений. — В кн.: Этимология 1965. М., 1967, с. 32; Седов В. В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья, с. 130.
203 Рыбаков Б. А. Ремесло древней Руси. М., 1948, с. 99–112.
204 Трубачев О. Н. Из славяно-иранских лексических отношений, с. 3–81.
205 Абаев В. И. О происхождении фонемы y(h) в славянском языке. — В кн.: Проблемы индоевропейского языкознания. М., 1964, с. 115–121.
206 Абаев В. И. Превербы и перфективность. Об одной скифо-славянской изоглоссе. — В кн.: Проблемы индоевропейского языкознания. М., 1964, с. 90–99.
207 Топоров В. Н. Об одной ирано-славянской параллели из области синтаксиса. — Краткие сообщения Института славяноведения, 28, 1960, с. 3–11.
208 Иордан. О происхождении и деяниях гетов. Getica. M., 1960, с. 115.
209 Hubschmann П. Etymologie und Lautlehre der ossetischen Sprache. Strassburg, 1887, S. 21; Uhlenbeck C. C. Kurzgefassten etymologisches Worterbuch der altindischen Sprache. Amsterdam, 1898–1899, S. 8.
210 Филин Ф. П. Образование языка восточных славян. М., 1962, с. 60.
Далее… СЛАВЯНЕ В V–VII СТОЛЕТИЯХ