С праздником, студиозы!

В 60-70-х годах XIX века Татьянин день 25 января стал неофициальным праздником не только студентов и преподавателей, но и всех выпускников. Именно в этот день 25 января 1755 году по ходатайству своего фаворита Ивана Шувалова, дочь Петра Великого императрица Елизавета Петровна подписала указ «Об учреждении Московского университета». При Московском университете была открыта церковь святой Татьяны, а сама мученица Татьяна стала покровительницей всех студентов.

День студента стали праздновать в Московском Университете с 1850 года, позже эту традицию переняли и другие учебные заведения Российской империи. Всероссийским этот праздник стал уже при императоре Николае I, который повелел праздновать 25 января как день всех студентов и высших учебных заведений Российской империи.

Название «Татьянин день» праздник получил в честь святой мученицы Татьяны Крещенской. На территории МГУ даже работает домовый храм — церковь святой Татьяны. Так как 25 января часто приходятся на конец сессии, студенты до сих пор зажигают свечи и молятся святой Татьяне о помощи в учебе и просвещении. В этот день именины отмечают все Татьяны – «устроительницы» и «управительницы».

Празднование Дня студента в Москве начиналось в здании Московского университета с проведения официальных церемоний — подведение итогов, вручения грамот и медалей за успехи в учёбе…и студенческий гимн «Gaudeamus». Затем начиналось настоящее веселье, в котором участвовали и профессора, и студенты, участвовали в весёлых и шумных гуляньях, проходивших по всему городу.

С наибольшим размахом Татьянин день отмечался в Московском университете в 1890-1910-е годы, об этом празднике сохранились самые яркие рассказы.

Празднование Дня студента делилось на официальную и неофициальную часть.  Официальную часть описывает литератор начала XX века П. Иванов:

«Большая зала. Тёмная зелень тропических растений. Ряды стульев. Кафедра. Отсутствие яркого света. Важные лица, звезды, ленты через плечо, мундиры, корректные фраки, профессорская корпорация в полном составе. За колоннами синие воротники студенческих сюртуков. Чинно, строго, невозмутимо… Академическая речь. Речь размеренная, тягучая, без увлечения и без эффектов… Затем университетский отчёт… Скоро конец. Студенты начинают перешептываться. Раздача медалей. Туш. Зала подаёт признаки жизни. Народный гимн. Несмелые крики «ура». Акт кончен. Важные лица удаляются…»

Свободу студиозам!

Неофициальную часть празднования Дня Студента вспоминают гораздо чаще, литератор Пётр Иванов в книге 1903 года «Студенты в Москве» описывает её так:

 «Откуда-то сзади доносятся отдельные голоса: – Гаудеамус! Гаудеамус!!! Эти крики растут. Постепенно заполняют всю залу. – Гаудеамус! Гаудеамус! Музыка играет «Гаудеамус». – Ура! Ура! Поднимается рев. Невообразимый шум. Своевольный дух вступает в свои права».

В Татьянин день студенты по-доброму разыгрывают своих преподавателей и отправляются вместе веселиться, распевая студенческий гимн «Гаудеамус» — «Gaudeamus igitur» (лат. «Возрадуемся»), который появился в XIII или XIV веке в Гейдельбергском или в Парижском университете, о чём упоминает Себастьян Брант в 1267 году.

Давайте радоваться, пока мы молоды!

В российских вузах гимн студентов «Гаудеамус» традиционно исполняется в сокращённом варианте — только первый и четвёртый куплеты:

1.Gaudeamus igitur,
Juvenes dum sumus!
Post jucundam juventutem,
Post molestam senectutem
Nos habebit humus!

Итак, будем веселиться,
пока мы молоды!
После приятной юности,
после тягостной старости
нас возьмёт земля.

4. Vivat Academia!
Vivant professores!
Vivat membrum quodlibet!
Vivant membra quaelibet!
Semper sint in flore!

4. Да здравствует университет,
да здравствуют профессора!
Да здравствует каждый член сообщества,
да здравствуют все его члены,
да вечно они процветают!

Праздник студенчества, по традиции, продолжался весёлым застольем   в «Эрмитаже» – в одном из самых дорогих и роскошных московских ресторанов, который находился на углу улицы Неглинной и Петровского бульвара».

«К 6 часам вечера, – рассказывает Пётр Иванов, – замирает обычная жизнь улиц, и Москва обращается в царство студентов. Только одни синие фуражки видны повсюду. Быстрыми, волнующимися потоками студенты стремятся к «Эрмитажу».

Татьянин день – праздник демократический, по окончании официальной части праздника профессорская корпорация, бывшая с утра при орденах и мундирах, перед поездкой в ресторан переодевается».

Между тем в «Эрмитаже» тоже готовились к студенческому «обеду», рассказывает Пётр Иванов:

«Из залы выносятся растения, всё, что есть дорогого, ценного, всё, что только можно вынести. Фарфоровая посуда заменяется глиняной. Число студентов растет с каждой минутой… «

О песнях, которые студенты распевали по дороге к «Эрмитажу», есть важное уточнение у Гиляровского, который тоже уделил немало внимания Татьяниному дню в своей «Москве и москвичах»:

«Зарядившись в пивных, студенчество толпами спускается по бульварам вниз на Трубную площадь, с песнями, но уже «Gaudeamus» заменён «Дубинушкой». Перед «Московскими ведомостями» все останавливаются и орут: «И вырежем мы в заповедных лесах На барскую спину дубину».

«В Татьянин день, – писал Дорошевич, – всё говорить можно!» Владимир Гиляровский подтверждает:

«никогда не были так шумны московские улицы, как ежегодно в этот день. И полиция, – такие она имела расчёты и указания свыше, – в этот день студентов не арестовывала. Шпикам тоже было приказано не попадаться на глаза студентам».

«Наша Татьяна и с воды пьяна».

В ресторанах, тавернах студенческие компании пили вино и шампанское, Гиляровский пишет:

«С песнями вкатываются толпы в роскошный вестибюль «Эрмитажа», с зеркалами и статуями, шлепая сапогами по белокаменной лестнице, с которой предупредительно сняты, ради этого дня, обычные мягкие дорогие ковры. Ещё с семидесятых годов хозяин «Эрмитажа» француз Оливье отдавал студентам на этот день свой ресторан для гулянки.

«Обед сопровождался тостами, речами, пеньем. Исчезает вино и закуска. Появляется водка и пиво. Поднимается невообразимая кутерьма. Все уже пьяны. Кто не пьян, хочет показать, что он пьян. Все безумствуют, опьяняют себя этим безумствованием… Воцаряется беспредельная свобода». 

– Господа, «Татьяну», – предлагает кто-то. Внезапно все замолкают. И затем сотни голосов подхватывают любимую песню:

«Да здравствует Татьяна, Татьяна, Татьяна.
Вся наша братия пьяна, вся пьяна, вся пьяна
В Татьянин славный день. А кто виноват?
Разве мы?»

Хор отвечает: «Нет! Татьяна!». И снова сотни голосов подхватывают: «Да здравствует Татьяна!»

Один запевает: «Нас Лев Толстой бранит, бранит
И пить нам не велит, не велит,
И в пьянстве обличает!
А кто виноват? Разве мы?»
Хор: «Нет! Татьяна! Да здравствует Татьяна!»

Упоминание Льва Толстого в студенческой песне не случайно — это из-за статьи, написанной Львом Николаевичем в 1889 году накануне Татьяниного дня. В ней Лев Толстой призвал молодежь опомниться, не напиваться до скотского состояния в день просвещения. Льва Толстого с его проповедью против Татьянина дня поминали неоднократно. И на столах, и за столами, и под столами. О реакции на это увещевание пишет Александр Амфитеатров:

«Я очень живо помню первую Татьяну после знаменитого манифеста Л. Н. Толстого. В двух-трёх частных кружках решено было справить „праздник интеллигенции послушно Толстому, «по сухому режиму». Но, кажется, никогда ещё «Эрмитаж», «Яръ» и «Стрельна» не были так законченно пьяны, как именно в эту Татьяну.»

Удивительно, но и на этом праздник не кончался. У студентов оставались ещё силы, чтобы переместиться в другое место и начать все сначала. Причём веселье всё набирало и набирало обороты.

Из книги Владимира Руги и Андрея Кокорева «Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века»:

«Едва какой-нибудь городовой произносил: «Потише!» или «Безобразничать не стоит господам студентам», как в ответ раздавался крик: «Качать!» Когда страж порядка снова оказывался на ногах, он слышал примирительные слова: «Татьяна, товарищ, ничего не поделаешь!» Судя по всему, городовые относились снисходительно к студенческим шалостям, но и бдительности не теряли»

Царские жандармы в этот день не арестовывали подвыпивших студентов, а, напротив, предлагали им свою помощь.

Пётр Иванов: «В 9 часов «Эрмитаж» пустеет. Лихачи, «ваньки», толпы студентов пешком – все летит, стремительно несется к Тверской заставе – в «Яръ» и «Стрельну», где разыгрывается последний акт этой безумной феерии. Там в этот день не поют хоры, не пускают обычную публику, закрывают буфет и за стойкой наливают только пиво и водку прямо из бочонков.

В «Яре» темп настроения повышается. Картина принимает фантастическую окраску. Бешенство овладевает всеми. Стон, гул, гром, нечеловеческие крики. Каждый хочет превзойти другого в безумии. Один едет на плечах товарища к стойке, выпивает рюмку водки и отъезжает в сторону. Другие лезут на декоративные растения. Третьи взбираются по столбам аквариума вверх. … Опьянение достигло кульминационной точки»…

Антон Павлович Чехов пишет в «Осколках»: «В уста льются спиртуозы, а из уст выливаются словеса и… какие словеса! В этот день позволяется говорить все, даже и такое, чего нельзя напечатать в «Осколках». Говорят о долге, чести, науке, светлом будущем… Оратор стоит на столе, говорит речь и, видимо, старается округлить, нафабрить и надуть фразу, отчего выходит нечто шестиэтажно напыщенное, шипучее, но все-таки искреннее…»

 «Тройки и лихачи всю ночь не переставая летали от Москвы к Яру, от Яра в «Стрельну», из «Стрельны» в «Ливадию». Было так весело, что один студиоз от избытка чувств выкупался в резервуаре, где плавают натрускинские стерляди. (Натрускин – хозяин ресторанов «Стрельна» и «Мавритания» в Петровском парке. Резервуар был в «Стрельне») Больше всего досталось торжествующим свиньям и трихине (маленький червячок, который часто зарождается в сыром свином мясе; попадая в человеческий организм, вызывает отравление), по адресу которых посыпалось внушительное «pereat!» (лат, «да погибнет!»), и шампанскому, которое пили с усердием дятла, долбящего кору. Истребляли этот напиток особенно яро бывшие студенты, не уплатившие долга Обществу вспомоществования недостаточным студентам. Этих господ так много, что для удовлетворения их не хватило ни шампанского, ни лихачей. Многим из неисправных должников пришлось довольствоваться одними только стерлядями, зернистой икрой и ликерами». (Антон Чехов)

А.П. Чехов в одном из своих ранних фельетонов 1885 года писал о московском студенческом празднике:

«В этом году выпито всё, кроме Москвы-реки, и то благодаря тому, что она замерзла… Было так весело, что один студиоз от избытка чувств выкупался в резервуаре, где плавают стерляди…» 

Ну, а заканчивался Татьянин день тем, что совсем под утро празднующие ехали к Триумфальным воротам и пили «растанную с праздником чашу». Причем кто-то непременно забирался на арку и пил эту чашу в компании с бронзовой аллегорией Победы.

На следующий день начиналась обычная, повседневная студенческая жизнь. О быте московского студента 100-летней давности тоже, пожалуй, стоит вспомнить в этот студенческий день. Предоставим слово Гилровскому:

«До реакции восьмидесятых годов Москва жила своею жизнью, а университет – своею. Студенты в основной своей части ещё с шестидесятых годов состояли из провинциальной бедноты, из разночинцев, не имевших ничего общего с обывателями, и ютились в «Латинском квартале», между двумя Бронными и Палашевским переулком, где немощеные улицы были заполнены деревянной стройкой с мелкими квартирами. …

В каждой комнатушке студенческих квартир «Латинского квартала» жило обыкновенно четверо. Четыре убогие кровати, они же стулья, столик да полка книг. Одевалось студенчество кто во что, и нередко на четырех квартирантов было две пары сапог и две пары платья, что устанавливало очередь: сегодня двое идут на лекции, а двое других дома сидят; завтра они пойдут в университет. Обедали в столовых или питались всухомятку. Вместо чая заваривали цикорий, круглая палочка которого, четверть фунта, стоила три копейки, и ее хватало на четверых дней на десять. …

В семидесятых годах формы у студентов ещё не было, но все-таки они соблюдали моду, и студента всегда можно было узнать и по манерам, и по костюму. Большинство, из самых радикальных, были одеты по моде шестидесятых годов: обязательно длинные волосы, нахлобученная таинственно на глаза шляпа с широченными полями и иногда – верх щегольства – плед и очки, что придавало юношам учёный вид и серьезность. Так одевалось студенчество до начала восьмидесятых годов, времени реакции.

Вступив на престол, Александр III стал заводить строгие порядки. Они коснулись и университета. Новый устав 1884 года уничтожил профессорскую автономию и удвоил плату за слушание лекций, чтобы лишить бедноту высшего образования, и, кроме того, прибавился новый расход – студентам предписано было носить новую форму: мундиры, сюртуки и пальто с гербовыми пуговицами и фуражками с синими околышами.

Устав окончательно скрутил студенчество. Пошли петиции, были сходки, но всё это не выходило из университетских стен. «Московские ведомости», правительственная газета, поддерживавшая реакцию, обрушились на студентов рядом статей в защиту нового устава, и первый выход студентов на улицу был вызван этой газетой. …

Постановив на сходке наказать «Московские ведомости» «кошачьим концертом», толпы студентов неожиданно для полиции выросли на Нарышкинском сквере, перед окнами газеты, и начался вой, писк, крики, ругань, и полетели в окна редактора разные пахучие предметы, вроде гнилых огурцов и тухлых яиц. Явилась полиция, прискакал из соседних казарм жандармский дивизион, и начался разгон демонстрантов. Тут уже в окна газеты полетели и камни, зазвенели стекла…

Посредине бульвара конные жандармы носились за студентами. Работали с одной стороны нагайками, а с другой – палками и камнями. По бульвару метались лошади без всадников, а соседние улицы переполнились любопытными. Свалка шла вовсю: на помощь полиции были вызваны казаки, они окружили толпу и под усиленным конвоем повели в Бутырскую тюрьму. «Ляпинка» – общежитие студентов Училища живописи – вся сплошь высыпала на бульвар. «GAUDEAMUS!..»

«Московский листок». 26 (13) января 1902 года:

«Когда окруженную на бульваре толпу студентов, в числе которой была случайно попавшая публика, вели от Страстного к Бутырской тюрьме, во главе процессии обращал на себя внимание великан купчина в лисьей шубе нараспашку и без шапки. Это был подрядчик-строитель Громов. Его знала вся Москва за богатырскую фигуру. Во всякой толпе его плечи были выше голов окружающих. Он попал совершенно случайно в свалку прямо из трактира. Конный жандарм ударил его нагайкой по лицу. В ответ на это гигант сорвал жандарма с лошади и бросил его в снег. И в результате его степенство шагал в тюрьму. На улице его приказчик, стоявший в числе любопытных на тротуаре, узнал Громова.
– Сидор Мартыныч, что с вами? – крикнул он.
– Агапыч, беги домой, скажи там, что я со скубентами в ривалюцию влопалси! – изо всех сил рявкнул Громов.
– Революция… Революция… – отозвалось в толпе и покатилось по всей Москве. Но до революции было ещё далеко».

Студенческие беспорядки с тех пор вспыхивали регулярно. Например, в 1887 году, когда вышел знаменитый циркуляр о кухаркиных детях, не рекомендовавший принимать в гимназии и университеты детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, «детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию».

Да и после, в начале XX века, вплоть до февральской революции 1917 года, и полиция, пока могла подавляла все эти вольнолюбивые порывы, пока её не снесли вместе с царской властью, а затем и временным правительством. Единственный день в году, когда студентов не трогали и прощали им всё, был Татьянин день —  Святой день для студенчества.

В 1923 году праздник «в честь академической богини» Святой Татьяны отменили. Празднование «архаичной и бессмысленной Татьяны» было приказном порядке назван Днём пролетарского студенчества, дата осталась прежней — 25 января.

Рабоче-крестьянское студенчество праздновало этот день так же весело и бесшабашно, под новые песни и новое содержание праздника под девизом: «Учиться, учиться и учиться!». Студенчество никогда не отличалось особым материальным достатком, часто довольствовалось малым угощением, но всегда в молодом студенческом братстве было весело и интересно.

Татьянин день вернулся в Московский университет в 90-е годы прошлого века. Немалая заслуга в этом – его ректора Московского университета Виктора Садовничего. В преддверии Татьяниного дня ректор МГУ Виктор Садовничий  сварил студентам медовуху из 60 литров башкирского мёда

Освятили университетскую церковь Святой мученицы Татьяны, выселив из неё Студенческий театр, который располагался там с 1922 года.

Студенческие приметы и обычаи.

В Татьянин день существует несколько старинных примет,  которые касаются студенчества. Например, если студенту предстоит сдавать экзамен на следующий день после Дня студента, то экзамен будет сдан с легкостью, если идти сдавать его после хорошей пьянки накануне. В Татьянин день ни в коем случае нельзя читать конспекты, иначе экзамен будет сдать очень сложно. В башмаки под пятку студенты клали пятак, чтобы удача не покинула их на экзамене.

Ещё одна забавная примета существует в студенческих общежитиях. Прогуляв весь Татьянин день, в полночь нужно высунуть из окна свою зачётку и громко прокричать три раза: «Шара, приди!». Очень хорошим предзнаменованием считается, если вы услышите в ответ: «Сейчас приду! Ставь чайник». Если проделать это в полночь 25 января, то все сессии до следующего Дня студента будут сданы легко и успешно.

Ужель та самая Татьяна…

С праздником, студиозы! 

Сегодня некогда веселый и вольный праздник студентов вновь очень популярен среди студенческой молодёжи. Глава государства Владимир Путин поздравил учащихся с праздником, напомнил о сохранении традиций:

«Праздник очень приятный, радостный, яркий, потому что связан, конечно, с молодежью. И то, что мы его сохраняем, из года в год поддерживаем, мне кажется, это очень хорошая традиция. Я вас поздравляю с этим праздником, хочу пожелать вам успехов.»

Карикатуры Владимира Кадулина. Типы студентов.