Жизнь и аферы Генриха Шлимана

Иоганн Людвиг Генрих Юлий Шлиман (нем. Johann Ludwig Heinrich Julius Schliemann; 6 января 1822, Нойбуков (Новый Буков), Мекленбург-Шверин — 26 декабря 1890, Неаполь) — немецкий предприниматель и археолог-самоучка, один из основателей полевой археологии.

В 1847 году Шлиман принял российское гражданство, до 1864 года жил в России, заработав на торговле большое состояние, обогатился и на калифорнийской золотой лихорадке и на Крымской войне (1853 — 1856 г.). Совершив в 1864—1865 годах кругосветное путешествие, Шлиман решил радикально изменить свою жизнь. С 1866 года стал студентом Парижского университета, посещал занятия в течение двух семестров и заинтересовался проблемой существования Трои и историчности гомеровского эпоса.

В 1871—1873, 1878—1879, 1882, 1889 и 1890 годах Генрих Шлиман прославился первыми находками на месте античной Трои в Малой Азии, где он проводил раскопки (в 1873 году обнаружил «Клад Приама»).

Шлиман — первооткрыватель Микенской культуры — в 1876 году открыл царские гробницы на Пелопоннесе — в Микенах.

В 1880 и 1886 годах раскапывал в Биотии Орхомен, а в 1884 году — Тиринф. Попытки организовать археологические раскопки на черноморском побережье Кавказа и на Крите не увенчались успехом. Его находки вызывали при жизни многочисленные споры, поскольку Шлиман не сразу стал уделять внимание академической карьере и репутации в учёном мире, а сознательная мифологизация биографии и склонность к финансовым аферам, авантюрным проектам и саморекламе приводила к тому, что действительные заслуги Шлимана были оценены только после его смерти.

Семейство лавочников Шлиманов известно с конца XV века в Любеке. Около 1600 года представители семьи Шлиманов перебрались в Росток, где традиционно получали духовное образование, хотя в их роду, кроме священников, были аптекари и купцы.

Детство Генриха Шлимана

Генрих Шлиман родился 6 января 1822 года в Нойбукове в семье бедного сельского пастора Эрнеста Шлимана (1780—1870), он и зарегистрировал сына в приходской книге местной церкви. В семье было четыре дочери и трое сыновей, Генрих был старшим сыном. В 1823 году Э. Шлимана перевели в церковный приход Анкерсхагена в южном Мекленбурге (Передняя Померания), куда отправилась и семья. В марте 1831 года после рождения последнего сына — Пауля — скончалась мать — Луиза Шлиман (ей было 38 лет). В 1838 году Эрнест Шлиман женился на своей служанке Софии Бенке (1814—1902), связь с которой привела к скандалу и отстранению от обязанностей пастора.

По причине бедности подраставших детей отправляли к родственникам. В январе 1832 года 10-летнего Генриха отправили в Калькхорст к дяде Фридриху, который также служил пастором. К тому времени Шлиман получил азы образования, включая латинский язык, которому обучал отец — бывший учитель; Генрих уже в раннем возрасте обнаружил хорошую память и уникальные способности к изучению иностранных языков. В Калькхорсте его учителем стал кандидат университета Карл Андерс, который добился того, что к концу 1832 года Генрих стал писать на латыни сочинения. С осени 1833 по весну 1836 года Шлиман обучался в гимназии, но потом по настоянию семьи его перевели в реальное училище, не предполагавшее дальнейшего высшего образования. На втором году обучения в училище Генрих освоил английский и французский языки.

В Гамбурге Шлиман работал на рыбном рынке, но не выдержал тяжёлой физической нагрузки, смог только подрабатывать, не имел постоянного заработка, часто работал только за еду. Нанимателей мало интересовал низкорослый юноша  — рост Генриха был 156 см. На Рождество дядя прислал ему 10 талеров в долг, но пожаловался сёстрам на наглость племянника, после чего Шлиман дал клятву никогда ничего не просить у родственников.

С раннего возраста Генрих занимался закаливанием и выработал привычку в любую погоду ежедневно купаться в море или другом открытом водоёме, даже зимой.

Школьный товарищ покойной матери корабельный маклер Вендт рекомендовал Генриха Шлимана в фирму Деклизура и Бевинга, которым требовался переводчик с немецкого на французский и английский языки. Шлимана приняли переводчиком в венесуэльский филиал фирмы в Ла-Гуайре, причём переезд в Венесуэлу и питание в пути было бесплатным. Шлиман принялся за самостоятельное изучение испанского языка.

Коммерсант Шлиман (1841—1864)

Нидерланды.

Прибыв в Амстердам 19 декабря 1841 года, Шлиман направился к мекленбургскому консулу Эдварду Кваку, который выдал юноше 10 талеров и снял меблированную комнату.

Под Рождество 19-летний Генрих заболел лихорадкой, но консул устроил его в госпиталь и заплатил 2½ гульдена за лечение. Вскоре маклер Вендт прислал из Гамбурга 240 гульденов, которые собрали его друзья в пользу неимущего Шлимана, и дал рекомендацию в фирму «Хойяк и К°», в которой Генрих получил ещё 100 гульденов кредита после того, как продемонстрировал владение четырьмя языками и бухгалтерским учётом.

Получив постоянную работу, Шлиман ревностно взялся за самообразование.  В начале 1842 года он служил в фирме «Хойяк и К°» рассыльным, но фирма оплатило ему 20 уроков каллиграфии, чтобы он мог работать переписчиком и счетоводом. В 1842 году Шлиман освоил голландский язык, на котором вёл книгу своих расходов, а также довёл до совершенства английский и французский язык. Фирма платила ему 800 гульденов в год, его материальное положение было устойчивым. В 1842 и 1843 годах Генрих Шлиман настойчиво приглашал к себе в Амстердам брата Людвига.  В 1843 году Шлиман изучил итальянский и португальский языки, за 6 недель каждый.

Метод изучения языков Шлимана был особенным. Ему требовалось «учебное пособие», которым служил чаще всего текст перевода «Приключений Телемака» Фенелона. Генрих нанимал носителя языка, которому сам читал вслух на его языке текст, реагируя на все его поправки и подсказки, одновременно пополняя свой словарный запас, оттачивая произношение и воспринимая на слух грамматический строй языка.

Репутация Шлимана настолько укрепилась, что в 1844 году он получил место счетовода с жалованьем в 1000 гульденов в год в торговой фирме «Шрёдер и К°», занимавшейся в основном красителями, особенно индиго. Фирма «Шрёдер и К°» имела торговые связи с Россией, располагала филиалом в Санкт-Петербурге и нуждалась в образованном сотруднике, как Шлиман, способный вести финансы и осуществлять устный и письменный перевод.

 Учителя русского языка в Амстердаме найти не удалось, а в книжных лавках нашлась только «Телемахида» в переводе на русский В. Тредиаковского, позднее Шлиман нашёл грамматику 1748 года издания и словарь. 4 апреля 1845 года Шлиман смог написать первое письмо на русском языке от имени фирмы «Шрёдер и К°» её деловому партнёру — Василию Григорьевичу Плотникову, который представлял в Лондоне интересы купеческой династии Малютиных.

Шлиман за два года проделал путь от рассыльного до начальника бюро из 15 сотрудников. Получая большое жалованье от фирмы, он оставался непритязательным в быту, хотя всегда следил за своим костюмом и внешним видом. Значительную часть заработанных денег Шлиман отправлял отцу и родственникам, сопровождая денежные переводы посланиями полными поучений и призывов к экономии. Амбиции Генриха росли, владелец фирмы Иоганн Шрёдер в одном из писем предостерегал молодого коллегу:

…Прошу не обижаться на меня, но вы чрезвычайно переоцениваете свои силы, мечтаете о своих невероятных достижениях и преимуществах, позволяете недопустимый тон и предъявляете абсурднейшие претензии, постоянно забывая при этом, что наши дела и без вашего участия идут хорошо…

Видимо, это увещевание возымело действие — Шлиман отклонил весьма лестное для него предложение московского купца Сергея Афанасьевича Живаго (1794—1866), старосты купцов 2-й гильдии. Живаго был знаком с Генрихом с 1844 года по переписке и предложил ему, оставаясь партнёром и представителем фирмы «Шрёдер и К°», открыть в Москве совместный торговый дом «Живаго и Шлиман». Контракт предполагался на 6 лет под половину прибыли, Живаго давал и стартовый капитал — 50—60 тысяч рублей серебром.

К концу 1845 года Шлиман счёл себя способным к самостоятельной деятельности и был готов покинуть Амстердам, но сомневался, следует ли ему перебираться в Россию. Один из его парижских знакомых уверял, что во Франции трудно сделать карьеру, и он решился на переезд в Россию. Новый статус Шлимана, как представителя голландской фирмы «Шрёдер и К°» в Санкт-Петербурге, следует из письма 23 октября 1845 года в голландскую фирму «Якоб ван Леннеп и К°» в Измире, откуда получали красители.

Генрих Шлиман прибыл в Санкт-Петербург 11 февраля (30 января по старому стилю) 1846 года. Шлиман получил несколько рекомендательных писем от купца Сергея Живаго, Иоганна Шрёдера и Василия Плотникова. Карьера в Санкт-Петербурге развивалась быстро, в феврале 1846 года Шлиман заключил крупные контракты на поставку олова и красителей; ему удалось наладить связи и с Малютиными, съездив в Москву в 30-градусный мороз (тогда ещё не существовало железной дороги Санкт-Петербург-Москва). Всего за 1846 год Шлиман побывал в Москве четыре раза успешно занимался игрой на бирже. Важнейшим из московских знакомств стала связь с купцом В. А. Перловым, который первым в России стал торговать чаем в розницу. С 27 сентября 1846 года Шлиман начал вести петербургский дневник, поначалу — на английском, а затем на русском языке.

В Нидерландах его шеф — Бернхард Шрёдер — официально сделал его полноправным партнёром фирмы «Шрёдер и К°». Через 9 месяцев после приезда в Россию, Шлиман отправился 1 октября 1846 года в Любек в первую в жизни самостоятельную деловую поездку. За два с половиной месяца он побывал во Франции, Голландии, Англии, в Лондоне посетил Британский музей. Проплывая на корабле мимо побережья Мекленбурга в Германии, он отметил, что «с величайшим равнодушием увидел свою родину».

14 декабря 1846 года Шлиман вернулся в Санкт-Петербург. Итоги года были весьма успешными, личный гонорар Шлимана составил 4000 гульденов, поскольку он служил за 0,5% от суммы прибыли (=1 500 000 гульденов) фирмы «Шрёдер и К°». Получив права полноценного партнёра фирмы, Шлиман  отправился в Одессу, а 15 февраля 1847 году официально вступил в российское подданство; через четыре дня — 19 февраля — он был записан во вторую купеческую гильдию.

В 1847 году Шлиман отправил письмо в Нойштрелиц, в котором просил руки подруги детства Минны Майнке. По словам Ф. Вандерберга:

Спустя четыре недели в Петербург пришёл ответ: 26-летняя Минна за несколько дней до этого вышла замуж за землевладельца, который был старше её почти на двадцать лет. Вероятно, Генрих и Минна в детстве пообещали друг другу пожениться, но после этого не виделись десять лет; Шлиман даже ни разу не написал ей, и Минна, должно быть, предположила, что он давно позабыл девушку из далёкого Анкерсхагена. Это, как позже драматизировал Шлиман, был тяжелейший удар судьбы. <…> Ложный удар судьбы имел для будущего Шлимана значение, которое трудно переоценить: кто знает, что произошло бы, если бы Генрих в 1847 году действительно женился на Минне. Можно предположить, что их брак удался бы и Шлиман не был бы женат ни на русской (Екатерине Петровне Лыжиной), ни на гречанке (Софье Энгастроменос). Но именно эти две женщины повернули жизнь Шлимана в то русло, которое привело его позже к раскопкам Трои и открытию сокровища Приама.

Дела Шлимана шли успешно: личный его доход составил 6000 гульденов в 1847 году и 10 000 — в 1848 г. Холерная эпидемия не тронула Г. Шлимана и его сотрудников, но в декабре 1848 года, возвращаясь из Москвы, он простудился на 36-градусном морозе и четыре месяца провёл в постели.

Свободное время стимулировало изучение языков, ставшее для Генриха потребностью.

Дальнейшим подъёмом благосостояния Шлиман обязан знакомству с крупнейшим петербургским торговцем чаем Прокопием Ивановичем Пономарёвым (1774—1853) и его внуком Прокопием Ивановичем Пономарёвым-вторым. В августе 1847 года он вёл с торговым домом Пономарёвых переговоры о создании совместной фирмы, но к декабрю планы расстроились. Тем не менее, Шлиман поддерживал с Пономарёвыми дружеские связи, продолжал вести с ними дела

В личном плане Шлиман оставался одиноким, но всё более и более брал на себя роль главы семьи Шлиманов. Его отец Эрнест Шлиман, полностью зависимый от сына в финансовом положении, не возражал.

В 1848 году Генрих вызвал в Петербург 16-летнего брата Пауля, чтобы дать ему образование, а 23-летниму брату Людвигу одолжил 200 гульденов и оплатил переезд до Калифорнии, где начиналась «Золотая лихорадка».

Летом 1850 года в Россию приехала сестра Шлимана — Вильгельмина, которую он поселил в доме купца Сергея Живаго, чтобы она получила там воспитание и образование.

В начале 1850 года Шлиман совершил очередную поездку в Москву, оттуда отправившись в Германию через Ковно и Кёнигсберг. После возвращения в Санкт-Петербург он вновь собрался в путь, в Соединённые Штаты Америки — последнее письмо от брата Людвига было датировано 5 января 1849 года. 20 июля 1850 года пришло письмо из Нью-Йорка с вырезкой из газеты:

«21 мая в Сакраменто умер от тифозной лихорадки господин Льюис Шлиман. Шлиман — родом из Германии, зарегистрированный в Нью-Йорке, — умер в возрасте двадцати пяти лет»

Первая поездка в США и «Золотая лихорадка».

В декабре 1850 года Генрих Шлиман, взяв с собой 30 000 долларов наличными (50 000 талеров), через Амстердам и Ливерпуль отправился в США. 6 января 1851 года, когда пароход «Атлантик» попал в шторм, потерял управление, и в течение двух недель судно дрейфовало в восточном направлении. 22 января его принесло к берегам Ирландии, на следующий день Шлиман сошёл на берег, получив компенсацию от судовой компании 35 фунтов стерлингов.

1 февраля 1851 г. Шлиман вновь отправился на пароходе «Африка» и прибыл в Нью-Йорк 15 февраля, он побывал в Филадельфии и Вашингтоне и записал в своём дневнике о вымышленном визите в Белый дом и встрече с 12-президентом США Миллардом Филлмором (1850—1853). Много лет спустя Шлиман, оправдываясь, заявил, что его дневники были своего рода упражнениями в письме на английском языке.

Самым надёжным путём в Калифорнию в 1851 году был морской. 28 февраля Шлиман отплыл из Филадельфии, высадился в Сан-Диего 31 марта, добрался до Сан-Франциско и Сакраменто, где привёл в порядок могилу брата, посетил рудники и ознакомился с условиями местного бизнеса, основал банк для операций с золотом.

На самом деле это был не банк, а пункт скупки золота и одновременно меняльная лавка. «Банк» занимал одну комнату в каменном доме в Сакраменто, а его хозяин Генрих Шлиман был заодно клерком и переводчиком, способным изъясняться на 15 языках, на которых говорили старатели. В штат «Банка» входили также кассир-американец А. К. Грим и испанец-телохранитель Мигель де Сатрустиги.

Шлиман открывал «Банк» в 6 часов утра и закрывал не раньше 22 часов, работая без выходных и праздников, даже в Рождество. Дела шли успешно: с октября 1851 по апрель 1852 года он отправил в банк Ротшильдов в Сан-Франциско золотого песка на сумму 1 350 000 долларов, в самые удачные дни доход составлял 30 000 долларов, то есть около 100 кг шлихового золота.

Высокие доходы достигались тем, что Шлиман платил старателям по самому высокому курсу (17 долларов за унцию). Тяжёлый труд привёл к болезни — в марте 1852 года Шлимана сразила лихорадка, а затем и тиф, однако, лёжа в постели и глотая хинин, он продолжал принимать клиентов в единственной комнате своей конторы.

Несмотря на сверхприбыли, Шлиман уже через год отказался от всего. Главными причинами были, вероятно, разногласия с его главным партнёром Дэвидсоном из банка Ротшильдов; из писем следует, что Дэвидсон обвинил Шлимана в манипуляциях со взвешиванием золота. Однако были и другие причины, о которых Шлиман писал в своём дневнике:

Если бы в прежние годы я мог себе представить, что однажды заработаю хотя бы четверть моего теперешнего состояния, то посчитал бы себя счастливейшим из людей. Но теперь я чувствую себя самым несчастным, отделённый шестнадцатью тысячами километров от Санкт-Петербурга, где все мои надежды и желания слились воедино в одном месте. <…> Если здесь, в Сакраменто, я могу в любой момент быть ограбленным или убитым, в России я могу спокойно спать в моей кровати, не боясь за свою жизнь и имущество, так как там тысячеглазое правосудие бдит за своими миролюбивыми жителями.

9 апреля 1852 года Шлиман передал все свои коммерческие дела Дэвидсону и отплыл в Панаму, имея при себе 60 000 долларов золотом. Особую опасность представляла переправа денег через Панамский перешеек, перед этим Шлиман даже советовался с британским консулом. Из-за сильных ливней путники были вынуждены простоять посреди болота с 26 апреля по 8 мая, пока не были спасены моряками. Шлиман при этом получил гнойное воспаление на ноге. 18 мая 1852 г. добрался до Нью-Йорка, а на следующий день отплыл в Ливерпуль.

Из Америки Шлиман прибыл в Амстердам, а оттуда отправился в Росток и впервые за долгое время посетил родные места — Нойбуков и Анкерсхаген. Встречавших его сестёр он не узнал. 22 июля 1852 года российский купец Шлиман прибыл в Санкт-Петербург на пароходе «Эрбгроссгерцог Фридрих-Франц».

Русская жена Шлимана.

Удвоив состояние на «золотой лихорадке», Шлиман решил жениться, хотя не пользовался успехом у женщин и не любил светской жизни. Ещё в 1849 году он познакомился с Екатериной Петровной Лыжиной (1826–1896), дочерью преуспевающего адвоката, по некоторым сведениям, племянницей Сергея Живаго. Екатерина родилась в 1826 году, окончила Петришуле. Шлиман передал через Н. Пономарёва письмо, в котором просил руки Екатерины. В ряде публикаций встречались предположения, что Шлиман делал Катерине предложение ещё до отъезда в США, но либо получил отказ, либо свадьба была отсрочена.

С конца лета 1852 года начинается переписка Шлимана и Екатериной Лыжиной, которая продолжалась 33 года. В афинском архиве сохранилось более 180 писем Екатерины.

Венчание состоялось в воскресенье, 12 сентября 1852 года в Исаакиевском соборе. Вскоре благодаря тестю — адвокату Петру Александровичу Лыжину — Шлиман был приписан в 1854 году к нарвскому купечеству 1-гильдии, которое имело особые льготы в налогообложении и организации торговли и освобождалось от рекрутской повинности.

Летом 1853 года началась Крымская война, которая стала источником обогащения для многих представителей купечества. Шлиман торговал серой, селитрой, свинцом, оловом, железом и порохом. Основными его контрагентами стали Военное министерство, Санкт-Петербургский арсенал, Охтенский пороховой завод и Динабургский арсенал. Только в один день — 3 июня 1854 года — он поставил Военному министерству 1527 слитков свинца; во время войны его месячный оборот достиг миллиона рублей.

3 октября 1854 года на складах Мемеля произошёл сильный пожар, уничтоживший практически все грузы, складированные в порту. Там должны были быть и грузы Шлимана, купленные на аукционе в Амстердаме, — несколько сотен ящиков индиго, сандала и 225 ящиков кофе, общей стоимостью 150 000 талеров — это было практически всё состояние Генриха. Прибыв в Мёмель, Шлиман узнал, что произошло чудо — его грузы пришли с опозданием, и для их размещения был построен дополнительный склад не затронутый пожаром. Казус привёл к дополнительному обогащению Шлимана, поскольку немедленно наступил товарный голод, цены на его товары сразу поднялись.

В 1855 году в Дрездене скончался тесть Шлимана — П. А. Лыжин, а 16 ноября в семье Генриха и Екатерины родился первенец — сын Сергей (1855–1941), названный в честь Сергея Живаго. К окончанию Крымской войны в 1856 году Шлиман стал миллионером, но это не сказалось на его деловой активности: летом того же года он совершил по воде путешествие из Санкт-Петербурга в Нижний Новгород.

За годы Крымской войны в коммерческих целях Шлиман освоил датский, шведский, польский и словенский языки

Изучение греческого языка.

В апреле 1855 года Шлиман впервые приступил к изучению новогреческого языка. Первым его учителем был студент Петербургской духовной академии Николай Паппадакис, в качестве пособия на этот раз служил роман «Поль и Виргиния» в греческом переводе. Шлиман утверждал, что уже после первого чтения запоминал примерно половину греческих слов, а после повторения уже мог не пользоваться словарями. Далее учителем Шлимана стал семинарист из Афин Теоклетос Вимпос, который помогал расширять словарный запас — писал слова из греческого текста на листе бумаги, и они вместе составляли из них фразы. После нескольких недель таких занятий Шлиман написал по-гречески письмо своему дяде — пастору из Калькхорста Фридриху Шлиману — и первому учителю — Карлу Андресу. По мнению И. Богданова, несмотря на заявленное в этих письмах желание побывать в Греции и заниматься философией и историей, Шлиман в первую очередь преследовал коммерческие интересы, собираясь наладить связи с греческими общинами Санкт-Петербурга, Ростова и Таганрога.

Общаясь с Теоклетосом Вимпосом, Шлиман заинтересовался древнегреческим языком, который стал его 13 языком. Процесс изучения древнегреческого языка он описывал в «Автобиографии» так:

…Я почти два года занимался исключительно литературой Древней Греции; в это время я с любопытством прочёл почти всех классических авторов и множество раз — «Илиаду» и «Одиссею». Что касается греческой грамматики, то я выучил только склонения и глаголы и почти не терял своего драгоценного времени на то, чтобы овладеть её правилами… Подробное знание греческой грамматики можно приобрести только на практике, — то есть внимательным чтением прозы классиков и заучиванием наизусть избранных мест из них. Следуя этому очень простому методу, я выучил древнегреческий так же, как я учил бы современный язык. Я могу писать на нём очень бегло на любую тему, с которой я знаком, и никогда не смогу забыть его. Я превосходно знаком со всеми его грамматическими правилами, даже не зная, содержатся они в грамматиках или нет; и каждый раз, когда кто-нибудь находит в моём греческом ошибку, я могу доказать, что прав я, просто прочитав вслух пассажи из классиков, где встречаются предложения, употреблённые мною.

По-гречески Генрих Шлиман говорил «так же, как по-немецки». На рубеже 1855—1856 годов Шлиман в возрасте 33 лет, стал задумываться о выходе за пределы круга интересов обыкновенного коммерсанта. В дневнике содержится запись от 22 июля 1855 года, в которой Шлиман мечтал о туристической поездке в Италию, Грецию и Египет. В марте 1856 года Шлиман писал отцу, что желал бы приобрести недвижимость в Германии, и вновь упоминает о поездке в Грецию, Испанию, Португалию и Индию. В этом письме Шлиман впервые называет Гомера «любимым».

 Две страсти-победительницы — жадность и стяжательство.

Шлиман писал своей тётке Магдалене в 1856 году, когда серьёзно задумался над выбором жизненного призвания:

…Науки и, в особенности, изучение языков стали для меня настоящим пристрастием, и, используя для этого любую свободную минуту, мне удалось в течение двух лет изучить польский, славонский, шведский, датский, в начале года — новогреческий, позже — древнегреческий и латынь, и теперь я бегло могу говорить и писать на пятнадцати языках. Эта больная страсть к изучению языков мучит меня днём и ночью и постоянно заклинает меня изъять моё состояние из переменчивого мира торговли и удалиться либо в деревню, либо в какой-нибудь университетский город (например, в Бонн), окружить себя учёными и без остатка посвятить жизнь наукам; однако эта страсть вот уже несколько лет не может победить две других во мне: жадность и стяжательство. И, к сожалению, в этой неравной борьбе последние две страсти-победительницы ежедневно увеличивают моё состояние.

Скупость и одновременная расточительность были органичным свойством натуры Шлимана — он не жалел расходов на археологические раскопки и устроение музейных выставок, он пошёл на огромные траты при строительстве собственного дома в Афинах.

Русская семья Шлимана.

Шлиман страдал от того, что жена не разделяла его интересы, хотя внешне поддерживала ровные отношения. Екатерина Шлиман категорически не соглашалась покинуть Петербург и отправиться в путешествие, хотя Генрих был готов ликвидировать дело, купить поместье в Мекленбурге и жить на доходы от капитала, в 1856 году годовой процент от капитала составлял 33 000 талеров

Шлиман впервые стал думать о разводе, который не дозволялся законами Российской империи. Общаясь с греком Теоклетосом Вимпосом, он познакомился с его матерью и сестрой, видимо, уже тогда у Шлимана сложилось положительное впечатление о греческих женщинах.

Биржевой и торговый кризис 1857 года погрузил Шлимана в уныние, не слишком удачной оказалась поездка на Ростокскую ярмарку, некоторую прибыль принесла только сделка с яванским и бенгальским индиго. В результате кризиса Шлиман потерял от 300 до 400 тысяч рублей и совершенно поседел.

По возвращении в Санкт-Петербург Шлиман вновь погрузился в греческую филологию: штудировал Фукидида, Эсхила и Софокла. Шлиман писал:

Я читал Платона с таким расчётом, как если бы в течение ближайших шести недель он смог бы получить от меня письмо и должен был бы понять.

В конце 1850-х годов много сил и времени у Шлимана отняла тяжба с петербургским купцом С. Ф. Соловьёвым (1819—1867) — крупным золотопромышленником. Она началась иском его стряпчего П.П. Лыжина — брата его жены, по опротестованию векселей на 50 000 рублей. Гонорар шурина составил 1 % от суммы дела; всё шло к успеху, однако и в 1859 году процесс ещё тянулся.

К 1858 году, судя по письмам к сёстрам, Шлиман изнемог от деловых неприятностей, забросил все дела и принялся за изучение латинского языка, уроки которого ему давал швейцарский профессор Людвиг фон Муральт.

В ноябре 1858 года, оставив в Санкт-Петербурге беременную жену, Шлиман отправился в путешествие по Европе.

Путешествия в Европу и на Ближний Восток.

Шлиман поехал в Италию, где останавливался в Риме и Неаполе. На Сицилии, где он провёл Рождество 1858 года, он погрузился в сомнения:

Провести всю жизнь на колесах или бездельничать в Риме, Париже и Афинах невозможно для такого человека, как я, который привык с утра до вечера заниматься практическим делом.

Далее он отправился в Египет. В Александрии он принялся за арабский язык, а в Каире подружился с двумя итальянскими авантюристами — братьями Джулио и Карло Басси из Болоньи. Вместе авантюристы отправились в Иерусалим, на трёх скаковых лошадях, 12 верблюдов для перевозки багажа и десяти африканских рабов. Переход через пустыню длился 19 дней, в Иерусалим путешественники прибыли на Пасху. В мае он посетил Петру и Баальбек, о чём писал отцу. 30 мая Шлиман добрался до Дамаска, где заболел лихорадкой и тогда вынужден был пароходом отправиться в Измир и Афины. Получил письмо из Санкт-Петербурга — 12 января 1859 года родилась его дочь Наталья (1859–1869).

Ещё во время путешествия Шлимана С. Ф. Соловьёв подал в Коммерческий суд прошение, датированное 7 мая 1859 года, обвинив Шлимана в махинациях и предъявив ему встречный иск. Во встречном иске ему было отказано, но дело вновь остановилось. Получив эти известия, Генрих Шлиман в начале июля вернулся в Санкт-Петербург, объяснился с женой, и 3 августа отбыл в Копенгаген.

Семья Шлимана тогда переехала на новую квартиру в 1-й линии Васильевского острова в доме № 30 (ныне № 28).

В декабре 1859 года Шлиман вернулся в Санкт-Петербург. С женой он никогда не появлялся в свете, вёл исключительно размеренный образ жизни. Весь день его был строго расписан:

в семь часов утра он покидал дом и отправлялся в спортивный клуб, где занимался гимнастикой. Рабочий день его начинался в половину девятого, два часа занимал разбор внутренней и зарубежной почты, до 14:00 планировались деловые визиты. До 17:00 Шлиман работал на бирже. Вечера были заняты изучением языков или написанием писем.

Жена по-прежнему не разделяла интересов мужа (в одном из писем с дачи она просила «не привозить Гомера»). В выходные, когда конторы и биржа не работали, Шлиман занимался верховой ездой, летом плавал в Финском заливе, а зимой катался на коньках и был членом «Конькобежного общества». Коммерческие дела Шлимана шли превосходно — в одном из писем сестре Вильгельмине Шлиман упоминал, что со времени возвращения из Европы ещё раз удвоил своё состояние. Его личный капитал к началу 1860-х годов составил около 2 700 000 рублей или 10 млн марок.

В мае 1860 года Екатерина Петровна уехала в Мариенбад после неудачных родов, взяв с собой и детей. Шлиман продолжал лихорадочно работать: только за сезон навигации с мая по октябрь 1860 года он доставил в Санкт-Петербург товаров на 2 400 000 рублей серебром — свинец, олово, ртуть, бумагу и огромные партии индиго.

Отношения с женой после её возвращения в сентябре сводились почти исключительно к денежным расчётам. Рождение 21 июля 1861 года дочери Надежды (1861–1935) свидетельствовало о временном сближении супругов.

Судя по письму шурина — Николая Петровича Лыжина — Шлиман тогда же стал изучать персидский язык под руководством Роберта Френа — сына академика. Николай Лыжин также привёз ему из Берлина «Историю Египта».

Совершив поездку на Нижегородскую ярмарку, 4 сентября 1861 года Шлиман был избран членом Коммерческого суда. В сезон 1862—1863 годов Шлиман занимался торговлей хлопком, доставляемым из США, и кратковременно съездил в Италию.

В декабре 1863 года Шлиман был из нарвских купцов переведён в Санкт-Петербургское первой гильдии купечество, а 15 января 1864 года был удостоен звания «почётный гражданин Санкт-Петербурга«. В метрике Генрих Шлиман именуется «Андреем Аристовичем», так же называли его в переписке родные.

В январе 1863 года он известил жену, что намерен оставить занятия коммерцией.  10 января он отправился в Лондон, объявив, что навсегда покидает Россию.

Кругосветное путешествие. Определение жизненного призвания (1864—1869)

В апреле 1864 года Шлиман отправился на минеральные воды в Ахен — набираться сил перед большим путешествием. Шрёдерам он писал, что для начала собирается в Тунис — изучать экономическую конъюнктуру, оттуда — в Египет, Индию, Китай, Японию, Калифорнию и Мексику, потом — на Кубу и в Южную Америку. Он тогда ещё вынашивал идею вновь заняться коммерцией после окончания кругосветного путешествия, может быть, даже вернуться в Санкт-Петербург.

В июне Шлиман действительно побывал в Тунисе, совмещая визит на руины Карфагена с оценкой политических и экономических перспектив, — в тунисские акции он вложил 250 000 франков. В июле Шлиман перебрался в Каир, где подхватил какую-то инфекцию, тело покрылось нарывами, его мучили боли в ушах. Пришлось возвращаться в Европу и лечиться в Болонье.

В одном из писем он поинтересовался мнением жены насчёт того, чтобы приобрести имение в Италии. Екатерина Петровна была категорически против, мотивируя тем, что дети должны расти и получать образование только в России. Лечение в Италии принесло лишь частичное облегчение, для консультаций Генрих отправился в Париж и в конечном счёте оказался в Вюрцбурге. Там профессор фон Трёльш впервые выявил у него экзостоз и запретил купаться в холодной воде, что Шлиман проигнорировал.

Шлиман даже хотел прервать путешествие и вернуться в Санкт-Петербург, но полученное 26 августа письмо от жены было по тону таким, что Генрих отправился в Индию и на Цейлон — страны, с которыми долгие годы был связан по торговым делам. 5 декабря 1864 года пароход «Нубия» прибыл на Цейлон, а 13 декабря — в Калькутту. Пребывание в Индии было коротким — до 26 января 1865 года. Из Калькутты Шлиман поездом отправился в Дели — британские колонизаторы уже проложили железную дорогу, и путь занимал всего двое суток. Прибыв в Дели, Шлиман нанял слугу и провожатого, который показал ему мечети и дворцы; побывал он и в Агре. Посетив предгорья Гималаев, Шлиман провёл два дня в Варанаси на Ганге, знакомясь с обычаями и обрядами индуистской религии. М. Мейерович отмечал:

Знакомство с индийской культурой и искусством не вызвало глубокого интереса у Шлимана. Возможно, этому причиной было то, что индийских языков Шлиман не знал, а близость с каждой страной у него начиналась именно с языка.

Дальнейший путь пролегал через Сингапур и Яву. В Сингапуре он активно переписывался с русскими адресатами, прощупывая почву для дальнейших сделок с колониальными товарами, и отправил в Санкт-Петербург 10 ящиков бенгальского индиго. В Батавии его поразил острый отит, поражены оказались оба уха, не смотря на лечение, боли и тугоухость остались на всю жизнь.

Шлиман увлёкся ботаникой и составил большой тропический гербарий и коллекцию насекомых, которую в 1875 году передал сыну Сергею. На Яве же он впервые увидел, как растёт индигофера — сырьё для краски индиго, которой он торговал уже 20 лет.

1 апреля Шлиман прибыл в Гонконг. Дальнейший его маршрут пролегал через Сямэнь и Гуанчжоу на север — через Фучжоу, Шанхай, Тяньцзинь до Пекина. В Шанхае его поразил китайский театр, которому посвящено обширное описание, составляющее контраст с обычной лапидарностью записей. Тем не менее, Шлиман торопился, судя по записям, Китай произвёл на него отталкивающее впечатление:

В Тяньцзине больше 400 тысяч обитателей, большинство из них живёт в предместьях. Из всех грязнейших городов, которые я видел в жизни — а видел я их достаточно во всех частях земного шара, но больше всего в Китае, — Тяньцзинь, несомненно, самый грязный и отталкивающий; все органы чувств прохожего там непрерывно подвергают оскорблению.

Шлиман вёл себя как турист и коммерсант — отчаянно торговался из-за мелочей, в Пекине — не зная языка — снизил в два раза стоимость ночлега, где остановился. Круг интересов его мало выходил за пределы купеческого: 29 мая в Шанхае он сделал большой заказ на чай. Однако впервые в ходе этого путешествия Шлиман стал описывать и обмеривать памятники древности, его дневник подчас напоминал студенческий конспект. Болше всего в Китае его поразили природа и Великая китайская стена:

Я видел величественные панорамы, открывающиеся с высоты вулканов — острова Явы, с вершин Сьерра-Невады в Калифорнии, с Гималаев в Индии, с высокогорных плато Кордильеров в Южной Америке. Но никогда нигде не видел я ничего, что можно было бы сравнить с великолепной картиной, которая развернулась здесь перед моими глазами. Изумлённый и поражённый, полный восхищения и восторга, я не мог свыкнуться с этим чудесным зрелищем; Великая китайская стена, о которой с самого нежного детства я не мог слышать без чувства живейшего интереса, была сейчас передо мной, в сто раз более грандиозная, чем я себе представлял, и чем больше я глядел на это бесконечное сооружение… тем больше оно казалось мне сказочным созданием племени допотопных гигантов.

Шлиман тщательно измерил Великую китайскую стену в нескольких местах и даже захватил с собой один кирпич на память. Из Шанхая пароход «Пекин» доставил его в Иокогаму. Столица тогдашней Японии — Эдо — ещё была запретным городом для иностранцев, поэтому Шлиман употребил все силы, чтобы туда попасть. При посредничестве американского консула он сумел получить себе разрешение на пребывание в Эдо в течение трёх дней, но, как всякий иностранец, он находился в столице, как пленник под конвоем из пяти конных полицейских и шесть коноводов. Несмотря на все ограничения, Шлиман осмотрел Эдо, побывал в чайном домике, в школе икебаны, в питомнике для разведения шелковичных червей и в театре столицы. Пребывание в Японии продлилось три недели.

4 июля 1865 года Шлиман сел на английский пароход и 22 августа высадился в Сан-Франциско; переход через Тихий океан продлился 50 дней. Он имел отдельную «каюту» и не жаловался на отсутствие комфорта. Во время плавания он обрабатывал свои китайские и японские дневники и в итоге написал на французском языке свою первую книгу — «La Chine et le Japon au temps présent» («Китай и Япония дня сегодняшнего»). Сначала он планировал напечатать путевые записки в Journal de Petersbourg, но в итоге они вышли в свет во Франции.

В Калифорнии Шлиман вновь побывал на золотых рудниках, но сильнее всего интересовался природой: побывал в Йосемитской долине, а в сентябре посетил рощи секвойи. Обозрев дерево секвойи под названием «Мать леса», Шлиман подсчитал в дневнике, что оно содержит 573 000 кубических футов древесины (16 225 м³), следовательно, свой петербургский дом он мог отапливать в течение 107 лет и 5 месяцев. Спустя неделю Шлиман совершил плавание в Никарагуа, оттуда перебрался в Нью-Йорк. Поездка на Кубу оказалась удачной в коммерческом отношении — там он выгодно вложил деньги в акции железнодорожной компании. Побывал он и в Мексике, но в общем, описание всех событий, произошедших после отъезда из Японии и до прибытия в Париж в январе следующего года, заняло в дневнике Шлимана менее двух десятков страниц. По словам Ф. Ванденберга:

Каких-либо сильных, неизгладимых впечатлений это путешествие вокруг света… у Шлимана не оставило, разве что за это время ясно стало одно: свою будущую жизнь он пожелал посвятить науке.

Возвращение в Европу. Разрыв с семьёй

В октябре 1865 года Шлиман прибыл в Вюрцбург на лечение. 28 января 1866 года Шлиман приехал в Париж и купил несколько домов: № 5 на бульваре Сен-Мишель, № 33 на Рю-де-Аркад, № 6 и 8 на Рю-де-Кале и № 7, 9 и 17 на Рю-де-Блан-Манто, общая сумма сделки составила 1 736 400 франков. Это были доходные дома, в которых было 270 отдельных квартир — надёжный и прибыльный источник дохода. Тогда же Шлиман занялся поиском издателя и редактора для своей книги о Китае и Японии, и ему даже предложили обратиться к Александру Дюма, но знакомство по какой-то причине не состоялось.

7 марта 1866 года Шлиман возвратился в Санкт-Петербург, после двухлетнего отсутствия. Судя по дневнику и переписке, он не оставил коммерческих интересов и восстановил старые знакомства.

Главной его задачей было уговорить жену переехать с ним во Францию или Германию. Не сумев восстановить отношений с семьёй, 10 июля 1866 года он выехал в Москву и начал на следующий же день вести дневник на русском языке, как если бы находился в путешествии за рубежом. Дневник представляет собой, скорее, собрание числовых заметок — росписи расходов, фиксирует число жителей в поселениях, которые проезжал, отмечает температуру воздуха, расстояния между населёнными пунктами, имена попутчиков и т. д.

В Москве и Нижнем Новгороде он не задержался, его целью стала Самарская губерния, где он решил лечиться кумысом, в кумысолечебнице А. И. Чембулатова в 65 верстах от Самары. Лечение длилось один месяц, но не принесло облегчения, особенно Шлимана донимали последствия малярии и боли в суставах, Чембулатов возобновил лечение Шлимана хинином. Далее Генрих отправился по Волге до Саратова и Царицына, добравшись 23 августа до Таганрога. 25 августа, получив сухую телеграмму от жены, Шлиман из Одессы отплыл во Францию.

Семейные неурядицы Шлимана.

В письмах Шлиман продолжал уговаривать жену покинуть Россию, призывая её приехать с детьми в Париж и суля радости богатой жизни в столице Франции. Шлиман даже хотел оформить свою недвижимость в Париже на 11-летнего сына Сергея, для которого присмотрел пансион Краузе в Дрездене. Екатерина Лыжина-Шлиман и её родные неизменно отвечали отказом. Отчаявшись вернуть семью, 10 июля 1867 года Шлиман по-французски написал Екатерине Петровне письмо, в котором прямо заявил о разводе.

Авантюрный план развода и получения гражданства США

18 сентября 1867 г. на пароходе «Америка» Шлиман отправился в Нью-Йорк — начинался очередной экономический кризис; чтобы спасти свои вложения в бумаги американских железных дорог и развестись с женой, следовало получить гражданство США.

В первый раз он пытался получить гражданство ещё в 1851 году в Калифорнии, но не получил от властей ответа. В Америке оказалось, что железнодорожные акции, против ожиданий, принесли ему 10 % прибыли, поэтому Шлиман лично провёл маркетинговое исследование железных дорог — под видом пассажира объездил дороги разных компаний по маршруту Нью-Йорк — Толидо — Кливленд — Чикаго. Затем он продал почти все свои акции на сумму 300 000 долларов, а вырученную сумму вложил в американские железные дороги.

В то же время сомнительны его записи в дневнике, что он встречался с президентом США Джонсоном и генералом Улиссом Грантом. В США его интересовало всё с коммерческой точки зрения: он ездил на хлопковые плантации, знакомился со школами Чикаго (и записал в дневник стандарты американских школьных парт), Ренану прислал отчёт о деятельности и публикациях американских эллинистов. Побывав на Кубе, 3 января 1868 года Шлиман вернулся в Нью-Йорк и присутствовал на публичном чтении Диккенсом его «Рождественских повестей», билет обошёлся ему в 3 доллара. Вопрос о гражданстве тогда решён не был: у Шлимана была масса дел по управлению своими вложениями, а по законам штата Нью-Йорк для натурализации требовалось прожить на территории США не менее 5 лет и не менее года — в пределах штата.

28 января 1868 года Шлиман вернулся в Париж, к тому времени он не виделся с женой и детьми уже полтора года. 4 марта 1868 г. он вновь написал жене 12-страничное письмо, призывая её одуматься и вновь расписывая преимущества богатой жизни в Париже. Кажется, в их отношениях наметилось потепление, но Шлиман не спешил в Санкт-Петербург, а собрался в Швейцарию и Италию.

Шлиман отказался от возвращения в Россию и общения с семьёй и вернулся в сентябре в Париж. Нежелание ехать в Санкт-Петербург объяснялось и тем, что дело о долге Соловьёва не закончилось даже с его смертью, поскольку сестра покойного, Е. К. Переяславцева, вознамерилась взыскать со Шлимана 20 000 рублей.

На Рождество он всё-таки отправился в Санкт-Петербург. Несмотря на отправленную загодя телеграмму, семью он не застал — Екатерина Петровна ушла с детьми из дома. Видимо, она опасалась, что Шлиман может организовать похищение детей и вывезти их за границу. Последовало очень бурное объяснение супругов, которое оказалось последним.

Афера Шлимана в получении американского гражданства и развода.

27 марта 1869 года Шлиман в третий раз прибыл в США и подал документы на получение гражданства. Необходимые бумаги он получил уже через два дня: некто Джон Болан, житель Нью-Йорка (Мэдисон-авеню, 90), под присягой заявил в суде о том, что «мистер Генри Шлиман проживал в течение пяти лет в Соединённых Штатах, из них один год — в штате Нью-Йорк, и всегда придерживался принципов конституции Соединённых Штатов». На самом деле Шлиман едва ли провёл в Нью-Йорке более 10 недель за все три свои поездки в США, видимо, Дж. Болан был щедро вознаграждён за ложную клятву.

1 апреля 1869 года, через три дня после получения гражданства, Генрих Шлиман переехал в Индианаполис, где, по словам кузена — Адольфа Шлимана, было самое либеральное законодательство в США. 5 апреля он, как гражданин США, подал в суд общегражданских исков (Мэрион-корт) заявление о разводе. Документы об этом печатались в городской газете Indiana Weekly State Journal в номерах от 9, 16 и 23 апреля.

По законам штата Индиана, чтобы подать такое заявление, требовалось не менее года прожить на территории Индианаполиса. Дело Шлимана рассматривалось 30 июня, следовательно, ему удалось доказать суду, что цензу оседлости он прожил здесь не менее года. В письменном виде это было отражено в судебном заключении. Шлиман так никогда и не объяснил, как же ему удалось доказать, что он является резидентом штата.

Однако 11 июля 1869 года в письме одному из парижских знакомых Шлиман упоминал, что в 1879 году купил в Индианаполисе дом за 1125 долларов и вложил 12 000 долларов в 33 % акций крахмальной фабрики, причём обе сделки были завершены за две недели до суда. За акции он заплатил только 350 долларов задатка, а в контракте значилось, что если оставшаяся часть суммы не будет выплачена до 25 июля, то сделка расторгается. Так Шлиман пожертвовал малой суммой и при этом показал суду, что является состоятельным и солидным членом городского сообщества, а не временным мигрантом, которому нужно быстро развестись.

30 июня 1869 года Шлиман записал в дневнике, что развод состоялся; суд учёл письма Екатерины Лыжиной, переведённые на английский язык. При переводе письма фальсифицировались, а нежелание Екатерины Петровны приехать к мужу в Париж перевели, как её нежелание жить в США.

После окончания судебного дела о разводе Шлиман дождался получения официального протокола судебного заседания и свидетельства о расторжении брака в трёх экземплярах, после чего в середине июля 1869 г. покинул Индианаполис.

Расставшись с женой, Шлиман до конца своей жизни продолжал её содержать, в 1870-е годы через петербургского поверенного Я. Е. Гинцбурга ей перечислялось 440 рублей в месяц.

По российским законам Шлиман считался двоеженцем, поскольку не выходил из российского подданства и не подавал на развод по российским законам. Екатерина Петровна попыталась в январе 1870 года возбудить в Париже процесс о недействительности второго брака Шлимана, но французский суд не принял дела в отношении американского подданного. Шлиману удалось уговорить Екатерину Петровну подать на развод в Петербурге в конце 1871 года, дело затянулось на 6 лет, поскольку суд не «выпускал» его из подданства России, и так ничем и не закончилось. Процесс реанимировал сын Шлимана Сергей в 1882 году, когда по совету профессора А. А. Иванова был применён казус «безвестной отлучки», но в конечном итоге до смерти Шлимана так ничего не было сделано. Е. П. Лыжина скончалась в 1896 году, пережив Шлимана на 6 лет

Археолог Генрих Шлиман и его открытия