Судный час Юлии Друниной

Друнина, Юлия Владимировна (1924–1991), выдающаяся советская поэтесса, которая оставила неизгладимый след в истории литературы. Её стихи, посвященные Великой Отечественной войне, до сих пор вызывают глубокие эмоции и призывают к миру.

Родилась 10 мая 1924 в Москве в учительской семье. В 1941 добровольцем ушла на фронт (сначала в авиаполк на Дальнем Востоке, затем санинструктором на 2-Белорусском и 3-Прибалтийском фронтах; демобилизована после ранения.

Судьба распорядилась так, что имя и вся жизнь этой тонкой, умной, смелой и красивой женщины оказались навсегда связаны с войной. Хотя стихи она начала писать ещё в школьные годы, именно война сформировала её как поэта и стала лейтмотивом её творчества.
Юлия Друнина  сказала о себе: «Я родом не из детства, из войны…». И это казалось правдой. Будто не было детства, а сразу – война, первое и самое яркое впечатление жизни. Как у других, у Юлии Друниной тоже была любовь, но война заслоняла всё. Большая часть ее стихов – на военную тему, и эта тема проходит через все творчество поэтессы и через двадцать, и через тридцать, и через сорок лет после войны. Война пробудила когда-то её душу – и бередила память до последнего дня, когда Юлия Владимировна сама решила, что пора уходить…
Стихи Юлия писала с детства, публиковала с 1945 (подборка в журнале «Знамя»); первый сборник – В солдатской шинели (1948). Фронтовая юность со всем её неустройством («ознобные могилы-блиндажи», «окопная тоска» и т.п.) и горячим патриотизмом, пылкостью первой любви и невозвратимыми утратами, самоотверженностью дружбы и силой сострадания – основная тема этих и последующих произведений Друниной (сборники Разговор с сердцем, 1955; Современники, 1960; Тревога, 1965; Страна Юность, 1966; Ты вернешься, 1968; В двух измерениях, 1970; Не бывает любви несчастливой…, 1973; Окопная звезда, 1975; Мир под оливами, 1978). Среди немногих прозаических произведений Друниной – повесть «Алиска» (1973), автобиографический очерк «С тех вершин» (1979), публицистика.

При воспоминании о Юлии Друниной первое, что крупно и рельефно выступает из памяти, – это её характер. Энергия готовности к немедленному действию, поступку, что вообще характерно для фронтового поколения. Как сказано в её стихотворении: «Точка отсчёта – солдатская дружба».

Творчество Друниной можно без преувеличения назвать поэзией человеческого достоинства. В её стихах нет зазора между автором и лирическим героем, между лирическим признанием и реальной жизнью. И тогда стихи становятся поступком. Перечитаем знаменитое, навсегда вписанное в русскую поэзию четверостишие Ю. Друниной:

Я только раз видала рукопашный.
Раз – наяву. И сотни раз – во сне…
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
1943 г.

Здесь всё – правда, всё – о себе. Даже дата под стихотворением – 1943 год – есть факт не только биографии, но и поэзии.

При всей романтичности характера, так естественно совпавшего с энтузиазмом её ровесников, ещё в 30-е годы собиравшихся сбежать в Испанию, чтобы бороться с фашизмом, она не совершала необдуманных шагов. Её порыв непременно соотносился с точным осознанием намеченной цели. Приняв решение, она уже не отступала. Так, московская школьница, выросшая в интеллигентной учительской семье, она, отринув все уговоры и слёзы родителей, в 1942 году ушла из десятого класса добровольцем на фронт, в самое пекло войны — в  пехоту.

…Школьным вечером,
Хмурым летом,
Бросив книги и карандаш,
Встала девочка с парты этой
И шагнула в сырой блиндаж.

«Подстриженная «под мальчишку»,
Была похожа я на всех», – вспомнит она через годы. Ей предстояло пройти огненные вёрсты батальонным санинструктором в самоходном полку… Будут два тяжёлых ранения. В первый раз осколок прошёл в двух миллиметрах от сонной артерии. Ещё бы миг – и всё могло окончиться фанерной звездой над затерявшимся на полях сражений обелиском.

В стихах Друниной нет никакого пафоса, театрального героизма. Стихи поэтессы отчетливо связаны с реальными событиями и лицами. Таково стихотворение Зинка – едва ли не лучшее в творчестве Друниной
«Знаешь, Зинка, я против грусти.
Но сегодня она не в счет…» – по тональности торжественно-сдержанное, трагическое и светлое, как реквием, по разговорной стилистике трепетное и горькое, как прощание с близким, обращение к «светлокосому солдату», юной девушке, убитой снайпером на войне, которой автор, такая же юная фронтовичка, говорит с отчаянием, представляя её старенькую маму, одиноко живущую где-то в маленьком захолустье:

«И старушка в цветастом платье
У иконы свечку зажгла…
Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала».
Стихотворение «Знаешь, Зинка, я против грусти…»посвящено памяти Героя Советского Союза Зинаиды Семёновой.
И это тоже верный признак, что в них – правда.
Когда фронтовик Станислав Ростоцкий снимал фильм «А зори здесь тихие», молодые актрисы, чтобы почувствовать камертон искренности, правдивости и чтобы достовернее войти в образ своих героинь – девчонок-солдат, со слезами читали военные стихи Друниной. Из её строк можно с фотографической точностью узнать, какая мера напряжения, страдания и ужаса выпала в юности на долю наших матерей, какой страшной беде заглянули они в глаза:

Целовались.
Плакали
И пели.
Шли в штыки.
И прямо на бегу
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.

Мама! Мама!
Я дошла до цели…
Но в степи, на волжском берегу,
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.
1944 г.

Как немногословны эти стихи, но за каждым из слов здесь приоткрывается окно в огромный эпос ХХ века, эпос, в котором упавшая на снег маленькая убитая девочка «в заштопанной шинели» и другая, то ли запричитавшая по-детски, то ли вскрикнувшая в отчаянии, дважды повторив спасительное «Мама! Мама! Я дошла до цели…» – обе они не менее трагичны и значительны, чем герои гомеровской «Илиады». И как прекрасна, как естественна эта вроде бы ничего страшного не предвещающая интонация первых строк: «Целовались. Плакали и пели…» И рядом, на стыке, на грани сознания и безумия, всего два слова, от которых холодеет в жилах кровь: «Шли в штыки». Ещё страшнее, что это вывела на бумаге женская рука.

«До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,
Сквозь пожары к победному Маю
В кирзачах стопудовых дошла»

Войну Юлия Друнина закончила старшиной медицинской службы с орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». Фронтовики знают, каков вес этих двух наград на войне, не каждый мужчина удостаивался таких наград. Лишь после второго ранения, в конце 1944 года, Друнину окончательно демобилизовали. Хотя демобилизованной из солдатской юности она никогда себя не считала. Как невозможно уйти в запас из личной судьбы:

Я порою себя ощущаю связной
Между теми, кто жив
И кто отнят войной…

При ней никто не мог безнаказанно бросить тень на священную память о прошлом.

В послевоенное время она поступила в Литературный институт, где познакомилась со своим первым мужем Николаем Старшиновым. В 1946 г. у пары родилась дочь Елена. Жила семья поэтов-фронтовиков небогато, в заботах о дочери Юлия вынуждена была отложить учёбу в институте, которую завершила только в 1952 г. Впрочем, к тому времени имя поэтессы Юлии Друниной уже было хорошо известно. Её стихи печатались в журналах, её приняли в Союз писателей, а в 1948 г. вышла её первая книга стихов «В солдатской шинели».

В 1954 г. Юлия Друнина на сценарных курсах при Союзе кинематографистов познакомилась с Алексеем Каплером, тем самым, который пострадал за любовный роман с дочерью Сталина Светланой Аллилуевой. Юлия влюбилась, и это чувство оказалось взаимным. Шесть лет она боролась с собой, и всё-таки решилась разойтись с Николаем Старшиновым. Брак Юлии Друниной и Алексея Каплера продлился без малого двадцать лет, и эти годы поэтесса считала самыми счастливыми в своей жизни.

Ты – рядом, и все прекрасно:
И дождь, и холодный ветер.
Спасибо тебе, мой ясный,
За то, что ты есть на свете.

Спасибо за эти губы,
Спасибо за руки эти.
Спасибо тебе, мой любый,
За то, что ты есть на свете.

Ты — рядом, а ведь могли бы
Друг друга совсем не встретить.
Единственный мой, спасибо
За то, что ты есть на свете!

В 1979 году Алексея Каплера не стало. От этой утраты Юлия Друнина так и не смогла оправиться до конца своей жизни.

Лирику Друниной можно назвать поэзией сестры милосердия – так много в ней, даже в строках, посвященных любовным переживаниям,  мотивов сердечного утешения и высокой духовности — поэма Ноль три, (1980); стихотворения Любовь, Не бывает любви несчастливой…

Я не привыкла,
Чтоб меня жалели,
Я тем гордилась, что среди огня
Мужчины в окровавленных шинелях
На помощь звали девушку —
Меня…

Искренний и принципиальный человек, она с радостью встретила начавшуюся в стране в середине 1980-х перестройку, однако очень скоро заметила в ней опасные тенденции. Друнина, как могла, пыталась докричаться до тех, кто принимал решения, чтобы как-то остановить начинавшийся процесс распада страны. Её романтизм натолкнулся и вскоре разбился о циничный напор тех, кто стремился к развенчанию советской идеологии. Предательство власти внутри страны стало для неё самой большой драмой её жизни.

Совершенно не приспособленная к заседаниям в президиумах и начальственных кабинетах, в  1990 г. она стала народным депутатом СССР, и народ ей сразу же оказал поддержку, веря в искренность её не декларативных намерений. Она много выступала в прессе с публицистическими статьями, призывала сохранить всё лучшее, что было в уходящей эпохе. О своём депутатстве она говорила так:

«Единственное, что меня побудило это сделать, — желание защитить нашу армию, интересы и права участников Великой Отечественной войны и войны в Афганистане».

Затем она стала и членом Верховного Совета, чтобы уже государственным авторитетом остановить разрушение и уничтожение армии, которой ею было посвящено столько стихотворений, пронзительных, как слова солдатской присяги.

 Болея душой за армию, она не могла не видеть и обюрокрачивания, саморазложения армейских структур. В горьких стихах о ребятах, воевавших в Афганистане, а затем брошенных на произвол судьбы со своими ранениями и психологическими травмами, Друнина говорила с ними как фронтовик с фронтовиками, встав рядом с их обидами и горечью:

«Там было легче!»
Как ни странно,
Я понимаю
Тех ребят,
Кто, возвратившись
из Афгана,
«Там было легче», – говорят…

Все мы, знавшие её лично, видевшие в ней сильную, всё ещё красивую элегантную женщину, только после этих стихов невольно вспомнили, что она ведь тоже ветеран, инвалид войны. Речь, впрочем, не о возрасте, а о солидарности, о чувстве стыда, о том, что «есть высшая гордость – окоп никогда не покинуть». В её поэзии особенно сильна лирическая интонация:

...В самые тяжёлые минуты
Я пишу весёлые стихи.
Ты прочтёшь и скажешь:
– Очень мило,
Жизнеутверждающе
притом. –
И не будешь знать,
как больно было
Улыбаться обожжённым ртом.

До поры и мы не будем знать и даже догадываться, каково же было ей, фронтовичке, всенародно признанному поэту, «улыбаться обожжённым ртом»…

1991 год, ознаменовавшийся развалом Советского Союза, Юлия Друнина пережить не смогла. Её последнее стихотворение выражало чувства, овладевшие ею:

Ухожу, нету сил. Лишь издали
(Всё ж крещёная!) помолюсь
За таких вот, как вы, — за избранных —
Удержать над обрывом Русь.

Но боюсь, что и вы бессильны.
Потому выбираю смерть.
Как летит под откос Россия,
Не могу, не хочу смотреть!

21 ноября 1991 г. Юлия Друнина закрылась в своём гараже на даче, завела свой «Москвич», села в него, приняла снотворное и уснула навсегда, отравившись выхлопными газами. Поэтесса, создавшая самые пронзительные стихи о войне, не смогла пережить распад страны, за которую воевала. Говорят, что причиной добровольного ухода из жизни было одиночество Друниной. Однако это не вся правда. В посмертной записке написано:

«Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире такому несовершенному существу, как я, можно, только имея крепкий личный тыл...»

«Личного тыла» у неё, конечно, не было. После смерти в 1979 году мужа Алексей Каплера, бессменного ведущего программы «Кинопанорама» (1966—1972 годах), она до последнего своего рокового дня – 20 ноября 1991 года – так и не смогла преодолеть зияющую пустоту своего дома и сердца.

Однако причина всё-таки не только в этом. Она слишком осознанно и обдуманно готовила свою гибель. Её стихи «Мне уходить из жизни – с поля боя…» – не просто слова. Это было в каком-то смысле запрограммированное пророчество:

«Как я завидую тому,
Кто сгинул на войне...»,

«И, наконец, она меня найдёт –
Та пуля, что ошиблась в сорок первом…»

Вместе с предсмертными письмами она оставила на столе тщательно ею составленную именно как «посмертную» – книгу стихов «Судный час».

Друнина могла прожить вполне счастливую жизнь., но когда рухнула её страна, когда были преданы идеалы, за которые отдавала жизнь её юность, – она перестала чувствовать себя «связной». Распалась связь времён…

Юлию Владимировну Друнину, согласно её последней воле, похоронили на кладбище в Старом Крыму, рядом с Алексеем Каплером. Именно в Крыму, в Коктебеле, они прожили вместе свои самые счастливые дни…

Киммерия.

Я же дочерь твоя, Расея,
Голос крови не побороть.
Но зачем странный край Одиссея
Тоже в кровь мне вошёл и в плоть?

Что я в гротах морских искала?
Чьи там слышала голоса?
Что мне черные эти скалы,
Эти призрачные леса?

Что мне буйная алость маков,
А не синь васильков во ржи?
Отчего же и петь, и плакать
Так мне хочется здесь, скажи?

Я люблю всё больней и больнее
Каждый метр этой странной земли,
Раскалённое солнце над нею,
Раскалённые горы вдали.
Истомлённые зноем деревни,
Истомлённые зноем стада.
В полусне виноградников древних
Забываешь, что мчатся года,
Что сменяют друг друга эпохи,
Что века за веками летят…
Суховея горячие вздохи,
Исступлённые песни цикад.
И в тяжёлом бреду суховея,

В беспощадной колючей пыли
Продолжаю любить, не трезвея,
Каждый метр этой трудной земли –
Пусть угрюмой, пускай невоспетой,
Пусть такой необычной в Крыму.
А люблю я, как любят поэты:
Непонятно самой почему…

Да здравствуют южные зимы!
В них осень с весной пополам.
За месяц январского Крыма
Три лета курортных отдам.
Здесь веришь, что жизнь обратима,
Что годы вдруг двинулись вспять.
Да здравствуют южные зимы! –
Короткая их благодать.