Четверг , 28 Март 2024
Домой / Новое время в истории / Водка и идеология

Водка и идеология

Вильям Похлёбкин.
История водки.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Создание русского вида хлебного вина (водки) в истории России и его эволюция с XIV века до появления промышленного (заводского) винокурения во второй половине XIX века (1377-1861 гг.)

Глава 5. ВОДКА И ИДЕОЛОГИЯ

Как мы выяснили из всей истории возникновения и эволюции производства и торговли водкой, этот крепкий алкогольный напиток оказался в своём развитии тесно связанным с экономикой, финансами и всей экономической политикой государства, а потому приобрёл и большое значение для всего общественного и социального развития как феодального, так и буржуазного общества. Как политический фактор водка получила чрезвычайно противоречивое значение. С одной стороны, она проявила себя как «бесклассовый» напиток с той точки зрения, что нужда в ней и пристрастие к ней обнаружились в равной степени у всех классов феодального и буржуазного общества, когда они выступали в качестве потребителей водки.

Это обстоятельство и давало основание и право государству выступать как надклассовый и якобы независимый диктующий элемент, присвоивший себе право на монопольное производство и торговлю водкой, регулирующий её распределение в обществе. Однако такова была лишь видимая часть политического значения водки. Хотя на деле, она оставалась по характеру потребительского интереса «бесклассовой», её всегда использовали как инструмент какого-либо одного господствующего, правящего класса по отношению к другим. Это был мощный инструмент и удобный «регулятор» классового влияния. Если им умели пользоваться и до тех пор, пока им пользовались разумно, он обеспечивал стабильность правления своему владельцу. Как только государство или господствующий класс утрачивали бразды правления и контроль за водкой, как только она вырывалась из-под их влияния, неизбежно наступали политические смуты, вырастали противоречия, до тех пор скрытые или маскируемые, разгорались страсти.

Вот почему смена феодального господствующего класса буржуазным и затем смена буржуазного господствующего класса пролетарским сопровождалась и сменой у водки её хозяина, то есть переходом водки в руки другого, враждебного предыдущему господствующего класса и изменением в связи с этим политического применения водки, то есть сменой её общественного значения. Эта «перемена хозяина» всегда происходила болезненно для государства в целом и для большей части населения в частности.

Переход водки из рук государства как самодержавной монархии в руки дворянства как господствующего класса в течение XVIII века сопровождался ухудшением положения народа, обострением классовых противоречий между помещиками и крестьянами, волной малых и больших крестьянских восстаний.

Переход водки из рук дворянства как привилегированного сословия в руки торговой и промышленной буржуазии   сопровождался разорением крестьянства, ростом пролетарских неимущих классов в городах — пауперов (нищих) и пролетариев (наемных рабочих), обнищанием и закабалением пролетариата в XIX веке.

Неудержимое нарастание революционных волнений заставило российское правительство взять водку в руки  государства из рук алчной отечественной буржуазии, но было уже поздно. Четвёртая водочная монополия запоздала. Она ничего не успела поправить, наступив лишь в 1902 году, за три года до революционных событий 1905-1907 годов.

Арест самогонщика работниками ГПУ 1922

Первое советское правительство вскоре после октября 1917 года вообще объявило водку вне закона на время восстановления порядка в стране. Это был верный и смелый шаг. Он привёл к блестящим результатам.

Уже в 1923-1924 годах специальная делегация английских тред-юнионов, инспектировавшая Россию, в своём отчёте указала на то, что ни в одном из её районов члены делегации не зарегистрировали того явления, которое было известно во всем мире как «русское повальное пьянство», и могут констатировать, что большевикам удалось создать новую психологию у рабочего класса — презрение и ненависть к пьянству как к классовому явлению, унижающему рабочий класс. Большевики подняли классовую гордость рабочего почти до аристократического уровня[126].

«Успех коммунистического движения, — писали члены британской делегации, — должен быть, несомненно, приписан мужеству его вождей, которые не боялись признаваться в своих ошибках, когда их теории оказывались неприменимыми к жизни». «Основным принципом всей системы является образование такого государственного и общественного уклада, который наиболее благоприятствовал бы классу трудящихся и открывал бы одинаковые возможности для всех мужчин и женщин… И хотя мы не думаем, что общественный строй, вводимый в России, был бы в целом приемлем для нашей страны, во всяком случае делегация твёрдо убеждена, что новая социальная система даёт русскому народу большие преимущества как в смысле культурных благ, так и в отношении свободы самоопределения»[127].

 

Подчёркивая изменение ситуации с водкой в стране в связи с происшедшими в ней политическими изменениями, делегация отмечала:

«Продажа спиртных напитков вроде лёгкого вина и пива разрешена. Зато производство и продажа водки свыше 20 градусов воспрещается[128]. Ни в городе, ни в клубе нет буфетов со спиртными напитками, и они употребляются обычно лишь за обедом в ресторане и дома. Члены рабочих клубов, замеченные в пьянстве, подвергаются суровым наказаниям или теряют свои привилегии. На улице иногда можно встретить людей навеселе, но для тех, кто знает дореволюционную Россию, совершенно ясно, что пьяных на улице и в общественных местах практически не стало. Производство самогона и продажа его наказуется как уголовное преступление»[129].

Указанное положение сохранялось строго до 1923-1924 годов, и с ограничениями — до 1936 года, когда были сделаны дальнейшие шаги на пути расширения государственной торговли крепкими алкогольными напитками, прежде всего водкой, а также креплёными винами — портвейном, хересом и значительным расширением торговли «Советским шампанским» и другими настоящими русскими шипучими винами — «Донским», «Цимлянским», «Раздорским».

Это привело к известному усилению употребления алкогольных напитков в 1937-1940 годах, но захватило в основном лишь ту часть общества, которая не была связана с производством, а принадлежала к так называемой «творческой интеллигенции», то есть писателей, журналистов, артистов театров, оперы и балета, художников, скульпторов, архитекторов и тот полу паразитический персонал, который их обслуживал. Это явление было напрямую связано с политической задачей, которую ставили определённые круги, окопавшиеся в органах правопорядка, юстиции, спецслужбах и рассчитывавшие убить сразу нескольких зайцев в период репрессий: деморализовать пуританский дух и пуританскую идеологию старой ленинской гвардии и основной партийной массы, дать интеллигенции возможность выхода для её богемных страстей, а также при помощи спиртного развязать языки «критиканам» сталинского режима, чтобы иметь основания для расширения репрессий, оживить мелкобуржуазные и мещанские элементы как известный социально-политический противовес партийной оппозиции сталинизму и тем самым попытаться расколоть политическую монолитность советского общества. Все эти «политические игры» с водкой и алкогольными напитками имели самые печальные последствия, ибо в результате «был выпущен джин», обуздать которого позднее было уже трудно.

Однако до 1941 года коммунистическая партия и правительство всё же сохраняли полный контроль над ситуацией. Пьянство как социальное зло, несовместимое с пролетарской идеологией, связывали с торговлей водкой, которая всё время была широкой, свободной и дешёвой. Поэтому само по себе употребление спиртного не осуждали, если оно не приводило к внешним эксцессам и негативным социальным последствиям. Однако народ, привыкший к односторонней политике властей и ждавший либо ясного запрета, либо полного разрешения, не понимал диалектики этой политики, и у многих переход к свободной торговле водкой после 1936 года подтачивал веру в единство слов и дел государственного руководства.

10 января 1940 года — «наркомовские 100 грамм»

Период войны 1941-1945 годов ещё в большей степени внёс сомнения в массы относительно того, как относится к водке Советское государство — одобряет оно её употребление или нет. Дело в том, что именно в период войны, с 1943 года, после победы под Сталинградом, в Красной Армии впервые за всю её историю была официально введена так называемая «винная порция»,  то есть «наркомовские» 100 грамм водки в день. Правда, для непьющих, которых на первых порах было весьма много, была введена замена водки на сахар и шоколад в специальных и особенно в лётных частях, но этой заменой к 1945 году уже почти никто не пользовался: сказалось изменение психологии людей, увидевших, что до сих пор непрестижное и запретное употребление водки вдруг стало высокопрестижным в глазах ближайшего начальства — старшины, мичмана, боцмана, командира взвода, а отказ от назначенной порции спиртного расценивался уже как элемент оппозиции и неблагонадёжности.
Поскольку в армии к 1945 году оказалась практически вся активная часть мужского населения страны, то после демобилизации эти новые, усвоенные десятками миллионов людей порядки и отношение к алкоголю были разнесены и посеяны по всей стране. Так был нанесён фактически смертельный удар по всей работе ВКП(б) в течение двадцатилетнего предвоенного периода (1917-1937 гг.), когда одним из идеологических постулатов настоящего коммуниста было резко отрицательное отношение к пьянству и к употреблению алкогольных напитков вообще.

После войны, начиная с 1947 года, новая практика широкого употребления водки, рожденная войной и распространённая среди военных, а также отсутствие разъяснительной работы партии при сохранении официально всё же отрицательного отношения к пьянству и недопустимости его среди членов партии привели к тому, что вокруг этого вопроса хранили некое лицемерное молчание: рост фактического разложения никто не хотел открыто признавать и говорить о нём, и в то же время рост этот шёл как бы нелегально, тайно, но на деле поощряемый теми же органами правопорядка и спецслужбами.

Создавалось и явное противоречие между тем, что люди, занятые в сфере производства, — рабочие тяжёлой промышленности и металлургии, шахтеры, рабочие химических производств, транспортные и строительные рабочие, объективно являясь авангардом рабочего класса, вместе с тем становились самыми основными потребителями водки в стране, испытывая к ней естественную потребность.

При дешевизне водки (2 руб. 65 коп.) и её широкой, свободной государственной продаже в 50-60-х годах всё более и более увеличивающееся потребление легко реализовывало эту потребность.

Вместо анализа и вскрытия истинных причин такого положения борьба с пьянством на производстве, которую приходилось вести из-за наносимого этим пьянством экономического ущерба, приобрела, во-первых, привкус лицемерия, а во-вторых, обернувшись не против причин, а против следствия, лишь озлобила часть рабочих, но не дала никакого положительного результата, ни политического, ни экономического.

Ещё Ф. Энгельс указывал, что пролетариат при капитализме, т.е. в условиях интенсивного труда на износ, объективно испытывает «жизненную потребность в водке»[130].
Это объяснимо рядом факторов: во-первых, способностью алкоголя быстро снимать моральный и физический стресс, а вернее — притуплять его восприятие; во-вторых, способностью алкоголя в силу своей высокой калорийности имитировать подпитку организма калориями и выступать, так сказать, в роли «суррогата пищи»; в-третьих, психологической потребностью неустроенного в жизни человека в алкоголе как средстве забвения; в-четвёртых, объективной потребностью в алкоголе на ряде производств, где алкоголь служит как бы противоаллергическим, успокаивающим, «комфортным» средством, а потому потребляющий его рабочий испытывает просто облегчение[131], так что это обстоятельство ведёт к употреблению алкоголя новыми категориями людей, занятых в таких производствах, причём как раз вовсе не заведомыми пьяницами, а наоборот, теми, кто печётся о своём здоровье, в том числе и женщинами, что неизбежно резко расширяет круг постоянных потребителей спиртных напитков.

Разумеется, во всех перечисленных случаях алкоголь был бы просто не нужен, если бы были обеспечены иные возможности его замены подлинно необходимыми средствами: хорошим регулярным питанием, приготовленным и выданным вкусно, чисто, а главное, вовремя, без всяких затруднений для рабочего, непосредственно в течение рабочего дня; профилактикой профессиональных производственных отравлений и заболеваний, а также регулярным восстановительным лечением; созданием для рабочего достойной обстановки после трудового дня или смены, семейного покоя и уюта.

Однако все эти простые средства практически не могли быть распространены на подавляющую часть рабочего класса в 60-70-х годах, и особенно на транспортных и строительных рабочих, поскольку государственную заботу о них, так называемую «опеку», всё более сокращали и заменяли просто ростом зарплаты (путём повышения тарифных ставок «за вредность производства») и предоставлением им самим заботиться о самих себе. Большая часть рабочих, как правило, молодых, жила в общежитиях, не имела навыков семейной жизни и к тому же со времён армейской службы привыкла к полной заботе о себе и своём быте «со стороны начальства». Такие рабочие, «на гражданке», будучи оторванными от родной деревенской обстановки, терялись в городе, тратили безрассудно, не умея вести бюджет, заработанные деньги, нерегулярно и плохо питались и нередко спивались, окончательно теряя  семью.

Предоставление рабочих самим себе вместо комплексной заботы об их быте и досуге было основной причиной распространения пьянства в условиях постепенного свёртывания всякой политической работы в 60-70-х годах.
В общежитиях официально, открыто днём нельзя было проносить водку, чтобы употребить её за обедом, и это послужило причиной того, что ту же водку стали проносить в общежития тайно и употреблять нелегально, ночью, без всякой пищи и к тому же буквально за пару-другую часов перед заступлением на работу на заводах и фабриках. Всё это постепенно, как бы исподволь привело к тому, что к середине 60-х — началу 70-х годов пьянство на производстве рабочих разных категорий, включая и текстильное производство, где в основном были заняты женщины, превратилось в «нормальное», то есть вполне заурядное и обычное явление.

Единственное, что не допускали и что более или менее сдерживали, так это открытые эксцессы и пьяные массовые дебоши, которые пресекали и примерно наказывали как административными мерами, так и финансовыми, особенно во вторую половину 70-х годов, — увеличением платы за пребывание в вытрезвителях в результате неумеренного пьянства на улицах или вследствие вызова милиции в общежития для ареста пьяных дебоширов. Но при том всеобщем и широком переходе рабочего класса в 70-х годах к новому менталитету, не оставляющему более места классовому осуждению пьянства или вообще воспринимающему пьянство не как общественное, а сугубо личное дело, невозможно уже было вызвать общественного осуждения пьянства, невозможно было создать атмосферу презрения к пьяницам, ибо этот порок утратил к тому времени в советском обществе статус самого тяжкого порока, явления, несовместимого с советским строем, с принадлежностью к рабочему классу, и превратился в некое «частное понятие» из области «частной жизни человека».

То, что пьянство было и в официальных кругах, и даже в партийных, об этом становилось известно путём разных слухов, — ещё более усугубляло состояние лицемерного отношения к этому общественному явлению, поскольку пьянство де-факто становилось «всеобщим».

Конечно, весьма значительная часть советского общества всё же не была затронута этим явлением, относилась к нему резко отрицательно и была шокирована и возмущена бездействием официальных властей, молчаливо допускавших под прикрытием формального осуждения фактическую легализацию пьянства и практически отказ от оценки его как явления, несовместимого с идеологией коммунистического общества.

Именно в этой ситуации, которая обнаруживала факт общественного лицемерия по одному из частных, но затрагивающему массу других вопросов жизни, и было принято постановление ЦК КПСС о борьбе с алкоголизмом — этот первый этап перестройки. Сам по себе как наболевший общественный и в то же время вовсе не политический вопрос, он в качестве объекта действия партии и правительства был выбран, конечно, правильно. С чего-то надо было начинать. И начать с водки было и сенсационно, и традиционно, и политически совсем безопасно. Но само решение этого вопроса было осуществлено абсолютно неправильно, и не надо было ждать времени, чтобы это обнаружить, не надо было быть пророком, чтобы сразу увидеть ошибочность мер, выдвинутых для практического решения этого вопроса.

В чём состояла общественная сущность данного вопроса? Повторим ещё раз то, что мы уже в историческом плане сказали выше:
1. В наличии пьянства на деле при исторически сложившемся официальном его осуждении в годы советской власти.
2. В ликвидации в широких общественных кругах непримиримого отношения к пьянству как общественно противоречившему социализму явлению. В молчаливом признании пьянства обычным явлением.
3. В возрастающем отрицательном влиянии пьянства на экономику страны, на социальные отношения, на рост безнравственности и преступности. Против чего объективно и восставали значительные слои населения, не видевшие, чтобы правительство сделало какой-то решающий шаг в направлении ликвидации этих вредных последствий алкоголизма в стране.

Таким образом, главным, основным моментом, беспокоившим наиболее разумную и стабильную часть населения страны, было распространение пьянства, рост алкоголизма, их общественные последствия и дезорганизовывающее, двусмысленное поведение властей в этой ситуации: отсутствие открытого признания угроз пьянства и — лицемерное молчание вместо открытой борьбы с ним.
Вот почему сам факт того, что правительство и партия, наконец, заняли ясную позицию по данному вопросу, открыто заявили, что они будут бороться против пьянства, вызвал одобрение большинства населения и даже на первых порах одобрение самих пьяниц.

Однако на деле правительственное постановление оказалось направлено не на борьбу с пьянством и лицемерным общественным отношением к этому вопросу, а на борьбу с… водкой. А это было не только совсем иное дело, но и даже абсолютно иная, притом ошибочная, неверная постановка вопроса, которая била мимо цели и дискредитировала всю так называемую «антиалкогольную кампанию», увеличивая, а не ликвидируя общественное лицемерие, то есть расхождение слов и дел по данному вопросу.

Правительству необходимо же было:
1. Прежде всего доказать обществу, что расхождения слов с делами больше не будет, что будет взят курс на последовательное осуждение пьянства как явления, несовместимого с социализмом, с идеалами социалистического общества, но что это не будет и не должно означать ликвидации виноделия и спиртоводочной промышленности как важных отраслей хозяйства. Однако именно по этому пункту не было сделано абсолютно ничего: он попросту был «забыт», его пропустили. Никаких намеков на идеологическое осуждение пьянства, а не водки не было предпринято даже в проекте!

2. Почти ничего не было серьёзно предпринято и для ликвидации последствий алкоголизма как явления серьёзного, как неизлечимой язвы общества, для избавления от которой общество должно прибегнуть к быстрым хирургическим методам лечения: к изъятию хронических, зарегистрированных пьяниц из всех городов, вывоз их в отдалённые районы для общественных работ, к ликвидации уличного пьянства, к высоким штрафам для всех без изъятия за любое появление в пьяном виде в общественном месте, к публичному осуждению пьяниц и к другим мерам, имеющим традиции именно в русском обществе, в русской истории.

3. Немедленное введение карточек или талонов на спиртные напитки, особенно на водку, исходя из разумных социальных норм: дифференцировано для рабочих, служащих и прочих, с преимуществом для рабочих.

4. Строжайшее показательное осуждение пьянства среди представителей власти: массовые увольнения администраторов и руководителей ведомств, предприятий и т. п., замеченных в пьянстве.
Иными словами необходимо было дать пример простому народу.

Вместо этих мероприятий первейшего значения правительство провело меры, направленные против… производственной базы спиртоводочной промышленности и против виноделия как отрасли хозяйства, что само по себе чудовищно и необъяснимо именно для реакции на данную проблему со стороны  образованных людей. «Производство нужно всегда!»[132] — это ленинское положение было начисто забыто людьми, которые очень любили заявлять, что они идут «ленинским путём».

Были ликвидированы виноградники, винодельческие колхозы и совхозы, вырезаны сотни гектаров виноградной лозы, ликвидированы или перестроены винодельческие заводы, демонтировано оборудование спиртоводочных заводов. В общем, все указанные меры свелись к такой же реакции, которую в своё время на заре рождения капитализма в Англии осуществляли тёмные пауперы  (англ. pauper — «нищий») и безграмотные массы пролетариев, ломавших машины на заводах, ибо им казалось, что именно машины отнимают у них работу и хлеб, а не капиталистическая эксплуатация.

То, что в конце XX века подобным же примитивным и совершенно некультурным, безграмотным образом, не говоря уже об огромных государственных убытках (!) , поступило руководство социалистического государства и последний генсек коммунистической партии, говорит лишь о полной некомпетентности этого руководства, о полном нарушении им принципов хозяйственной и политической деятельности социалистического государства.

И наконец, не было сделано абсолютно ничего для того, чтобы ввести или пропагандировать и указывать на необходимость введения элементарной культуры пития спиртных напитков в народе.

Как и раньше, 100, 200, 300 и более лет тому назад, массы людей употребляли спиртные напитки не за столом, а «за столбом» — и об этой проблеме не было сказано ни слова в правительственном постановлении. Эту главную проблему русского пьянства посчитали за «малую», «неважную».
Не менее серьёзным является и переламывание русской «народной» привычки пить вначале алкогольный напиток, а затем уже закусывать, в то время как следует употреблять алкоголь лишь после того, как человек плотно поел, то есть не «закусывать» выпивку, а «запивать» водкой еду. Об этом за всю антиалкогольную кампанию не было сказано даже и полслова, не было никаких даже намеков на важность этой проблемы с точки зрения культуры потребления спиртных напитков.

Столь же некомпетентной была и пропаганда «лёгких» алкогольных напитков взамен водки как якобы «безвредных» по сравнению с водкой. В этом вопросе, можно сказать, проявилась вся квинтэссенция пошлой интеллигентской некомпетентности, на поводу у которой оказались государственные органы, дискредитировавшие себя перед всем миром, поскольку не удосужились даже ознакомиться с литературой по данному вопросу, издавая «эпохальное постановление».

Как известно, пиво и «лёгкое», то есть ординарное столовое полусухое и полусладкое вино, не говоря уже о креплёных винах, известных в народе как «бормотуха», гораздо легче вызывают опьянение и действие на организм гораздо более разрушающие, чем хорошо очищенные высоко градусные дорогие напитки типа коньяка и водки.

По сравнению же с водкой, то есть с хорошей, зерновой, «московской особой» пиво и вино представляют собой настоящий яд. Вот почему их пропаганда фактически является пропагандой пьянства. Путь к ликвидации пьянства лежит через повышение качества, идеальную очистку и удорожание стоимости водки, т. е. стоимость должна не просто повышаться произвольно, а в точном соответствии с улучшением качества! Это всегда понимали все учёные, в том числе и в России и за её пределами. Карл Линней, Михаил Ломоносов, Тобиас Ловиц, Фридрих Энгельс, Дмитрий Иванович Менделеев, Николай Дмитриевич Зелинский — все эти учёные каждый в своё время неустанно повторяли одну и ту же истину: если правители страны действительно хотят заботиться о своём народе и уберечь его от опасностей пьянства, они должны стремиться к тому, чтобы их государство производило как можно более высококачественно очищенную и потому дорогую, но практически безвредную и употребляемую в малых количествах водку. Определять же количество должно не сокращение производства водки, а исключительно культура каждого человека.

Пропагандировать культуру пития обязано общество. Оно же должно и строго наказывать некультурных «питухов». Вот программа борьбы с пьянством, единая для всех стран и народов, на все времена. Успех этой программы зависит исключительно от того общества, в котором она осуществляется, и от верности этой программе ответственного руководства общества.

Это не программа-однодневка, она рассчитана не на год или два. Её необходимо осуществлять терпеливо, последовательно, методически в течение десятилетий, на протяжении целых эпох. Только тогда она даст результаты. В обществе должно господствовать презрение к пьянству, но сохраняться уважение к высокому качеству водки. При этом важнейшее, подчас решающее значение имеет характер общественной идеологии, то есть общественного отношения к водке.

На протяжении исторического развития во всех странах, и особенно в России, самыми неблагоприятными периодами были времена, когда общество целиком объявляло производство и потребление водки только частным делом. Опыт показывает, что государство вообще не имеет права занимать в этом вопросе неясной, двусмысленной, безразличной позиции: всё это немедленно отражается на росте общественного цинизма и отсюда — на росте пьянства.
Капиталистическое общество сознательно занимает циничную позицию в этом отношении, ибо для него безразличны последствия водочного производства в обществе, важна лишь прибыль.

Наше же социалистическое общество имеет все предпосылки для того, чтобы занимать ясную, честную и неизменную позицию в вопросе о водке. Оно должно чётко заявить, что принципиально осуждает пьянство, алкоголизм как общественное явление и стоит за нелицеприятное наказание всех, кто подрывает веру в чистоту этой позиции в администрации государства.

Задача государства — неустанно, последовательно, постоянно разъяснять и доводить практически до каждого члена общества мысль о необходимости сознательного отношения к алкоголю, к пониманию каждым, что алкоголь как продукт, влияющий на социальные, культурные и экономические отношения в обществе, требует постоянного контроля потребления и что если с этим каждый не будет справляться самостоятельно, то общество тоже не станет сидеть сложа руки, а постарается примерно и, главное, немедленно и неотвратимо наказать того, кто забыл о своих общественных обязанностях.

Продажа высококачественной водки широкого ассортимента, пропаганда культуры пития, при строгой общественной морали и идеологии, ставящей водку на определённое место в общественной системе как продукт, за которым осуществляется неусыпный контроль, плюс сильные и быстрые, а главное, не ослабевающие с годами и всегда неотвратимые государственные меры наказания злостных, хронических, распущенных пьяниц, полный отказ от разлагающего тезиса о том, что алкоголизм — это не распущенность, а болезнь, с логичным выводом: за отказ алкоголиков от лечения, государство обязано обеспечить ссылку их в особые изолированные районы для поселения и работы на всю жизнь. В обществе должно родиться поколение детей, никогда не видевших пьяного, — вот диалектически сбалансированная и гибкая, реальная программа разрешения водочной проблемы в государстве, по-настоящему заинтересованном в здоровом, как нравственно, так и физически, сознательном, независимом и национально гордом населении.

Далее… ПОСЛЕСЛОВИЕ. ПРИЛОЖЕНИЯ. Сравнительные сырьевые и технологические данные о крепких алкогольных напитках разных стран 

Сравнительные сырьевые и технологические данные о крепких алкогольных напитках разных стран
Отношение государства к водке в России

Оставить комментарий

Ваш email не будет опубликован.Необходимы поля отмечены *

*