Святой Кирилл (Константин Философ) и крымские готы

М.Б. Кизилов. «Крымская Готия: история и судьба».  Глава 2. Крымская Готия и её обитатели по данным повествовательных источников эпохи средневековья и раннего Ренессанса.

Святой Кирилл (Константин Философ) и крымские готы.

Это ведь совершенно немыслимо, чтобы народ, который практически полтора тысячелетия прожил на одном и том же месте, не мог оставить совсем никаких ощутимых следов, и что ни одна надпись, ни одно строение — ничто, совершенно ничто не оставило нам свидетельства о существовании и жизни этого народа, о его языке и нравах.  Ф. Браун (1890)1

Если отложить в сторону уже проанализированные нами сообщения Иордана, Прокопия Кесарийского и «Жития Иоанна Готского», то первым средневековым автором, сообщившим нам дополнительные сведении о крымских готах и их языке, окажется один из Солунских братьев, реформатор славянской письменности Св. Кирилл, в миру известный как Константин Философ (827—869).

В составленном в конце IX века «Житии Константина» Готьѳи (т.е. готы) упомянуты среди народов, воздающих хвалу Господу на своих языках, а также в числе других причерноморских и восточноевропейских этносов, таких как армяне, абхазы, авары, грузины, турки и хазары. Поэтому нет особых сомнений в том, что Константин Философ имел в виду именно крымских готов, о существовании которых он должен был узнать во время своей Хазарской миссии 860/861 года.

Согласно «Житию», Константин отправился в далекую Хазарию для того, чтобы принять участие в диспуте между христианскими, мусульманскими и еврейскими миссионерами. Ближайший путь в главные города Хазарии проходил через Крым, часть которого, как известно, также принадлежала хазарам2. Попав в византийский Херсон (Херсонес), Константин встретился с полиэтничным населением города, в котором, помимо христиан-византийцев, проживали также евреи и самаритяне. «Житие» указывает, что именно в Херсоне миссионер «научился […] еврейской речи и письму, переведя восемь частей грамматики, и воспринял от этого ещё большее знание»3.

Там же Константин находит Евангелие и Псалтырь, написанные «русскими» письменами, а также беседует с носителем этого языка. «Сравнив её [т. е. «русскую» речь] со своим языком, различил буквы гласные и согласные, и, творя молитву богу, вскоре начал читать и излагать (их), и многие удивлялись ему», — читаем мы в «Житии».

По поводу того, что же следует понимать под «русскими»4 письменами, существует обширная академическая литература. Согласно одной гипотезе, здесь имелись в виду «сурьские», т. е. «сирийские» письмена. Данная версия не лишена оснований — ведь к тому моменту Библия уже была переведена на сирийский язык и записана арабским алфавитом. Другие учёные предполагали, что под этими «руссами», носителями «русской» письменности, следует понимать древних русов (восточных славян).

Существовали и другие теории. Исследователи готской проблемы заявляли о том, что в данном случае речь шла о готских письменах и что Св. Кирилл ознакомился в Херсоне с переводом Библии, выполненным вестготским арианским епископом Вульфилой (или «Ульфила»; 311—381/383 гг. н. э.) во второй половине IV века. При этом они указывали на то, что многие слова или сочетания в ранне-славянском переводе Библии являются заимствованиями, построенными по готскому образцу. Однако нам это представляется маловероятным, т.к. перевод арианина Вульфилы едва ли мог использоваться крымскими готами, исповедовавшими христианство православного византийского образца. К сожалению, этот фрагмент, равно как и многие другие сообщения «Жития», не поддается однозначной интерпретации.5.

В контексте готской истории чрезвычайно интересен другой эпизод «Жития Константина». Приняв участие в религиозном диспуте в Хазарии и убедив незначительную часть хазар принять христианство, Константин Философ возвращается в Таврику. Там он вновь посещает Херсон, а также заставляет некий «народ фульский» отказаться от идолопоклоннических обычаев и обращает его в христианство.

Приведём этот фрагмент «Жития Константина» полностью:

«Был же в народе фулльском большой дуб, сросшийся с черешней, и под ним приносили жертвы, называя его Александр, — и женскому полу не позволяли ни подходить к нему, ни (приносить) жертвы. И когда услышал о том Философ, не пожалев трудов, направился к ним. И, став среди них, сказал. «Эллины пошли на вечные муки, поклоняясь [как Богу] небу и земле, столь большим и добрым творениям. Так и вы, кто столь убогому созданию, дереву, приготовленному для огня, поклоняетесь, как избегнуть можете вечного огня?». Отвечали они: «Не теперь мы стали так делать, но (обычай этот) от отцов приняли, и благодаря ему исполняются все просьбы наши, а больше всего идут частые дожди. И как мы то совершим, что не дерзнул никто из нас совершить? Ведь если кто и дерзнет сделать это, тогда же и смерть узрит, а дождя уж не увидит до (самой своей) кончины».
Отвечал же им Философ: «Бог о вас говорит в Книгах, как же вы его отвергаете? Ведь Исайя от лица господня вопиет, говоря: «Иду я собрать все племена и народы, и придут, и увидят славу мою, и положу на них знамение, и пошлю из спасенных от них к народам: в Тарсис и Фуллу, и Луд, и Мосох, и Фовел, и в Элладу, и на острова дальние, где не слышали моего имени, и возвестят славу мою народам»6. И снова говорит господь вседержитель: «Вот пошлю я рыболовов и охотников многих на холмах и скалах каменных изловить вас». Познайте, братья, Бога, сотворившего вас. Вот — Евангелие нового завета Божьего, в котором были вы крещены». И так, сладкими словами уговорив, приказал им срубить дерево и сжечь его. Поклонился же их старейшина и подошёл поцеловать Евангелие, а за ним и все (остальные). И, взяв белые свечи у Философа, с пением пошли к дереву, и, взяв топор, ударил Философ тридцать три раза, и приказал всем срубить с корнем и сжечь его. В ту же ночь пошёл дождь от Бога. И с радостью великою похвалили Бога, и Бог сильно возрадовался этому.»

Вы можете спросить о том, имеет ли этот эпизод «Жития» какое-либо отношение к крымским готам. Попытаемся это продемонстрировать. Для начала стоит отметить то, что Константин действительно уговаривал фулльский народ «сладкими словами»: цитату из Исайи, упоминающую библейский «Фул»7, он перенёс на крымскую почву, чтобы убедить «народ фулльский»8 в истинности христианского учения. Разные авторы отождествляли город Фуллы и Фулльскую епархию, упоминавшиеся в нескольких средневековых источниках, с различными крымскими местностями в восточном (Тепсень и Старый Крым) и юго-западном Крыму (Чуфут-Кале и Кыз-Кермен)9.

Где бы мы ни локализовали Фулльскую епархию и, как следствие, «народ фулльский», с которым общался миссионер, мы так или иначе не покинем пределы территории, на которой проживали варвары — готы и аланы, к тому моменту начавшие, по всей видимости, смешиваться в единую этническую группу, позднее названную И. Барбаро «готаланами». В Крыму на тот момент просто не было иной этнической составляющей, которую можно было бы отождествить с «народом фулльским». Правда, приблизительно в этом же регионе проживали и хазары, у которых наряду с христианством, иудаизмом и исламом были распространены и языческие верования. Однако с хазарами Константин был прекрасно знаком и не стал бы их называть «народом фулльским».

Так что под этим загадочным народом, по всей видимости, следует понимать именно крымских готов и алан. Согласно «Житию», правда, «народ фулльский» пребывал в язычестве, в то время как готы и аланы уже были большей частью обращены в христианство. Как мы знаем, миссионеры практически всегда стремились преувеличить собственные достижения в деле обращения в свою веру иноверцев. Как следствие, можно предположить, что Константин Философ мог убедить «народ фулльский»  (т.е. готов и алан) отказаться от каких-нибудь рудиментарных остатков языческих практик, связанных с поклонением деревьям.

Если же говорить о том самом «сросшемся с черешней дубе» — и если мы считаем, что данный эпизод «Жития» отражает реальные исторические события — то следует отметить, что гигантские многовековые экземпляры дуба черешчатого произрастали в Крыму в окрестностях Бахчисарая, в долине реки Бельбек, т. е. как раз в области, традиционно отождествляемой некоторыми исследователями с Фулльской епархией. Возраст отдельных деревьев этого региона превышал 1500 лет, из чего следует, что они были весьма крупными деревьями уже во время визита Св. Кирилла в Крым.

О дубах черешчатых неоднократно писали зарубежные путешественники, крымские путеводители XIX века, да и современные авторы. П.С. Паллас оставил нам следующее описание крупнейшего из них:

«замечателен [дуб], растущий в саду адмирала де Рибаса на Бельбеке, в деревне Биюк-Сюрень, величайшее дерево во всем Крыму»10.

Как мы узнаем позднее, по словам собеседников Бусбека, именно в этом регионе, окрестностях Мангупа и Сюйренской (Сюреньской) крепости, проживали крымские готы. Все это невольно подталкивает нас к выводу о том, что под «народом фулльским», у которого, несмотря на христианизацию, бытовали остатки суеверных представлений, связанных с гигантскими дубами, следует понимать местных готов и алан.

С описанным выше эпизодом самым парадоксальным образом увязывается сообщение венского иезуита Сигизмунда Мондорфа (1684—1766), занимавшегося миссионерской деятельностью в Османской империи во второй трети XVIII века, т. е. практически через 900 лет после приезда в Крым Константина Философа. Сведения Мондорфа были напечатаны в 1766 году знаменитым немецким географом Антоном Фридрихом Бюшингом в третьей части его «Землеописания»:

«Среди тех [т. е. среди татар], а именно на берегах Чёрного моря от Дуная до Азовского моря и даже на азиатской стороне Чёрного моря, проживает языческий народ без названия, чей язык родственен немецкому. (В этой местности издревле проживали готы, потомками которых, по-видимому, и является эта нация, которая вновь утратила христианскую религию.) Образованный и сведущий иезуит Мондорф, от которого я получил эту примечательную новость, покрестил одного галерного раба из этой нации, встреченного им на турецкой галере — и узнал от него же, что все их богослужение состоит из поклонения древнему дереву.»11.

Если верить этому сообщению, то даже во второй половине XVIII века крымские готы продолжали говорить на готском языке; утратив христианскую веру, они вернулись к прежним языческим обрядам, состоящим из поклонения древним деревьям. Как и в случае с Константином Философом, здесь мы имеем дело со сведениями, полученными от миссионеров, нередко преувеличивавших собственные достижения. Сомнения вызывает и чрезмерно широкий для XVIII века ареал готов (от Дуная до Азовского моря), и факт активного использования в это время готами собственного языка, и существование у них языческих обрядов. Научная публика восприняла сведения Мондорфа по-разному. Сам Бюшинг вскоре удалил этот источник из последующих изданий «Землеописания»; скептически восприняли его Я. Райнеггс, Ф.А. Браун и М. Стернс. В. Томашек, напротив, отнесся к этому сообщению достаточно доверительно, а Рихард Лёве признал его по значимости практически равным сообщению Бусбека и даже заключил, что Мондорф общался с одним из готов-тетракситов, которые подпали под влияние языческих обычаев местных черкесов. По его мнению, доверие вызывал уже тот факт, что Мондорф, даже не зная имени этого народа, смог общаться с ним на немецком языке12. В данном случае мы предоставим читателям самим для себя решить, чья позиция ближе к истине. По нашему мнению, краткость и неоднозначность «Жития Константина» и сообщения Мондорфа не позволяют прийти к однозначному решению этой проблемы.

Пленные готы: рельеф на колонне императора Феодосия, воздвигнутой в честь успешного завершения Готской войны 379—382 гг. н. э. Отличительной чертой готского костюма являются подвязанные у колен длинные штаны с зубчатой кромкой; в отличие от римских легионеров, готы носили длинные волосы и бороды (по Дж. Беллини и Дж. Баттиста)

Подводя итоги, заметим, что даже самые скептические исследователи, не связывающие «фулльский» эпизод «Жития» и «русские» письмена с готами, признают, что Константин наверняка контактировал в Крыму с местными представителями этого этноса. Произойти это могло, по-нашему мнению, как в Херсоне, так и в Фулльской епархии — вне зависимости от того, где именно в Крыму она находилась, на востоке полуострова или на юго-западе.

О принадлежности «фулльского языка [т. е. фулльского народа]» к готам говорил такой авторитетный исследователь-византинист как Василий Григорьевич Васильевский13. Упоминание о языческих обычаях у готов в IX столетии (а по мнению Мондорфа, и в XVIII веке) вызывает значительно большие сомнения и скепсис. Тем не менее, полностью отвергать возможность этого феномена, пожалуй, не стоит. Достаточно вспомнить, что практически во всех христианизированных странах Восточной и Северной Европы отмечался и продолжает отмечаться по сей день языческий дохристианский праздник Ивана Купалы (или его аналоги — например, латышский Лиго, или Янов день). Так что наличие у крымских готов каких-либо рудиментарных языческих верований, возникших под влиянием этнических соседей-черкесов (адыгов), также не стоит полностью исключать.

С другой стороны, можно найти и иное объяснение сообщению Мондорфа: миссионер мог встретить галерного раба- скифа, черкеса (адыга)14, выучившего готский язык от крымских готов. Как известно, у адыгов, бывших в XVIII веке частично христианами, а частично мусульманами, были достаточно сильны языческие суеверия, выражавшиеся, в частности, в поклонении лесам и деревьям. Тем не менее, повторимся: однозначно интерпретировать сообщение Мондорфа ввиду его краткости нельзя.

Примечания

1. Braun. S. 78.

2. О хазарском присутствии в Крыму см. Кизилов. Крымская Иудея… С. 76—83.

3. Здесь и далее цитаты из «Жития Константина Философа» приводятся в переводе Б.Н. Флори (Сказания о начале славянской письменности / Пер. Б.Н. Флоря. М., 1981).

4. В различных рукописях церковно-славянского оригинала «Жития» это слово пишется по-разному: «роусьскыми / роушкым / росъскы» (см. оригинальные варианты «Жития» в Лавров П.А. Материалы по истории возникновения древнейшей славянской письменности. Л., 1930. С. 12, 49, прим. 29).

5. См. обзор данной проблемы в Ганина. С. 63; Иванова Т.А. Еще раз о «русских» письменах // Советское славяноведение. 1969. № 4. С. 72—75; Gerhard D. Goten, Slaven oder Syrer in alten Cherson? // Beiträge zur Namenforschung. 1953. № 4; Скардильи П. Читал ли Кирилл Библию Вульфилы? // он же. Готы: язык и культура / Пер. А.Д. Сыщиков. СПб., 2012. С. 234—237.

6. Исайя 66:18—19.

7. Любопытно, что в греческом переводе Библии стоит топоним «Фуд», в то время как в древнееврейском оригинале — «Фул». Это истолковывается исследователями как ещё одно доказательство в пользу того, что Константин действительно знал иврит (древнееврейский) (см. Mins E.H. Saint Cyril Really Knew Hebrew // Mélanges publiés en l’honeur de M. Paul Boyer. Paris, 1925. P. 94—97).

8. В оригинале стоит «Фоульстѣ ѩЗЫЦИ / Фоульсцѣ ѩзыцѣ / фульстемъ ѩзыцѣ»; форма «филїсцѣ / Фильсцѣ езыцѣ» представляется неверной (Лавров. Материалы… С. 25, 58, 96, прим. 53).

9. Герцен А.Г., Могарычев Ю.М. Крепость драгоценностей. Чуфут-Кале. Кырк-Ор. Симферополь, 1993. С. 33—35; Айбабин. С. 207—208, 221—222; Веймарн Е.В. О двух неясных вопросах средневековья югозападного Крыма // АИСК. С. 45—77.

10. Сосногорова М.А., Караулов Г.Э., Вернер К.А., Головкинский Н.А. Путеводитель по Крыму. К., 2010 [репринт изд. 1889 г.]. С. 178; ср. Ена А., Ена А. Куэсты крымского предгорья. Симферополь, 2010. С. 42—43.

11. Цит. по Stearns. Р. 18. Здесь и далее, за исключением особо оговоренных случаев, источники приводятся в переводе М. Кизилова.

12. Loewe. S. 52—70.

13. Цит. по Васильев. 1927. С. 229.

14. О том, что этот раб мог быть выходцем с Кавказа (Кубань) писал, к примеру, Я. Райнеггс (Reineggs J. Beantwortung der Frage ob in der Krim und längs dem schwarzen Meere noch Ueberbleibsel der alten Gothen vorhanden seyn können, deren Dialekt dem plattdeutsch Redenden verständlich sei? /Отвечая на вопрос о том, есть ли остатки старых готов в Крыму и на Чёрном море, чей диалект понятен для нижненемецкого языка?/ Reineggs J. Allgemeine historisch-topographische Beschreibung des Kaukazus / Hrsg. F.E. Schröder. Hildesheim; St. Petersburg, 1797.,Theil II. S. 172).

Далее… «Записка готского топарха»: к истории одной фальсификации