Этногенез и культура древнейших славян.
Лингвистические исследования
Олег Николаевич Трубачев
Часть I
ЭТНОГЕНЕЗ СЛАВЯН И ИНДОЕВРОПЕЙСКАЯ ПРОБЛЕМА
ГЛАВА 1
Настоящая работа посвящена проблеме лингвистического этногенеза славян — вопросу старому и неизменно актуальному. Тема судеб славянских индоевропейцев не может не быть широка и сложна, и она будет всегда слишком велика даже для специальной монографии, поэтому я вполне сознательно не претендую на подробное и равномерное освещение, но излагаю наиболее, как мне представляется, интересные результаты и наблюдения, главным образом из новых этимологических исследований слов и имен собственных, перед которыми поставлена высшая цель — комбинации и реконструкции моментов внешней языковой и этнической истории.
Собственно, задача проста, насколько может быть проста монументальная задача: отобрать и реконструировать форму, значение и происхождение древнего лексикона славян и извлечь из этого лингвистического материала максимум информации по истории этноса. Над воссозданием праславянского фонда работают в Москве и в Кракове [1], если говорить только о новых больших этимологических словарях. Разумеется над этими и близкими вопросами работает значительно больший круг лиц у нас и во многих других странах. Надежная реконструкция слов и значений — путь к реконструкции культуры во всех ее проявлениях. Почему славяне заменили индоевропейское название бороны новым словом? Как сложилось обозначение действия ‘платить’ у древних славян? Что следует думать относительно ситуации «славяне и море»? Как образовалось название корабля у славян? На эти и на многие другие вопросы мы уже знаем ответы (к вопросу о море мы еще обратимся далее). Однако многие слова по-прежнему неясны, другие вообще вышли из употребления, забыты, в лучшем случае сохраняются на ономастическом уровне. Отсюда наш острый интерес к ономастическим материалам и новым трудам вроде Словаря гидронимов Украины [2], которые углубляют наши знания древней славянской апеллативной лексики и дают пищу для рассмотрения новых принципиальных вопросов по ономастике, например, о славянском топонимическом наддиалекте, о существовании славянских генуинных гидронимов, т.е. таких, у которых апеллативная стадия отсутствует, например, *morica и его продолжения в разных славянских гидронимиях. 1. Подробную характеристику см. [1].
Наконец, древний ареал обитания, прародину славян тоже нельзя выявить без изучения этимологии и ономастики. Как решается этот вопрос? Есть прямолинейные пути (найти территорию, где много или все топонимы-гидронимы чисто славянские) и есть также, должны быть, более тонкие, более совершенные пути. Что происходило с запасом лексики и ономастики, когда мигрировал древний этнос? Называл ли он только то, что видел и знал сам? Но словарь народа превосходит действительный (актуальный) опыт народа [3, с. XLVII], а значит, он хранит еще не только свой древний петрифицированный опыт, но также и чужой, услышанный опыт. Это тоже резерв нашего исследования. Славянская письменность начинается исторически поздно — с IX в. Но славянское слово или имя, в том числе отраженное в чужом языке, — это тоже запись без письменности, меморизация. Например, личное имя короля антов rex Boz у Иордана (обычно читают Бож ‘божий’) отражает раннеславянское *voǯь или *vožь, русск. народ. вож (калька гех = вож), книжн. вождь, уже в IV в. с проведенной палатализацией, слово вполне современного вида.
СЛАВЯНЕ И ДУНАЙ
Чем были вызваны вторжения славян в VI веке в придунайские земли и далее на юг? Союзом с аварами? Слабостью Рима и Константинополя? Или толчок к ним дали устойчивые народные предания о древнем проживании по Дунаю? Может быть, тогда вся эта знаменитая дунайско-балканская миграция славян приобретет смысл реконкисты, обратного завоевания, правда, в силу благоприятной конъюнктуры и увлекающегося нрава славян несколько вышедшего из берегов… Чем иным, как не памятью народной о былом житье на Дунае, отдают, например, старые песни о Дунае у восточных славян – народов, заметим, на памяти письменной истории никогда на Дунае (среднем Дунае) не живших и в не ходивших в балканские походы в раннем средневековье.
Если упорно сопротивляться принятию этого допущения, то можно весьма затруднить себе весь дальнейший ход рассуждений, как это случилось с К. Мошинским, который, слишком строго понимая собственную концепцию средне-днепровской прародины славян, пришёл даже к утверждению, что в русских былинах Дунаем назывался Днепр. Не правильное, ненужное и неестественное предположение.
Не более убедителен и З. Голомб, развивающий мнение Мошинского в том смысле, что слав. Dunajь/Dunavь первоначально обозначало будто бы Днепр, а затем этот оригинальный (?) славянский гидроним был перенесен вторично на реку с «похожим» чужим названием (герм. *Dōnawi). Так см.: Gołąb Z. Etnogeneza Słowian w świetle językoznawstwa // Studia nad etnogenezą Słowian i kulturą Europy wczesnośredniowiecznej. Wrocław etc., 1987. Т. I. Pod. red. G. Labudy i S. Tabaczyńskiego. S. 74. — И все-таки для меня остается неясным, зачем потребовалось это искусственное построение, в то время как германское происхождение-заимствование-слав. *Dunavь/*Dunajь очевидно вплоть до деталей фонетики (герм. ō > слав. u) и, если угодно, — морфологии (вариация исходов слав. * Dunavь/*Dunajь — в зависимости от падежных флексий германского прототипа).
Ещё более трудным оказывается положение тех учёных, которые с Лер-Сплавинским пытаются доказать, что у славян был широко распространён первоначально не гидроним Dunaj, а апеллатив dunaj – «лужа», «море», якобы из и.-е. *dhouna. В последние годы эту неудачную этимологию повторил Ю. Удольф Заметим, что все трое учёных ищут прародину славян в разных местах: Лер-Сплавинский – в междуречье Одера и Вислы, Мошинский – в Среднем Поднепровье, а Удольф – в Прикарпатье. Их объединяет, пожалуй, лишь стремление опровергнуть древнее знакомство славян с Дунаем – гидронимом и рекой, настойчиво присутствующее в языке, и подсказанное языком. А стоило, наверное, прислушаться к голосу языка.
«Прародина» – «взятие родины»
Термин «прародина» крайне неудачен и обременён биологическими представлениями, которые сковывают мысль и уводят её на неверные пути. Есть, правда, словоупотребление ещё более романтичное и, соответственно, менее научное, чем прародина, Urheimat – польск. prakolebka -«древняя колыбель», англ. cradle). Отсюда можно заключить, что если у человека родина – одна, то и у народа, языка – одна прародина. Однако небольшой типологической аналогии достаточно, чтобы задуматься всерьёз над другой возможностью.
Пример – венгры, у которых родин или прародин было несколько: приуральская, где они сформировались и выделились из угорской ветви; северокавказская, где они общались с тюрками-булгарами; южноукраинская, где начался их симбиоз с аланами; и, наконец, «взятие родины» на Дунае – венг. honfoglalas, нем. Landnahme — покорение, термин, кстати, очень деловой и весьма адекватный, не содержащий иллюзию изначальности, которая неизбежно присутствует в слове «прародина».
Исландцы тоже хорошо помнят своё «взятие родины» (landnama — колонизация). Поэтому методологически целесообразнее сосредоточиться не на отыскивании одной ограниченной прародины, а на лингво-этногенезе, или лингвистических аспектах этногенеза.
Чёткой памяти о занятии родины у славян не сохранилось, о чём, с одной стороны, можно пожалеть, имея в виду доказанную эффектную траекторию древних венгров из Приуралья на Дунай и память о ней, а с другой стороны – нужно научиться правильно интерпретировать сам факт отсутствия памяти и о приходе славян издалека. Ведь существуют примеры тысячелетней памяти о ярких событиях в жизни народа, в первую очередь – об этнических миграциях, даже в условиях полного отсутствия письменности. Отсутствие памяти о приходе славян может служить одним из указаний на извечность обитания их и их предков в Центрально-Восточной Европе в широких пределах.
Мне кажется, я не ошибусь, если скажу, что в настоящее время надо считать законченным, исчерпавшим себя предыдущий период, или направление прямолинейных исканий прародины славян, когда с усилением темпа миграции прямо ассоциировали убыстрение изменений языка и лексики, когда исходный характер этнической области старались обосновать, всеми силами доказывая славянскую принадлежность её (макро)-гидронимии или обязательное наличие в ней «чисто славянской топонимики», будь то висло-одерская с постепенным расширением в одерско-днепровскую , или правобережно-среднеднепровская, или припятско-полесская.
Далее… ПЕРВОНАЧАЛЬНО ОГРАНИЧЕННАЯ ТЕРРИТОРИЯ?