Четверг , 28 Март 2024
Домой / Скифы - Сколоты / Сибирское золото. Поясные застежки.

Сибирское золото. Поясные застежки.

М.И. Артамонов  «Сокровища саков».  

Глава 5. Сибирское золото. Поясные застежки.

Без сомнения, войлок и кожа, так же как и дерево, широко применялись в художественном творчестве скотоводческого населения Евразии. К сожалению, в большом количестве вещи из этих материалов дошли до нас только в ледяных курганах Алтая. В других областях аналогичные памятники не могли сохраниться по естественным причинам. Зато искусство этих областей известно по художественным произведениям из металла, которых в алтайских курганах вследствие ещё в древности произведённого систематического ограбления почти не найдено. Без учёта этого обстоятельства может сложиться совершенно неправильное представление о том, будто бы на Алтае было мало металлических изделий, в то время как в других областях скифо-сибирского мира не существовало сходных с алтайскими произведений из дерева и войлока. На самом деле и те и другие одновременно и параллельно бытовали на всём протяжении скифо-сибирской культуры. Об этом свидетельствует близкое сходство и по сюжетам и по стилю металлических произведений с деревянными и войлочными изделиями из курганов Алтая.

Нельзя не обратить внимания на одно на первый взгляд странное обстоятельство,что дошедшие до нас металлические художественные произведения из Западной Сибири в подавляющем большинстве сделаны из золота, тогда как искусство восточной части скифо-сибирского мира представлено почти исключительно изделиями из бронзы.

Объясняется это явление, во-первых, тем, что золотые вещи из Западной Сибири представляют собой находки, сделанные кладоискателями и отобранные по признаку прежде всего своей материальной ценности. Не разграбленных богатых курганов в западной половине Сибири и в Средней Азии, можно сказать, не сохранилось. Во всяком случае, до сих пор при научных раскопках удалось найти всего одно не тронутое грабителями богатое погребение. Во-вторых, в Западной Сибири бронза была рано вытеснена железом и поэтому не только в курганах вследствие их разграбленности, но и в случайных находках, кроме наконечников стрел, которые ещё изготовлялись из  бронз, встречается сравнительно очень редко. В Восточной Сибири, точнее в Минусинском крае, наоборот, железо распространилось значительно позже, чем на западе; здесь дольше бытовала бронза как основной материал для изготовления оружия и украшений. По-видимому, здесь дольше сохранялся и более примитивный общественный строй, когда зачаточная имущественная дифференциация ещё не вызывала потребности в золоте как средстве своего выражения; здесь золото ещё не стало признаком богатства и социального превосходства.

Ввиду того, что в западной половине Сибири до сих пор обнаружено только одно не разграбленное богатое погребение сакского времени, особенно большое значение приобретают происходящие из этой части страны случайные находки металлических предметов, в особенности хранящееся в Эрмитаже большое собрание золотых вещей, известное под именем Сибирской коллекции Петра I. Она состоит более чем из двухсот пятидесяти различных предметов, найденных главным образом в курганах Западной Сибири и различными путями попавших сначала в Кунсткамеру — первый созданный Петром I русский музей, а затем уже в Эрмитаж.

Ещё в XVII веке русские поселенцы Сибири занимались добыванием золота из древних могил. По сведениям голландского учёного Н. Витзена, путешествовавшего по Сибири в 60-х гг. XVII века, раскопки с этой целью производились близ Тобольска, Тюмени, Верхотурья и в других местах, а в записках англичанина Джона Белла, вместе с русским посольством проезжавшего через Сибирь в Китай в 1699 г., говорится, что каждое лето из Томска отправляются большие партии людей для раскапывания древних могил, во множестве находящихся на расстоянии восьми — десяти дней пути от этого города. В них они находят золото, серебро, медь, а иногда и драгоценные камни, которые и делят между собой, «разбивая и разламывая изящные и редкие древности с тем, чтобы каждый мог получить свою долю по весу». Часть добычи отдавалась местным властям. Имеются сведения, что у красноярского воеводы Д. Зубова скопилось могильного золота на огромную по ценам того времени сумму в несколько тысяч рублей.

Некоторое число добытых таким образом золотых вещей попало в руки известного уральского заводчика А.Н. Демидова, поднёсшего их императрице в 1715 г. по случаю рождения наследника. Этот подарок вызвал интерес Петра I, и он дал распоряжение сибирскому губернатору разыскивать и доставлять ему подобные вещи. Уже в следующем, 1716 г. Петру было прислано значительное количество находок. В 1718 г. Пётр I издал указ, обязывающий всех, кто найдёт «всё, что зело старо и необыкновенно», представлять ему за соответствующее вознаграждение. В 1721 г. сибирскому губернатору было предписано скупать «куриозные вещи» и, не переплавляя, присылать в Берг и Мануфактур Коллегии. В 1726 г. все собранные таким путём вещи, числом в двести пятьдесят штук и общим весом в 74 фунта (около 30 кг) были переданы в Кунсткамеру.

В дальнейшем Сибирская коллекция Петра I почти не пополнялась. По сведениям Д.Г. Мессершмидта, изучавшего Сибирь в 1720-1726 гг., и, в частности, занимавшегося по указу Петра I приобретением «могильного золота», «промыслом откапывания золота и серебра, находимого в могилах, впервые занялись русские, жившие на Ишиме. Оттуда они продвигались всё далее и далее на восток, пока в своих поисках не дошли до Оби». Мессершмидт сообщает, что грабители «иногда находили в могилах много золотых и серебряных вещей фунтов по 5, 6, 7, состоящих из принадлежностей конской сбруи, панцирных украшений, идолов и других предметов».

Однако ко времени работы в Сибири большой академической экспедиции 1733-1743 гг. промысел по разграблению древних могил, по словам начальника экспедиции Г.Ф. Миллера, прекратился, «потому что все могилы, в коих сокровища найти надежды имели, были уже разрыты».

В 1764 г. «бугрование», то есть разграбление курганов, было запрещено специальным указом, но к этому времени древние могилы на Иртыше, Тоболе, Оби и Енисее были разрыты кладоискателями настолько основательно, что встретить среди них нетронутое богатое погребение практически было совершенно невозможно. В 1859 г. Сибирская коллекция золотых вещей была передана из Кунсткамеры в Эрмитаж, где она находится и в настоящее время.

Судя по приведённым данным, большинство золотых вещей Сибирской коллекции Петра происходит из курганов, раскопанных кладоискателями в степной полосе Сибири между реками Иртышом и Обью. Ныне это восточная часть Казахстана и Кулундинская степь Алтайского края. Возможно, что в коллекцию попало и некоторое число вещей иного происхождения. Имеются глухие указания на то, что в ней находятся какие-то «астраханские» находки, то есть вещи, найденные в Поволжье.

173. Свернувшийся зверь на золотом набалдашнике меча. Зивие.173. Свернувшийся зверь на золотом набалдашнике меча. Зивие.

В коллекции собраны вещи различного вида и назначения. По большей части это украшения и принадлежности одежды: шейные гривны, серьги, браслеты, перстни, пряжки, застёжки и т.п. Предметов домашнего обихода и принадлежностей конского снаряжения сравнительно мало, что косвенно указывает на то, что либо конские погребения редко встречались в разрытых кладоискателями курганах, либо что украшения конской сбруи не представляли для них интереса, так как были сделаны, как в алтайских курганах, не из золота, а в основном из дерева, кожи и войлока. Примечательно, что частей вооружения в коллекции вовсе нет.

Вопросы хронологии скифо-сибирского золота, несмотря на давний интерес к произведениям, находящимся в Сибирской коллекции Петра I, остаются весьма слабо разработанными, что объясняется в первую очередь малочисленностью сколько-нибудь точно датированных сравнительных материалов. Очень многие вещи Сибирской коллекции уникальны, а аналогии для других сами остаются хронологически не определёнными. Опорных дат для установления времени Сибирской коллекции очень мало, ввиду чего при исследовании этого вопроса особо важное значение приобретают типологическая классификация и сравнительный стилистический анализ, хотя сами по себе и неспособные привести к точным ответам, но все же позволяющие распределить произведения этой коллекции в определённой последовательности и тем самым составить некоторое представление о протекавших во времени изменениях. Типологическое и стилистическое изучение приводит не к абсолютной, а к относительной хронологии отдельных произведений, а при наличии упомянутых выше опорных абсолютных дат и к возможности привязки к ним тех или иных установленных типологическими и стилистическими сопоставлениями явлений и, таким образом, хотя бы к приблизительной их хронологизации.

Исследования в этом направлении ведутся давно. К блестящим догадкам Г.Е. Боровки и М.И. Ростовцева следует присоединить заключения С.В. Киселёва и М.П. Грязнова, а из иностранных учёных Миннза и Сальмони. Особенно же значительный вклад в дело хронологического определения вещей Сибирской коллекции сделан С.И. Руденко. Ему принадлежит заслуга не только первой почти полной публикации этой коллекции, долгое время остававшейся известной только по сравнительно немногим образцам, изданным И.И. Толстым совместно с Н.П. Кондаковым (пятнадцать вещей) и Г.Е. Боровкой (девятнадцать вещей), но и хронологической классификации находящихся в ней произведений, обоснованной сопоставлениями прежде всего с находками в алтайских курганах. Далеко не со всеми хронологическими определениями С.И. Руденко можно согласиться, но они, как первый опыт такой классификации, заслуживают полного внимания и могут послужить основой для дальнейших наблюдений и уточнений.

Часть вещей Сибирской коллекции стилистически бесспорно примыкает к находкам в курганах Горного Алтая, что даёт возможность, во-первых, определить их хронологию тем же или близким к этим курганам временем и в известной мере разобраться в хронологии других вещей Сибирской коллекции, а во-вторых, составить представление о золотых художественных произведениях, которые могли находиться в алтайских курганах до их разграбления. К наиболее ранним вещам в составе Сибирской коллекции относится массивная литая бляха в виде свернувшегося зверя с тремя ушками на обороте.

С.И. Руденко считает её одной из пары застёжек (илл. 174). Находки этого рода блях в погребальных комплексах (курган Кулаковского в Крыму) не подтверждают это мнение, бляхи в в погребальных комплексах Крыма представлены одиночными экземплярами, но, с другой стороны, и не разъясняют их назначения. Такого типа бронзовая бляха найдена в кургане Аржан, в Туве, в конской могиле. Данный экземпляр имеет вид свернувшегося кошкообразного зверя типа скифской пантеры с преувеличенно удлинёнными туловищем и шеей, согнутого так, что морда сближается с хвостом, а лапы и хвост находятся внутри образованного им овала. Зверь трактован обобщёнными формами, восходящими к технике резьбы по дереву. Кружки на концах лап, ухо и другие детали были инкрустированы эмалью или бирюзой. В целом свернувшийся хищник на сибирской золотой бляхе сходен с такого же рода изображениями, известными в комплексах Иранского Курдистана (Зивие, илл. 173), Причерноморья (Келермес), Восточного Казахстана (Чиликты) и Алтая (Майэмирская находка), датируемых не позже VI века до н.э., и может быть отнесён к тому же времени.

Золотая пантера из Келермесского кургана. VI век до н. э.

Из других вещей Сибирской коллекции особенно обращают на себя внимание массивные литые пластины — четырнадцать пар, по большей части парные с ажурными изображениями сцен борьбы зверей и реже отдельных животных. Парная для одной из пластин со сценой борьбы волка со змеёй находилась в исчезнувшем собрании Н. Витзена, составленном из находок в Сибири тогда же, когда создавалась и Петровская коллекция. У Н. Витзена были вещи, аналогичные с попавшими в собрание Петра I. Из этого следует, что вещи, добытые кладоискателями, расходились по разным рукам, и, несомненно, из выкопанных ими сокровищ только малая часть уцелела до нашего времени.

Большинство пластин имеет два или один полукруглых выступа на одной из своих длинных сторон. Это так называемые В- и Р-образные пластины. Другие четырёхугольные в более или менее широкой рамке и, наконец, третьи фигурные, составленные из орнаментально расположенных изображений животных или их частей. На левой пластинке большинства этих пар с изображениями, зеркально повторяющими друг друга, имеется крючок для застёгивания, а на обороте всех пластин скобки для прикрепления к толстому ремню. С.И. Руденко считает эти пластины застёжками плечевой одежды, но больше оснований причислять их к принадлежностям пояса, находившимся на животе. Бронзовые пластинчатые застёжки встречены в Минусинской котловине, в Забайкалье и на Ордосе. Однако золотых пластин нигде, кроме Сибирской коллекции, в их числе одной из Забайкалья, неизвестно.

Типологически В- и Р-образные застёжки древнее четырёхугольных в рамке, хотя те и другие в течение какого-то времени сосуществовали друг с другом. Доказывается это, во-первых, стилистическими признаками тех и других, соответствующими давно установленному общему ходу развития скифо-сибирского искусства в сторону усиления орнаментальности и схематизма, в значительно большей степени свойственных застёжкам в четырёхугольной рамке, нежели с полукруглым выступом, а во-вторых, наличием пластин с полукруглым выступом, обведённых узкой рамкой, представляющих соединительное звено между той и другой формой.

С.И. Руденко выделил группу застёжек с изображениями, отличающимися манерой изображения шерсти животных врезанными волнистыми или зигзагообразными линиями, а перьев — налегающими одна на другую чешуйками. 

К ней относятся застёжки с полукруглым выступом: одна пара со сценой борьбы тигра с фантастическим зверем с волчьей мордой, вдоль спины которого тянется рог, составленный из головок грифонов (илл. 178).

Другая застёжка с более сложной композицией борьбы животных — тигра, волка и грифа — из-за добычи в виде фантастического зверя с клювовидной мордой и копытами на ногах (илл. 175).

Фигуры тигров на пластинах этих застёжек с их большой головой, когтистыми лапами и длинным хвостом с загибающимся кончиком, с их разделкой шерсти волнистыми линиями близко сходны с трактовкой тех же животных на колоде-саркофаге второго Башадарского кургана на Алтае (илл. 177), который, по данным радиоуглеродного анализа, относится к VI-V веку до н.э. (от 650 до 390 г.).

Теми же чертами характеризуется и ряд других застёжек Сибирской коллекции. На паре их представлен гриф, терзающий яка, его висящая шерсть трактована так же, как шкура тигра на предшествующих образцах (илл. 176). Лохматой шерстью покрыто и тело маленького хищника на этой застёжке, вцепившегося в хвост птицы. Следует обратить внимание на положение крыльев у грифа. В данном случае они правильно размещены одно позади другого на теле птицы и этим существенно отличаются от сбитого рисунка крыльев в ранее указанной сцене борьбы грифа с тигром и волком за добычу, где одно из крыльев вырастает из головы птицы.

Сюда же относятся застёжки меньшей величины со сценой нападения покрытого волнистой шерстью тигра на верблюда (илл. 179). Завершающее край этих застёжек полукружие представляет собой схематическое изображение дерева со стволом, ветками и листьями. Эти застёжки отличаются не детализированными, грубыми формами. Сравнивая перечисленные застёжки между собой, не трудно заметить, что, хотя трактовкой шерсти волнистыми линиями они и сближаются друг с другом, по ряду других признаков между ними наблюдаются существенные различия. Ввиду этого они не могут быть одновременными.

Другим признаком раннего времени сибирских золотых вещей, и ажурных застёжек, С.И. Руденко считает «точки, запятые, полуподковки» и прочие геометрические фигуры, помещаемые на бедре и плече животных.

Примером изображений с такого рода условными фигурами может служить пара золотых застёжек с полукруглым выступом, представляющих сцену нападения фантастического львиного грифона на павшую на согнутые передние ноги лошадь (илл. 180). Оба животных здесь гладкошерстные, с перевёрнутой задней частью туловища. На плече у лошади кружок с криволинейным треугольником, а на бедре так же, как и на бедре грифона, похожий кружок с двумя криволинейными треугольниками по сторонам. Эти фигуры на теле животных представляют собой углубления для цветных инкрустаций, обведённые прочерченными ободками.

На сибирских золотых застёжках такие условные фигуры встречаются ещё только в одном случае, а именно на паре застёжек, где изображён тигр, напавший на лошадь, на плече которой и помещён кружок с двумя треугольниками (илл. 182).

Условные геометрические фигуры для обозначения выпуклостей на теле животных встречаются в ахеменидско-персидском искусстве V-IV вв. до н.э. и хорошо представлены ювелирными изделиями Аму-Дарьинского клада (илл. 181).

Особенно же часто они применялись в аппликациях из войлока, кожи и других материалов, на разнообразных вещах из алтайских курганов, где в этой технике выполнены многочисленные композиции борьбы зверей, сходные с изображениями на сибирских золотых застёжках (илл. 292, 293).

Сближение сибирских золотых застёжек с алтайскими мотивами может быть подкреплено сравнением грифона, напавшего на лошадь, в композиции на паре застёжек из этой коллекции с многочисленными изображениями того же фантастического животного в разнообразных памятниках Алтая.

С учётом различий в материале и технике он связывается с близко сходным грифоном, представленным конской маской, аппликациями на седельных покрышках, изображениями на шейной гривне, а также на серебряных и медных пластинках из второго Пазырыкского кургана, датируемого IV веком до н.э. Есть все основания относить и золотые застёжки с композицией борьбы грифона с лошадью к тому же, в общем, периоду.

Вероятно, более поздним, но не слишком отдалённым от этого времени следует датировать пару золотых застёжек со сходным сюжетом, в котором грифон заменён полосатым тигром. Она отличается грубостью, сухостью и даже некоторым схематизмом в исполнении, что С.И. Руденко относит за счёт квалификации мастера, а на наш взгляд, свидетельствует и не только об этом. Дело в том, что застёжки с этим изображением, сохраняя полукруглый выступ, обведены узенькой рамкой, позволяющей рассматривать их как звено в типологическом ряду, соединяющее застёжки с полукруглым выступом с застёжками в виде продолговатого четырёхугольника с рамкой, относящимися к более позднему времени.

Связь между застёжками той и другой формы, то есть с полукруглым выступом и в четырёхугольной рамке, особенно отчетливо выступает на примере трёх пар предметов этого рода с одним и тем же сюжетом. На них представлена борьба волка с обвившейся вокруг него змеёй. Однако решение этого сюжета на всех трёх парах застёжек разное. Композиция на пластинах с полукруглым выступом (илл. 183), одна из которых находилась в коллекции Витзена,  очень динамичная. Вздымающиеся полукругом петли, образованные телом змеи, и напряжённая фигура придавленного ею зверя весьма выразительны и реалистичны. Как и в других случаях, у застёжек с полукруглым выступом немалую роль в передаче движения играет асимметричность композиции. Особо следует обратить внимание на разбросанные по телу зверя семечкообразные, луновидные и треугольные инкрустации, по форме и по местоположению  напоминающие те условные геометрические фигуры, которые помещены на плече и бедре у лошади в сценах терзания её грифоном или тигром. Такие вставки характерны не для ранних, а для позднейших произведений скифо-сибирского стиля с инкрустацией.

У застёжек с тем же сюжетом, но заключённом в четырёхугольную рамку в одном случае тело зверя совершенно гладкое (илл. 186), а в другом с треугольной вставкой для инкрустации на конце грани, очерчивающей его плечо и, по всей вероятности, намечающей край гривы (илл. 187).

Пары треугольных ячеек для инкрустаций имеются здесь также по углам и посредине длинных сторон довольно широкой рамки. Замкнутые рамками композиции этих застёжек не столь динамичны, как на пластинах с полукруглым выступом; здесь движение, переданное проходящими вдоль всей композиции изгибами змей, более ритмичное и спокойное. У последней пары застёжек оно к тому же прерывается тем, что верхняя часть изгибов змеи срезана рамкой. Трактовка образов у них графичнее и суше, чем у застёжек с полукруглым выступом, хотя звери изображены с выработанной мускулатурой и преувеличенными лапами.

Более сложного содержания изображение на паре четырёхугольных застёжек с рамками, представляющее нападение на тигра двух фантастических зверей — крылатого грифона (слева) и грифона с пятью звериными головами на спине (илл. 188). В отличие от этих зверей, у которых ячейки для инкрустаций имеются только на ушах, когтях и на перьях крыла одного из них, тело тигра почти сплошь покрыто такими ячейками с инкрустацией. Ими обозначены не только уши, когти и глаза, но и рёбра, ими заполнены плечо и бедро тигра, но вовсе не так, как это характерно в случаях применения для этой цели кружков, скобок, треугольников и прочих геометрических фигур. Здесь узкие, длинные, изгибающиеся вставки означают не выпуклости на теле, а, скорее всего, покрывающую его шерсть взамен волнистых линий у рассмотренных выше изображений тигра. По форме и расположению ячейки похожи на инкрустации на теле зверя, борющегося со змеёй, на застёжке с полукруглым выступом. Лапы животных отличаются особенно большими размерами и так же, как в сцене схватки тигра с грифоном, заканчиваются инкрустированными когтями.

С.И. Руденко обратил внимание на различия в формах носа, уха и когтей у волков, изображённых на различных предметах Сибирской коллекции, но не распространил свои наблюдения на те же детали у других животных в тех же произведениях. А между тем формы такого рода деталей могут быть использованы в качестве отправного пункта для важных заключений.

В сцене терзания лошади грифоном на застёжках, уже выделенных в число ранних образцов сибирских произведений, обращает на себя внимание необычная форма уха у обоих персонажей — длинного, острого, с кружком в основании. Такое ухо мы видим у лошади и на застёжках со сходным сюжетом, где грифон заменён тигром.

Это ухо восходит к приставному уху на ножке, которое припаивается к голове животных в скульптурных и рельефных изображениях, таких, например, как грифон на ахеменидской гривне, гриф с козлом в когтях или статуэтки на подставках в Сибирской коллекции. Такого рода уши у многих произведений Аму-Дарьинского клада, они же представлены в таких ранних памятниках, как костромской олень или бляшка из Чиликты.

Другую форму уха — широкого сердцевидного, с завитком в основании — мы видим у животных в сцене борьбы грифа с яком. Она ближе всего стоит к ушам у деревянных резных изображений из алтайских курганов, относящихся к V-IV вв. до н.э., и может, как и ухо на ножке, свидетельствовать о соответственно раннем времени золотых застёжек с такими изображениями ушей.

У некоторых зверей на застёжках изображается ухо с изогнутым верхним концом. Такое ухо у грифа и волка в сцене борьбы их с тигром за добычу и у фантастического зверя в схватке с тигром. Тигр в этих композициях представлен с ухом в форме полукруга. Полукруглое ухо и у тигров в сценах борьбы с верблюдом или с двумя фантастическими животными. Таким образом, уши с изгибающимся верхним концом и полукруглые встречаются как вместе, так и отдельно, объединяя наибольшее число застёжек как с полукруглым выступом, так и с четырёхугольной рамкой в одну группу. Особую группу составляют застёжки со сценами борьбы волка со змеёй, где для волка характерно треугольное ухо.

При рассмотрении трудного вопроса об абсолютной хронологии пластинчатых застёжек Сибирской коллекции следует учесть, что в алтайских курганах совсем нет изображений животных с полукруглыми и треугольными ушами, как не встречается и ушей с загнутым верхним концом. Среди них нет также волков с закрученным кверху носом, за исключением одного из коллекции Погодина, и зверей, не то волков, не то медведей с мордой кабана, хотя аналогии для многих других животных и их деталей, представленных в Сибирской коллекции, в алтайских курганах встречаем в изобилии. Из этого следует, что современными с алтайскими курганами могут быть только Р-образные застёжки со сценами терзания лошади грифоном и нападения грифа на яка.

Последнюю из этих застёжек уже Грисмайер, хотя и с оговорками, отнёс к середине I тысячелетия до н.э. Все остальные, за исключением застёжек со сценами отдыха в пути и охоты в лесу, о которых будет сказано особо, должны датироваться временем после алтайских курганов, то есть не раньше III века до н.э.

Основываясь на форме несомненно наиболее ранних застёжек со схваткой грифона с лошадью и грифа с яком, застёжки с полукруглым выступом без рамки можно считать исходной формой этого рода произведений. Единственная пара застёжек в гладкой четырёхугольной рамке с теми же персонажами, которые изображаются на Р-образных застёжках, представляет их в существенно изменённом виде. Тигр на этих застёжках утратил один из основных своих признаков — лохматую шерсть, переданную волнистыми линиями, заменёнными здесь узкими, удлинёнными ячейками инкрустаций. Напавший на него фантастический зверь соответствует грифону в схватке с тигром на паре застёжек с полукруглым выступом, но он представлен в искажённом виде, в частности, с вывернутой лапой вместо естественно отставленной в сторону ноги своего протооригинала и так же, как у других зверей в одной с ними композиции, с преувеличенными когтями на лапах.

Крылатый орлиный грифон в этой сцене во многом повторяет львиного грифона в борьбе с лошадью, но и в его трактовке допущены существенные изменения, и особенности в форме и разделке крыльев и лап. С другой стороны, черты вырождения и деформации можно заметить и в изображениях на ряде Р-образных застёжек. В сцене схватки хищников из-за добычи у того же грифа, что и в композиции борьбы его с яком, тело оказывается неестественно сокращённым, а крылья смещёнными в сторону так, что одно из них вырастает прямо из головы птицы. Сухие, схематизированные формы и сбитый рисунок в сцене нападения тигра на лошадь существенно отличаются от сочных, реалистических приёмов изображения животных на сходной по сюжету композиции со сценами терзания лошади грифоном. Эти произведения отличаются друг от друга не только мастерством исполнения, но и стилем, а рамка, обводящая композицию с нападением тигра на лошадь, подчёркивает связь его не только с ранними Р-образнымп застёжками, но ещё более с застёжками с четырёхугольном рамкой.

Если исходить из предложенной выше типологической расстановки застёжек, то из застёжек с изображениями схватки волка со змеёй наиболее ранними должны считаться завершённые полукруглым выступом, а заключённые в четырёхугольную рамку должны относиться к числу позднейших. Однако, судя по трактовке фигуры зверя на Р-образных застёжках такого же рода инкрустациями, как у тигра в сцене борьбы с двумя фантастическими животными на застёжке в прямоугольной рамке, различие во времени в данном случае не могло быть значительным, если оно вообще было.

Стиль изготовления и хронология поясных застёжек.

Для суждения о стиле и хронологии застёжек очень важно уяснить технику их изготовления. Она была очень простая: по деревянному или металлическому оригиналу путём оттиска его в глине делалась матрица, затем заполнявшаяся воском. Излишки его до нужной толщины изделия отжимались через наложенную сверху тряпку, отпечатки которой часто сохраняются на оборотной стороне отливки. Поверх воска опять накладывалась глина, после чего воск выплавлялся, а в полученную обожжённую глиняную форму заливался расплавленный металл. В заключение вынутое из неё изделие обрабатывалось резцом или штихелем, украшалось по готовым ячейкам цветными вставками и снабжалось напаянными на обороте скобками или петлями. Ввиду усушки матрицы при обжиге, отлитое в ней изделие всегда получался несколько меньше оригинала.

При такой технике изготовления застёжки с одним и тем же сюжетом могли многократно повторяться в течение длительного времени путём отливки одного экземпляра по оттиску с другого. При этом и результате повторений изображения грубели, теряли свою первоначальную чёткость, дополнялись и изменялись поправками, сделанными резцом, затем переносившимися на новые воспроизведения. Копии изделия делали и непосредственно из воска. Позднейшие копии могли поэтому отстоять по времени далеко от первоначальных произведений и заключить в себе существенные изменения стилистического порядка, и нет ничего удивительного в том, что Р-образные застёжки, типологически более ранние, чем застёжки с четырёхугольной рамкой, воспроизводились и бытовали наряду с последними.

Насколько высоко ценились даже бронзовые пластинчатые застёжки, можно составить некоторое представление по экземпляру, найденному в 1965 г. в Тувинской республике. Там в погребении, относящемся к хуннскому времени, оказалась одна правая половина Р-образной застёжки со сценой схватки грифа с волком, аналогичная застёжке из Ордоса, изданной Сальмони. Это застёжка с огрубевшим и сильно стёртым в результате многократных механических повторений рисунком, очень далёкая от оригинала. По-видимому, левая половина её была утрачена, а сохранившаяся оказалась переломленной по задней части туловища волка, но скреплённой посредством дырочек, просверленных по краям перелома. Так как пластина к тому же была очень тонкой,  во избежание дальнейших повреждений, владелец вырезал для неё деревянную подкладку с обводящими её по контуру бортиками, в которую и вставил бронзовую пластину, как в рамку. Для использования этой пластины в качестве поясной застёжки к её деревянной основе были прикреплены кожаные ремни. К сожалению, хронология погребения с этой застёжкой точно не определена. Она было найдена в кургане пазырыкского типа и не может быть ранее последних столетий до н.э.

Далее… Изображения людей и деревьев на золотых поясных застёжках 

 

Изображения людей и деревьев на золотых поясных застёжках
Минусинские и ордосские бронзы.

Оставить комментарий

Ваш email не будет опубликован.Необходимы поля отмечены *

*