Окончание Босфорской войны. Последние набеги казаков в 1651 г.

«Босфорская война».
Владимир Николаевич Королёв.

Глава XI. ОКОНЧАНИЕ БОСФОРСКОЙ ВОЙНЫ
1. Последние набеги в 1651 г.

Первый казачий набег последнего десятилетия Босфорской войны, видимо, состоялся в 1651 г. Весной этого года донцы, зная о тогдашней тяжёлой войне Турции с Венецией и сокращении в связи с этим гарнизона Азовской крепости, где находилось всего 1200 турецких воинов, разорили азовские предместья и погромили улусы, кочевавшие около города. Затем, через неделю после Пасхи, приходившейся в том году на 4 апреля, т.е. около 11 апреля 1651 года, вышли в море флотилией из 12 стругов и 900 человек, по 75 казаков на судно.

Из расспросных речей воронежца Тимофея Мыхнева, посылавшегося на Дон за вестями, известно, что донцы, пройдя Таврический (Керченский) пролив, встретили на Чёрном море три турецких купеческих судна, которые шли «со пшеницею да с орехи в Царьгород». Казаки без особого труда и потерь захватили эти суда, забрали весь груз, перебили 70 турок, но находившихся на борту греков не тронули и даже отпустили их вместе с судами.

Далее, очутившись у берегов Анатолии, донцы внезапно напали на город, названный в источнике по-русски Каменным Базаром и располагавшийся «от Синопа-города во днище». Разграбив этот Каменный Базар и взяв в плен 600 человек обоего пола, флотилия пошла на Дон. По дороге, однако, шторм занес её к северо-восточному побережью Чёрного моря, к берегам, где обитали «горские черкасы» (черкесы), которым казаки и продали часть своих пленников. Большинство же их было привезено в Черкасск, разделено «по себе», и потом ясырей продавали русским торговым людям. Поход оказался вполне успешным и обошёлся без каких-либо потерь.

Местонахождение Каменного Базара не определено. Выскажем осторожное предположение: не о Капташбазар-Диване ли идёт речь? Это поселение располагается в Прибосфорском районе, между Эрегли и Акчашаром, ближе к Эрегли и в некотором отдалении от побережья. Но, очевидно, действия казачьей флотилии были более обширными и захватили гораздо большую часть побережья, чем узнал и рассказал Т. Мыхнев.

Казаки, по сведениям Йозеф фон Хаммера, в 1651 г. «пристали к Аккерману вблизи Синопа (может быть, к Аклиману западнее Синопа? — В.К.), захватили пленных, и когда они (нападавшие. — В.К.) увидели приближавшийся большой корабль Шехбаз-паши с четырьмя галерами, умертвили всех пленных и при мысе Истефане (он же Стефанос, между Синопом и Инеболу. — В.К.) приготовились к сражению. Это были шестнадцать чаек, которые окружили брошенного судами янычар Шехбаз-пашу; тем не менее ему удалось пробиться, потопив две последние (чайки. — В.К.)…»

Добравшись до Синопа, адмирал хотел повесить «капитана сбежавших галер» янычара Мехмеда (Мухаммеда), но не смог этого сделать из-за противодействия «полковника янычар Синопа». История кончилась тем, что когда Шехбаз-паша со своими галерами, будто бы «разбив неприятеля», вернулся в Стамбул, великий везир велел все-таки повесить Мехмеда перед залом заседаний адмиралтейства. Паша же был посажен в тюрьму, но через некоторое время выпущен. О сражении при Истефане мы имеем известие и у одного из немецких авторов.

Казаки, говорит он, «грабили… в 1651 году азиатский берег недалеко от Синопа. Шетос-паша (так назван Шехбаз-паша. — В.К.) поспешил сюда с турецким флотом и атаковал их, но сопротивление было таким энергичным, что галеры янычар обратились в бегство, и паша сам только с трудом смог пробиться».

В том же году русское посольство в Крыму, возглавлявшееся Иваном Еляковым, в соответствии с обычной практикой собирало разнообразную политическую и военную информацию. 26 мая в посольский стан явился русский пленник, бывший путивльский крестьянин Василий Бочков, и сообщил, что слышал в Гёзлеве (Евпатории) о походе казаков к Стамбулу. Пленник сказал, что «донские казаки на море под Царемгородом розбили посад Герзу и товары поймали многие, и турских людей многих побили, и с того погрому прошли на Дон».

Сведения о том же набеге зафиксировало и посольство Никифора Толочанова, находившееся тогда в Имеретии. В статейном списке посольства отмечена информация, сообщенная послу 19 июля приехавшим в Имеретию из Дадьянской земли азнауром (дворянином) царя Теймураза Рамазаном.

«Да… Рамазан сказал: приходили донские казаки многие морем струги и турского салтана многие города разорили, Трепизон и ниже Трепизона к Царюгороду, и много в полон поймали… взято полону болши дву тысеч. Да казаки ж погромили на море тем же походом тридцать каторг, и в те каторги казаки, нагрузя животов и ясырь посажав, и пошли назад».

Кроме процитированного официального статейного списка, сохранился и его вариант, составленный вторым послом, дьяком Алексеем Иевлевым, который записал беседу Н. Толочанова с азнауром со слов посольского толмача. Здесь имеются некоторые отличия в отношении казачьего похода.

«Да он же… Рамазан, сказывал: ходили… донские казаки к Царюгороду и многих… турчан побили, и в полон взяли больши тысячи человек. А живота… взяли бесчислено много. И тот… турский полон у казаков турские люди выкупали, молодых ребят и девок золотых по двести и больши, а старых мужиков и жонок золотых по сту. И богатейством… обогатились болшим».

В последнем случае направление похода указывается однозначно — «к Царюгороду», тогда как официальный вариант списка дает более растяжимое определение — к Трабзону и ниже его «к Царюгороду». Разбитый казаками город Герзе расположен между Самсуном и Синопом, ближе к последнему и довольно далеко от черноморского устья Босфора. В целом можно сделать вывод, что казачья флотилия в 1651 г., возможно, подходила к проливу с азиатской стороны, однако говорить о набеге собственно к Стамбулу нет оснований.

О следующем походе казаков, состоявшемся в 1652 г., известно от привозившего на Дон царское жалованье сына боярского Мины Прибыткова. Он сообщал в Посольском приказе, что за две недели до приезда в Войско Донское, 12 июня, следовательно около 29 мая 1652 г., вышла в море и при нём же, Мине Прибыткове, вернулась домой из далекого похода казачья флотилия под командованием атамана Ивана Богатого. Её возвращение, видимо, можно датировать августом — сентябрем 1652 года, поскольку 30 сентября информатор «в однодеревом стругу» пришёл от казаков в Воронеж.

В расспросных речах Мины Прибытков сказал, что «ходили на море для добычи казаки, 15 стругов, а было их с 1000 человек (в среднем по 67 казаков на судно. — В.К.)… И морем подошли близко к Царюгороду под рюмельскую сторону, и на рюмельской стороне турские многие села и деревни повоевали и здобычь взяли большую. А как пошли з добычыо назад, и на них… нашли 10 катарг турских, и с теми катарги был у них бой, и на бою… казаки на катаргах побили турских многих людей, а сами отошли; и на Дон пришли все 15 стругов здорово… А ясырю… турского привезли на Дон с полтораста человек».

На основании этих же показаний изложил ход экспедиции В.Д. Сухоруков, добавив от себя некоторые краски. По его мнению, маршрут похода пролегал мимо крымских берегов. Объект набега автор определил так: миновав Крым, казачий флот «направил путь свой прямо к Цареграду; пристав в окрестностях оного, казаки опустошали все соседние селы и деревни». В черновой рукописи В.Д. Сухорукова первоначально была фраза:

«…не имея ещё столько дерзости, чтобы предпринять против него (Стамбула. — В.К.) неприятельских действий, они ограничились разграблением большого количества близлежащих к Цареграду сел и деревень…»

Автор, таким образом, считал, что казаки подошли весьма близко к османской столице, в её окрестности, что предполагает заход флотилии в Босфор. Но как понимать выражение единственного информатора, М. Прибыткова, «близко к Царюгороду под рюмельскую сторону», неясно. Румелия — это западное побережье Чёрного моря и область в глубь материка за этим побережьем, но румелийским был и европейский берег Босфора, так что все зависит от степени близости разгромленного района к Стамбулу, которая нам неизвестна. В общем же действия казаков на Босфоре во время этой экспедиции, видимо, можно считать возможными.

Что касается столкновения с галерами, то В.Д. Сухоруков думает, что « не останавливаясь, донцы вступили с ними в бой и, по кратковременном сражении побив большое число турок, разогнали суда их», при этом «турки, не в состоянии будучи вновь преследовать отступавших от них казаков, возвратились к берегам своим». Эти подробности — кратковременность боя, разгон и возвращение галер — не вытекают из источника и являются предположением автора.

К казачим походам 1651 или 1652 гг. относится нападение казаков на Балчик. Неопределенность датировки вызвана нехваткой источников. Йозеф фон Хаммер, ссылаясь на Мустафу Найму и другие турецкие данные, говорит, что «казаки беспокоили восточный и западный берега Черного моря», что у Балчика 15 судов донских казаков пристали к берегу, громили и жгли эти места и что два османских корабля «дрались с ними (казачьими судами. — В.К.), будучи не в силах их взять». Тюрколог упоминает утверждение Эвлии Челеби о том, что Мелек Ахмед-паша в конце концов казаков отбил.

«Их опустошения в Мисиври, Теркозе, Шиле, — пишет Йозеф фон Хаммер, — побудили великого везира послать отслуживших в устье Босфора янычар (куруджи и отураков) для охраны побережья». Далее в книге следует рассказ о сражении при Истефане, и напротив этого текста на полях указан 1651 г. Выходит, что и предыдущие события автор, очевидно, относил к 1651 году и, во всяком случае, не к следующему.

Переводчик «болгарских» записей Эвлии Челеби Д.Г. Гаджанов, отмечая отнесение у путешественника наблюдавшихся им балчикских событий к 1061 г. хиджры, вместе с тем указывает, что «в датах имеется ошибка», и сообщает, что Эвлия в другом месте называет иную дату своего пребывания в этой местности — 1062, т.е. 1652 г.

3. Абрахамович, публикатор текстов Эвлии на польском языке, приводит сложенную этим современником хронограмму с указанием 1061 г., посвященную «несомненному триумфу» над гяурами в Балчике, но, считая дату ошибочной, относит сражение к 1062 г. «Описанная тут победоносная битва Мелека Ахмед-паши с казаками, — замечает 3. Абрахамович, —…увязывается с их нападением на черноморское побережье Анатолии, о котором пишет турецкий историк Найма. Найма сообщает лишь о 16 казацких чайках, об инциденте же в Балчике не знает».

Мы также, хотя и не совсем уверенно, относим сражение у Бальчика к 1652 г.: сведения источников создают впечатление, что поход 1651 г. был больше привязан к восточно-анатолийскому побережью, а набег 1652 г. — к румелийскому и западно-анатолийскому («рюмельская сторона» М. Прибыткова).

Само же дело при Балчике описано Эвлией Челеби следующим образом. Он, автор, находился при своем дяде Мелеке Ахмед-паше, который был тогда наместником эйялета Узи (Силистрийского) и получил приказ «защищать от вызывающих отвращение казаков портовый город Варну, а также лежащие на берегу моря городки Балчик, Каварну, Гюльград и Мангалию». Когда паша в сопровождении автора прибыл в Балчик, «один крестьянин, добрая душа», поздно вечером прибежал к приехавшему вельможе и сообщил ему, что 36 казачьих чаек кружат по морю и что можно ожидать их нападения на город.

«В полночь послал паша бёлюк-баши Зипира, Гарто, Чинто и Хюсейна с сотней их пехотинцев, а также тысячу абхазских, черкесских и грузинских юношей на благородных арабских конях и приказал им стать в одном укрытии».

Сразу же после полуночи казаки высадили десант, который поджёг Балчик с четырех сторон. Там началась паника, а «неукротимые казаки» приступили к разграблению и опустошению города, сопровождая свои действия боевым кличем «ю-ю». На рассвете к Балчику пристали все 36 казачьих судов, экипажи которых также принялись за грабеж, оставив на борту лишь по пять — десять человек.

«Когда уже развиднелось, поставленное в укрытии наше пешее войско, сеймены и сарыджа, — говорит Эвлия, — с громким призывом «Аллах! Аллах!» ринулись с горы по склону и, бросившись на стоявшие у берега суда неприятеля и никому не давая пощады, в одно мгновение завладели семнадцатью из них. Вызволив затем находившихся на них мусульман, которые были взяты в неволю, велели им грести и начали погоню на море, а когда настигли также и те лодки, которые убегали, поставили их в открытом море на якорь.

Казаки, которые грабили город, видя это, вынуждены были уже остаться на берегу, и тогда, встревоженные за свои души, повлезали они в те хлебные амбары, что есть в Балчике, почему и там разгорелась битва. Другие группами убегали в горы, но Мелек Ахмед-паша, примчавшийся во весь опор на помощь из Балчикбаши (района, где он ночевал. — В.К.), напал на убегавших неприятелей и одних побрал в ясырь, других же стер в порошок. Других ещё взяли в неволю в горах отряды читаков».

«Держались, — по Эвлии, — лишь те казаки, которые в страхе за свои души закрылись в амбарах в окрестностях города Балчика. Паша выдал тогда немного денег своему войску, и начальники вскричали: «Живо, соколы! Вся добыча и ясырь принадлежат вам!»» «И так ринулось войско в огонь, те строения разнесло, и в семь часов вся окрестность была захвачена. Триста казаков были захвачены в ясырь, четыреста же пропали там погибшими, взято также тридцать шесть их чаек…»

«Эта радостная новость, — сообщает Эвлия, — дошла до монаршего Дивана, и Гюрджи Мехмед-паша доложил об этом событии его султанскому величеству Мехмед-хану Четвертому. Обрадовался счастливый падишах, и так Мелеку Ахмед-паше вскоре затем были привезены ценный хылат (почетный кафтан из дорогой материи. — В.К.) и добрая весть, что будет по-прежнему занимать свой пост. Капуджибаши Мустафа-аге, который это подтверждение привез, вручил паша семь румских кесе (румелийских кошельков, 3500 гурушей. — В.К.). Затем приступил он к восстановлению поврежденного пожаром города Балчика». Все бёлюкбаши «за мужество» в сражении получили «прекрасные хылаты» и челенки — знаки отличия за храбрость, прикреплявшиеся к чалме, с драгоценными камнями.

Около 100 пленных казаков (автор добавляет: «как говорится в реляции о том») отправили на румелийских шайках в Стамбул, а остальных пленников разделили между агами. «Та часть трофеев, найденных на оных тридцати шести русских чайках, которая составляла имущество взятых в неволю мусульман, возвращена тем же, остальное же отдано на ремонт и восстановление замков в Килии и Аккермане».

В общем, если верить Эвлии Челеби, разгром казачьей флотилии был сокрушительным и полным: все казаки попали в плен или погибли, все их суда оказались в руках турок. «Никогда ещё, — замечает автор, — не случалось мне присутствовать при такой прекрасной победе».

З. Абрахамович, несмотря на свою «увязку» набега на Балчик с действиями той же донской флотилии у Анатолии и на вытекающее отсюда мнение, что Эвлия «преувеличил опасность ситуации (ибо удвоил число нападавших)», тем не менее считает, что «в целом… сообщение его выглядит правдивым». Йозеф фон Хаммер, видимо, не слишком доверяя Эвлии, не воспроизвёл его красочных подробностей победы при Балчике.

Мы же полагаем, что в данном случае не может быть и речи ни о каком разгроме казаков, тем более сокрушительном и полном. М. Прибытков был очевидцем абсолютно «здорового» возвращения донской флотилии из похода, без потери хотя бы одного судна, и нет оснований не доверять этому информатору, постороннему для Войска Донского.

Правда, можно предположить, что у Балчика погибла другая, не известная нам казачья флотилия, ходившая в поход, который также остался неизвестным. Хотя думается, что при всех пробелах в информации о том времени такое сокрушительное поражение казаков все же должно было оставить следы в других источниках, но они не обнаружены. Вообще нам известен только один случай гибели в бою донской флотилии целиком — в 1638 г. в Адахунском сражении. Однако там дело происходило не в открытом море, а в кубанском лимане, в который зашли казаки и выход из которого был прочно перекрыт турками и крымцами. И адахунское поражение оставило следы не только в нарративных источниках, но и в целом ряде документальных.

Если бы все казаки при Балчике были пленены или погибли (всего, как мы видели, будто бы 700 человек), то на один струг должен был приходиться экипаж примерно из 19 казаков, что совершенно недостаточно для донских судов, отправлявшихся на Чёрное море. Обращает на себя внимание и то, что захваченные, по Эвлии, казачьи струги не были отправлены в Стамбул, а пленников отвезли на местных судах.

В целом приходится сделать вывод, что описанное, победоносное для Мелек Ахмед-паши и его племянника это сражение является мифом, в основе которого, очевидно, находился обычный казачий внезапный и стремительный налёт на Балчик, его разгром и такой же обычный быстрый отход, может быть, при определенном сопротивлении местных войск. Победная же реляция паши вполне могла иметь место, равно как и отправка в Стамбул 100 пленников, захваченных, возможно, при другом случае и в другом месте и не имевших отношения к данному набегу донцов. Не исключен, наконец, и вариант неведомого по отечественным источникам набега, в котором казаки могли понести совершенно незначительные или сравнительно небольшие потери, раздутые Мелеком Ахмед-пашой и его племянником, так хорошо владевшим пером.

Если всё же речь идёт о рассматриваемом нами походе, то донская флотилия после Балчика в полном составе пошла в сторону Босфора.

Н.И. Краснов касается этой экспедиции в двух своих работах и при её характеристике допускает большие вольности. Прежде всего, он двояко определяет объект нападения: в одном и том же сочинении казаки атамана И. Богатого сжигают то «предместные села Царьграда», то одно «пригородное царьградское селение». В более ранней работе говорится об опустошении «в окрестностях Константинополя селений» и обращении в бегство турецких кораблей, в более поздней — казаки захватывают и затем топят 10 галер, что противоречит источнику.

Согласно Н.И. Краснову, экспедиция будто бы имела печальный конец: «По возвращении к Черкасску (имеется в виду движение от устья Дона к казачьей столице. — В.К.), нужно полагать, турки и ногаи окружили отряд, большею частью его уничтожили и отняли добычу. Конечный исход поиска Ивана Богатого, вероятно, и был причиною, что летописцы не с должным вниманием отнеслись к этому, если не ошибаемся, последнему проявлению самобытной отваги на Чёрном море». В другом месте историк замечает: «Если не ошибаемся, до 1696 года это была последняя блестящая экспедиция донских казаков».

Увы, в обоих случаях автор ошибается. Ещё раз скажем, что М. Прибытков недвусмысленно сообщает о вполне благополучном возвращении флотилии на родину. Казачий поход 1652 г. был далеко не последним успешным черноморским предприятием казаков. Впрочем, — и это ещё одна ошибка Н.И. Краснова, — он почему-то полагает, что набег И. Богатого состоялся в конце царствования (1645—1676 гг.) Алексея Михайловича в 1670-х гг. Источник заблуждений историка кроется в каком-то позднем и неизвестно кем составленном «перечне походов» донских казаков, на который он глухо ссылается.

Специально этой экспедиции Н.И. Краснов посвятил также цикл беллетризованных очерков, который можно назвать и одним большим очерком или даже повестью, — «Поиск донского казака Ивана Богатого под Царьград». Довольно сложно оценивать такое произведение с точки зрения историографии, но мы все же отметим несколько моментов в параллель с деталями, которые упоминаются в уже рассмотренных работах того же автора.

Согласно очерку, казаки Ивана Богатого как будто бы приходят на Босфор со стороны Мраморного моря и то громят и поджигают в предместьях Стамбула, «в разных местах», «загородные дворцы, фермы, дачи» и, более того, «заводы и фабрики» — пожар «распространился на десятки верст», то высаживаются «у берегов Золотого Рога» и зажигают «загородное царьградское селение с роскошными дворцами султана и турецких пашей», выжигают «одно из лучших царьградских пригородных селений».

Морской бой с казаками происходит у побережья Крыма, вместо 10 галер действуют фрегат и девять коммерческих судов. Отряд казаков, окруженный «татарами и ногаями», с боями пробивается к Черкасску, теряя при этом большинство казаков и девять десятых добычи. Автор приписывает походу весьма преувеличенное значение:

«Оттоманская Порта изумилась столь дерзкому поиску, и как в начале XVII столетия, кроме жалоб на казаков Посольскому приказу и самому царю Алексею Михайловичу, все главные военные силы Турции в продолжение нескольких лет отвлекались сосредоточением значительного отряда в столице и её окрестностях. На целое десятилетие приморские дачи и загородные дворцы на север от Царьграда оставались пусты, и можно сказать с некоторою достоверностью, что экспедиция Ивана Богатого столь же помогла царю Петру I одолеть Азов в 1696 году, как прежние экспедиции запорожских и донских казаков в Анатолию и Румелию помогли войсковому атаману Осипу Петрову взять крепость Азов одними силами донских казаков в 1636 году».

Десятилетие турецкого страха  упомянуто с несомненным преувеличением, набег искусственно притянут к Азовским походам Петра, дата взятия донцами совместно с запорожцами Азовской крепости и атаман, руководивший этим взятием, названы неверно. В том же произведении в некотором противоречии с приведенными оценками Н.И. Краснов заявляет, что в XVII веке,

«в ту героическую эпоху появления богатырей русского, самобытного закала, поиск Ивана Богатого не выходил из ряда блистательных военных предприятий, совершенных запорожцами и обитателями кормильца Дона».

Видимо, автор прав в определении цели босфорского набега: главное не грабеж, а наведение паники на окрестности Стамбула. Вообще психологическое воздействие на неприятеля присутствовало в замыслах всех подобных набегов, а в данном случае добыть «зипун», похоже, можно было и в не столь отдаленном районе.

24 августа 1654 г. донцы, приехавшие к Богдану Хмельницкому в составе станицы, рассказали русским представителям при гетмане дворянину Ивану Ржевскому и подьячему Григорию Богданову: «А как… они поехали с Дону тому шестая неделя (перед 21 июля. — В.К.), и на Дону… готовили казаки… к походу струги болшие и хотели после их итти на море вскоре; и после их казаки на море пошли ль и в колких стругах, и многие ль люди, и они про то не ведают».

Из других источников известно, что казачья флотилия отправилась в  дальний поход. В названный день, 24 августа, вернувшийся из Крыма запорожскую сечь казак Иван Нечаев, о нём ранее упоминалось, что он был послан изучать среди крымцев их язык, сообщил, что выехал на родину «тому четвертая неделя», т.е. около 1 августа.

«И как… он из Крыму поехал, и ему… была весть, что донские казаки татарские юрты под Кафою (Феодосия) громили, а розгромили село Бокракой да село Кутлакой, и, погромя, пошли к Царюгороду; а пошло… их на море 37 стругов болших, в стругу человек по 90 и по 100, и болши…»

О нападении казачей флотилии на Анатолию повествует рассказ одного из руководителей восстания сербов против османского господства «капитана Ивана Юрьева», приехавшего под город Фастов около того же 24 августа просить помощи у Богдана Хмельницкого.

По словам «капитана Ивана Юрьева», сербским капитанам «ведомо учинилось, что донские казаки ходили на море в болших в 33 стругах, и было их в походе болши трёх тысячь, и взяли у турского царя городов с сорок, и в тех городех добре много освободили неводников, и те казаки с неволниками были под самым Царем-городом в селе Новом (Еникёе. — В.К.), и Новое разоряли, и турков многих побили, а иных поймали в полон, и сами обогатились всякими узорочными вещми; и разоря Новое и пограбя животы, отошли вцеле. И турки… учиня с казаками перемирье, розменивались полоном, и казаки… турком давали за руского полоняника турских полоняников человек по два и по три».

«А как… казаки у турского (султана. — В.К.) города громили, — добавил Иван Юрьев, — и тому… недели с четыре, и им… сербом, про тот погром учинилось ведомо из Царя-города в 6 день. А как он из Сербские земли выехал, тому третяя неделя».

Описанные действия донцов на море можно датировать двадцатыми числами июля — первыми числами августа 1654 г. Если во флотилии было 37 судов с экипажами по 90—100 человек, то число участников похода определяется примерно в 3300—3700 казаков, что в общем соответствует сербскому сообщению о более чем 3 тысяч участников экспедиции. По данным последнего сообщения, на струг должен был приходиться в среднем 91 человек. Разница в числе судов, приводимом в двух известиях, может быть объяснена неточностью информации и изменениями состава флотилии, в том числе потерями. Сообщение о взятии 40 городов, конечно, слишком преувеличено, но в целом казачий  набег был весьма эффективным и угрожающим для турецкой столицы, учитывая, что Еникёй расположен чуть ли не посередине между Чёрным морем и Стамбулом.

Впрочем, сравнительно недавно Г.А. Санин пытался отрицать реальность похода к Анатолии. «В работах Хаммера… и Грушевского, составленных на основании польских и трансильванских источников, — замечает историк, ссылаясь, однако, только на М.С. Грушевского, — поход рисуется как весьма широкая морская акция. Во-первых, значительно смещены хронологические рамки похода — с июня — августа поход переносится на август — сентябрь. В сентябре предпринимать морские походы казаки не решались из-за начинающихся осенних штормов. Далее приводятся совершенно фантастические слухи о том, что казаки подходили под самый Царьград, взяли Варну, разгромили отряд силистрийского паши Сияуша (Сиявуша. — В.К.), который пришел было спасать город. Казацкие струги не дошли до Константинополя всего каких-нибудь 4 мили, разграбили северное и южное побережье Черного моря от Эрегли до Балчика, под Балчиком Сияушу удалось захватить один струг».

По мнению Г.А. Санина, донцы в 1654 г. действовали только в районе Таманского и Крымского полуостровов. «Истинную картину похода», утверждает автор, даёт «официальный отчёт войскового атамана (в Москву от 18 ноября 1654 г. — В.К.), проверенный показаниями русских дипломатов, находившихся в Бахчисарае», а не слухи среди населения причерноморских областей, как всегда в подобных случаях значительно преувеличивающие и раскрашивающие реальный факт совершенно невероятными «подробностями». Согласно Г.А. Санину, эти слухи «могут свидетельствовать лишь о необычно сильной реакции среди населения Османской империи на казацкие походы, об эффективности этой меры, направленной на сдерживание агрессии против южнорусских земель».

После изложения мнения Г.А. Санина посмотрим, что сообщает Йозеф фон Хаммер. Основываясь на турецких источниках, он говорит, что пока османский флот летом 1654 г. крейсировал в Архипелаге, в Стамбул пришли сообщения о набегах казаков «на правом и левом берегах Черного моря к Эрегли и Балчику». «За недостатком военных судов несколько судов из Скутари были наполнены янычарами и подчинены Сандуку Киайяси Махмуд-паше. Казаки, высадившиеся у Балчика, были отражены поспешившим на помощь правителям Силистрии Сиявуш-пашой, и одна чайка взята».

Далее тюрколог описывает характерные для тогдашней Турции события. Защитники-янычары, посланные на упомянутых скутарийских судах, высадились в Эрегли

«с таким бесчинством, что жители с громкими воплями желали возвращения казаков. На обратном пути целая рота янычар с судном, на котором находилась, пошла ко дну. Махмуд-паша при команде и мушкетном салюте явился на Босфор к оконечности Сераля, а несчастные ограбленные жители побережья, прибывшие в Константинополь подать свои жалобы, уже ничего не увидели из своего имущества, но лишь триумф наглого грабителя Махмуд-паши». В сноске Йозеф фон Хаммер замечает, что Мустафа Найма, излагая эти события, приводит здесь арабское изречение, которое можно перевести приблизительно так: «Если у тебя совсем нет стыда, то делай что хочешь».

Свежие впечатления от казачьих набегов 1650-х гг. и особенно 1654 г. изложил Павел Алеппский, проходивший в ноябре 1658 г. на судне вдоль черноморского побережья Турции.

«Проплыв… около трехсот миль (от Сизеболы. — В.К.), мы, — пишет  Павел Алеппский, — пересекли пролив Константинопольский со стороны Румелии и, поравнявшись с берегом Карамании, приблизились к городу, называемому Понто Гераклея (Эрегли. — В.К.)… прошли расстояние во сто миль, имея по правую руку горы и леса Карамании, и достигли славного города Амастриса (Амасры. — В.К.)… В окрестностях его когда-то был небольшой замок, теперь разрушенный и разоренный; остаётся только колокольня, в самой верхней части его; на ней, говорят, до сих пор есть один колокол, в который звонят, держа караул в летние ночи, из страха пред русскими (казаками. — В.К.)».

«Все эти области, — продолжает Павел Алеппский, имея в виду район Эрегли, Амасры и Инеболу, — находятся в более или менее разоренном состоянии, и главное несчастие — притеснения со стороны их правителей. Но из всего самое худшее для них — нападения русских на судах с Дона, которые производят крайние опустошения».

Разносторонние сведения подтверждают, что в 1654 г. казаки действовали у берегов Анатолии, хотя турецкие источники не «пускают» донцов в сам Босфор, ограничиваясь сравнительно близким к нему Эрегли. Не Й. фон Хаммер и М.С. Грушевский смещают хронологию и район набега, а Г.А. Санин путает его с июньско-августовским крымским походом донцов, о котором рассказывает упомянутая отписка царю.

«И мы, — говорится в ней, —…по твоему указу и по грамотам и слышачи… хана… собранье и умышленье, и скорой ево подъём, и чтоб ему нам помешать и ис Крыму поднятца не дать, ходили… войском в тритцати стругах Азовским морем под Крым, и стояли мы под Крымом на Чорном море и с сей стороны на Азовском море два месяца ждали его, крымского хана, ис Крыму подъему. И Господь Бог… того крымского хана на то его злое у мышление не попустил, умер скоро (Ислам-Гирей III скончался 30 июня 1654 гг.. — В.К). И многих… мы языков крымских людей под Крымом брали, и полоняники к нам… многие к стругам ис Крыму прибегали… И мы… ис-под Крыму пришли стругами в Черкаской город… дал Бог, поздорову августа в 18 день».

Поход к Анатолии — это другая экспедиция, и о ней, мы видели, сохранились не только записанные слухи. Мнение Г.А. Санина о том, что казаки в сентябре не ходили в море, почти типично для историков, специально не занимающихся изучением казачьего мореходства, и мы говорили об этом в одной из предыдущих глав. Наконец, заметим, что в принципе нет оснований слепо доверять войсковым отпискам в Москву по той причине, что Войско, не желая «нервировать» царское правительство и ухудшать с ним отношения, зачастую намеренно не сообщало ему о своих действиях против Османской империи. Ниже мы увидим дозированную информацию войсковой отписки о походе 1659 г. — только о набеге на Крым, но не на Турцию.

По источникам получается, что в походах, начавшихся в июне и июле 1654 г., действовали отчасти одновременно две донских флотилии из 30 и 33—37 больших стругов. Однако общая цифра — 63—67  судов — кажется излишне большой для Войска Донского. Здесь, возможно, имеет место и преувеличение состава второй флотилии, но, по-видимому, дело заключалось в том, что некоторые суда первой флотилии, а может быть, и большинство их, участвовали в походе на Анатолию.

Казачий поход 1654 года был последним известным набегом казаков на Босфор. Босфорская война подходила к концу, хотя, казалось бы, изменение турецкой политики России должно было подталкивать казаков к активизации набегов в «сердце империи». Обострение русско-османских отношений, наметившееся в 1640-х гг., стало реальным после воссоединения Войска Запорожского с Россией, когда борьба Москвы против Крымского ханства переросла в борьбу с Турцией. В следующем параграфе мы коснемся причин окончания Босфорской войны.

Волна страха, однако, ещё не раз охватывала Стамбул, ожидавший новых казачьих приходов. Такая тревога случилась и весной следующего 1655 г. Австрийский дипломатический представитель в Турции С. Редигер 24 (14) апреля 1655 г. сообщал в Вену о панике, возникшей в османской столице при известии о возможном появлении в море 100 казачьих чаек. Запорожцы и донцы действительно тогда громили «турецких и крымских, и других государств торговых людей» и разбивали галеры, но совершали набеги на север Черноморского побережья.

О последнем набеге казаков в район, близкий к Босфору, рассказывают сразу три источника. Это расспросные речи в Посольском приказе 27 июня 1659 г. атамана донской станицы Тимофея Иванова, приехавшего в Москву. Расспросные речи в том же приказе 17 сентября 1659 г. известного донского судостроителя К. Петрова, присланного с Дона во главе группы казачьих «струговых мастеров», которые должны были консультировать строительство мореходных судов для Войска Донского, и, наконец, отписка войскового атамана Н. Васильева и всего Войска Донского царю Алексею Михайловичу от 28 ноября 1659 года.

Автор первого сообщения атаман Тимофей Иванов выехал с Дона на четвертый день после отправления казачьей флотилии в поход и потому повествует только о его начале. Остальные источники говорят обо всей экспедиции по её завершении, при этом характерно, что войсковая отписка, рассказывая о крымской части похода, обходит молчанием его анатолийскую часть. Получается нечто вроде намеренной дезинформации: согласно отписке, казаки сразу после погрома крымцев возвращаются домой («и, разоряя те крымские посады и села, и деревни… с моря пришли»).

По словам атамана войска Донского Н. Васильева, донцы, узнав, что крымский хан намеревается идти войной на русские окраинные города, послали в Москву легкую станицу с извещением об этом замысле, а сами пошли морем на крымские места, «хотя… ему, крымскому хану, в том ево подъеме и походе мешать». Атаман Тимофей Иванов сказал, что казаки собирались «бить прежде на крымские места, под Темрюк или под Кафу и под Керчью». О последующей цели атаман умолчал, но позже выяснилось, что цель предусматривала гораздо более обширный маршрут.

6 июня 1659 года вышла в Азовское море казачья флотилия, под командованием походного атамана Корнилия Яковлева, крестного отца и будущего знаменитого противника Степана Разина. В составе флотилии насчитывалось 30 стругов, «а в стругех в больших по 80, а в ыных 70, а в меньших по 60 (в тексте речей Т. Иванова зачеркнуто стоявшее ранее: «и по 50». — В.К.) человек». Если в среднем на струг посчитать 70 казаков, то в походе участвовало приблизительно 2100 человек.

Первый удар казачья флотилия нанесла по побережью между турецкими крепостями Темрюком и Таманью.

В отписке говорится, что донцы, «прося у Бога милости, на Азовском море по черкеской стороне, меж Темрюка и Атамани, многие села и деревни пожгли и разорили». К. Петров также указывает, что первой жертвой похода оказались черкесы: казаки, «идучи… от Темрюка до Томани, улусы темрюцких черкас и томанских пожгли и многих людей побили». Донцы, кроме того, «выходили… из стругов на берег… под Керчью».

Миновав Керченский пролив, флотилия пошла к центру турецких владений в Северном Причерноморье городу Кафе. По словам Н. Васильева, участники похода «в Крыму от Кафы и до Булыклеи-города (Балаклавы. — В.К.) посады… и села, и деревни выжгли ж и запустошили, и многих крымских людей побили, и в полон жон и детей их поймали».

К. Петров рассказывал, что казаки «были под Кафою и под Булыклыею, и под иными многими местами… а выходили… из стругов на берег под Кафою и под Булыклыею… А ходили… от стругов на берег в Крым верст с 50». Таким образом, было потревожено всё южное побережье Крыма. Во время нападений на черкесские и крымские поселения донцам удалось освободить «человек с полтораста» русских и «литовских» (малороссийских и польских) пленников.

От крымского побережья флотилия направилась поперёк Черного моря к берегам Турции. Об этом втором этапе экспедиции известно мало и только со слов К. Петрова.

«А на турской… стороне, — сказал он об участниках похода, — были под городами блиско Синопа и Костянтинова острова (вероятно, острова Кефкена неподалеку от Кандыры. — В.К.), и города Кондры, и до Царягорода за судки».

Кандыра расположена довольно близко от Босфора, между городом Эрегли и устьем пролива, ближе к последнему. Е.М. Апанович указывает, что именно Кандыра находится в сутках пути от Стамбула, однако информатор, судя по обороту его фразы, под последним местом действий донцов, вероятно, имел в виду район, расположенный ещё ближе к проливу и столице. Вместе с тем это, конечно, не район непосредственно Босфора и тем более не район Стамбула.

Командование флотилии, видимо, собиралось нанести и ещё ряд ударов, может быть, и по Босфору, но помешали начавшиеся сильные штормы. Пробыв в море два месяца и десять дней, казаки «от хуртин великих с моря пришли стругами августа в 16 день, дал Бог, поздорову». Надо полагать, что обратный путь был нелегким, поскольку во время штормовой погоды суда были еще вдвое перегружены людьми. В ходе экспедиции удалось не только освободить пленников, но и взять «ясырю турского и крымского мужского и женского полу з 2000 человек».

По информации войсковой отписки, казаки «полону… руского привезли с собою с моря… московских и литовских окрайных городов… девяноста шесть душ. И… тот полон, дав им суды и запасу, и одежду, и котлы, и топоры, отпустили их к Русе (на Русь. — В.К.) с воронежцем… с Савельем Фоминеким (привозившим царское жалованье. — В.К.) рекою Доном и до Воронежа».

К. Петров в свою очередь говорил: «… и которых… полоняников из Войска отпустили в государевы городы, и о том… писано к великому государю в войсковой отписке (привезенной им, струговым мастером, и пока не найденной историками. — В.К.)… А в тех… полоняникех, которые отпущены на Русь, есть люди нарочитые и дети боярские…»

Речи К. Петрова же объясняют, почему у войскового атамана говорится о 96, а не о 150 пленниках: дело в том, что «ины… остались служить… в Войске» более 50 человек.

Экспедиция К. Яковлева проходила в сложной для России обстановке войны в северном Причерноморье, где весьма заметную роль играли войска Крымского ханства. Конотопский поход русской армии воеводы князя Алексея Трубецкого против запорожского гетмана Ивана Выговского, отложившегося от Москвы и вступившего в союз с Крымом, закончился полной неудачей. 27 июня 1659 г. пришлось снять более чем двухмесячную осаду города Конотопа, а на следующий день в сражении под Гадячем 28 июня 1659 года погиб цвет русской конницы; в результате последовало отступление армии, которая 10 июля пришла в Путивль.

«Российский государь, — отмечает В.Д. Сухоруков, — …писал к донским казакам, чтоб они, коль скоро узнают о выступлении крымских войск противу верных малороссийских казаков или на российские окраины, в то ж время морем внесли бы в Тавриду ужас и смерть. Грамота об этом была послана на Дон июня 3 дня 1659 года, но донские казаки ещё до получения оной, узнав о выступлении крымских войск в Малороссию для соединения с гетманом Выговским, отправили в море… казаков…»

Этим набегом и следующим, начавшимся 21 августа 1659 года, донцы, как выражался Н. Васильев, «крымскому хану в войне и в походе большую поруху и незамешканья учинили». Е.М. Апанович видит «поруху» в том, что набег К. Яковлева «произвел большое впечатление на крымского хана, заставив его почувствовать, что отправка войска в Россию  ведёт к разорению его собственных владений, оставленных без защиты». Н.А. Мининков, подчеркивая весьма важное значение похода для русской армии, обращает внимание на то, что удар казаков по Крыму позволил несколько ослабить опасность последствий гадячского поражения и что действия донцов заставили крымского хана уйти восвояси, оставив лишь небольшие силы, а это содействовало падению запорожского гетмана и замене его Юрием Хмельницким.

За крымскую часть похода атамана Корнилия Яковлева Войско Донское получило царскую благодарность («…и мы, великий государь, вас, атаманов и казаков, за вашу службу жалуем, милостиво похваляем»), а также значительное жалованье: 3 тысячи рублей, 3 тысысячи четвертей муки, 100 поставов гамбургских сукон, 200 пудов пороха и 100 пудов свинца. Анатолийская часть и удар, нанесенный казаками по Турции, сюзерену Крымского ханства, остались официально не отмеченными, хотя действия донцов охватили огромное пространство побережья Анатолии, в том числе и в непосредственной близости от Босфора.

Поход 1659 г. оказался последним казачьим набегом на Босфор. В последующем лишь иногда возникали и обсуждались планы нанесения ударов по Босфору и Стамбулу и устрашения непосредственно османской столицы, появлялись и распространялись слухи о возможности и готовности казаков прийти под Стамбул и т.п. Особенно это относится к периоду резкого обострения русско-турецких и польско-турецких отношений из-за Малороссийских земель в конце 1660-х — начале 1680-х гг.

Летом 1670 г. в прибрежных поселениях Турции, в том числе, видимо, и на Босфоре, были «великие страхи» в связи с предполагавшейся в Азове и Стамбуле возможностью мощного выхода разинцев в Азовское и Чёрное моря. Один из греков рассказывал в Посольском приказе в Москве, что азовский правитель Сулейман-паша предупреждал везира: Степан Разин «изготовил (число в источнике не читается. — В.К.) стругов и хочет итить на Чёрное море к турским кра[ям]». Информатор добавлял, что в связи с этим в июле и августе «чинилась… на Черном море от вора… великое опасение и всполохи. И многие… турские города, при море будучие, приказал везирь покрепить и воинскими и всякими запасы пополнить».

Зимой 1670—1671 гг. в Войске запорожском и в Польше планировали нападение запорожцев на Стамбул. В найденном Ю.А. Мыцыком в польской Ягеллонской библиотеке анонимном письме из города Язловца от 15 (5) февраля 1671 г. говорилось, что кошевой атаман Иван Сирко и руководитель казачье-старшинской группировки, ориентировавшейся на Речь Посполитую, Михайло Ханенко готовят крупный набег на османскую столицу с участием 3 тысяч чаек.

В 1671 году царь Алексей Михайлович прислал на Дон повеление, формально открывшее для казаков возможность возобновления операций на море. Государь извещал Войско Донское, что в Стамбул направлено предостережение относительно начала турками войны с Польшей и о военных действиях России в этом случае. Султана предупредили, что «царское величество» укажет донским казакам «всякой воинской промысл чинить на Чёрном море».

«А о случении с вами, атаманы и казаки, — говорилось в грамоте царя на имя Войска Донского, — запорожскому атаману и всему при нём поспольству (народу. — В.К.) наш… указ послан, ведено ему… для отвращения той турецкой войны, случась с вами… чайками на Черное море выходить и всякой воинской промысел… турского салтана и крымского хана над жители чинить…»

В.Д. Сухоруков говорит, что донцы, удерживавшиеся ранее московским правительством от морских походов, были столь обрадованы этим повелением, что через пять дней после отъезда из Черкасска российского представителя Василия Даудова, который вез упомянутое предостережение султану, открыли военные действия сначала против турецких Каланчинских башен в дельте Дона и Азова, а затем вышли в море на 34 стругах. Надо полагать, они действовали против Крымского ханства.

«О успехе казаков… ничего не известно», — замечает историк, но «слух о походе оном вскоре достиг до Константинополя, молва увеличила число казачьих судов до 700, везде распространился ужас, и никто не хотел записываться во флот, снаряженный для вспомоществования Азова и отражения казачьих судов, разъезжавших по Чёрному морю». В. Даудов стал очевидцем того, что «турки были в великом страху», что не помогали и 50 «ефимков», которые власти обещали записывавшимся на службу, и что в Эдирне, где жил посол, «многие хлебом и всяким запасом готовились впред».

30 декабря 1672 г. на совещании в Москве о предстоявших военных действиях против Крымского ханства и Турции атаман зимовой станицы Фрол Минаев, впоследствии прославленный атаман Войска Донского, заявил, что на Дону могут собраться 5 тысяч самых отважных казаков и что если к ним присоединить 8 тысяч русских ратных людей, то можно будет устрашить не только Азов, но и сам Стамбул, — «в то… время не такмо в Азове, но и в Царьграде страх был [бы] великой». По мысли Фрола Минаева, турецкий султан, в страхе оставил бы Польшу, обратился на защиту собственных владений.

В упоминавшейся ранее грамоте Алексея Михайловича от 4 июня 1673 г., адресованной крымскому хану, предваряя открытие военных действий русских войск и казаков под Азовом, счёл необходимым напомнить ему о прежних нападениях донцов на турецкие черноморские порты и многократном «прихождении» казаков под Константинополь.

О возможности набега на Стамбул вспоминали и в 1675— 1676 гг. 30 декабря 1675 г. старшина Родион Калуженин, сын О. Петрова, предложил московским боярам план совершенного утеснения азовцев прорытием Казачьего ерика и построением двух крепостей на его верхнем и нижнем устьях и третьей крепости на протоке Каланче с соответствующими сильными гарнизонами и артиллерией. По мнению старшины, эти крепости позволили бы донцам открыть свободное плавание по морю до самого Стамбула, держать в осаде не один Азов, но и османскую столицу.

Правительство одобрило замысел, однако попытка претворить его в жизнь потерпела неудачу, встретив сильное сопротивление казаков, опасавшихся излишнего усиления российского влияния на Нижнем Дону.

Военно-морские действия донских казаков в 1660—1690-х гг. ограничивались преимущественно нападениями на неприятельские поселения азовского побережья и Керченского пролива, а в Черном море — на Крым; военные походы запорожских казаков  не выходили за пределы Северного Причерноморья. В прилегающих акваториях казаки захватывали и уничтожали суда, принадлежавшие Турции и Крымскому ханству. Набеги на Анатолию совершались крайне редко, а затем прекратились вовсе.

Далее… Глава XI. ОКОНЧАНИЕ БОСФОРСКОЙ ВОЙНЫ.2. Причины окончания Босфорской войны 1613 — 1659 г.г.

Ссылки

 [559] У Н.А. Мининкова — 30 марта.

[560] А.Н. Скрипов превращает его в несуществующий Таврический залив.

[561] У Ю.П. Тушина переставлены события, и казаки захватывают суда с пшеницей и орехами после «торга» с черкесами.

[562] Это, похоже, не совсем верно. Молдавский боярин Исар Еустатие в письме царю Алексею Михайловичу от 18 декабря 1652 г. из Молдавии указывал, что 20 донских стругов «ударили около Крыму на села и деревни и розорили их зело, и животов их много побрали, и полону Молдавские земли освободили, и тот полон про то нам россказывали».

[563] Интересно, что в XIX в. на Дону уже не помнили многое из черноморской географической номенклатуры, с которой казаки XVII в. были прекрасно знакомы. При составлении описи документов 1625—1670 и 1685—1686 гг. рюмельская сторона была понята как «окрестности города Рюмельска». Навсегда в памяти донцов остались само море и Царьград, который упоминается даже в лирических песнях, например, в песне о «ягодке-смородинке», «пораскиданной… до дворца… да до Царяграда».

[564] Старых воинов и инвалидов, получавших пенсию.

[565] В болгарском переводе: Запира, Грето, Ченто и Хюсейна.

[566] Здесь разновидности местных иррегулярных войск, как и упоминаемые ниже читаки.

[567] В болгарском переводе: «…наши воины подожгли амбары и после семичасового боя все захватили».

[568] В болгарском переводе Мустафа-ага получает награду от султана за добрую весть.

[569] Можно перевести с польского и как «уничтоженного». В болгарском переводе фигурирует «сгоревший Балчик».

[570] В болгарском переводе: «Сто пленников были отправлены в Царьград с румелийскими шайками, а остальные в Килию и Александрию для поправки там крепостей».

[571] Более чем удвоил: 36 судов вместо 16 у Мустафы Наймы или 15 у М. Прибыткова.

[572] «Донская история и доселе столь мало разработана, что на Ивана Богатого, на эту выдающуюся личность и на преследуемые им, по-видимому, цели до сих пор обратили мало внимания сами потомки древних лыцарей, и лишь в перечне походов приводится, что в конце царствования Алексея Михайловича отряд… Ивана Богатого выжег царьградское селение…»

[573] Любопытно, что П.Н. Краснов излагает события похода 1652 г. не по сочинениям своего отца, а по В.Д. Сухорукову. С.И. Тхоржевский и взявшие у него информацию Б.В. Лунин и И.В. Степанов неверно относят набег к 1650 г., причем второй автор в одной из своих работ утверждает, что поход был до Царьграда, а последний, что на Константинополь. Н.Л. Янчевский также говориг, что в 1650 г. донские казаки «ходили под Царьград», но не ссылается на источник. Полагаем, что и этот историк позаимствовал сведения у С.И. Тхоржевского. Во всяком случае, мы не имеем никаких сообщений о каком-либо босфорском набеге 1650 г.

[574] По И.П. Крипьякевичу, в первых числах сентября (что и получается по новому стилю). Капитан именуется Иваном Юрьевичем.

[575] У Г.А. Санина фигурируют 39 судов. Цифра взята из показаний казаков, попавших в плен при штурме ими «земляного города» в Кафе («а во всяком стругу по семидесят человек, а в иных и больши»). Потом один из пленников уменьшил флотилию до 29 стругов. Кафинский правитель Мустафа-паша сообщал крымскому хану, что «объявились на море межи Кафы и Керчи… донских казаков тритцать воем стругов, а за ними… гребут иные струги, а сколко за ними стругов, того не усматрели».

[576] Новым ханом султан определил младшего брата покойного правителя, Мухаммед-Гирея, который уже царствовал под именем Мухаммед-Гирея IV, был низложен и находился в заточении на острове Родосе. 25 августа заключенного доставили в Стамбул, где и провозгласили ханом, а 30 августа посадили на галеру, чтобы отвезти в Крым. Далее последовал любопытный эпизод, связанный с военно-морскими действиями казаков. Как пишет В.Д. Смирнов, «пред отъездом таможенный управляющий задал хану пирушку в новом здании, которое он только что соорудил себе в Терапии (Тарабье. — В.К.). Вдруг получено было известие… что несколько русских шаек (чаек. — В.К.) и каиков вышло в Черное море затем, чтобы захватить нового хана на пути его в Крым. Мухаммед Герай (в таком написании передает его имя автор. — В.К.) испугался этой вести, вылез из галеры и, посоветовавшись, нашел, что лучше ему отправиться сухим путем, что он и исполнил немедленно…»

[576] Трудно сказать, в самом ли деле донцы намеревались перехватить хана или «у страха были глаза велики», но персональную ненависть к этому правителю казаки могли испытывать, поскольку Мухаммед-Гирей первый раз царствовал в 1641—1644 гг., в тяжелейшее для Войска Донского время турецко-татарского наступления. Во всяком случае, прибыв длинным и кружным путем в Крым, хан, несомненно, от всей души выразил свое отношение к казакам, поручив одному из своих придворных заявить русским послам следующее:

[576] «Как его, хана, из Царягорода турской салтан на крымской юрт отпускал, и он ему приказал… вам, посланникам… говорить: воры де донские казаки ежегод приходять морем, землю его воюют и людей побивать, и в полон емлють, и разоряють, и досады большие чинят, и такие де ему обиды ни от которые земли не бывает… чтоб вам, посланникам, государю известить, а боярам и ближним людем говорить, что тех воров, донских казаков, от войны велели унять, а только де государь ваш тех донских казаков от той войны не уймет, и турской де салтан приказал ему, Мамет Гирею хану… в Царьгород отписать и к нему, хану, пришлет своих ратных людей 100 т[ысяч], и с теми его ратными людьми и с крымцы, и с нагайцы велить ему, хану, итти войною на тех донских казаков и их всех разорить, а разоря их, итти войною на Московское государство…»

[576] Интересно, что когда Мухаммед-Гирей IV в 1666 г. был вторично низложен и попытался оказать сопротивление османскому правительству, он обратился за помощью к «соседним гяурам», в том числе к казакам, но не получил ее.

[577] Попутно заметим, что войсковой атаман О. Петров, вопреки Г.А. Санину, не говорил о выходе казаков в море после получения 12 июля грамоты Б. Хмельницкого, а, как видим, ясно сообщал о двухмесячной продолжительности похода.

[578] По А.А. Новосельскому, летом 1654 г. донцы вышли в двухмесячный поход на 30 стругах, захватили два турецких судна с хлебом и товарами, штурмовали Кафу, откуда ходили к анатолийскому побережью, подвергли его опустошению, затем, вернувшись, высаживались на побережье Крыма, отдавали на окуп татарский полон и освобождали русских и украинских полоняников. Упомянутые два судна являлись частью каравана, шедшего из Стамбула. По сообщению Мустафа-паши, «шли ис Царягорода к Кафе шесть короблей с хлебом и с тавары, и те… донские казаки к тем короблям приступали и взяли два коробля, один с хлебом, а другой с тавары».

[579] В 1671 г. выяснилось, что среди личных вещей С. Разина, которые находились у одного из его «воровских» атаманов, бывшего стрельца Дружины Потапова, в Царицыне, имелся «город костяной» — макет, вырезанный из кости (видимо, слоновой). Младший брат С. Разина Фрол говорил, что, по словам Степана, «тот город зделан обрасцом как Царь-город», но не помнил происхождение этой вещи: то ли она была взята у товарища астраханского воеводы князя Семена Львова, то ли привезена из персидского похода.

[579] Откуда С. Разин мог знать, что на макете был изображен Стамбул? От побывавших в этом городе? Сам Степан родился около 1629 г. и вполне мог участвовать в босфорском набеге 1654 г. Источники ничего не сообщают о черноморских плаваниях казачьего предводителя, но, например, С.И. Тхоржевский уверен, что он к началу своей каспийской экспедиции «много видел, во многих местах побывал, от Черного моря до Белого» на севере. У А.Н. Сахарова встречаем утверждение, что С. Разин ходил к турецким берегам. Для низового казака того времени в этом не было бы ничего удивительного.

[580] У Е.М. Апанович казаков было 2 тыс. человек, у В.Д. Сухорукова — более 2 тыс.

[581] «Казаки, ворвавшись в крымские пределы, — пишет В.Д. Сухорукое, — распространили ужас; все то, что только попадалось им между Керчью, Кафою и Балаклавою, жгли и истребляли, не находя нигде препятствия; нещастных жителей предавали смерти без различия пола и возраста…». Соглашаясь с этой оценкой воздействия набега на южнокрымское население, заметим, что источники вовсе не говорят о беспощадном отношении участников похода к жизни женщин, стариков и детей. Напротив, часть женщин и детей была захвачена в плен и, как увидим ниже, привезена в Черкасск. Крымский полон при этом проделал на казачьих стругах длинный путь через Черное море в оба конца и затем через Азовское море.

[581] Кстати сказать, В.Д. Сухорукое своеобразно представляет себе и маршрут похода. По описанию историка получается, что донцы, пройдя Азовское море, вошли в Керченский пролив, разгромили побережье между Керчью, Кафой и Балаклавой, потом будто бы вернулись к Тамани и в Азовское море, «разорили кочевавшие там улусы до самого Темрюка», снова вышли в Черное море и наконец пошли к Анатолий. Такой маршрут представляется нереальным; ошибка произошла из-за того, что К. Петров, рассказывая о походе, не придерживался строго его последовательности.

[582] Н. А. Мининков полагает, что этот полон был освобожден на первом этапе, между Темрюком и Таманью. Но, судя по контексту сообщения К. Петрова, речь должна идти об освобождении пленников на азовских, керченских и южнокрымских берегах, а войсковая отписка и вовсе говорит, что полоняников «имали на посадах и по селам, и по деревням крымским».

[583] Небольшой скалистый остров Кефкен считается тем не менее одним из трех самых значительных островов Черного моря (вместе со Змеиным, или Фидониси, и Березанью). Он расположен почти в 50 милях (92 км) от Босфора и в 7,5 кабельтова (1,4 км) от анатолийского берега. Играл важную роль в качестве ориентира при плавании вдоль побережья к Босфору. Сейчас является центром добычи редких черноморских омаров.

[584] О примерной дальности пути от Стамбула до Кандыры сказано в главе IV.

[585] Поэтому встречающееся в литературе утверждение о том, что казаки в 1659 г. ходили под Царьград, в узком смысле слова неверно. Ю.П. Тушин в одной из своих работ пишет, что донцы в этом набеге доходили до Царьграда, но в последующей работе снимает это утверждение, цитируя слова К. Петрова с упоминанием суток пути.

[586] Так что И.И. Ногин, указывающий, что царь Алексей Михайлович «щедро наградил казаков за их походы», в частности и близко к Константинополю, формально не прав.

[587] От 1675 г. мы имеем следующее известие, полученное в Эдирне представителями гетмана Правобережной Украины Петра Дорошенко: «Под Балою от Черного моря пограблено 2 села турецких; сказывали, что то учинили казаки из Запорожья или с Дону, и от того потревожились турки зело; а то было июля около 25 числа». О какой погромленной местности идет речь, неясно. Наиболее известный населенный пункт с названием Болу — это город южнее Эрегли, приблизительно в 60 км от него по прямой в глубь Малой Азии. Атака на этот район действительно должна была вызвать сильное беспокойство в правящих кругах Турции, но могли ли казаки в 1670-х гг. совершать такие нападения? Видимо, под «Болу» нередко понималось и Инеболу: у Павла Алеппского этот город именуется «Боли». Но вполне возможно, гетманские представители имели в виду какой-то пункт вовсе не в Анатолии.

[588] Ср. в другом месте: после приезда на Дон.

[589] Ю.П. Тушин утверждает, что донцы «действовали у берегов Турции» и «навели панику на турецкое население».

[590] Русифицированное название немецкой серебряной монеты «иоахимсталер», весом в 29,3 г.

[591] Этот мелководный проток позволял казакам выходить из Дона в море, минуя и Каланчинские башни, и Азов. См. об этом ниже.