О ТРЁХ ШАГАХ ВИШНУ

Арктическая родина в Ведах. Бал Гангадхар Тилак

Глава X. Ведические мифы об утренних божествах.

О ТРЁХ ШАГАХ ВИШНУ.

В Ведах есть еще несколько легенд, указывающих на климат Арктики и на условия сложения связанного с ними календаря. Я намерен вкратце изложить их. Одной из таких легенд является неоднократно приводимое в Ригведе упоминание о трех шагах Вишну (I, 22, 17, 18; I, 154, 2).

Яска (Нир., XII, 19) приводит мнение двух давних авторов о характере и значении этих трех шагов. Один из исследователей, Шакапуни, считает, что они обозначают шаги по земле, по воздуху и по небу. Другой же, Аурнавабха, полагает, что один шаг приходится на гору, из-за которой восходит солнце, второй – на небо, а третий – на гору солнечного заката.

Макс Мюллер думает, что это символическое обозначение восхода, кульминации и захода солнца, а Д. Муир ссылается на строки из «Рамаяны», где упоминается гора солнечного восхода, и утверждает, что первый шаг Вишну пришелся на вершину этой горы, именуемой Сауманаса. Затем он говорит, что второй шаг приходится на гору Меру, так как «когда солнце обходит Джамбудвипу (центральную область мира) с севера, его лучше всего видно с ее вершины»; это утверждение наводит на мысль, что, судя по «Рамаяне», третьим шагом Вишну окружал всю Джамбудвипу, и он свершался на закате. В литературе Пуран эти три шага Вишну являются тремя шагами Ваманы – пятого воплощения (аватары) Вишну, принявшего облик карлика. В таком образе Вишну подошел к могучему правителю Бали, приносившему жертву, и попросил разрешения сделать три шага. Получив разрешение, Вишну сразу принял свой всеобъемлющий образ и первым шагом покрыл всю землю, вторым – всю атмосферу, и тогда удивленный этой метаморфозой Бали, который правил вселенной, исполняя закон ненарушения своего слова, разрешил сделать и третий шаг. И Вишну третьим шагом наступил ему на голову, вдавив его в нижний мир и освободив таким путем всю вселенную для Индры, которую некогда Бали у него и похитил.

Среди всех этих интерпретаций четко просматривается одна идея – та, что Вишну представляет собою солнце в той или иной форме. Поэтому с особой тщательностью мы должны всмотреться во все ведические пассажи, относящиеся к Вишну, тем более что не все ученые сходятся во мнении, что именно представляют собой эти три шага – дневной или годовой курс солнца. Нам следует выяснить, какой из этих взглядов соответствует указаниям в Ведах. В гимне (I, 155, 6) Вишну предстает как погоняющий своих 90 коней, подобно катящемуся колесу. Эти 90 коней, имеющих четыре имени, явно соотносятся с 460 днями, разделенными на четыре группы, или сезона, по 90 дней. Это свидетельство четко указывает на то, что годовой курс солнца должен быть принят за основу подвигов Вишну. В Ригведе же сообщается, что Вишну был близким другом Индры (I, 22, 19) и помогал ему в битве с Вритрой. В гимне (IV, 18, 11) Индра, готовый убить Вритру, взывает к Вишну: «О, друг Вишну, шагай пошире»; близко к этому звучат и слова гимна (VIII, 12, 27), а в гимне (I, 156, 4) Вишну с помощью своего друга открывает стойло коров. Оба они, и Вишну, и Индра, описываются как победители Шамбары; они победили множество Асуров-варчинов и вознесли солнце, зарю и огонь. Из этих пассажей видно, что Вишну помогал Индре в борьбе с Вритрой (VIII, 100, 12), а если это так, то один из его шагов должен был прийтись на область этой битвы, то есть на нижний мир.

В этом случае мы можем понять, почему два шага Вишну люди видели, а третий был недоступен зрению ни птиц, ни смертных (I, 155, 5; VII, 99, 1), и это понимание правильно, ибо нижний мир невидим. Мы уже встречали указания на то, что прибежище Вритры описывается как скрытое и наполненное мраком и водой. И если Вишну помогал Индре, его третий шаг должен был соотноситься с убежищем Вритры. Итак, под шагами Вишну понимается годовой курс солнца, разделенный на три части. В течение двух из них солнце бывает над горизонтом, а поэтому два его шага видимы. Но в последнюю треть года солнце скрывается за горизонтом, и наступает тьма, то есть третий шаг уже не виден. Вот тогда-то он и помогал Индре в его борьбе и убийстве Вритры и возвращал зарю, солнце и возможность приносить жертвы.

Выше уже указывалось, что битва Индры с Шамбарой начиналась на 40-й день осени («шарада»), или на восьмой месяц от начала года, от весны. Вот эти восемь месяцев света и четыре месяца тьмы как раз и представлены легендой о двух видимых и одном невидимом шагах Вишну.

Легенды Пуран, относящиеся к Вишну, в частности, указание на его ежегодный сон длительностью в четыре месяца, поддерживают этот взгляд. Следует отметить и то, что Вишну спит на кольцах вечного змея на бескрайнем океане, и эти образы свидетельствуют и об океане, и о змее Ахи, упоминаемом в легендах о Вритре как о его воплощении.

Высказывалось и мнение, что под этим сном Вишну следует понимать дождливый сезон длительностью в четыре месяца, но это позднее и неверное объяснение, вроде того, которое мы отметили относительно вод в последней главе. Если подвиги Индры перенести на последний сезон года, то есть на дождливый сезон «варша», то и период сна Вишну тоже будет связан с этим сезоном, но ведь изначально его сон идентичен его третьему шагу, и он невидим, тогда как дожди указанного сезона вполне видимы. Нет, только долгий мрак зимнего периода в арктическом регионе может адекватно представлять собой третий шаг Вишну, период его сна. Следует упомянуть, что таким же образом поясняли и легенду о фригийском боге, который, по Плутарху, спал всю зиму и обретал активность только летом. К такому же выводу приводят и ирландские сказания об ултонских героях, как считает и профессор Райс.

Но, кроме пуранических легенд о сне Вишну, мы видим и ведические, имеющие то же значение. Так, в Ригведе (VII, 100, 6) к Вишну применяется отрицательное определение «шипивишта» («запаршивевший»). И поэт восклицает: «О Вишну, какая на тебе вина, что ты называешь себя шипивишта?» Яска (Нир., V, 7-9), ссылаясь на Аупаманьява, говорит о древней традиции присваивать Вишну два имени – Шипивишта и Вишну, из которых первое имеет негативный смысл. Но сам Яска объясняет это так: это имя может означать «прикрытый, как личные места» или же «имеющий потемневшие лучи». Яска предлагает также альтернативный вариант, переводя это слово как некое хвалебное обращение – «тот, чьи лучи («шипаях») явлены («авиштах»)».

Некоторые ученые предположили, что значение слова «шипивишта» стало ко времени Яски уже неясным, но мне это не кажется вероятным, так как даже в более поздней литературе это слово выступает как бранное обращение, означающее того, кто поражен неизлечимой кожной болезнью. Точное значение прозвища может быть и неясным, но нет сомнений в том, что это слово и в поздней санскритской литературе имело негативное значение.

Но в дни, когда происхождение этого определения применительно к Вишну было забыто, теологи и ученые пытались изменить его оскорбительный смысл, предлагая альтернативное значение, и Яска, возможно, был первым из числа последователей школы Нирукты, который старался придать положительное значение слову «шипивишта», пояснив, что «шипи» может означать «лучи». Вот почему Д. Муир, анализируя «Махабхарату» (Шанти-парван, гл. 342), где Яска впервые применяет этот эпитет к Вишну, полагает, что автор этого эпоса «не был знатоком Вед».

Мы и в «Тайттирийя Самхите» видим, что люди почитали Вишну под этим именем (II, 2, 12, 4-5) и что слово «шипи» обозначает «скот», «жертва» или «лучи». Но эти этимологические изыскания не в состоянии ввести положительное значение этого слова в санскритскую литературу, и одного этого факта достаточно, чтобы показать, что слово «шипивишта» всегда было термином, означавшим какой-то телесный недостаток, хотя точный его смысл не установлен. Теологи, надо отдать им справедливость, пробовали объяснить это слово по-разному, но главным образом потому, что не хотели применять оскорбительные эпитеты к богам – это заботило их больше, чем поиск реального значения слова. Так и произошло, что слово «шипивишта», изначально отрицательное по смыслу, было переделано в некое тайное имя бога. Но эта переделка отразилась лишь на теологической литературе и не прошла в нетеологические произведения, так как негативное значение слова слишком хорошо известно народу. Поэтому не может быть сомнений в том, что в гимне (VII, 100, 5, 6) оно применено в своем негативном значении.

Эти слова были переведены Д. Муиром так: «Я, преданный почитатель, знающий религиозные правила, сегодня прославляю это твое имя Шипивишта, восхваляю тебя, кто силен и пребывает выше этого нижнего мира, и чем ты Вишну провинился, что называешь себя шипивишта (говоришь «я шипивишта»). Не скрывай от нас этого облика, поскольку ты обрел другую форму в битве». Ключ к пониманию этого пассажа скрыт в словах «пребывающий в нижнем мире» или «над нижним миром». Ведь это в нижнем мире Вишну обрел плохое имя. А что оно собой представляло на самом деле? «Шипивишта» означает и «укутанный, как шепа», и «тот, чьи лучи померкли», или «временно скрытый в темных покровах». Поэт, таким образом, просит Вишну не стыдиться того, что к нему применим этот эпитет, потому что эта новая его форма временна, как темный панцирь для борьбы с Асурами, а когда понадобится, Вишну обретет свой истинный образ, представая перед почитателями.

Таково истинное значение слов, процитированных выше, и, несмотря на попытки Яски и других ученых превратить плохое имя в хорошее путем этимологических спекуляций, совершенно ясно, что «шипивишта» было нехорошим именем и обозначало темный вид Вишну во время его борьбы с демонами в нижнем мире, когда он двигался по нижнему миру. И в этом имени нет ничего такого, чего могли бы стыдиться его почитатели.

Поздняя пураническая традиция представляет Вишну спящим в течение этого периода, но одно и то же означает и его сон, и его болезнь. Это повесть о Вишну, ушедшем в нижний мир, потемнев или заболев при этом, чтобы наступить третьим шагом на голову Асуры, или же, облачившись в темные доспехи, помогать Индре в его борьбе за воды и свет, в той борьбе, которая, как мы видели, длилась долго и имела своим результатом свободное течение воды, рождение зари и восход солнца в его сияющих доспехах после столь долгой и непрерывной тьмы.

Сравнение с прибежищами других ведических богов, о которых говорится, что они, подобно Вишну, пересекают вселенную, подтверждает изложенный взгляд. Одним из таких богов является Савитрь* – Савитар. В гимне (V, 81, 3) о нем сказано, что он измеряет мир, а в гимне (I, 35, 6) мы читаем: «Есть три неба Савитара, два из них близко, а третье, хранящее героев, находится в мире Ямы». Это значит, что два прибежища Савитара расположены в верхнем небе, а одно – в нижнем мире, в царстве Ямы.

* Написание этого имени как «Савитрь» точнее соответствует ведическому, чем принятое на Западе «Савитар», но в дальнейшем, для более удобного написания падежных форм этого имени, оно будет приводиться как «Савитар». Напомним, что это одно из имен Солнца.

Другим богом, пересекающим, как бы измеряющим небо, является Агни. У него тоже три места – одно в океане («самудра»), другое в небе («диви»), а третье в водах («апасу») (VI, 7, 7; I, 95, 3). У него три света, или тройной свет (III, 26, 7), три головы (I, 146, 1) и три прибежища, силы или языка (III, 20, 2; VIII, 39, 8). Хотя эти три прибежища не всегда подобны другим, тем не менее одно из них явно (уподоблено) совпадает с третьим шагом Вишну, и в гимне (X, 1, 3) указывается, что только Вишну знает третье прибежище Агни, и в гимне (V, 3, 3) Агни вместе с последним шагом Вишну охраняет священных коров. Это описание совпадает с указаниями в гимне (I, 154, 5, 6), где сказано, что быстро стремящиеся коровы и источник счастья находятся в том месте, куда пришелся третий шаг Вишну. Выше уже указывалось, что Агни иногда выступает как солнце, как одно из его воплощений. Его пребывание в воде и его появление из воды как порожденного ею ребенка («апам напат») – это только версия рассказа об уходе солнца надолго за горизонт и о его появлении из нижнего океана в конце долгой арктической ночи. Вишну – это тоже солнце, тоже одно из его имен. Легко увидеть полное подобие третьего шага Вишну третьему жилищу Агни.

В число богов, пересекающих пространство, входят (как третьи в их порядке) и Ашвины, которых именуют в Ригведе много раз «ходящими вокруг» (I, 46, 14; I, 117, 6). О них говорится, что они имеют три пристанища (VIII, 8, 23) и их колесница, которая равно движется по обоим мирам (I, 30, 18), имеет три колеса, одно из которых пребывает в пещере или тайном месте, подобно невидимому третьему шагу Вишну (X, 85, 14-16).

Это соответствие, прослеживаемое между тремя убежищами трех пересекающих пространство богов, не может рассматриваться как случайное. Если это верно, то общим результатом всех вышерассмотренных пассажей является вывод, что это третье жилище, или убежище, следует в каждом из этих указаний воспринимать как нижний мир – мир питри, или Ямы, мир вод и мрака.

ТРЕТИЙ В ВОДЕ (ТРЕТИЙ ВОДНЫЙ)

Выше говорилось, что год, разделенный на три части по четыре месяца, представляет собой три шага Вишну. Первые два из них видимы, в отличие от третьего, который скрыт. Здесь явно речь идет о древней родине арьев, где солнце было над горизонтом только восемь месяцев. Если мы персонифицируем объекты этой легенды, эти три части года, то встретимся с легендой о трех братьях, повествующей о том, что два старших брата, сговорившись, столкнули третьего в яму мрака. Это и есть повесть о Трита Аптье в Ригведе, или о Тхраэтаоне в Авесте.

Саяна в своем комментарии цитирует пассаж из «Тайттирийя Брахманы» (III, 2, 8, 10–11), а также говорит об истории Шатья-янинов, где приводится легенда о трех братьях, носивших имена Эката, Двита и Трита, то есть Первый, Второй и Третий. Два старших бросили Триту в колодец, откуда его извлек Брихаспати. Но в Ригведе Эката нигде не упоминается, а Двита встречается в двух гимнах (V, 18, 2; VII, 47, 16). В первом из этих гимнов он упоминается как пророк, и ему приносят жертвы (частично неполноценные), а во втором просят Ушас, чтобы она увела дурной сон к Двите и Трите. Грамматически слово «трита» означает «третий», и в гимне (VI, 44, 23) слово «тритешу» использовано в значении числительного, определяющего слово «рочанешу», что в целом имеет значение «в третьей области».

В качестве ведического божества Трита именуется Аптья, то есть «рожденный водой» или «пребывающий в воде», согласно пояснению Саяной гимна (VIII, 47, 15). Он упоминается неоднократно в роли помощника Марутов и Индры при убийстве демона, или силы мрака, вроде Вритры. Так, в гимне (X, 8, 8) говорится, что поощряемый Индрой Трита убил трехглавого сына Тваштри и освободил коров. В другом гимне (X, 99, 6) мы читаем, что Индра одолел громко рычавшего шестиглазого демона, и Трита, укрепленный этим в своих силах, убил вепря оружием с острым железным наконечником. Но наиболее важным служит упоминание о Трите в гимне (I, 105), где описывается, как он упал в колодец («купа»), который в других строфах (X, 8, 7) называется ямой («вавра»). Трита воззвал к богам о помощи, и тогда Брихаспати, услышавший его мольбы, извлек его из такой беды (I, 105, 17). Некоторые строфы этого гимна очень информативны. Например, в строфе 9 Трита указывает на «свое родство с семью лучами неба», о чем он знает. Красный Врика, волк мрака, описывается как преследующий Триту, идущего своим путем. Это все говорит о том, что Трита был родствен силам света, но попал в беду, будучи сброшен во мрак. В гимне (IX, 102, 2) про убежище Триты говорится, что оно тайное, скрытое, а это подобно третьему шагу Вишну.

Такой же рассказ обнаруживается и в Авесте. Там Тхраэтаона, носивший родовое имя Атхвья (санскритское Аптья), описывается как убийца врага – змея Ази Дахаку, у которого три пасти и шесть глаз (Яшт, XIX, 36-37; V, 33-34). Примечательно, что в легенде Авесты Тхраэтаона идет на борьбу с демонами в сопровождении своих двух братьев, задумавших убить его по дороге. Такая легенда полностью поддерживается процитированным Саяной отрывком из «Тайттирийя Брахманы» и историей о Шатья-янинах, а когда выявляется такое сближение двух рассказов, мы не можем легко отбросить в сторону сюжет из «Тайттирийя Брахманы» или полагать, что он был целиком соткан из неправильно понятых упоминаний в Ригведе.

Но без учета сути арктической теории о долгом мраке, длившемся почти четыре месяца, или около одной трети года, европейские ученые не смогли понять, почему божество именуется «третьим», а вследствие непонимания возникли многие предположения по поводу того, как это Трита, то есть «третий» в буквальном переводе, мог обозначать божество, брошенное в яму или колодец в далекой области. Так, Макс Мюллер произвел это имя от корня «трь» – «пересекать» и решил, что оно должно иметь форму «Трьта» и, соответственно, обозначать «солнце, пересекающее океан», а поэтому в своей измененной форме «Трита» оно связано с ежедневной борьбой света и мрака. <…>

Такой опыт показывает, как истинные ученые иногда бывают не в состоянии объяснить ряд мифов, не располагая правильным ключом к пониманию их содержания, их смысла. Но теперь вся легенда может быть понята при обращении к арктической теории. Персонифицированная треть года, названная именем Трита – «третий», описывается как скрывавшаяся в темноте, или в колодце, или в яме, или в водах нижнего мира, ибо солнце именно на этот период уходило за горизонт на родине древних предков арьев. И такие сюжетные моменты, как связь Триты с мраком и водами, или его участие в борьбе с Вритрой, или даже то, что на староирландском языке море обозначалось словом «триатх», – все это теперь становится понятным и объяснимым. Нижний мир – это место пребывания воздушных вод, а поэтому рассказ о Брихаспати, который освободил коров, запертых в пещере нижнего мира, легко понимается как рассказ об освобождении им Триты, попавшего в колодец.

Когда профессор М. Мюллер говорит, что место укрытия Триты «вавра» – это и есть вечный мрак, не имеющий пределов, из которого свет, упоминаемый под именами Атри, Ванданы и другими, освобождается ежедневно, я готов подписаться под каждым его словом, кроме последнего «ежедневно». Ведь Макс Мюллер, уточнив что скр тое место Триты было охвачено мраком и что солнце поднималось из этой области тьмы, дошел в этих разъяснениях почти до выводов арктической теории, но ему помешало знакомство с теориями весны и зари. И в результате, какой бы ни была причина, он не сделал этого шага дальше и правильная концепция мифологической сути легенды о Трите была затемнена словом «ежедневно». Отбросив это слово, мы увидим правильное объяснение в свете арктической теории всей легенды о Трите и о значении слова «трита» как «третий».

ВОДЫ

В предыдущей главе был подробно разобран вопрос о характере и движении воздушных, или небесных, вод, так что осталось добавить к этому лишь немного дополнений. Мы также видели, что нижний мир, или водный мир, определялся как перевернутая полусфера или труба, так что попавший туда воспринимался как угодивший в область беспредельной тьмы или бездонных вод. Считалось также, что этот океан был окружен горами, как каменной стеной, отграничивающей верхний мир от нижнего, и для того, чтобы воды могли начать литься и в верхний мир, необходимо было пробить в этих горах проходы, которые были закупорены телом протянувшегося по горам Вритры.

В одном гимне (II, 24, 4) говорится, что этот колодец заложен камнями («ашмасьям»), и его раскупорил Брихаспати, в другом (X, 67, 3) упоминается каменная стена, за которой были заперты коровы. Говорится и про то, что гора была скрыта в животе Вритры (I, 54, 10), и еще – что сам Шамбара жил в горах. Мы также видели, что со времени существования школы Нирукты слово «гора» («парвата») было объясняемо неверно, хотя эта школа и внесла немалый вклад в дело анализа Вед, несмотря на то, что иногда и заходила слишком далеко в своих этимологических изысканиях.

Связь нижнего мира вод с горами и мраком следует считать установленной, а легенды о Вритре, Бхуджье, Саптавадхри, Трите и т.п. указывают на то, что воды представляли собой убежище для сил зла и место проведения сражений с ними. Подтверждается также и то, что в течение определенной части года там появлялись Сурья, Агни, Вишну и Трита. Это было и тем местом, где пребывал в своем сне Вишну, пораженный какой-то кожной болезнью, где Трита впервые надел упряжь на лошадь, в образе которой было представлено солнце, а Индра впервые стал всадником (I, 163, 2), сев на нее верхом.

Это было местом, откуда семь рек поднялись в небо вместе с семью солнцами, освещавшими в течение семи месяцев древнюю родину арьев, и в это же место реки вместе с солнцем спускались по истечении срока. И воды эти были теми самыми, которые порождали земные водоемы, наполняя их влагой дождей, проливаемых ими при протекании через небо. Считалось, что эти воды текут под тремя землями, образуя в своем движении с запада на восток то место, где рождалось солнце и другие утренние божества, как указывается в Ригведе. В этом месте Вритра скрывал коров в каменном стойле, здесь царили Варуна и Яма и пребывали в покое и довольстве питри – души предков.

Что же касается разделения на части этой водной области, то мы можем видеть, что ведические барды усматривали в этом разделении полную аналогию с землей и небесами. Этих частей было три, семь или десять и в нижнем мире, и на земле, и в небе. Итак, мы видим, что правильное концептуальное понимание всех сведений о подземных водах и об их движении совершенно необходимо для объяснения истинного значения многих ведических легенд, а также и легенд в Пуранах, хотя следует указать, что в последних сюжеты основаны не только на Ведах, но и на других источниках. И если не понимать характера вод как универсального и всеобъемлющего, многие сюжеты гимнов Вед предстанут как темные, запутанные и таинственные. Поэтому я объединил здесь основные характеристики, относящиеся к божествам, упоминаемым в связи с водами ведическими поэтами, и обсудил эти вопросы на предыдущих страницах.

В постведической литературе многие из этих характеристик относят к соленым водам океана и других наземных вместилищ вод. Укажем, что греческое слово «океанос», фонетически сближающееся с санскритским «ашаяна» («обволакивающий»), вошло почти во все европейские языки.

Раннесредневековый поэт Бхартрихари в поэме «Вайрагья Шатака» восклицал: «О, как просторно, велико и терпеливо тело океана! Здесь покоится во сне Кешава (Вишну), здесь пребывают враги (Вритра и другие демоны мрака); здесь лежит и владыка гор, ищущий убежища, и здесь же скрывается Морской огонь (подводное пламя) вместе со всеми самвартаками (облаками)».

Эти слова суммируют легенды Пуран, относящиеся к океану, и можно увидеть, что каждая из них основана на ведических представлениях о характере и о движении воздушных вод, которые являются основным материалом, использованным для создания мира. После таких слов не требуется уже пояснять, почему Апах – «воды» – заняли такое важное место в пантеоне Вед.

Глава X. Ведические мифы об утренних божествах. СЕМЬ. ДЕВЯТЬ. ДЕСЯТЬ.

Арктическая родина в Ведах. Бал Гангадхар Тилак  (Перевод с английского Н. Р. Гусевой)

ОГЛАВЛЕНИЕ