Илья-громовник и огненная Мария

Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу.

Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов.  Том 1. 

IX. Илья-громовник и огненная Мария.

С принятием христианства многие из старинных языческих представлений были перенесены на некоторые лица ветхо- и новозаветных святых. Младенчески неразвитый народ не в силах был разорвать своих связей с прадедовской стариною; старина эта проникала весь строй его речи, а с тем вместе и все его воззрения на жизнь и природу, каждый день, каждый час она напоминала ему о себе в тысяче тех слов и оборотов, помимо которых он не умел и не мог выражать своих мыслей. Чтобы всецело отрешиться народу от образов и верований, созданных язычеством, для этого нужно было отказаться ему от родного языка, что выходило из пределов возможного. И народ долго не отрешался от заветов предков, от убеждений, подсказанных ему языком; он невольно, бессознательно вносил их в область новой христианской религии, или, лучше сказать — объяснял её догматы в духе собственных преданий, и пользовался для этого всякою сходною чертою, всяким поводом к сближению и даже случайным созвучием слов. Так на Илью-пророка были перенесены все атрибуты и все значение древнего Перуна. По языческим представлениям, Перун владел громом и молниями, разъезжал по небу в колеснице, на крылатых, огнедышащих конях, разил демонов огненными стрелами, проливал дожди и воспитывал жатвы. Те же черты даёт народная фантазия и Илье-пророку.

Поселяне наши представляют его разъезжающим по небу в огненной колеснице; грохотом её колёс объясняется слышимый нами гром. При ударах грома в Нижегородской губ. говорят: “Илья великий гудит!” На лубочной картине Илья-пророк изображается на колеснице, которая окружена со всех сторон пламенем и облаками и запряжена четырьмя крылатыми конями; колеса огненные. Лошадьми управляет ангел; Илья-пророк держит в руке меч. Болгарская загадка сравнивает коня Ильи-пророка с ветром:“Имам iэдин конь — от свети Илия повихрест” (быстрее) = ветер; а малорусская так выражается о громе: “видано-невидано, якого не кидано! То снятый кидав, щоб було хороше ему прсуихати», т. е. в громовых раскатах слышится народу стук ринутого Ильею-пророком оружия, которым он разит тёмные тучи, чтоб не стояли ему на пути. В других местах гром объясняется небесным поездом самого Христа. В скопческой песне поётся:

У нас было на сырой на земле —
Претворилися такие чудеса:
Растворилися седьмые небеса,
Сокатилися златые колеса,
Золотые, ещё огненные.
Ужь на той колеснице огненной
Над пророками пророк-сударь гремит,
Наш батюшка покатывает,
Утверждает он святой божий закон.
Под ним белый храбрый конь;
Хорошо его конь убран,
Золотыми подковами подкован;
Ужь и этот конь не прост
У добра коня жемчужный хвост,
А гривушка позолоченная
Крупным жемчугом унизанная;
В очах его камень-маргарит,
Из уст его огонь-пламень горит.

В заговорах встречаем подобные же представления Ильи-пророка, очевидно подставленного в этих молитвенных заклятиях вместо Перуна; так в заговоре на охрану против ружейных ран читаем: “на море на окиане, на острове на Буяне гонит Илья-пророк в колеснице гром с великим дождем. Над тучею туча взойдет, молния осияет, дождь пойдет — порох зальёт… Как от кочета нет яйца, так от ружья нет стрелянья».

Так как болезни почитались нечистою силою, которая язвит человеческое тело, то с мольбою об исцелении обращались к богу-громовнику, могучему победителю демонов. В заговоре от сибирской язвы обращение это делается к Илье-пророку:

“встану я раб божий, пойду… под восточную сторону; к окияну-морю. На том окияне-море ( = небе) стоит божий остров, на том острове лежит бел-горюч камень алатырь (см. главу XVI), а на камени — снятый пророк Илия с небесными ангелами. Молюся тебе, святый пророче божий Илия! пошли тридцать ангелов в златокованом платье, с луки и стрелы, да отбивают и отстреливают от раба (имярек) уроки и призеры и притки, щипоты и ломоты и ветроносное язво”.        Или, после воззвания к Илье-пророку и ангелам, причитывают так: “спустите мне гром и моланью, отбивайте и отстреливайте от раба божия уроки и призеры, потяготы и позевоты…»

Молнию народ считает за стрелу, кидаемую Ильей-пророком в змея или дьявола, который старается укрыться от неё в разных животных и гадах — намёк на  олицетворения туч в виде животных; но и там находит его и поражает небесная стрела. Во Владимирской губ. говорят, что он побивает нечистых каменными стрелами: поверье, согласное с преданиями о “громовых стрелках” и каменном молоте Тора. Что сказание о борьбе Ильи-пророка с  змеем (драконом = тучею) существовало издавна, это свидетельствуется апокрифической беседою Епифания с Андреем (рукоп. XV в.): “Епифаний рече: по праву ли сие глаголют, яко Илья-пророк есть на колеснице ездя гремит, молния пущает по облакам и гонит змия? Святый же рече, не буди то, чадо, ему тако быти; велико бо безумие есть, еже слухом приимати».

На этих верованиях создалась хорутанская легенда “Lugar sv. Iliji vraga strelil». Однажды вышел лесник на охоту; вдруг надвинулись тучи, загремел гром, засверкала молния и полил дождь. Лесник не мог идти дальше и лёг под дерево. Оглядываясь по сторонам, он увидел при блеске молнии какую-то зверскую образину; думая, что то зверь, он прицелился и выстрелил: “дождусь, думает, дня — и тогда увижу, что застрелил”. В то самое время подошёл к нему старец: “знаешь ли (спросил он), какого ты зверя застрелил? ты убил черта, в которого семь лет направлял я удары — и не мог попасть. Я — святой Илья и наделю тебя за это счастьем и богатой невестою”.

Подобная же легенда известна и в Малороссии, но вместо Ильи-пророка она выводит Бога: шёл мужик с ружьем в руках; путь лежал возле озера, а над озером стоял большой камень. На ту пору была гроза на небе, и как только загремит гром — то нечистый и спрячется за камень, а как стихнет — то снова выскочит и “всё дразнит Бога”. Мужик прицелился и пристрелил нечистого; идёт дорогою, а навстречу ему “чоловик ни молодий, ни старий; а ружжо у его таке гарне, саме золоте та срибне. — Здрастуй, чоловиче добрий! — Здрастуй! — Добре в тебе ружжо; а добре воно тим, щой берешь его — христишь, а на килочок вишаешь — христишь. Поминяймось! — А то був сам Бог. У тебе, — одказуе чоловик, — ружжо золоте та срибне, а мое бач яке просто; нам ни слид миня-тись. — Та ни-таки, поминяймось, просить Бог; я визьму твое, а ти мое: а у год и розминяемось на сим мисти. Твоим ружжом я переведу оттих проклятих, що мене дразнють”. Поменялись, и как только станет, бывало, мужик стрелять из божьего ружья — тотчас гром и загремит на небе».

От святого Ильи, по народному убеждению, зависят росы, дожди, град и засуха. 20 июля, в день, ему посвященный, ожидают грозы и дождя, который непременно должен пролиться на это число. Белорусская поговорка: “Илья надзелив гнильля” означает, что с Ильина дня идут обыкновенно дожди, от которых гниёт хлеб и сено в поле. На этот день не косят и не убирают сена, потому что в противном случае святой Илья, за непочтение назначенного ему праздника, убьёт громом или сожжет накошенное сено молнией. В стихе о пятнице сказано: шестая пятница против Ильина дня, кто станет той пятнице поститься — тот будет избавлен от грома.

Великорусские поговорки утверждают: “Илья грозы держит”, “Илья-пророк в поле копны считает”, “на Ильин день где-нибудь от грозы загорается”, “до Ильи поп дождя не умолит, после Ильи баба фартуком нагонит”, “на Ильин день олень копыто обмочил”, т. е. олень-туча (см. гл. XII) проливает дождь. Последней поговорке соответствует малорусская: “Илья в воду налья”; этим простолюдины объясняют себе то естественное явление, что с 20 июля вода начинает холодеть.

Ильинским дождём умываются и окатываются от вражьих чар, очного призора и болезней; замечают ещё, что вёдро на Ильин день предвещает много пожаров, а дождь— наоборот.

Илья-пророк почитается производителем  урожаев; ему дают эпитет наделяющего и на Новый год, при посыпании зерном, причитают: “ходит Илья, носит пугу (плеть — метафора молнии) житяную; где замахнет — там жито растёт!” Поговорки: “Ильин день зажинает”; “Илья лето кончает, жито зажинает”.

20 июля начинают зажинать рожь, т. е. вяжут первый сноп, обмолачивают, приготовляют из зерна хлеб, приносят его в церковь для освящения и потом вкушают от новины, а из соломы устраивают новую постель. “Новая новина на Ильин день”. Если град выбивает местами хлеб, то поселяне говорят: “это Бог карает; он повелел Илье-пророку: когда ездишь в колеснице, щади нивы тех, которые раздают хлеб бедным полною мерою; а которые жадны, обмеривают и не ведают милосердия — у тех истребляй!»

В Курской и Воронежской губ., оканчивая жнитво, оставляют на поле горсть колосьев, завязывая их узлом, в честь Ильи-пророка, что называется завязать Илье бороду: обряд, отождествляющий этого святого с богом Волосом или Перуном, ибо Волос только особенное прозвание громовника, как пастыря небесных стад (= облаков, см. гл. XIII). В некоторых местностях уцелели остатки древних пиршеств и жертвенных приношений, совершавшихся некогда Перуну во время жатв, как подателю земного плодородия. Вся волость собирается на Ильин день к церкви и сгоняют туда рогатый скот; после обедни выбирают одно животное, за которое и платят миром хозяину деньги; потом закалывают его, варят мясо и раздают по кускам за деньги; вырученные деньги идут на церковь. Не быть на этом празднестве и не получить священного мяса — считается за большой грех. В Пермской губ., по словам Лепехина, устраивали на Ильин день обед— на мирскую складчину, убивали быка и телёнка и съедали их всею общиною; а в Калужской губернии в этот день приносят к церкви колотых молодых барашков и просят священника окропить их святой водою.

Указанные верования послужили источником, из которого возникла любопытная народная легенда об Илье-пророке и Николе-угоднике. На святого Николая-угодника перенесено было древнеязыческое представление морского бога (=владыки дождевого моря), так как в житии его рассказывается о чудесах, совершенных им на море; молитвами своими он усмирял волнения и заставлял стихать бури. Сербская и болгарская песни говорят, что при дележе мира святому Николаю достались воды и броды — “а Николи на води слободу”.

Паднало му води и бродови,
My падна’а гемии по море…
Кои юнак вода ке нагази,
Да се помоли на свети Никола,
Он ie вреден от вода да извади.

В Переяславль-Залесском уезде оставляют на ниве горсть овсяных колосьев на бороду святому Николе; в немецких преданиях Николай-угодник нередко заступает место Одина, и кое-где существует обычай сыпать на Николин день — 6 декабря овес для его коня. В Моравии с вечера этого дня ожидают святого Николу, который спускается тогда с неба по золотым ремням (=молниям); а у чехов совершалось драматическое представление, как святой Николай водит на цепи чёрта.

Содержание русской легенды, проникнутой несомненно языческими воззрениями, следующее: в давние времена жил-был мужик, Николин день завсегда почитал, а в Ильин нет-нет — да и работать станет; Николе-угоднику и молебен отслужит, и свечу поставит, а про Илью-пророка и думать забыл. Вот раз как-то идёт Илья-пророк с Николаю полем этого самого мужика, идут они да смотрят — на ниве зеленя стоят такие славные, что душа не нарадуется. “Вот будет урожай так урожай!” — говорит Никола. — А вот посмотрим! — отвечал Илья, — как спалю я молнией, как выбью градом все поле, так будет мужик правду знать да Ильин день почитать. Поспорили и разошлись в разные стороны. Никола-угодник сейчас к мужику: “продай, — говорит, — поскорее ильинскому попу весь хлеб на корню; не то ничего не останется, всё градом повыбьёт”. Мужик послушался. Прошло ни много ни мало времени: собралась, понадвинулась грозная туча, страшным градом и ливнем разразилась она над нивою мужика, весь хлеб как ножом срезала. На другой день идут мимо Илья с Николою, и говорит Илья: “посмотри, каково разорил я мужиково поле!” Никола-угодник в ответ ему заметил, что хлеб мужиком давно на корню продан. “Постой же, — сказал Илья, — я опять поправлю ниву, будет она вдвое лучше прежнего”. Никола опять к мужику и заставил его выкупить побитое поле. Меж тем откуда что взялось — стала мужикова нива поправляться; от старых корней пошли новые, свежие побеги. Дождевые тучи то и дело носятся над полем и поят землю; чудный уродился хлеб — высокий да густой, сорной травы совсем не видать, а колос налился полный-полный, так и гнётся к земле. Пригрело солнышко, и созрела рожь — словно золотая стоит в поле. Много нажал мужик снопов, много наклал копен, уж собрался возить да в скирды складывать. На ту пору идёт мимо Илья с Николою; узнает Илья, что поле мужиком выкуплено, и говорит: “постой же, отыму я у хлеба спорынью: сколько бы ни наклал мужик снопов, больше четверика зараз не вымолотит!” Никола-угодник идёт к мужику и советует ему, во время молотьбы больше как по одному снопу не класть на ток. Стал мужик молотить: что ни сноп, то и четверик зерна; все закрома, все клети засыпал рожью, и всё ещё много остаётся; пришлось строить новые амбары.

Такое отождествление Ильи-пророка с Перуном, такое присвоение ему власти над громом, молниями, дождями, градом и урожаями имеет в основании, во-первых, те аналогические обстоятельства, которые окружают этого святого в ветхозаветных сказаниях. По свидетельству Библии, он был живой взят на небо в огненной колеснице, на огненных конях, а во время земной своей жизни чудесным образом низводил с неба всё пожигающий огонь, творил засуху и проливал дождь (кн. царств III, гл. 18; IV, 1—2). В Апостоле, который читается на Ильин день, сказано:

“Илиа… молитвою помолися, да не будет дождь — и не одожди по земли лета три и месяц шесть; и паки помолися — и небо дождь даде, и земля прозябе плод свой”.

Церковная песнь молит его об отверстии неба и ниспослании дождя, и поселяне ставят иногда на воротах чашку с зерном ржи и овса и просят священника провеличать Илью— на плодородие хлеба. Во время бездождия возглашается такая молитва:

“Илия словом дождь держит на земли, и паки словом с небесе низводит; тем же молим тя (Бога) того молитвами щедре поели дожди водные земли(е) с небеси”.

В рукописный служебник сербской редакции занесена следующая молитва, в которой очевидна примесь старинного предания о побиении молнией демона-тучи:

“моли-мотисе, святый Елисею прор(о)це и святыи Илиа прор(о)це!.. помиловати ны, и помогайте ны вашимьи молитвами святыми, молимо ви се послоушайте наш глас: отженете от нас стоудени градь и соухи ветрь, и от наши сельниивь и винограда и врьтограда проженете га, да придет оу пустие горьи и оу неверные езыкы и где клепала не клеплют, ни звоня звонесе, ни свеще горет, ни фамианом кадет… (Звон — метафора грома, которого так боится нечистая сила. ) Молимо ви, святьи апостолы и святьи пророци, святы мученици, свержете проклетаго диа-вола саппающаго и храпающаго и трескающаго мльниами блъстещисе”.

Под влиянием этих церковных преданий в старинных проповедях употреблялись об Илье-пророке поэтические выражения: Илия огненосный, небопарный орёл, тученосный облак; а в рукописные сборники вносились подобные объяснения грозы: “молния есть сияние огня, сущего вверху на тверди; небесный же огнь — то ты разумей огнь сущий, его же Илия молитвою сведе на полена и на всесожжение: сего огня сияние есть молния».

В Новгороде в старину были две церкви: Ильи Мокрого и Ильи Сухого; в засуху совершался крестный ход к первой церкви с мольбами о дожде, а с просьбою о сухой и ясной погоде совершался крестный ход к церкви Ильи Сухого.

Во-вторых, самое совпадение Ильина дня с началом жатвенной поры необходимо связало с Ильею-пророком народные воспоминания о древнем боге, покровителе земледелия и дарователе урожаев. Так как уборка хлеба продолжается несколько недель и так как в эпоху язычества это была пора религиозного чествования Перуна-плододавца, то воспоминания свои о боге-громовнике народ смешал отчасти и с именами других святых, память которых празднуется в числа, ближайшие к Ильину дню.

24 июля празднуют св. Борису и Глебу-Паликопу, а 27 июля — св. Пантелеймону, который также слывет в народе Паликопом (сложное от палить и копа(= копна), т. е. сожигателем хлебных копен у тех, кто не чтит его праздника. “Борис и Глеб — поспел хлеб”, выражаются поселяне поговоркою; это созвучие имени святого со словом, указывающим на дар земного плодородия, оказало такое же несомненное влияние на убеждения пахаря, как и созвучие имени Палей (народная форма вместо: Пантелеймон) с словом палит. “На Глеба и Бориса за хлеб не берися”, т. е. не жни, не работай, не то гроза сожжет сложенные снопы; точно так же кто работает на Палея, у того молния спалит дом или хлеб.

Сербы разделяют то же воззрение на Илью-пророка; раскаты грома они объясняют поездкою этого святого по небесным пространствам: “Илиjа греми” или “трчи по небу на холима, па од оне луне nocraje грмл(ь)ава”; он запирает облака и за людские грехи посылает на землю засуху. Сербские песни, верные мифическим преданиям, называют Илью-пророка громовником и наделяют его молнией и громовыми стрелами; так песня о разделе мира говорит, что ему достались при этом “му” и Громове”, а в другой песне о женитьбе Месяца сказано:

Стаде Мун(ь)а даре ди|елити:
Дадс Богу небесне висине,
Светом Петру петровске (летне) вруЬине,
А Иовануледа и сниjега,
А Николи на води свободу,
А Илиjи мун(ь)е и стриjеле.
Или: воде и бродове.
На долю Иоанна Крестителя достались крещенские морозы, а на долю апостола Петра жары Петровок, согласно с временем посвященных им праздников.

Любопытно содержание жатвенной песни:
Вала Богу! валаjсдиноме!
Где ми власи жан(ь)у у недвл(ь)у,
Над н(ь)има се три облака виjy.
Тедан облак — Громовит Илиjа,
Други облак — Огн(ь)ена Mapnja,
Трећи облак — свети Пантелиjа.
При разделе мира св. Пантелеймону даны “велике врућжне” (жары), а при раздаче свадебных даров — “три cjajne свиjећe”.

Проговора свети Пантелиjа:
“Удри громом, Громовит Илиjа,
Удри огн(ь)ем, Огн(ь)ена Mapnja,
Jahy ветром, свети Пантелиjа”.
Ал’ говори Огн(ь)ена Mapnja:
Немоj громом, Громовит Илиjа,
Heмoj ветром, свети Пантелща,
Huja огн(ь)ем, Огн(ь)ена Мариjа;
Jep власима турци не Bcpyjy,
А пешница тежатка не чека”.
Перевод:
Хвала Богу, хвала единому!
где влахи в воскресенье ниву жали,
там над ними вились три облака:
первое облако — громовник Илья,
другое облако — Огненная Мария,
третье облако — св. Пантелеймон.
Провещает св. Пантелеймон:
“ударь громом, громовник Илья!
ударь огнем, Огненная Мария!
а я пройду вихрем”.
Отвечает Огненная Мария:
“не рази громом, громовник Илья!
не рази вихрем, св. Пантелеймон!
а я огнём не ударю;
ведь турки не веруют влахам (православным; вынуждают их жать в праздники),
а (зрелая) пшеница не ждёт будней”

Когда ударит гром — сербы говорят, что св. Илья преследует дьявола; по их мнению, не должно тогда креститься, потому что дьявол, убегая опасности, спешит стать под крест, в который (как известно) не бьет молния. По болгарскому поверью, гром происходит оттого, что святой Илья, восседая на огненной колеснице, гонит ламью (змею = тучу); молния — его меткое копьё. Если ламья скроется за дерево, он тотчас же разобьёт его своим пламенным копьём; если она спрячется за человека, Илья-пророк не пощадит и его.

 Сверкающая без грома зарница (светкавица) принимается за огонь, выдыхаемый из ноздрей конями пророка, которых только что запрягли в колесницу, или за блеск от его копья; белые летние облака называются его небесными овцами; ему же приписывают и град; он заставляет умерших цыган делать град из снегу и пускает его летом на поля грешников. Это любопытное поверье объясняется из общеарийского мифа, что души усопших суть существа стихийные, постоянно принимающие участие в воздушных полётах бога-громовника (см. гл. XXIV). Как на Руси думают, что земля не иначе принимается за свой род, как после первого весеннего грома; так болгары убеждены, что она до тех пор не растворяется и не в силах производить плоды, пока Илья-пророк не выедет на небо в своей огненной колеснице.

Начиная с 15 июля до Ильина дня включительно болгары празднуют горешниците, в продолжение которых они не работают в поле и никому не позволяется ни прясть, ни ткать. Кто станет жать в эти праздники, на того святой Илья пустит с неба огонь и сожжет его ниву; кто прядет и ткёт, того работа сгорит. Одна баба, рассказывает болгарская легенда, пошла на Ильин день ниву жать; а в то давнее время каждый колос давал пол меры пшеницы. Святой Илья разгневался, но терпел. Мало было этого нечестивой женщине; она согрешила ещё больше: было с нею дитя в поле и обмаралось, она взяла да хлебными колосьями его и подтерла. Тогда Илья-пророк наслал гром и молнию и хотел было отнять у земли весь хлеб и заморить людей голодом (сличи выше на стр. 434 подобное же предание о Перуне). Но прибежала собака, схватила несколько колосьев и умоляла оставить их хоть на её долю; просьба была услышана и оставлена собаке — собачья доля, а остальной хлеб взят от земли. Люди заняли у собаки зерна и посеяли, хлеб родился — но уже далеко не такой плодовитый, как прежде. Вот почему человек обязан кормить собаку. Сходное с этим предание существует и в России и в Германии. Те же верования соединяют с Ильею-пророком и другие народы; следы подобных представлений в средневековой поэзии немецких племён указаны Я. Гриммом в его Мифологии; по скандинавской саге Илья-пророк играет при кончине мира роль бога-громовника. В некоторых местностях Илью-пророка представляют в мантии огненного цвета, с мечом, на острие которого горит пламя, и в красной шапке на голове. Даже кавказским племенам не чуждо почитание этого пророка; осетины признают его воплощением огненного молниеносного змея и приносят ему жертвы; о человеке, убитом грозою, они выражаются: “Илья взял его к себе!” и чествуют самый труп, пораженный молнией.

Как Илья-пророк сменил в народных поверьях и мифических сказаниях Перуна, так точно древнее поклонение языческой богине весенних гроз и земного плодородия — Фрее или Ладе было перенесено на пречистую Деву Марию. Поэтому сербы называют Богородицу — Огненная Мария и в песнях говорят об ней, как о сестре Ильи Громовитого; при разделе вселенной святой Илья взял “грома небеснога, а Mapuja муну и стрщелу”, а на свадьбе Месяца достался Марии живой огонь (=молния). Илья “громом бще”, а Мария “мун ом пали»: так возле Грома, олицетворенного в мужском образе, является Молния, олицетворенная в образе женском — представления, согласные с грамматическим родом того и другого слова.

Праздник Сретения пресвятой Богородицы (2 февраля) известен у поляков под названием дня N. Р. Maryi gromnicznej, у чехов под именем Hromnice, у лужичан — sveckovnica Maria, у хорватов — svecna Marije, у карниольцев — svezhnica, у славен — svetio Marine, у сербов — cajerno; в Виленской губернии прихожане в этот день стоят в церквах с зажженными свечами, которые называются громницами и которые сберегаются потом в продолжение целого года, чтобы предохранить дома от ударов молнии. Жмудь даёт Богородице эпитет Percunatele или Percunija— женская форма от имени Перкуна (Panna Maria Percunatele); а финны представляют её разъезжающею по небу на огненной колеснице.

К такому отождествлению Богородицы с древней богиней-гремницею, кроме указанных выше оснований (стр. 115), послужили поводом: во-первых, сближение языческого мифа о возжжении Перуном солнца, вновь нарождающегося при зимнем повороте,— с рождеством “праведного солнца” Христа от пресвятой Девы Марии, с этим священным событием, празднуемым 25 декабря; во-вторых, христианское представление Богородицы “Неопалимою купиною”.

В ветхозаветном сказании о неопалимой купине, виденной Моисеем на горе Хорифе, церковь видит символическое преобразование Пречистой Девы, и в честь Богородицы Неопалимой купины установлен был праздник 4 сентября; в иконной живописи она получила особенное изображение. С этим христианским догматом непросвещенный народ связал свои старинные верования; в защиту от грозы молятся Богородице Неопалимой купине, а во время пожаров выносят её икону и обходят с нею вокруг загоревшегося здания, с полным убеждением, что Бог обратит ветер в ту сторону, где нет строений, и пламя погаснет.

Богородице приписывает народ власть над грозою, ниспослание дождей и влияние на земные урожаи. Накануне Благовещения (25 марта = начало весны, время появления древней громовницы) сжигают соломенные постели, скачут через огонь и окуривают им свои одежды, чтобы прогнать от себя нечистую силу разных болезней; тогда же жгут белье хворых в защиту от сглаза и чар; а в самое Благовещенье не сидят вечером с огнём (т. е. не работают), опасаясь, чтобы кого-нибудь из семьи не убило молнией в наступающее лето. В этот праздник пекут просвиры из сборной со всей общины муки, освящают их за литургией, и потом каждый хозяин приносит свою просвиру домой и кладёт в закром овса, где она и остаётся до начала посевов. Отправляясь сеять яровой хлеб, хозяин вкушает от этой просвиры; а в других местах благовещенскую просвиру привязывают к сеялке и выносят на ниву во время обсеменения полей. Существует также обычай ставить в день Благовещенья образ пресвятой Богородицы в кадку с зерном, оставленным для посева. Всё это делается с тою целью, чтобы яровой хлеб дал богатый урожай. Мысль о благословенном плоде чрева Богоматери сливается в народных воззрениях с мыслью о весенних родах матери Земли.

На Светлое Христово Воскресение становят в избе четверик овса или кадку пшеницы и ожидают прихода священника с образами; когда он явится, хозяева встречают его с хлебом-солью. Священник ставит на приготовленное зерно икону Богородицы, совершает обычное молитвословие и кропит избу святой водою. Овёс и пшеница, на которых стояла икона, сберегаются для посева. В Славонии свечи, горевшие в церкви “nа svetio Marine”, кладутся вместе с зерном в мешок, из которого сеют. Во Владимирской губернии, когда начинает накрапывать дождь, обращаются к Богородице с таким причитанием: “Мать Божая! подавай дождя на наш ячмень, на барской хмель»; к ней по преимуществу были обращены в средние века всеми европейскими народами молитвы о дожде, и старинный обычай пить в честь Фреи, испрашивая у неё плодородия жатв и всякого счастия, был заменён в это время застольною чашею, которую пили во славу Пречистой Девы.

22 июля, в день Марии Магдалины, крестьяне наши не работают в поле, чтобы не убила за то гроза, точно так же, как не работают они по той же самой причине — и на Ильин день; смешивая Марию Магдалину с Богородицею, ради тождества их имён, народ видит в ней небесную властительницу громов и молнии. В малороссийских и галицких колядках поют о Богородице, что она засевает землю: сам Господь водит золотой плуг, а следом за ним идёт пресвятая Дева, рассыпает зерно и молит Всевышнего зародить ярую пшеницу и жито (см. ниже).

При собирании лекарственных трав произносят следующий заговор, который, по народному убеждению, наделяет сорванные зелья чудесною целебною силою: “святий Адам орав, Иисус Христос насиня (семена) давав, а Господь сияв, а Мати Божа поливала та всим православным на помиг давала»

В одном сборнике Соловецкой библиотеки рассказывается, как в 1641 году явилась Богородица к некоей жене, именем Фекле, и был от неё  глас, чтобы христиане “в праздники господские никакой работы не работали и трав не косили и хлеба не жали”; буде покаются и престанут от такого неуважения праздников — “и Господь даст всякого изобилия многое множество, более прежнего; а будет христиане сему явлению и наказанию моему не поверят… и за их непослушание будет на землю камение много, и спущу с небес молние огненное… и лед и мраз лютый спущу на страдное время (т. е. в пору жатвы) на скот и на хлеб ваш и на все живущее, и по все годы хлеба не будет, и камение горящее с небес спадет, и будет молние огненное, и хлеб и трава озябнет, и скоты ваши голодом погибнут”.

С явленными иконами Богородицы соединяли в старину мысль об урожае хлеба и овощей, плодовитости скота и ведренной погоде: “лета, коего явися икона пречистой Богородицы на Оковце, в лесу частом, на сосне на сучку, говорит повествователь о ее чудесах, — хлеб бысть дешев: кадь ржи купили по 4 московки, а лето было весьма ведренно и красно и незасушливо, и всяким овощем плодовито, и от поля тишина была, а людем здравие было и всякому скоту плод”.

В повести о выдропусском образе Богоматери, по случаю чудесного перемещения его из Мурома в село Выдропусск (Выдропужск), сказано: “и оттоле в веси той, прочее же и во всей Новгородской области, начаша людие богатети духовным богатством, паче же и телесными потребами, вся земля обилием кипя в семенных приплодех и в скотских родех паче первых лет: сие Бог дарова и пречистая Богородица”

Далее… X. Баснословные сказания о птицах — ястреб, орёл, сокол, аист, дятел, ворон, сова, гриф, Гаруда (Жар-птица), перепёлка, лебедь.