Хронология курганных захоронений Алтая

М.И. Артамонов  «Сокровища саков».  Глава 3. Алтайские курганы

  Хронология курганных захоронений Алтая

Благодаря прекрасной сохранности дерева удалось точно установить по годовым древесным кольцам относительную хронологию раскопанных алтайских курганов. Самым древним оказался первый Туэктинский курган. Через сто тридцать лет после него были сооружены в один год первый и второй Пазырыкские курганы. Все Пазырыкские курганы возникли в течение меньше чем полустолетия — четвёртый через семь лет после первого и второго, третий через тридцать семь лет и, наконец, пятый через сорок восемь лет. Этот самый поздний из Пазырыкских курганов, древесина которых подверглась изучению, был сооружён через сто семьдесят восемь лет после первого Туэктинского кургана.

Абсолютная хронология алтайских курганов по результатам анализа радиоактивного углерода в образцах древесины определена следующим образом: второй Башадарский и первый Туэктинский — 520 год до н.э., Большой Катандинский — 460 год до н.э., второй Пазырыкский — 390 год до н.э. при возможной ошибке в сто тридцать лет.

Учитывая величину этой ошибки и всё ещё недостаточную надёжность метода, а следовательно, и результатов анализа, данные радиокарбонного определения пока имеют значение лишь для подтверждения относительной хронологии, установленной изучением годовых древесных колец, и для самого общего приурочения алтайских курганов к VI-IV вв. до н.э. Обращает на себя внимание поразительно точное совпадение промежутка времени между первым Туэктинским и вторым Пазырыкским курганами в сто тридцать лет, полученного как путём дендрологического, так и радиокарбонного анализов, что нельзя не учесть в качестве подтверждения верности радиоуглеродных определений. М.П. Грязнов разделил алтайские курганы на три группы или этапа.

Грязнов датировал первую, Майэмирскую группу алтайских курганов,  VII-VI вв. до н.э., вторую, Пазырыкскую — V-III вв. до н.э. и третью, Шибинскую, — II в. до н.э. — I в. н.э. 

С.В. Киселёв, соглашаясь с начальной датировкой первой из этих групп, присоединил к ней раскопанные им самим и А.В. Адриановым Туэктинские курганы и расширил хронологию этой группы до IV века до н.э.. Все остальные алтайские курганы, включая сюда Катандинский и Шибинский, он назвал Пазырыкской группой и датировал III-I вв. до н.э.

 С.И. Руденко, опираясь на заключения радиокарбонного анализа и относительную хронологию, установленную дендрологическим путём, согласен считать Майэмирские курганы относящимися ко второй половине VII в. до н.э., второй Башадарский и Туэктинские курганы он датирует серединой VI в.до н.э., первый и второй Пазырыкские курганы — второй половиной V в. до н.э., четвёртый и третий курганы этой группы определяет последней четвертью того же века, а пятый рубежом V и IV вв.до н.э., шестой Пазырыкский курган, по его мнению, можно отнести к первой половине IV в. до н.э. вместе с Каракольским и Шибинским курганами. Самым поздним оказывается первый Башадарский курган, датируемый им второй половиной IV или началом III в. до н.э.

Считая эту хронологию, в общем, обоснованной, всё же следует признать, что в свете сопоставлений алтайских памятников с иранскими и причерноморскими она несколько завышена, в особенности для древнейшего Майэмирского этапа. Найденные в Майэмирских курганах золотые пластинки, покрывавшие вырезанные из дерева украшения конской сбруи, представляют характерный мотив скифского звериного стиля — свернувшегося хищника с теми самыми признаками, с какими он выступает в древнейших памятниках скифского искусства в Зивие и в Причерноморье, но не в VII в. до н.э., а на рубеже и в первой половине VI в. до н.э. По всей вероятности, Майэмирские находки не старше Келермесских курганов на Кубани. По характеру художественных форм Пазырыкские курганы сближаются с Семибратними курганами на нижней Кубани, которые датируются V-IV вв. до н.э. Здесь, как и там, одинаково проявляется общая закономерность развития скифо-сибирского звериного стиля, заключающаяся в постепенном переходе от объёмных реалистических форм к схематизированным орнаментальным.

Хотя полного тождества в искусстве Алтая и Причерноморья не было, одинаковое направление развития приводит в Сибири к весьма сходным выражениям с некоторым запаздыванием по сравнению с Причерноморьем. Принимая это во внимание позднейшие алтайские курганы пазырыкского типа, возможно, относятся даже к III веку до н.э.

Благодаря исключительной сохранности изделий из органических материалов в условиях вечной мерзлоты алтайские курганы впервые показали, насколько глубоко искусство проникало в быт варваров Евразии во второй половине I тысячелетия до н.э. и насколько тесно культура этих варваров была связана с более высокими культурами Передней Азии и Китая.

Яркое и самобытное искусство варваров, несмотря на заимствования, творчески переработанные в собственном духе, получало выражение в самых разнообразных материалах, в вещах самого различного назначения. Это искусство сопровождало человека от рождения до смерти и, всегда оставаясь прикладным, служило не только для удовлетворения его эстетических потребностей, но и для формирования идеологических представлений, обусловленных хозяйством, бытом и социальными отношениями, развивавшимися в определённой исторической среде. В этом смысле оно не отличалось от любого другого искусства всех времен и народов.

Кроме богатых княжеских погребений в больших курганах с каменной насыпкой, на Алтае раскопано некоторое число погребений, принадлежавших среднему и низшему слою населения. Они, в общем, того же типа, но отличаются меньшей величиной курганной насыпи, более простым устройством могилы и меньшим количеством и ценностью погребального инвентаря. Во многих из них оказалось одно или два конских погребения. Кроме упомянутых уже малых Туэктинских курганов на реке Урсул такие курганы исследованы на той же реке у селения Курота, на притоке Урсула речке Каракол, близ Кумуртука на речке Чулошман, у деревни Курай, в Яконуре Усть-Канского района и в других местах. В последние годы курганы этого рода раскапываются С.С. Сорокиным в могильнике на реке Кок-су, левом притоке Аргута.

Что касается этнической принадлежности алтайских курганов с каменными насыпями, то они, вероятно, являются памятниками одного из подразделений ираноязычных саков — сэ, скорее всего юэчжей, поскольку время этих курганов соответствует периоду господства последних в географически тесно связанной с Горным Алтаем Западной Монголии. Ко времени разгрома юэчжей гуннами и оттеснения их дальше на запад, в Джунгарию, алтайская культура сакского типа прекращает своё существование.

Распространение курганов пазырыкского типа не ограничивается Горным Алтаем, такого рода каменные курганы с деревянными камерами, как мы видели, исследованы в Восточном Казахстане и в Семиречье, найдены в примыкающих с востока к Алтаю.

В бассейне верхнего Енисея, в Тувинской республике исследованы сходные с алтайскими курганы с погребальными камерами — срубами или каменными ящиками, в которых покойники европеоидного облика, реже с монголоидными чертами, обычно погребались в скорченном виде. Наиболее замечательными из них являются не потревоженные грабителями курганы Саглинской [Саглынской] долины, находящиеся в юго-западной части республики Тува, близ границы с Монголией, на высоте около 2000 метров. Могилы здесь тоже были закованы вечной мерзлотой, но иного, чем на Алтае, происхождения. Основным фактором её образования были не каменные надмогильные насыпи, которые здесь отсутствовали, а суровые климатические условия высокогорной зоны.

В хорошо сохранившихся деревянных камерах находятся останки нескольких погребённых (до восьми человек). По наблюдениям А.Д. Грача, каждая из них являлась многократно использованной семейной усыпальницей, о чём свидетельствуют ведущие к камерам специальные ходы. Только в одном случае в могильнике Саглы-Бажи возле погребальной камеры нашлись скелеты двух лошадей, в других могилах конских погребений не было. Благодаря тому, что могилы не были разграблены, там сохранилось значительное количество металлических вещей.

Среди них обнаружены бронзовые кинжалы-акинаки с крыловидным перекрестьем, ножи с петлёй на конце рукоятки, чеканы с втоками, шилья, наконечники черешковых стрел (бронзовые и костяные), зеркала, пряжки, застёжки, пуговицы и другие предметы, в том числе и принадлежности конского снаряжения. Большинство этих предметов сходно с алтайскими и минусинскими находками.

Из произведений искусства, найденных в курганах Саглы-Бажи, особый интерес вызывает бронзовое зеркало с ручкой в виде ажурного выступа со сценой борьбы зверей, состоящей из профильной фигуры хищника, терзающего голову козла. Закрученный кверху хвост хищного зверя с одной стороны и рог оленя с другой замыкают эту композицию по бокам. Второй хищник представлен одной головой в фас, помещённой на спине первого из них.

На бедре и плече полной фигуры хищника листовидные выемки, ухо его изображено в виде треугольника, тогда как уши на голове зверя в фас — полукруглые (илл. 104). В целом и трактовкой деталей сцена на ручке зеркала сближается с некоторыми произведениями Сибирской коллекции золотых вещей Эрмитажа, но схематичнее и грубее их по исполнению. Зеркала того же типа известны по находкам в Минусинской котловине.

Из неметаллических вещей заслуживают внимания резные костяные пластины. Одна в виде лежащей лошади с подогнутыми ногами и большой головой с гривой, трактованной рядом изогнутых листовидных фигур с выемками, какие в металлических предметах предназначаются для цветных вставок. Вся фигура лошади заполнена резным криволинейным узором, лишь частично соответствующим структуре тела животного. На плече лошади находится круглое отверстие, а у шеи под мордой и под хвостом по паре небольших дырочек (илл. 105.)

Две другие костяные пластины имеют вид удлинённого прямоугольника с круглым отверстием посередине и небольшими прямоугольными выступами по узким концам. На одной из этих пластин представлены две лошади, лежащие друг за другом, с перевёрнутой задней частью тела, на второй — два, обращённых в противоположные стороны барана с закрученными вниз вокруг головы рубчатыми рогами (илл. 106-107).

Фигуры этих животных тоже заполнены резным криволинейным узором, образующим завитки на плече и бедре. Все эти резные по кости изображения близки к формам скифосибирского искусства, в особенности к резьбе, выполненной на колоде из второго Башадарского кургана.

А.Д. Грач различает в тувинских памятниках два варианта — алтайский и тувинский с неодинаковым образом ориентированными камерами и погребениями, но датирует те и другие одним временем Пазырыкских курганов, то есть V-IV вв., хотя упомянутое выше бронзовое зеркало определённо относится к более позднему времени.

Впрочем, в Туве найдены погребения и более ранние — VI-V вв. Из числа ранних погребений можно назвать разграбленное парное погребение в кургане №48 в могильнике Кокэль, где был обнаружен бронзовый крюк, известный по сарматским находкам, в данном случае в виде головы козерога, и ещё полностью не опубликованные курганы Куйлуг-Хем I, где из большого числа находок отметим золотые бляшки в виде профильного зверя с загнутым кончиком хвоста (илл.108).

Сходные с найденными в казахстанских курганах, бронзовую пряжку из двух обращённых в разные стороны головок косуль (илл.109), бляшки в виде такой же головки с длинным ухом, трактованным в манере алтайской резьбы по дереву (илл. 110).

Продолжение раскопок в Тувинской республике обещает новые находки не разграбленных погребений, хотя, как можно судить по уже имеющимся данным, и не столь богатых и сохранных в части вещей из органических материалов, как алтайские могилы, но зато содержащих почти начисто отсутствующий на Алтае металлический инвентарь. До сих пор известные в Туве погребения сакского времени показывают, что из металлов большим распространением пользовалась бронза, железо встречается редко и, по-видимому, не раньше V века до н.э.

О перспективности дальнейших исследований в Туве свидетельствуют находки первого (1971) года раскопок огромного по площади (диаметр 120 метров) кургана Аржан, расположенного в центре Турано-Уюкской котловины на левом берегу реки Уюк. Раскопан пока один юго-западный сектор этого кургана. В центре его находился квадратный сруб площадью около 120 кв.метров с остатками разграбленных погребений, среди которых найдены обрывки одежд, гладкая золотая гривна, золотая серьга, бронзовый кинжал с фигуркой кабана на рукоятке и другие вещи. Вдоль одной стороны сруба помещалось шесть верховых коней с бронзовыми удилами со стремевидными концами с кольцом в основании стремечка. В срубах, радиально расходящихся от центрального сооружения, помещались лошади, в двух первых находилось по тридцать голов, а в срубе в следующем за ними ряду пятнадцать. Сколько лошадей было всего, покажут дальнейшие раскопки.

Самой замечательной находкой в этом кургане пока является большая (диаметр четверть метра) бронзовая бляха в виде ажурной фигуры свернувшейся кольцом «пантеры» с когтистыми лапами.

Это произведение с его обобщёнными формами, близко сходное с золотыми пластинами из Майэмирских курганов и с золотой же бляхой с аналогичным изображением из Сибирской коллекции Петра I, вместе с бронзовыми вещами, известными по минусинским находкам, и с удилами того же типа, что и происходящие из могильника Тагискен в Приаралье, относится к этому же стилю и датирует весь курган Аржан временем не позже VI века до н.э. Вместе с тем эта бляха показывает, что мотивы и формы, появившиеся в центрах их возникновения, судя по набалдашнику меча из Зивие, не раньше конца VII века до н.э. очень быстро доходили до самых отдалённых окраин распространения скифо-сибирского искусства звериного стиля.