Третья война рязанский князей с Всеволодом. 1207-1210 гг.

Иловайский Д.И.
История Рязанского княжества.

Глава II. Эпоха внутренних междоусобий и борьбы с суздальскими князьями. 1129-1237 гг.

-Третья война с Всеволодом. 1207-1210 гг.

— Осада Пронска. — Плен рязанских князей и освобождение. — Второе поколение Глебовичей. 1212-1237 гг. — Братоубийство в 1217.

С 1186 г. наружное согласие между рязанскими князьями и Владимирским князем Всеволодом III, видимо, не нарушалось в продолжение 20 лет. Если и были какие поводы к неудовольствию, по крайней мере, они не производили явного разрыва, и летописцы о них умалчивают. Но нельзя сказать, чтобы в этот период времени господствовали мир и согласие в самом доме Глеба Ростиславича. К концу означенного периода из его сыновей оставались в живых только двое: Роман и Святослав. В 1194 г. скончался Игорь Глебович. Он оставил сыновей: Ингваря, Юрия, Романа, Глеба и Олега.

Около 1207 г. умер в Пронске Всеволод, после которого остался один только сын Кир Михаил. Неизвестно, когда сошли в могилу Владимир и Ярослав; они уже более не встречаются в истории, и место их заступают четыре Владимировича: Глеб, Константин, Олег, Изяслав.

Смерть Глебовичей влекла за собой новый раздел волостей, следовательно, новые распри. Недовольными оказались теперь двое Владимировичей: Глеб и Олег, которые не замедлили обратиться к великому князю с жалобами на своих дядей, но, вероятно, не получили удовлетворения и до первого удобного случая затаили в своей душе желание мести. Случай не замедлил представиться.

В 1207 г. великий князь отправлялся в поход к Киеву против Всеволода Чермного и, по обыкновению, послал звать с собой князей рязанских и Давыда Муромского (брат его Владимир скончался 1203 г. 18 декабря). В Москве Всеволод соединился со своим сыном Константином, который привёл к нему на помощь новгородскую дружину. Отсюда они отправились к устью Оки, где должны были соединиться с рязанскими полками. Во время пути к великому князю пришло известие, что Глебовичи замышляют измену и что они уже вступили в тайные сношения с Ольговичами. Обвинителями явились те же самые Глеб и Олег; они посредством своих бояр уведомили Всеволода об опасности. Трудно решить, какую долю правды заключало в себе подобное обвинение. Летописи в этом случае несогласны: Никоновская (2. 298) и Новгородская (ПСРЛ. III. 30) прямо называют Глеба и Олега клеветниками; а Лаврентьевская (181) выдает обвинение за известную истину, но мы знаем её пристрастие к владимирским князьям и в особенности к Всеволоду III.

За несчастных Глебовичей перед потомством говорит сама личность обвинителей: если характер Олега Владимировича ещё не вполне известен; зато брат его Глеб встретится с нами опять, в качестве гнусного злодея. Впрочем, обстоятельства были не в пользу обвиненных и, действительно, могли бросить тень на их поведение в отношении к великому князю.

Кир Михаил, занявший Пронск по смерти отца, был зятем Всеволода Чермного, и потому отказался принять участие в походе на киевского князя. При этом очень вероятно известие, что Всеволод Чермный пересылался и с прочими рязанскими князьями, что он, не успевши склонить их совершенно на свою сторону, уговорил по крайней мере способствовать к примирению с владимирским князем. Как бы то ни было, последний был сильно встревожен сношениями Глебовичей с Ольговичами, которые могли быть представлены ему в превратном виде. Великий князь долго рассуждал со своими советниками, как поступить ему в таком случае, и решился, скрыв до времени своё неудовольствие, захватить в плен обвиненных в измене.

Когда полки Всеволода разбили шатры по отлогому берегу Оки, на другой стороне уже дожидались рязанские отряды под начальством восьми князей, а именно; Романа и Святослава Глебовичей — последний с двумя сыновьями Мстиславом и Ростиславом; потом Ингворя и Юрия Игоревичей, Глеба и Олега Владимировичей; при них находилась и муромская дружина с Давыдом Юрьевичем. Всеволод послал звать всех князей к себе в лагерь, принял их очень радушно и пригласил к обеду. Однако в одном шатре с собой великий князь посадил только Олега и Глеба, а остальные шестеро рязанских князей сели обедать в другом шатре. Ясно, что доносы об измене начались ещё прежде, а теперь Всеволод хотел только привести дело в ясность. Он послал Давыда Муромского и своего тысяцкого Михаила Борисовича уличать обвиненных. Последние клятвами стали уверять в своей невинности и просили назвать клеветников. Князь Давыд Муромский и боярин Михаил долго ходили из одного шатра в другой, пока Всеволод не послал вместе с ними Глеба и Олега. Неизвестно, какие доказательства представили племянники для изобличения дядей, знаем только результат переговоров: Всеволоду донесли наконец, что истина обнаружилась; тогда он велел схватить шестерых князей вместе с их боярами и отвести во Владимир*(* Лавр. 182.). Это происшествие случилось 22 сентября в субботу. На другой день Всеволод переправился за Оку, отрядил судовую дружину с съестными припасами вниз по реке к Ольгову, а сам с остальными войсками пошёл к Пронску, огнем и мечом опустошая Рязанскую землю.

Кир Михаил Владимирович в Пронске, услыхав о приближении грозы, не решился дожидаться её в своем городе и, оставив Пронск, удалился к тестю Всеволоду Чермному. Граждане, однако, не упали духом, взяли к себе третьего Владимировича Изяслава и решились защищаться до крайности. В следующую субботу великий князь подошел к Пронску и послал боярина Михаила Борисовича склонять граждан к покорности без кровопролития. Но проняне надеялись на твёрдость своих стен и отвечали гордым отказом. Великокняжеские полки со всех сторон обступили город и отняли воду. Граждане бились храбро, по ночам они выходили из города и крали воду. Всеволод велел день и ночь караулить смельчаков и расставил отряды у всех ворот: сын его Константин стал на горе с восточной стороны города; у других ворот поместился Ярослав с переяславцами, у третьих — Давыд с муромцами, а сам великий князь с остальными войсками расположился за рекой на Половецком поле.

Граждане Пронска упорно защищались и делали частые вылазки, чтобы достать воды. Интересный эпизод этой войны составляет битва у Ольгова. Всеволод отрядил с своим полком Олега Владимировича за съестными припасами к лодкам, которые стояли у одного острова Оки против городка Ольгова. Когда Олег был у Ожска, пришла весть, что рязанцы вышли из города под начальством третьего Игоревича Романа и напали на Владимирскую судовую дружину. Великокняжеский отряд вовремя подоспел к ней на помощь. Рязанцы, очутившись между двумя неприятелями, были разбиты; Роман бежал в Рязань, а Олег воротился назад с победой и съестными припасами.

Около трёх недель проняне выдерживали осаду, наконец изнемогли от жажды и 18 октября в день св. Ап. и Ев. Луки отворили ворота. Укрепивши их крестным целованием, великий князь оставил в Пронске Давыда Муромского и своего посадника Ослядюка*, и, взяв с собою супругу Кир Михаила Веру Всеволодовну, его бояр и все их имущество, сам пошёл к Рязани, сажая по городам своих посадников. (* В Лавр. 182 сказано, что великий князь посадил в Пронске Олега Владимировича. Но мы следуем в этом случае известию Лет. Пер. Суз. 108, тем более что Олег умер вскоре не в Пронске, а в Белгороде. См. Ист. Р., Солов. IV. 375.)

Не доходя 20 верст до Рязани, великий князь остановился возле села Добрый Сот и готовился к переправе через Проню. Тут явились к нему рязанские послы с повинной головой и стали просить его, чтобы он не ходил к их городу. Епископ Арсений со своей стороны несколько раз присылал сказать Всеволоду:

«Господин Великий Князь, ты христианин; не проливай же крови христианской, не опустошай честных мест, не жги святых церквей, в которых приносится жертва Богу и молитва за тебя; мы готовы исполнить всю твою волю«.

Всеволод согласился даровать мир рязанцам, но с условием, чтобы они выдали ему остальных князей. Затем он повернул к Оке и переправился через неё под Коломной. Следом за ним спешил епископ Рязанский. Сильный дождь, сопровождаемый бурей, взломал лёд на Оке. Несмотря на опасность, епископ Рязанский Арсений в лодке переехал реку и догнал Всеволода около устья Нерской**(** Ник. 2. 302. Лавр. 182.). Епископ Арсений от имени всех рязанцев приехал просить великого князя об освобождении князей и окончательном примирении. Просьба его на этот раз не имела успеха. Всеволод повторил прежнее требование, чтобы присланы были остальные князья, и велел епископу следовать за собой во Владимир, куда он воротился 21 ноября.

Рязанцы собрались, подумали и решили на время покориться необходимости, т.е. взяли остальных князей с княгинями и отослали их во Владимир. Впрочем, далеко не все рязанские князья потеряли свободу. Владимировичи Олег, Глеб, Изяслав — замечательно, что последний не был задержан, — недовольные тем, что великий князь Всеволод отдал Пронск не им, а муромскому князю Давыду, в следующем 1208 г. с половцами явились под стенами города и послали сказать Давыду, что Пронск приходится им отчина, а не ему. Последний не стал спорить и отвечал им:

«Братья, я не сам набился на Пронск; посадил меня здесь Всеволод; теперь город ваш, а я пойду в свою волость».

Князья уладились между собой. Давыд отправился в Муром; в Пронске, однако, сел Кир Михаил, а Олег Владимирович вслед за тем скончался в Белгороде*(* Л. Пер. Суз. 109).

В том же году великий князь Всеволод III отправил в Рязань сына своего Ярослава, отпустив с ним епископа Арсения, а по другим городам разослал своих посадников. Недолго, однако, рязанцы смирялись перед могуществом великого князя. Несколько месяцев спустя они нарушили крестное целование; в некоторых городах начались явные возмущения; многие из владимирцев были заключены в оковы, а иные засыпаны в погребах или повешены. Очень может быть, что сами дружинники великого князя были причиной новых смут; они, вероятно, позволяли себе слишком многое в покоренных городах и притеснениями вывели из терпения жителей, и без того не отличавшихся мягким характером. В этом движении принимал участие и Глеб Владимирович, ожидавший получить от великого князя более, нежели он получил на самом деле. Видимо, он рассчитывал на рязанский стол, и теперь с неудовольствием видел на нём Ярослава Всеволодовича. Летопись прямо говорит, что граждане рязанские вошли в сношения с пронскими князьями Глебом и Изяславом Владимировичами и хотели выдать им Ярослава. Ярослав, сведав о заговоре, сделался очень осторожен и послал известить обо всем отца. Всеволод немедленно пришел с войском к Рязани и расположился подле города. Ярослав вышел к нему навстречу; явились и рязанские послы, но вместо изъявления покорности они начали говорить великому князю «по своему обыкновению дерзкие речи»*. (* Ник. 2. 305. Лавр. 183. Известие о том, что Всеволод позвал рязанцев за Оку на ряды и захватил их (Карам. III. прим. 130; а в ПСРЛ. I. 211. сказано, что Всеволод позвал их на мир), вероятно, относится к рязанским боярам, к лучшим людям, без которых граждане не могли защищаться.)

Тогда Всеволод приказал жителям выйти из города с женами, детьми и с имуществом, которое они могли унести. Рязань была отдана в жертву пламени. Такой же участи подверглись Белгород и некоторые другие города, вероятно те самые, в которых сделано насилие великокняжеским посадникам. Затем Всеволод пошёл назад; жителей разоренных рязанских городов разослал по разным местам Суздальского княжества, а лучших людей и епископа Арсения взял с собой во Владимир. Однако и теперь, после таких жестоких уроков, князья, остававшиеся на свободе, всё ещё не хотели смиряться перед могуществом Всеволода.

Зимой 1209 г. Кир Михаил и Изяслав Владимирович, думая воспользоваться войной Всеволода с новгородцами, напали на его собственное княжество и произвели грабежи около Москвы, но они не знали того, что великий князь Всеволод и новгородцы уже помирились. Всеволод послал против них сына Юрия, который на реке Тростне уничтожил дружину Изяслава. Последний едва успел спастись бегством, а Кир Михаил, не дожидаясь неприятелей, бросился поспешно за Оку и потерял много людей во время переправы.

В следующем 1210 г. Всеволод ещё раз послал войско в Рязанскую землю под начальством воеводы (меченоши) Козьмы Родивоновича, который завоевал берега реки Пры и с большой добычей воротился во Владимир**(** Ник. 2. 306, 307. Тат. 3. 353-366.).

Таким образом, третий акт борьбы Рязани с Владимире-Суздальским княжеством закончился совершенным покорением Рязани. О рязанских князьях более не слышно до самой смерти Всеволода III. Рязанские города лишены были чести управляться хотя чужим князем и должны были опять подчиниться владимирским посадникам и тиунам. Унижение было полное. Митрополит Матвей, приезжавший во Владимир мирить Ольговичей со Всеволодом, ходатайствовал об освобождении рязанских князей. Ему удалось только выпросить свободу княгиням*.(* Известие Татищева, будто Всеволод III по просьбе Матвея освободил всех рязанских князей и возвратил им княжество, очевидно неверно. 3. 366.)

Завоевание, однако, не могло быть прочным. Причина успехов, главным образом, заключалась в соединении сил, с одной стороны, и в разъединении — с другой, и в самой личности великого Всеволода, который, бесспорно, был умнее всех современных князей, хотя он уступал своему знаменитому брату в величавости политических стремлений, но так же, как и Андрей, верно умел рассчитывать средства и ловко пользоваться обстоятельствами. Он, однако, не мог стать выше узких волостных понятий своего времени и не принял никаких мер, чтобы упрочить свои приобретения. 14 апреля 1212 г. умер великий князь Всеволод и сам своим завещанием приготовил неминуемые усобицы между сыновьями, предоставив старшинство на Владимирском престоле не Константину, а Юрию.

Юрий Всеволодович, занявший владимирский стол, почти немедленно должен был вступить в борьбу с братом Константином Ростовским, а при таком условии отцовские завоевания были для него только лишним бременем. Рязанцы, недавно покоренные, без сомнения, ещё не свыклись с новым порядком и тяготились зависимостью от посадников и тиунов чуждого князя, тем более что оставались ещё на свободе рязанские князья — храбрый Изяслав Владимирович и Кир Михаил, которые всегда могли явиться в своих отчинах с дружинами Ольговичей или с толпами половцев. Отсюда понятно, почему Юрий после первой же усобицы с Константином решился освободить рязанских пленников по совету младших братьев и бояр. Юрий одарил князей и дружину их золотом, серебром, конями, утвердился с ними крестным целованием и отпустил на родину*(* Л. Пер. Суз. 111.).

Этим добродушным поступком Юрий за один раз избавлял себя от лишних забот удерживать в покорности рязанцев и мог приобрести себе союзников для борьбы с ростовским князем. Последнее условие, вероятно, было одной из статей крестного целования. Однако впоследствии незаметно, чтобы рязанцы помогали Юрию против Константина, между тем как муромская дружина постоянно сопровождала его в походах. Напротив, судя по словам одного боярина, перед Липецкой битвой, можно подумать, что рязанские князья держали сторону Константина**(** ПСРЛ.1. 213.).

Не все рязанские князья, плененные Всеволодом, воротились в свою землю. Роман Глебович скончался во владимирской темнице; брат его Святослав, если не дожил до освобождения, то немного времени пользовался своим старшинством, и, вероятно, вскоре умер, потому что имя его потом уже ни разу не встречается в рязанских событиях. Таким образом, первое поколение Глебовичей сошло со сцены во втором десятилетии XIII ст. и уступило место своим сыновьям.

В 1216 г., после Липецкой битвы, Константин возвратил своё старшинство на Владимирском престоле, утраченное на время вследствие отцовского завещания. Незаметно, однако, чтобы он имел значительное влияние на дела Рязанской земли, и для нас остаются совершенно неизвестными его отношения с соседними князьями. Великий князь Владимирский, видимо, предоставил рязанцев самим себе и не хотел решительным образом вмешиваться в их внутренние раздоры. Такое поведение со стороны Константина мы объясняем, во-первых, дроблением Суздальского княжества, а во-вторых, кротким, миролюбивым характером великого князя, который свою деятельность исключительно посвящает на устроение собственных волостей.

Источники особенно скупы на известия о рязанских событиях между смертью Всеволода и нашествием татар. Только один случай обратил на себя внимание северных летописцев и довольно подробно рассказан ими. (Ипат. л. совсем о нём не упоминает) . Но и тут перед нами одни результаты предыдущих обстоятельств, которые закрыты густым туманом.

Это было в 1217 г. Главным действующим лицом является Глеб Владимирович, уже знакомый нам с тёмной стороны по событиям 1207 г. Глеб Владимирович княжил, видимо, в самой Рязани, но не довольствуется старшим столом, а замышляет избить родичей, вероятно для того, чтобы захватить их волости. Глеб действует в соединении с братом Константином. Их злодейский план задуман и приведен в исполнение довольно искусно. Глеб приглашает князей съехаться на ряд, т.е. дружеским образом за чаркой крепкого меду уладить на время бесконечные споры об уделах; подобные съезды, как мы знаем, не были редкостью в Древней Руси. Шестеро внуков Глеба, не подозревая западни, явились на его призыв. Один из них Изяслав Владимирович, мужественный защитник Пронска, был родной брат заговорщикам; остальные пять приходились им двоюродными, а именно: Кир Михаил Всеволодович, Ростислав и Святослав Святославичи, Роман и Глеб Игоревичи. Князья со своими боярами и слугами приплыли в лодках и высадились на берегу Оки верстах в 6 от столицы на месте, называемом Исады. Здесь, под тенью густых вязов, разбиты были шатры. 20 июля, в день пр. Ильи, Глеб пригласил в свой шатер остальных князей и с видом радушия принялся угощать своих гостей, а между тем подле шатра были скрыты вооруженные слуги обоих заговорщиков вместе с половцами и ожидали только знака, чтобы начать кровопролитие. Когда веселый пир был в самом разгаре и головы князей уже порядочно отуманились от паров, Глеб и Константин вдруг обнажили мечи и бросились на братьев … Все шестеро были убиты, вместе с князьями погибло множество бояр и слуг*(* Лавр. 186. ПСРЛ. III. 36. Ник. 2. 334.).

Конечно, главную роль в этой кровавой, возмутительной драме играла самая личность братоубийц, но многое объясняется в ней и характером времени. Надобно представить себе ту отдаленную эпоху, когда волости и старшинство составляли главные интересы князей и поддерживали их страсти в постоянном напряжении; надобно вспомнить о той грубости и дикости нравов, которые ещё упорно сопротивлялись благотворному влиянию христианства и оставались верны своим языческим началам, особенно по соседству с такими дикарями, как половцы. Не в одной России, в целой Европе господствовала тогда грубая физическая сила, в Германии XIII век представляет полное развитие кулачного права. Незаметно, однако, чтобы эта черная страница рязанской истории произвела особенное впечатление на современников.

Летописец начинает свой рассказ обычным воспоминавшем о Каине, о Святополке, о дьявольском прельщении и пр., потом, едва успевши передать самый факт, он обращается к другим событиям, так что мы остаемся опять в неведении, что же последовало за сценой братоубийства, и должны довольствоваться собственными соображениями, основываясь на двух, трёх намеках. Во-первых, Глеб не имел намерение истребить всех родственников, прежде всего он хотел отделаться от более опасных. Во-вторых, заговор удался не вполне; летопись говорит, что не успел приехать на съезд (только) Ингварь Игоревич, потому что «не приспело еще его время». Следовательно, на убийство обречено было семь старших князей; один из семи спасся, именно Ингварь Игоревич. Он-то явился мстителем за смерть братьев и начал войну с убийцами. Мы опять знаем только результаты этой войны. Ингварь, получив помощь от великого князя владимирского Юрия, одолел противников; Глеб с братом бежал к своим союзникам половцам. Несколько раз возвращались они к Рязани с толпами варваров, но без успеха; наконец в 1219 г. Владимировичи окончательно были разбиты Игоревичами*, бежали в степи и более не показывались на рязанской украйне. (* Воскр. Лет. 126. В Лавр. 188 сказано: «Инъгвар с своею братьею», а в Ник. 2. 341: «Братаничь же их князь Ингварь Игоревичь совокупишась и з братьею«)

Есть предание, что Глеб в безумии окончил свою жизнь, впрочем, это уже известное по русским летописям наказание для братоубийц. Константин после встречается в юго-западной Руси, а именно: в 1241 г. мы находим его в службе Ростислава Михайловича Черниговского. Спустя 20 лет сын его Евстафий, которого летопись называет окаянным и безбожным, является в Литовских полках, ходивших на Польшу, а в 1264 г. он погиб в Литве во время смут, наступивших после смерти Миндовга**(** Ипат. 180, 200, 202.).

Затем летописи опять набрасывают покрывало на рязанские события и забывают об этом уголке Древней Руси до самого 1237 г. Такое молчание заставляет предполагать, что здесь после жестокой усобицы настала тишина, которую изредка нарушали незначительные схватки с дикарями или мелкие княжеские несогласия, не обратившие на себя внимание современников.

По смерти Ингваря (умер 1220-1224) старший рязанский стол перешел к его брату Юрию. Сколько можно судить о последнем по его поведению в бедственную годину татарского нашествия, т.е. следуя отголоску народного предания, это был князь умный, мужественный, умевший приобрести уважение младших родичей и по возможности держать их в повиновении. Отношения его к великому князю владимирскому для нас довольно загадочны: известие о помощи, оказанной последним в 1219 г., предполагает союз и дружбу, а отказ Юрия II соединиться с рязанцами против Батыя набрасывает тень на эти отношения. Такую перемену можно объяснить притязаниями на господство, с одной стороны, и стремлением к полной независимости — с другой. Между обычными походами суздальских и муромских дружин на болгар и мордву только раз, под 1232 год упоминается об участии рязанцев.

Прежде, нежели будем продолжать рассказ о событиях Рязанского княжества, бросим взгляд на его внутреннее состояние в конце XII и начале XIII вв., насколько позволяют это сделать наши скудные источники. В жизни каждого народа встречаются грани, которые с течением времени приобретают себе права гражданства в исторической литературе, следуя обычаю, необходимо останавливаться перед ними для того, чтобы оглянуться назад, вывести результаты из пройденного периода и на описании мирной, домашней деятельности народа несколько отдохнуть после утомительной перспективы бесконечных войн. К таким рубежам в нашей истории принадлежит начало татарского ига, важное влияние которого на последующее развитие русской жизни не может быть подвержено сомнению. Нет нужды прибавлять, что оно имело особенную важность в истории Рязанского княжества, которое должно было выдержать первый и самый сильный удар диких завоевателей.

Далее… Глава III. Внутреннее состояние Рязанского княжества в конце XII и начале XIII вв.