Русский след Русский след в мировой истории
Философ Александр Ге́льевич Дугин (отец Дарьи).
Дурак и Змей: русский ноктюрн.
Трансформации образа змея (офиомахия).
Отношения женщин со Змеем представляют собой следы матриархата, которые в более поздние периоды были переосмыслены в строго негативном ключе. Также негативным стал и образ самого Змея, изначально бывший нейтральным или положительным, как фундаментальное основание философии Нави и яркий пример антифразы, характеризующий режим ноктюрна — процесс перехода противоположных (или просто различных) начал друг в друга[26].
Пропп истолковывает наиболее архаическую семантику образа Змея через структуры охотничьей инициации, когда успех в охоте обеспечивался симметричным обрядом поглощения самого охотника животным, представленным специальным строением с животными чертами — в частности, избушка на курьих ножках, шалаш в форме дракона, или чудовища и т.д. Сам Змей, по Проппу, и особенно сюжет проглатывания им героя и его вторичного появления из утробы, также могут символизировать технические стороны такой инициации[27]. В социальном же контексте Змей может представлять собой род, а отношения женщин со Змеем — межродовые браки общинного уклада[28]. Все эти аспекты — метафизический, инициатический и социальный — в истолковании образа Змея не противоречат друг другу, но должны быть корректно соотнесены между собой.
Так метафизическое значение Змея в структуре философии Нави как мужского эквивалента всеобъемлющей женственности, то есть как гештальт титана или гиганта, а также как мужская половина женского андрогина (гинандры[29]), первично не только во временном, но и в семантическом смысле и имплицитно содержит в себе широкий спектр более частных применений и интерпретаций.
Обряды охотничьей инициации могут относиться к эпохам, ещё более древним, нежели возникновение структур восточно-европейского матриархата в его аграрной версии, о которых практически ничего не известно. Эти обряды также отражают режим ноктюрна и восстанавливаемый баланс в контексте «философии силы», но в более узком и прикладном аспекте. Для аграрной сельской общности — даже матриархального типа! — эти обряды уже представляли собой отсылку к «древним временам», но могли вполне интегрироваться в общую культуру и сохраняться на периферии аграрной цивилизации в группах, приоритетно занятых охотой и рыбной ловлей.
И наконец, интерпретация Змея как брака, заключаемого в контексте родо-племенной общины по контрасту с моделью военной аристократии, привнесенной в общества древних славян воинственной — туранской или германской — элитой, отражает самый поздний по времени слой этого образа.
Последнее замечание подводит нас к теме змееборчества, как одного из сюжетов, намеченного уже в русской волшебной сказке, но получившего полное развитие в русском героическом эпосе[30]. Введение темы змееборчества и однозначно негативное толкование образа Змея (Дракона) является признаком столкновения индоевропейского (туранского) патриархата с цивилизацией Великой Матери. Это — фундаментальный момент славянской Ноомахии и славянского историала. В нем между собой сталкиваются два мужских архетипа — хтонический и уранический, лунарный и солярный, принадлежащий к цивилизации Матери и выражающей трансцендентальное отцовское право.
Битва сказочного героя со Змеем — это водораздел славянского историала, когда и происходило изначальное становление славянского общества как индоевропейского и аграрного одновременно. Змей воплощал в себе оседлость и сельскую культуру, а его противник — чаще всего антропоморфный — воинственное кочевое начало, укрепившееся у славян в функции религиозной и политической элиты за тысячелетия до прихода Рюрика и создания русской государственности.
Однако учреждение этой государственности и последующая за этим в скором времени христианизация придали змееборческим темам новую актуальность, поскольку иерархический патриархат в этот период приступил к более глубокому внедрению в аграрный общинный строй, все еще сохранявший многие черты родовой организации и следы матриархата. Это предопределило русский богатырский эпос, отражающий как раз противостояние новой формы патриархата — на сей раз остро политического и религиозного — рудиментам древне-славянского уклада.
Одним из главных змееборцев в этом эпосе выступает богатырь Добрыня Никитич, устойчиво описываемый как княжеский сын, что подчеркивает его принадлежность к воинственной элите. При этом Добрыня Никитич побеждает Змея не обычным орудием, но греческой шапкой, то есть самим духом византийского уклада и новой — христианской — религии. Эту же роль в христианском контексте играет и Георгий Победоносец, святой Егорий.
В целом змееборчество или его аналоги в героическом эпосе (поединки богатырей с другими чудовищами — Тугарином, Соловьем-разбойником, Идолищем поганым, Чуд-Юдом и т.д.) представляют собой очередной цикл Ноомахии, развертывающийся уже в Киевскую эпоху и сохранявший свою актуальность вплоть до монгольской эпохи, когда он и получил окончательное оформление, вобрав в себя ряд исторических черт. Но истоки превращения Змея в антагониста главного героя —намного более древние и уходят в эпохи первых контактов индоевропейских кочевников с носителями или, по меньшей мере, наследниками Трипольской культуры. В этом акте поединка со Змеем происходит смена интерпретационного кода мужского начала — от матриархального (мужчина как Змей) и к патриархальному (мужчина, как убийца Змея, как его антагонист, имеющий не земные (змеиные), но небесные — трансцендентные, уранические, солярные, световые — корни).
Св. ГЕОРГИЙ Победоносец помогает тем, кто рискует своей жизнью, защищая Отечество
Змееборец — чисто аполлонический гештальт, и показательно, что в эллинском мифе Аполлон убивает хтонического змея Пифона, обосновывая тем самым своё право на Дельфы. Русское змееборчество имеет такую же семантику: в нём решается вопрос преобладания отеческого права над материнским в вопросе владения Русью, русской Землей.
Источники
[26] Дугин А. Г. Воображение. Философия, социология, структуры. [27] Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. [28] Пропп В.Я. Русский героический эпос. М.: Лабиринт, 1999.. [29] См. миф об Агдитис из цикла Кибелы. Дугин А.Г. Ноомахия. Эллинский Логос. Долина Истины. [30] Пропп В.Я. Русский героический эпос.