Суббота , 14 Декабрь 2024
Домой / Язык – душа народа / Термины свойственного родства. МУЖ — ГЕРОЙ

Термины свойственного родства. МУЖ — ГЕРОЙ

Академик Олег Николаевич Трубачев — «История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя»Глава II. ТЕРМИНЫ СВОЙСТВЕННОГО РОДСТВА.

*viro-s

Индоевропейский язык развил ещё одно распространенное обозначение мужчины, исходящее из его конкретных физических качеств: *viro-s. Наличие целого ряда сосуществующих обозначений мужчины как ‘старшего, выросшего’ (см. выше, *al-dh-), особенно — ‘сильного’ не должно удивлять, если учесть ту важность, магическое значение, которые древний человек мог придавать подобным названиям, считая, что, называя так мужчину, он одновременно наделял его соответствующими качествами. Вовлечение таких обозначений по мере забвения их конкретного значения в сферу терминов родства состоялось уже потом, в течение письменного периода истории отдельных древних индоевропейских языков.

Формы, восходящие к *viro-s в различных индоевропейских языках: санскр. vīra-t авест. vīra-, лат. vir, литовск. vyras, латышск. virs, др.-прусск. wijrs, др.-ирл. fer, готск. wair, др.-исл. verr, др.-в.-нем., др. — сакс, др. — англосакск. wer.

Б. Дельбрюк анализирует значения санскр. vīra- ‘мужчина’, особенно ‘ГЕРОЙ’, ‘сильный мужчина’, ‘воин’, затем ‘сын’, ‘самец’, указывая, что значение ‘муж, супруг’, засвидетельствовано только в эпическом языке, в то время как лат. vir с раннего времени значит ‘супруг’. К. К. Уленбек сближает санскр. vīros ‘мужчина, герой’ и vayas ‘сила, здоровье’. В. Прельвиц считает, что и.-е. *viros < *vier (ср. греч. ίατρός: ίατήρ) значило собств. ‘преследователь, воин’, ср. санскр. vītar- ‘преследователь’. Большей популярностью пользуется толкование К. К. Уленбека, ср. А. Вальде, Вальде — Покорный, Эрну — Мейе.

Этимология и.-е. *viros как производного с суффиксом −ro- от и.-е. *vī-, *vei-сила’ является весьма вероятной, но совершенно естественно, она не даёт права выделять суффикс −ra- в современном литовск. vyras , неразложимом с точки зрения современного литовского словообразования.

В то время как балтийские языки прекрасно сохранили и активно употребляют формы, продолжающие и.-е. uiros , славянским языкам это индоевропейское название неизвестно, что дало повод А. Мейе ещё раз высказать свою известную точку зрения о существенных пробелах в индоевропейском наследии славянского словаря. Указанное расхождение между балтийским и славянским языками Мейе относит к числу существенных: славянский не знает балтийск. viras, балтийский — слав. mọzь.

He исключена возможность, что вопрос об отражении и.-е. *vīros и *mangjo-s соответственно в балтийском и славянском обстоит гораздо сложнее. Так, выше уже приводились данные о возможном сохранении следов *mangjo-s в балтийском.

В настоящее время преобладает мнение о невозможности заимствования древнерусского слова из германского, так как, во-первых, германские языки не имеют равнозначного эквивалента, а нем. Wergeld, близкое по значению к вира, дало бы другую форму; во-вторых, все германские формы близкого названия мужчины имеют е, ср. др.-в.-нем. wer и др., что также не объясняет др.-русск. вира 

С другой стороны, А. Вайан, например, указывает на то, что славянский знал и.-е. vīr-’муж, мужчина’, ср. следы в названии обычая — др.-русск. вира, которое нельзя объяснить заимствованием из германского, ср. нем. wer-geld. А. Вайан спрашивает, не следует ли здесь видеть, вместо производного, форму родительного падежа, точно соответствующую литовск. vyro (род. п. ед. ч.) и закрепленную в каком-нибудь древнем выражении вроде ‘(плата за) мужа’, после чего, когда форму перестали понимать, она получила значение существительного женского рода.

Последняя мысль А. Вайана не может не вызвать сомнений, тем более, что она не опирается ни на какие подтверждающие факты. Видеть в др.-русск. вира окаменевший родительный падеж существительного мужского рода *виръ в роли нового существительного женского рода вира значит объяснить его как явление единственное в своем роде, во всяком случае— с точки зрения славянских языков. Такое окаменение хорошо известно как способ адвербиализации (ср. наречия сегодня, вчера — собственно родительные падежи существительных мужского рода съ дьнь, вечер), здесь же мотивы этого явления были бы совершенно непонятны.

Объяснение сокращением древнего выражения *< plata za > vira> др.-русск. вира выглядит искусственным. Достаточно сказать, что свободное словосочетание этого типа предполагает скорее полнозначность всех его компонентов и тем более объекта *vira (ср. к тому же актуальность соответствующего обычая — штрафа — даже в течение первых веков письменного периода истории Киевской Руси). А в таком случае отсутствие всех других падежных форм, кроме род. п. ед. ч. *vira, выглядело бы очень странно. Точно так же у нас нет оснований видеть в *vira несогласованное определение, предпосланное определяемому, вроде тех, которые широко употребляют литовский и латышский языки.

Напротив, если мы обратимся к другому объяснению, мимоходом упомянутому Вайаном, — vira производное от *virъ, — процесс забвения *virъ в славянском получит весьма естественное толкование: в итоге длительной борьбы за роль общего термина ‘муж, мужчинав славянском победило *mọzь, более удобное в силу одинаково легкого употребления в обоих важных значениях, в то время как более узкий семантически термин *virь ‘взрослый мужчина’ был рано вытеснен, не найдя поддержки в древнем (и поэтому давно деэтимологизировавшемся) −ā-производном *vir-ā: др.-русск. вира.

Мысль о более позднем развитии значения и.-е. *vīros ‘муж’, осуществлявшемся собственно уже в отдельных ветвях индоевропейского, подтверждается этимологией. Балтийский развил значение *biras ‘муж’,  видимо, самостоятельно, отдельно от славянского, в котором употребление *virъ могло рано ограничиваться предположенным образом.

Литовская форма vyriskis представляет собой фактическое притяжательное прилагательное на −isk- ‘мужской’, но сейчас не ощущается как, таковое и значит ‘мужчина’. Забвение производной притяжательной формы с возвращением к значению исходной формы — нередкое явление, ср. чешск. zenskа ‘женщина’, сюда же русск. мужчина из прилагательного’ мужьскъ + суф. −ина в сингулятивном значении, ср. болг. диал. мъшчина ‘мъжкото в хора или животни’ .

Вторичность и поздний характер специальных обозначений ‘муж, супруг’ становится ещё очевиднее при знакомстве с многочисленными местными терминами этого значения, реквизированными сравнительно недавно из других словесных групп: ст.-слав. малъжена, малъженьца (дв. ч.) ‘conjuges’, польск. maizonek, чешск. manzel ‘супруг’, вероятно, из др.-в.-нем. mahal ‘бракосочетание, договор’, и слав. zena , сюда же в.-луж. mandzel ‘супруг’; ст.-слав., др.-русск. сѫпрѫuъ, супругъ ‘муж, супруг’, ‘супружеская чета’, очень похожее на кальку греч. σύζυξ; слово известно также в значении ‘пара, упряжка волов’; русск. сам ‘муж, хозяин, барин’, ср. сам в обычном значении местоимения; укр. чоловiк муж’ — значение, известное также диалектам русского, сербского и болгарского, ср. совершенно аналогичное употребление франц. homme ‘человек, мужчина’ в диалектах: ome ‘mari’ — liè è s’n ome ‘elle et son mari]; чешск. диал. chot ‘супруг, сербск. диал. подруг ‘супруг, муж’

Целую коллекцию частных названий мужа насчитывает литовский народный язык, в котором, кроме общенародного vyras ‘муж’, есть ещё preiksas второй муж’ <pr[i]-ei-ksas ‘пришедший [в дом жены]’, uzkurys, anckurys то же, uztupys, anctupinis ‘третий муж’, bobkalys, kaliboba ‘четвертый муж’, а также в роли общего названия — gulovas ‘муж’ (: gulti ‘лечь’), drauguolis ‘муж’, также — ‘товарищ’, ср. сербск. подруг ‘супруг’, укр. дружина ‘жена, супруга’.

Из прочих индоевропейских названий ср. готск. guma ανήρ, муж’, тоже вторичное значение одного из древних индоевропейских названий человека *ghəmon-, *ghmon— ‘земной’, ср. лат. homo.

Далее… Термины свойственного родства. ЖЕНА, женщина. Прочие названия жены, женщины в славянских языках.

Термины свойственного родства. ЖЕНА, женщина
Термины свойственного родства. МУЖ - ЛАДА

Оставить комментарий

Ваш email не будет опубликован.Необходимы поля отмечены *

*