Иловайский Д.И.
История Рязанского княжества.
Глава IV. Начало монгольского ига. 1237-1350 гг.
Сыновья Александра. 1327-1350 гг. — Новые границы княжества. — Червлёный Яр. — Приобретения на западе и потеря Коломны. — События в Муроме. — Св. епископ Василий. — Христианские князья в Мещере. — Набеги кочевников. — Политика рязанских князей в отношении к соседям. — Новая столица.
Сын Александра Ярослав выхлопотал себе у хана ярлык на Рязанское княжество и пришел на Коротопола с татарским войском в сопровождении ханского посла Киндяка в 1342 г. Коротопол затворился в Переяславле и целый день отбивался от неприятелей, а в ночь бежал из города, оставив его на жертву татарскому грабежу. Ярослав остался княжить в Переяславле*** (*** Ник. 3. 178, 180. ). В летописи сказано:
«… а князь Ярослав Пронский сяде во граде Ростиславле Рязанском«. Мы думаем, что надобно читать «Переяславле».
В следующем году Коротопол был убит, неизвестно где и кем. «Им же бо судом судил осудися и еюже мерою мери возмерися ему», — прибавляет летописец. Несколько месяцев спустя умер и его племянник Ярослав Александрович. В летописи он именуется князем пронским, а брат его — Иван Александрович, скончавшийся в 1350 г., назван великим князем рязанским****(**** Ibid. 193.). От этого Ивана Александровича пошли все последующие рязанские князья; между тем как Ярослав Александрович был родоначальником Пронской ветви.
В 1353 г. летописи в первый раз упоминают имя знаменитого Олега Ивановича Рязанского.
Но прежде, нежели перейдём к его княжению, попытаемся бросить взгляд на другие события и перемены, которые произошли в Рязанской земле после 1237 года.
Во-первых, пределы Рязанского княжества, несмотря на тяжкое иго, значительно расширились после той эпохи, в которой мы их оставили. Это растяжение границ совершалось, конечно, в тех направлениях, в которых оно встречало наименее препятствий, именно: в юго-восточном и северо-западном. На юго-востоке граница княжества далеко перешагнула за реку Воронеж и углубилась в степи. В конце XIII и начале XIV вв. она определялась русскими поселениями, разбросанными по левому берегу Дона с одной стороны и по правому Хопра и Великой Вороны — с другой, по крайней мере, мы знаем, что эти реки отделяли Рязанскую епархию от Сарайской. Последняя, была учреждена во второй половине XIII в. в Сарае для русских и татарских христиан* на всем пространстве южной России между Волгой и Днепром. (* Ист. Рус. Цер. Митр. Платона. I. 139.)
До нас дошла целая история спора, который возник между рязанскими и сарайскими епископами вследствие того, что последние старались распространить свою власть на места, лежавшие по правому берегу Вороны и Хопра. Митрополиты Максим, Петр и Феогност — при последнем это дело рассматривалось на Соборе в Костроме — обыкновенно решали его в пользу рязанских епископов, прямо называя упомянутые реки рязанским пределом. Притязания Сарайских епископов, однако, не прекращались до времен митрополита Алексия, который около 1360 г. своей грамотой окончательно утвердил спорные места за Рязанской епархией**. Грамоты митрополитов Максима и Петра до нас не дошли, но содержание их известно из грамот на Червленый Яр Феогноста и Алексия. (**Ак. Ист. I. NN 1 и 3). Кроме того сохранился список с отказной грамоты Сарайского епископа Софония, которую он дал на Костромском соборе:
«И се аз епископ Сарайский Софоний пишу сию граммату пред господином моим преосвященным Феогностом Митрополитом всея России и пред братьею своею епископы Антонием Ростовским и Даниилом Суздальским, отселе потом не вступатися в пределех Рязанской на Великую Ворону, а оже вступлюся, осужден буду кононы. Того дела есьмь сию граммату дал на утверждение».( Истории, обозр. Ряз. Иерар. Т. Воздвиженского. стр.25)
Вся эта часть степей по левую сторону Дона на восток от Воронежа до берегов Хопра и Вороны известна была в те времена под общим названием Червлёного Яра*, и представляла обширное поле для русской колонизации, когда в этих местах исчезло господство половецких орд.
* Мы ещё имеем довольно средств объяснить это загадочное название Червлёный Яр, хотя оно уже утратилось из народной памяти. Вот места источников, в которых упоминается о Червлёном Яре. 1. О нём говорят грамоты Феогноста и Алексия. Первая начинается словами: «Благословение Феогноста Митрополита всея Руси к детем моим, к баскаком, и к сотником, и к игуменом, и к попом, и ко всем христианом Черленаго Яру и ко всем городом, по Великую Ворону». Вторая: «Благословение Алексия митрополита всея Руси, ко всем хрестианом, обретающимся в переделе Черленого Яру и по караулом возле Хопор до Дону, попом и диаконом, и к баскаком, и к сотником, и к бояром». 2. Ник. 2. 105 под 1148 г.: «Князь Глеб Юрьевичь иде к Резани и быв во градех Черленаго Яру и на Велицей Вороне, и паки возвратися к Черниговским князем на помощь». 3. Ibid. 4. 161. В известном Хождении Пимена митрополита говорится: «Таже минухом (после Тихой Сосны) и Черлёный Яр реку, и Бетюк реку, и Похор (Хопер) реку«. 4. Ibid. 298: «Того же лета (1400) в пределех Черленого Яру и в караулех возле Хопор у Дону князь великий Олег Ивановичь, с Пронскими князи и с Муромским и Козельским, избиша множество Татар». 5. В Рязан. Дост. сохранился отрывок «Из сказки козловского попа». «Черленый де Яр усть Воронеже реки верст с тридцать на низ, а жильцы когда на том вывались, того он не ведает …. А другой де Чёрленый Яр на реке на Хопре усть реки Савалы, а впала Савала ниже Вороны от Воронежского устья верст со ста». Из всего этого мы заключаем, что Червлёный Яр в тесном смысле назывались: во-первых, река, впадающая в Дон между Тихой Сосной и Битюгом; во-вторых, часть берега при устье Савалы, которая впадает в Хопёр с правой стороны пониже реки Вороны. Потом это название распространилось на земли, лежащие между тем и другим Червленым Яром, а в XIV ст. под ним разумелось всё степное пространство, заключенное между реками Воронежа, Доном, Хопром и Великой Вороной.
Татары, заступившие на их место, не кочевали здесь такими густыми массами, как половцы, и, вероятно, по воле самих ханов, не препятствовали распространению на юге русских поселений. Эти поселения, расположенные по течению главных рек, явились здесь ещё в XIII веке, о чем свидетельствуют грамоты митрополитов Максима и Петра, на которые ссылается Феогност. Последний в своей грамоте, писанной между 1334 и 1353 гг. упоминает о городах по реке Вороне.
Частые набеги ордынских хищников заставили русских князей прибегнуть к содержанию в степи караулов, которые могли бы вовремя извещать об опасности. Начало таких караулов относится ко второй половине XIV в.: они упоминаются в первый раз в грамоте митр. Алексия (около 1360 г.); у Феогноста о них ещё не говорится ни слова. Вначале это были не более, как скрытые притоны разъезжих сторожей и станичников, имевших обязанности наблюдать за движениями татар**( ** О Стар, и ст. службе на Пол. Укр. Моск. Гос. Беляева. Чт. О. И. и Д. N. I. стр. 6. ) В последующие века из них развилась целая и довольно сложная система пограничной стражи. В эпоху Дмитрия Донского наряду с рязанскими встречаются в степях уже караулы московские. Но Рязанское княжество более, нежели какое-либо другое, нуждалось в подобных мерах предосторожности — на него падали обыкновенно первые удары кочевников. Летописи по-прежнему вспоминают об их набегах на рязанские украйны, разница только в имени разбойников, вместо половцев читаем татары.
На западной стороне обстоятельства в то время были благоприятны для рязанских князей; здесь представлялся им удобный случай приобрести новые волости и распространить своё влияние на соседей. Нашествие Батыя особенно сокрушительным образом подействовало на княжества Киевское и Черниговское; с тех пор они всё более и более увлекались под влияние соседей. После мученической смерти Михаила Всеволодовича в 1246 г. Чернигово-Северские волости разделились между его четырьмя сыновьями на княжества Брянское, Новосильское, Карачевское и Тарусское, которые в свою очередь раздробились на мелкие уделы.
Рязанские князья не преминули воспользоваться ослаблением соседей, так что в начале XIV в. их пограничная линия на западе шла от верховьев Мечи и Зуши к среднему течению Уны, потом к устью Протвы и далее вверх по этой реке. По крайней мере, в договорной грамоте Олега Ивановича с Дмитрием Донским (1381 г.) города Лужа, Верея и Боровск называются бывшими рязанскими. Но присоединение степных пространств на юге и лесных, бедно населённых, на западе не могло заменить потерю лучших волостей на северо-западе.
Сокращение пределов Рязанских земель на северо-западе началось со времени неудачной войны Константина Романовича с Даниилом Александровичем Московским. Сын Даниила Георгий навсегда утвердил за Москвой Коломну со всеми ее волостями. Иван Калита, судя по его духовному завещанию, присоединил к Москве прежние Черниговские волости по реке Лопасне; хотя рязанцам в 1353 г. нечаянным нападением удалось опять завладеть Лопасней, но ненадолго. Духовное завещание Ивана Ивановича, 1356 г., показывает, что московские приобретения увеличились ещё Каширой, Боровском и другими местами, которые также в XIII в. были отторгнуты рязанцами от Северских княжеств. На севере и востоке рязанские пределы по-прежнему терялись в лесах мери, мещеры и мордвы.
Что касается Муромского княжества, то оно после татарского погрома становится ещё слабее, чем прежде, и едва обнаруживает признаки жизни в истории. Мы оставили Муром в 30-х годах XIII ст., когда там княжил Юрий Давыдович, который, вероятно, погиб при нашествии Батыя. Ему наследовал сын Ярослав, о котором мы знаем потому только, что в 1248 г. его дочь вышла за Бориса Васильковича Ростовского* (*Лавр. 201. Ник. 3.73, 87. ).
Под 1281 и 1288 гг. летопись упоминает о разорении муромской земли татарами. В половине XIV века находим в Муроме двух братьев Василия и Юрия Ярославичей. Василий умер в 1344 г. и положен был в муромской церкви Бориса и Глеба. Юрий наследовал ему и ознаменовал свое княжение тем, что обновил город Муром, запустевший, по словам летописца, издавна, со времён первых князей, вероятно, после татарского разорения. В 1351 г. князь первый поставил в городе свой двор, примеру его последовали бояре; за ними начали строиться купцы и чёрные люди. Обновили и святые храмы, украсив их иконами и книгами. Но Юрий недолго пользовался плодами своих трудов. Этот глухой край в то время так же страдал усобицами, как и другие княжества.
Род муромских князей, очень мало нам известный, был, по-видимому, довольно многочислен. В 1353 г., является в истории какой-то Федор Глебович, очевидно, родственник Юрия Ярославича. Он собирает большое войско, выгоняет Юрия из Мурома, и сам садится на его место. Неизвестно почему, муромцы были ему рады, и многие граждане отправились вместе с ним в Орду хлопотать за него у хана. Через неделю после отъезда Федора Юрий воротился в Муром, собрал остальных граждан и пошёл в Орду судиться с Федором. Долго судили их ордынские вельможи, и наконец, утвердили Муромское княжество за Федором. Юрий был выдан своему сопернику, подвергся тяжкому заключению и умер в великой нужде**(** Ник. 3. 182, 194, 205. ). О последующих внутренних событиях в Муроме мы решительно ничего не знаем.
Между тем как оба княжества, Муромское и Рязанское, всё более и более забывали о своём прежнем родстве, в иерархическом отношении они продолжали составлять одно целое.
Мы говорили о том, что в конце XII веке Рязань отделилась от Черниговской епархии и получила собственного епископа в лице Арсения (1198-1212). Потом упоминали о Ефросине Святогорце (1224-1238). Затем положительное историческое свидетельство о рязанском епископе находим не ранее 1284 года. Из приписи к известному рязанскому списку Кормчей книги мы видим, что около того времени митрополит Максим поставил на Рязань епископа Иосифа*. Вот слова этой приписи:
«Во дни благоверного христолюбца князя Ярослава и брата его Федора Резанских князь, и великой княгини матери их Анастасии, благодать Иис. Хрис. Гос. Спаса нашего, посетивши святую церковь Рязанскую и в совокупление сбирающись единогласием и духом мирным, веровавше благодати Христове и Св. Духу; благоверная княгиня рече, да ти даст Бог, отче, за труд небесный покой; не презре Бог в державе нашей церков вдовьствующь, сиречь, без епископа и без ученья святых отец. Благодарим о сем Бога и преосвященного Максима митрополита, исполняя бо желание Богом избранному пастырю и учителю словеснаго стада православный веры нашея, отщ нашему по духу, священному епископу Иосифу богоспасенней области Рязанстеи. О сем благодарит господство наше преподобство твое, Иосифе, еже Христе прияв писание се от великаго владычества преславнаго града Киева, от него же отрасль мы быхом. Аз же епископ Иосиф Рязанский, испросив от митрополита протофроне, преписах на уведение разуму и на просвещение верным и послушающим и за святопочивших князь Рязаньских и преосвященных епископ». (* Обоз. Кормч. Кн. Б. Розенкампфа. С. 61. )
В промежуток от Ефросина до Иосифа рязанская кафедра оставалась иногда без своих собственных святителей, на что указывают слова приписи: «не презре Бог в державе нашей церковь вдовствующь». Причина того заключалась в смутном времени, наступившем после татарского нашествия. Позднее Иосифа упоминаются следующие епископы в Рязани**: Василий 1-й, скончавшийся в 1295 г.; Григорий, который в 1325 г. присутствовал на погребении московского князя Юрия Данииловича; Кирилл, которому митрополит Феогност дал грамоту на спорные места по Великой Вороне; Георгий, — ему Александр Михайлович Пронский в 1340 г. дал село Остромино, и Василий П, по словам летописи, в 1355 г. был поставлен митрополитом Алексием «в Рязань и в Муром»; для него Алексий писал грамоту на Червленый Яр о спорных местах; он же упоминается в грамоте рязанского князя Олега Ивановича, данной Ольгову монастырю. ( ** Лавр. 208. Ник. 3. 93, 206. ПСРЛ. III. 73. Ак. Ист. I. N: 1, 2, 3. )
Василий II, по нашему мнению, был тот самый святой епископ, о котором рассказывается в житии муромских чудотворцев Константина и чад его. Василия Святого обыкновенно отождествляют с Василием I, не представляя на это почти никаких доказательств*. (*Ист. Рус. Цер. Фил. I. 132. Ряз. Иерар. Воздвиж. 15.) Содержание жития, напротив, довольно ясно говорит в пользу Василия II**. ** Пролог месяца мая 21 дня. Вот его содержание:
«Спустя много лет по преставлении благ<оверного> князя Константина и чад его, и по запустении города Мурома от неверных людей, и спустя много лет после благоверного князя Петра, прибыл из Киева в Муром благоверный князь Георгий Ярославичь… Сей князь обновил церковь Благовещения Пресв. Богородицы и второй храм страстотерпцев Бориса и Глеба, и поставил у церкви их по-прежнему, епископа, именем Василия, мужа праведного и благочестивого. Народ муромский по одному подозрению на житие святителя, неприличное сану его, был причиною перенесения престола епископа из Мурома в Рязань. Тщетно праведник доказывал свою невинность; ослепленные не слушали его и хотели даже умертвить. Св. Василий воззвал: Отцы и братие! дадите мне малое время до утрия до третьяго часа дне! Кротость пастыря и произнесенные им слова на время успокоили волнение в народе; он разошелся по домам. Благочестивый епископ молился со слезами во всю ночь во храме страстотерпцев; с наступлением дня, совершив литургию, пошел в церковь Благовещения и там пред образом Пресв. Богородицы, принесенном некогда из Киева Благоверн. князем Константином, отпел молебен. Возложив надежду спасения своего на заступницу небесную, Василий взял чудо творную икону и с ней пошел из церкви и епископии своей до реки Оки. Проваждаху его вельможи града и весь народ хотяше ему дати судно ко плаванию. Святый же, стоя с образом Богородичным на брезе, снял с себя мантию и простре ю на воду, и поступи на ню, нося образ Пресв. Богородицы, и абие несен бысть духом бурным противу быстрины речныя, отнюду же река течет. Видевше же сие чудо Муромские граждане начаху вопити: о святый владыко Василий! Прости нас грешных рабов своих. И абие святый Василий епископ взятся из очию Муромского народа … и того же дня в девятый час принесен бысть на место, еже ныне зовомо старая Рязань. Ту бо тогда пребываху князи рязанский. Великий же князь Рязанский, именем Олег, срете его со кресты и со всем освященным собором и прият святого епископа Василия, радуясь со православными христианами и тако пребысть Муромская епископия в Рязани. Нарицается же и до днесь Борисоглебское одержание ради града Мурома святому князю Глебу. По сем же паки Муром от Рязанских епископов благословляется: сами же к тому епископи в Муром на житие не возвращахуся». (Из Ряз. Дост.).
Из него мы заключаем: во-первых, св. епископ Василия II был современник Георгия Ярославича, обновившего Муром, и Олега (Ивановича) Рязанского, а во-вторых, епископское местопребывание, колебавшееся дотоле между Рязанью и Муромом, с явным перевесом на стороне Рязани, потому что в ней именно встречаются предыдущие святители в 50-х годах XIV столетия — окончательно утверждается в Рязани. Судя по времени, очень может быть, что это событие имело связь с упомянутыми смутами в Муроме.
Успехи христианской проповеди в Рязанских землях замедлились в первое время после татарского нашествия. Хотя, как известно, татары не воздвигали гонения на православную веру, но близкое соседство с ними и частые грабежи, конечно, мешали материальному благосостоянию жителей и развитию христианской цивилизации. Тем не менее святая вера продолжала постоянно приобретать новых поклонников. Грамоты митрополитов на Червленый Яр указывают на присутствие оседлого христианского населения в местах между Доном и Хопром.
Остатки половцев, теснимые татарами, искали убежище в юго-восточных пределах Руси, и, сближаясь с русскими, мало-помалу обращались к христианству. Многие потомки половецких ханов и вельмож вступили в службу к рязанским князьям и сделались родоначальниками некоторых дворянских фамилии, таковы, например, Кобяковы. В Рязань приходят так же выходцы из Орды и принимают святое крещение.
К первой половине XIV в. относится начало христианских князей в Мещере. Князья Ширинские подняли брань на царя Большой Орды и в 1298 г. ушли из нее кочевать на Волгу. Один из них Бахмет Усейнов сын пришел в Мещеру, взял ее войною и остался здесь княжить. В Мещере родился у него сын Беклемиш, который впоследствии принял крещение и назвался Михаил. Он поставил в Андрееве Городке храм Преображения и крестил с собой многих людей. У него был сын Федор, а у Федора — Юрий, который в 1380 г. пришел с полком своим на помощь к великому князю Дмитрию против Мамая, отличился и пал в битве на Куликовом поле*.( * Родосл. кн. Долгор. И. стр. 15, 23. )
Таким образом, в Мещерских землях по Цне и Мокше в начале XIV ст. образуется новое удельное княжество и в то же время полагаются основы для будущих успехов христианского учения и гражданственности. Андреев Городок, конечно, не был единственным городом в этих местах; уже мы встретили здесь прежде Кадом, а несколько позднее находим еще Темников и Елатом. Кроме Бахметева рода, в Мещере продолжали существовать и туземные князья. Последние также начинают в XIV в. принимать христианство, на что намекает загадочный Александр Укович, который встречается в договорных грамотах Дмитрия Донского и его преемников с рязанскими князьями; первая половина его имени обнаруживает христианина, а вторая — указывает на отца язычника. Судя по тому, что Александр Укович в грамотах сопоставляется рязанскому князю Ивану Ярославичу, можно отнести его к первой половине XIV в. Мещерские князья, конечно, были слишком слабы для того, чтобы пользоваться самостоятельностью и не подпасть под влияние русских соседей, преимущественно рязанцев, но со второй половины этого века здесь начинает преобладать господство Москвы.
Если обратиться к внутреннему состоянию Рязанского княжества в первый век монгольского владычества, то и в этом отношении мы не можем представить утешительной картины. Княжество, насколько позволяют судить источники, плохо оправлялось от татарского погрома. Главной причиной того было невыгодное географическое положение. Над рязанской землей более, нежели над какой-либо другой частью России, тяготело варварское иго. Какая могла быть безопасность в стране, не имеющей естественных границ и совершенно открытой с юго-востока, в соседстве с варварами, которые не пропускали ни одного удобного случая пограбить русские города и селения, а при отсутствии безопасности могло ли население, в особенности сельское, много заботиться об улучшении своего хозяйства? Завидев густое облако пыли или отдаленное зарево пожара, народ спешил собирать свои семейства и стада, захватывал то, что можно было унести с собой, и, если успевал, спасался в соседние леса; бедные хижины оставались на жертву огню, а неубранная жатва исчезала под копытами татарских коней. Жители поэтому искали более безопасное место для поселения и целыми толпами уходили далее на север, особенно в московские владения, сравнительно наслаждавшиеся гораздо большим спокойствием. Хотя митрополичьи грамоты упоминают о городах по Хопру и Великой Вороне, но источники нигде не называют их по имени, и трудно себе представить, что это были за города и как велико было население той стороны, когда места, гораздо ближайшие к центру Рязанского княжества, например, берега верхнего Дона, в конце XIV в. все еще представляли развалины и запустение; в самой средине княжества до второй половины XIV в. не встречаем новых городов.
Варварский элемент в составе населения с XIII в. еще более усилился новыми толпами половцев и татар. При таких обстоятельствах, разумеется, нельзя ожидать, чтобы смягчилась та суровость нравов, о которой мы говорили. Летописи изображают нам рязанцев XIV в. людьми свирепыми, гордыми, в то же время коварными и робкими. Несмотря на явное пристрастие, в этом изображении есть значительная доля правды; только в трусости рязанцев упрекать нет основания, и поражения, которые они терпели иногда от москвитян, скорее мвжно объяснять излишней отвагой и плохим состоянием военного искусства, нежели робостью.
Внешняя политика рязанских князей определялась географическим положением княжества. На первом плане стояли отношения с завоевателями. Близость Орды, полустепной характер природы на юге от Оки и Прони, разъединение и слабость сил отнимали всякую надежду на возвращение независимости. Действительно, летописи ни разу не говорят о том, чтобы в этой стороне когда-либо обнаружилась попытка к борьбе за свободу русской земли. В безусловной покорности рязанские князья видели единственное средство удержать за собой свои волости и спасти их от новых разорений. Нет сомнения, что они усердно исполняли все ханские требования; часто ездили в Орду с выходом и богатыми подарки и водили свои дружины на помощь татарским войскам. Покорность хану, однако, не мешала им, как увидим после, оружием расправляться с толпами кочевников, которые самовольно приходили грабить их волости. Подобные шайки из грабителей нередко обращались в союзников и вступали в службу князей, также без ханского позволения; татары, например, вместе с рязанцамн были разбиты под Переяславлем в 1301 г., а между тем незаметно, что и это обстоятельство произвело неудовольствие в Орде.
С начала XIV в. явилась новая и едва ли не самая важная причина, заставлявшая рязанских князей заискивать благоволения ханов. Это была опасность, которая начинала грозить их самостоятельности со стороны Москвы. Уже при первом столкновении рязанцев с москвитянами обнаружилось все материальное и нравственное превосходство собирателей Русской земли над своими соперниками. На этот раз рязанцы спаслись, может быть, покровительством Орды и отделались потерей Коломны.
Московские великие князья после того идут к своей цели более медленными, но зато верными шагами, отнимая волости у рязанских, они в то же время искусно ведут с ними борьбу в самой Орде, и, приобретая благосклонность ханов, лишают их самой могущественной опоры. Едва ли, например, не происки Калиты были причиной того, что Иван Ярославич лишился головы по приказанию Узбека. Сыновья Калиты в этом отношении подражали отцу, и близорукая политика Орды не препятствовала усилению Москвы за счет тех или других соседей. Успехам москвитян много содействовали внутреннее разъединение рязанцев и княжеские усобицы — обычное явление Древней Руси.
С конца XIII в. рязанские земли опять распадаются на два главные удела; собственно Рязанский и Пронский; вражда, не раз возобновлявшаяся между их князьями, сделалась наследственной в потомстве двух сыновей Александра Михайловича, Ивана и Ярослава. Кроме споров за волости, причиной неприязни было стремление пронских князей обособиться и стать в равные отношения к старшей линии. Слишком слабые для того, чтобы бороться собственными средствами, они нашли могущественных союзников в московских князьях, которые пользовались случаем утвердить свое влияние на дела соседнего княжества и постепенно приготовить его падение.
После ордынских и московских отношений, которые стояли на первом плане, рязанские князья не упускали из виду также своих западных и восточных соседей. В XIII в. они воспользовались раздроблением Северского княжества и с успехом старались подчинить своему влиянию потомков Михаила Черниговского. Но в XIV ст. это влияние встретило себе опасное соперничество, кроме москвитян, еще со стороны литовских князей, которые в то время начали собирание юго-западной Руси. На востоке рязанцы без сомнения не упускали случая подчинить себе мещерских и мордовских владетелей, но и здесь в XIV в. они встретили тех же торжествующих соперников москвитян.
Трудно представить характеристику самой личности рязанских князей во второй половине XII в. и в первой половине XIV в.; они появляются в истории всегда мимоходом, большей частью по поводу своей кончины, а некоторые известны только по имени, так что не оставляют после себя никакого определенного образа. Только два лица несколько выделяются из ряда 12 или 13 князей: с одной стороны, останавливает наше внимание Роман Ольгович, окруженный ореолом христианского мученика, а с другой, — как противоположное явление, мрачная тень Коротопола. Конечно, убиение родственников свидетельствует о жестоком характере князей и загрубелых рязанских нравах; надобно вспомнить, однако, что подобные примеры встречались в те времена не в одной Рязани, и не производили, по-видимому, особенно сильного впечатления на народ. (Напр., борьба Москвы с Тверью).
Обыкновенно перенесение столицы из Рязани в Переяславль приписывают Олегу Ивановичу; мы думаем, что оно относится ко времени его предшественников. После татарского нашествия летописи почти совсем не упоминают о городе Рязани, между тем как около Переяславля сосредоточиваются все главные события княжества. В 1300 г. у Переяславля, неизвестно зачем, сходились Ярославичи; в следующем году под его стенами был разбит Константин Даниилович Московский; здесь Коротопол убил Александра Михайловича Пронского; сюда пришел Ярослав Александрович с татарами и выгнал Коротопола. Очень вероятно, что князья уже с XIII в. стали предпочитать Рязани более надежные укрепления Переяславля. Притом же первый город был несколько удален от центра рязанских владений и выдавался на восток, в глухую мещерскую сторону, а второй занимал почти серединное положение и был гораздо ближе к Москве, откуда теперь грозила постоянная опасность, следовательно, в стратегическом отношении это был лучший пункт в целом княжестве.
Далее… Глава V. Олег Иванович. 1350-1402 гг.