Соседство Муромо-Рязанского княжества с мордвой и половцами.

Иловайский Д.И.
История Рязанского княжества.

Глава III. Внутреннее состояние Рязанского княжества в конце XII и начале XIII вв.

Соседство Муромо-Рязанского княжества с мордвой и половцами.

— Соседство с мордвой и половцами. — Христианский элемент населения.

Итак, с востока и юга Муромо-Рязанское княжество в виде дуги облегали обширные земли мордвы и половцев. Соседство дикарей, конечно, не могло не иметь значительного влияния на внутреннее и внешнее развитие княжества: отношения к ним вообще были враждебны. Реже летописи упоминают о войнах с мордвой, чаще о половцах. До XIII в. мы собственно один раз встретили серьезную войну с мордвой в 1103 г.; о мелких столкновениях летописцы умалчивают, слухи из этой глухой стороны, конечно, доходили до них редко. Поэтому для нас очень важно описание походов, которые были совершены в 20-х годах XIII ст. войсками великого князя Юрия II. Первый поход предпринят был осенью 1228 г. под начальством племянника Юрьева Василька и боярина Еремея Глебовича Окой и Волгой, но из-за Нижнего они воротились по случаю ненастной погоды. Зимой 1228 года, в январе, сам великий князь с братом Ярославом, двумя племянниками и Юрием Давыдовичем Муромским двинулся в Мордовскую землю и напал на волость Пургаса. Русские пожгли и потравили жито, избили скот, а пленников отослали домой. Мордва укрылась в леса и тверди, а те, которые не успели спастись, были избиты отроками Юрия. Отроки других суздальских князей, желая также отличиться или рассчитывая на добычу, потихоньку углубились в лесную чащу, но попали в засаду и были истреблены неприятелями, которые в свою очередь не избежали мести со стороны русских. В то же время один из болгарских князей пришёл на Пуреша, другого мордовского владетеля и притом Юрьева присяжника; но, услыхав о том, что великий князь жжёт мордовские села, ночью бежал назад. Русские князья воротились домой с полным успехом. В следующем году Пургас попытался было отомстить за опустошение своей волости и напал на Нижний Новгород, но был отбит. Потом сын Пуреша напал с половцами на Пургаса, истребил его войско и русских, находившихся у него в службе, так что Пургас едва спасся с немногими людьми*(* Лавр. 191, 192. ).

В 1232 г. великий князь опять посылал свои войска на мордву с муромской и рязанской помощью; русские снова пожгли неприятельские селения. Эти войны бросают свет на географическое состояние и быт мордовского племени в те времена и приводят нас к следующим заключениям. Страна их была покрыта дремучими лесами; мордвины вели жизнь оседлую, занимались скотоводством и земледелием, жили в селениях. Хотя городов не встречаем, но слово тверди, употребленное летописцем, заставляет предполагать какие-то особенные места, вероятно, укрепленные самой природой. Можно также предположить существование торговой деятельности по соседству с болгарами и русскими.

В политическом отношении мордва не представляла никакого единства и управлялась туземными князьями. Мордва — финно—угорский народ, который делится на два субэтноса — мокша и эрзя. Мордовские князья часто находились во враждебных отношениях между собой; таковы Пургас и Пуреш. Усобицы, ослабляя силы мордовского племени, заставляли и владетелей искать себе союзников, и таким образом облегчали соседним народам доступ в глубину мордовских земель: так Пуреш прибег к покровительству великого князя владимирского, а Пургасу помогают болгары.

Местные владетели настолько богаты, что могут нанимать иноземных ратников: у Пургаса находим в службе сбродную русскую дружину, а сын Пуреша приходит на него с половцами. Все это показывает, что в XII в. мордвины начинают группироваться в значительные массы, во главе которых становятся туземные князья, вероятно, соединившие в своих руках власть прежних сельских старшин. Такое соединение в массы дало им возможность с большим успехом теснить соседей, что, без сомнения, и вызвало походы в таких значительных силах со стороны великого князя владимирского, который в свою очередь воспользовался междоусобиями местных владетелей.

Не таким оседлым как мордва, но ещё более диким и беспокойным народом являются половцы. Южная часть рязанской украйны была охвачена ими с трёх сторон; русские города на берегах Дона и поселения на Воронеже, кажется, не мешали варварским ордам иногда раскидывать свои кочевья внутри угла, который образуют эти две реки. Борьба рязанцев с половцами шла непрерывно до самого появления татар. С половины XII в. перевес заметно склоняется на сторону первых; половцам удаются внезапные набеги, но лишь только варвары заслышат, что рязанские князья собираются вместе, они немедленно бегут в степи. В преследованиях своих князья все более и более углубляются в Половецкие земли, например, в 1150 г. они побили их на реке Великой Вороне, а в 1199 г. вместе с Всеволодом III прогнали половцев к берегам моря и прошли вдоль все Придонские степи. Но такие походы не могли прекратить набегов; княжеские усобицы по-прежнему давали повод варварам опустошать русские поля и селения то в виде разбойников, то в качестве союзников; князья дружились с ханами, вступали с ними в родство, искали у них убежища и войска в случае своих неудач.

Такое соседство, как мордва и, в особенности, половцы, разумеется, могло только задерживать внутреннее развитие Рязанского княжества и положило своего рода печать на формы быта. Оно вредило благосостоянию края и поддерживало в постоянном напряжении грубые физические силы народа.

Трудно определить, насколько славянский элемент в продолжение первого периода в истории Муромо-Рязанского княжества проник в массу туземного населения; но, вообще говоря, в начале XIII в. он не был еще значителен. К нему принадлежало, конечно, большинство городского сословия и часть сельских жителей между Окой и Проней; особенно скоро разрасталось славянское племя по берегам Оки.

От начала XIII в. до нас дошли названия пяти погостов, расположенных поблизости городка Ольгова; во-первых, все они звучат по-славянски, а во-вторых, представляют довольно значительную цифру населения, а именно: Песочна — с 300 семей, Холохолна — с 150, Заячины — с 200, Веприя — с 220 и Заячков — с 160 семей*. (* Ак. Ист. I. N 2. Грамота Олега Ольгову монастырю.) Пространство на север и восток от этой полосы было обитаемо почти сплошным финским населением, т.е. мерей, мещерой и мордвой, за исключением городов.

Постепенная славянизация Рязанского края тесно была связана с успехами христианства. Эти два явления шли постоянно рука об руку в отдаленных концах Древней Руси и взаимною помощью облегчали своё движение. До нас не дошли имена проповедников и подвижников христианской религии на рязанской украйне в эпоху, о которой идёт речь, но вообще можно заметить, что успехи христианства совершались здесь тихо, медленно, без особенной борьбы. Нет возможности определить границы между крещеным и языческим населением; знаем только, что первое сосредотачивалось в той же центральной области, преимущественно по берегам Оки.

Умножавшееся количество христианских храмов служит лучшим признаком распространения святой религии. Кроме некоторых собственных имён, в источниках встречаются общие выражения, которые намекают на значительное число храмов в древней Рязанской земле. В 1207 г. епископ Арсений посылает сказать Всеволоду:

«Князь великий! не опусти мест честных, не пожги церквей святых, в них же жертва Богу и мольба стваряется за тя»; в 1237 г. татары на пути своем к Рязани «… много же святых церквей огневи предаша и монастыри и села пожгоша».

В 1132 г., по известию летописи, половецкий князь Амурат принял крещение в Рязани,  а в сказании о нашествии Батыя говорится в похвалу рязанских князей, что они своей лаской привлекали к себе многих детей и братьев от неверных царей и обращали их к истинной вере. Здесь под именем неверных царей, конечно, надобно разуметь половецких ханов, родственники которых вступали иногда в службу соседних русских князей и принимали крещение. Тем не менее в начале XIII в. христианство еще не успело проникнуть в глубь мещерских и мордовских лесов, разумеется, за исключением городов и их ближайших окрестностей.

Распространение и утверждение церкви в этом краю получило новую силу со времени отделения Муромо-Рязанской области от Чернигова в епархиальном отношении, в 1198 г.* (* См. свод разных мнений в Ряз. Вед. 1854 г. N 38) Время этого события определяли различным образом. Мы принимаем хронологию Татищева, который говорит, что  Рязанская епископия учреждена в 1198 г. по просьбе князя Ярослава Глебовича, соизволением его тестя великого князя киевского Рюрика Ростиславича и митрополита Иоанна. Епископом её поставлен был из игуменов Арсений, 26 сентября того же года (3. 329). Неизвестно, откуда Татищев заимствовал такое точное показание, но сама точность ручается за то, что он его не выдумал. Последующие события совершенно с ним согласны.

Мы видели, какое деятельное участие принимал первый рязанский епископ Арсений в событиях княжества при Всеволоде III; деятельность его совсем непохожа на вероломный, по летописям, поступок Порфирия. По случаю принесения Корсунского образа Св. Николая мы узнаем, что в 1225 г. рязанским епископом был Ефросин Святогорец, т.е. пришелец с Афонской горы. Тот же Ефросин, кажется, управлял епархией в эпоху татарского нашествия. Постоянное присутствие и непосредственный надзор епископа, разумеется, много способствовали благоустройству рязанской церкви и поощряли усердие христианских проповедников.

Известно, какие глубокие корни в древней России пустило монашество и как быстро, с XI столетия, начало возрастать повсюду число монастырей. В рязанском краю было так же много обителей, как и в других местах, но очень немногие из них возводят свое происхождение к эпохе дотатарской. Источники указывают только на один Олегов монастырь, который существует до сих пор в 12 верстах от губернского города на высоком обрывистом берегу Оки; глубокой лощиной речки Гусевки он отделяется от того места, где лежал городок Ольгов. Основание обители положено великим князем рязанским Ингварем Игоревичем; он вместе с братьями Юрием и Олегом построил здесь храм во имя Богородицы. При заложении храма с князьями находилось 300 бояр и 600 простых дружинников; князья отдали в монастырское владение 9 бортных участников и 5 погостов со всеми угодьями*( * Акты Ист. I. N2. ).

Это тот самый Ингварь Игоревич, который в 1217 г. спасся от бойни, устроенной Глебом и Константином. В 1219 г. он окончательно победил братоубийц; очень может быть, что вслед за тем Ингварь выстроил монастырь в благодарность за своё спасение**(** Последняя догадка встречается в статье «Ольгов Монастырь» Ряз. Вед. 1855 г. N 9. ).

К той же эпохе надобно отнести начало Богословского монастыря, если верить одному преданию, которое с ним связано***.  В монастыре находилась икона Иоанна Богослова, написанная в Царьграде каким-то Гусарем. Когда в 1237 г. Батый приблизился к обители с намерением расхитить ее сокровища, он был устрашен внезапным видением и удалился, приложив к иконе в знак благоговения герб и золотую печать. (*** См. рассуждение об этом предании у Тихомирова в его Ар. Исслед. (8-10 стр.). Богословский монастырь в настоящее время расположен на правом берегу Оки верстах в 30 выше Ольгова.

Несмотря на внешние признаки благочестия, нескоро обнаружилось в рязанском краю смягчающее влияние христианства на народную нравственность. Этому благодетельному влиянию мешали многие обстоятельства, при которых складывался характер населения. Мещера, составлявшая главную массу населения, в течение всей русской истории играет страдательную роль, и очень немногими событиями обнаруживает свое существование, зато соплеменная с нею мордва, жившая далее к востоку, издавна является народом с самостоятельной деятельностью и с воинственным, беспокойным характером. В XII и XIII вв. финский элемент только еще начинал проникаться славянским началом, разумеется, перерабатывая по своему и значительно искажая это начало. С другой стороны, и господствующая часть населения не отличалась привлекательными свойствами.

На рязанской украйне характер вятичей, к которым, по всей вероятности, принадлежало большинство рязанских колонистов, нескоро мог смягчиться при постоянных междоусобиях, при борьбе с соседними княжествами и в особенности с степными кочевниками. Последние также внесли свой варварский элемент в состав рязанского населения. Отсутствие безопасности и беспрерывный страх потерять свое имущество, свободу и жизнь, конечно, оказывали неблагоприятное влияние на нравственное и материальное благосостояние народа. Отсюда понятно, почему Рязанское княжество отстало от других в деле образования, и жители его долго отличались дикостью, загрубелостью своих нравов.

Далее… Характеристика рязанских князей и народа.