Славянский и балтийский

Этногенез и культура древнейших славян.
Лингвистические исследования
Олег Николаевич Трубачев

Часть I
ЭТНОГЕНЕЗ СЛАВЯН И ИНДОЕВРОПЕЙСКАЯ ПРОБЛЕМА

ГЛАВА 1

СЛАВЯНСКИЙ И БАЛТИЙСКИЙ

Важным критерием локализации древнего ареала славян служат родственные отношения славянского к другим индоевропейским языкам и прежде всего – к балтийскому. Принимаемая лингвистами схема или модель этих отношений коренным образом определяет их представления о местах обитания праславян. Например, для Лер-Сплавинского и его последователей тесный характер связи балтийского и славянского диктует необходимость поисков прародины славян в непосредственной близости к первоначальному ареалу балтов. Неоспоримость близости языков балтов и славян подчас отвлекает внимание исследователей от сложного характера этой близости. Впрочем, именно характер отношений славянских и балтийских языков стал предметом непрекращающихся дискуссий современного языкознания, что, согласимся, делает балто– славянский языковой критерий весьма ненадежным в вопросе локализации прародины славян. Поэтому сначала необходимо хотя бы кратко остановиться на самих балто-славянских языковых отношениях.

СХОДСТВА И РАЗЛИЧИЯ

Начнём с лексики, как с важнейшей для этимологии и ономастики составляющей. Сторонники балто-славянского единства указывают на большую лексическую общность между этими языками – свыше 1600 слов. Кипарский аргументирует эпоху балто-славянского единства общими важными инновациями лексики и семантики: названиями «голова», «рука», «железо» и др. Но железо – самый поздний металл древности, отсутствие общих балто-славянских названий более древней меди (бронзы) наводит на мысль о контактах эпохи железного века, то есть последних столетий до нашей эры (ср. аналогию кельтско-германских отношений). Новообразования же типа «голова», «рука» принадлежат к часто обновляемым лексемам и тоже могут относиться к более позднему времени. Вышеупомянутый «аргумент железа» уже до детальной проверки показывает шаткость датировки выделения праславянского из балто-славянского временем около 500 год до н. э.

Существует немало теорий балто-славянских отношений. В 1969 г. их насчитывали пять: 1) балто-славянский праязык (Шлейхер);
2) независимое, параллельное развитие близких балтийских и славянских диалектов (Мейе);
3) вторичное сближение балтийского и славянского (Эндзелин);
4) древняя общность, затем длительный перерыв и новое сближение (Розвадовский);
5) образование славянского из периферийных диалектов балтийского (Иванов – Топоров).
Этот перечень неполон и не совсем точен. Если теория балто-славянского праязыка или единства принадлежит в основном прошлому, несмотря на отдельные новые опыты, а весьма здравая (2) концепция независимого развития и вторичного сближения славянского и балтийского, к сожалению, не получила новых детальных разработок, то радикальные теории, объясняющие главным образом славянский из балтийского, переживают сейчас свой бум. Впрочем, было бы неверно возводить их все к теории под номером 5, поскольку ещё Соболевский выдвинул теорию о славянском, как соединении иранского языка -х и балтийского языка -с [Соболевский А.И. Что такое славянский праязык и славянский пранарод? // Известия II Отд. Росс. АН, 1922, т. XXVII, с. 321 и cл.].

Аналогично объяснял происхождение славянского Пизани – из прабалтийского с иранским суперстратом [Pisani V. Baltisch, Slavisch, Iranisch // Baltistica, 1969, V (2), S. 138 – 139.].

По мнению Лер-Сплавинского, славяне – это западные протобалты с наслоившимися на них венетами[Lehr-Splawinski Т. О pochodzeniu i praojczyznie Slowian. Poznan, 1946, с. 114]. По Горнунгу, наоборот – сами западные периферийные балты оторвались от «протославян«[Горнунг Б.В. Из предыстории образования общеславянского языкового единства. М., 1963, с. 49.].

Идею выделения праславянского из периферийного балтийского, иначе – славянской модели как преобразования балтийского состояния, выдвигают работы Топорова и Иванова[Иванов В.В., Топоров В.Н. К постановке вопроса о древнейших отношениях балтийских и славянских языков. В кн:. Исследования по славянскому языкознанию. М., 1961, с. 303; Топоров В.Н. К проблеме балто-славянских языковых отношений. В кн.: Актуальные проблемы славяноведения (КСИС 33-34). М., 1961, с. 213].

Эту точку зрения разделяют ряд литовских языковедов. Близок к теории Лер-Сплавинского, но идёт ещё дальше Мартынов, который производит праславянский из суммы западного протобалтийского с италийским суперстратом – миграцией XII века до н. э. (?) – и иранским суперстратом. [Мартынов В.В. Балто-славяно-италийские изоглоссы. Лексическая синонимия. Минск, 1978, с. 43; Он же. Балто-славянские лексико-словообразовательные отношения и глоттогенез славян. В кн.: Этнолингвистические балто-славянские контакты в настоящем и прошлом. Конференция 11 – 15 дек. 1978 г.: Предварительные материалы. М., 1978, с. 102; Он же. Балто-славянские этнические отношения по данным лингвистики. В кн.: Проблемы этногенеза и этнической истории балтов: Тезисы докладов. Вильнюс, 1981, с. 104 – 106].

Немецкий лингвист Шаль предлагает комбинацию: балтославяне = южные (?) балты + даки. Нельзя сказать, чтобы такой комбинаторный лингвоэтногенез удовлетворял всех. В.П. Шмид, будучи жарким сторонником «балтоцентристской» модели всего индоевропейского, тем не менее считает, что ни балтийский из славянского, ни славянский из балтийского, ни оба – из балто-славянского объяснить нельзя. Методологически неудобными, ненадежными считает как концепцию балто-славянского единства, так и выведение славянских фактов из балтийской модели Г. Майер.

Довольно давно замечено наличие многочисленных расхождений и отсутствие переходов между балтийским и славянским, выдвигалось мнение о балто-славянском языковом союзе с признаками вторичного языкового родства и разного рода ареальных контактов. [Трост П. Современное состояние вопроса о балто-славянских языковых отношениях. В кн.: Международный съезд славистов. Материалы дискуссии. Т. II. М., 1962, с. 422; Бернштейн С.Б. // ВЯ, 1958, № 1, с. 48 – 49.]

За этими контактами и сближениями стоят глубокие внутренние различия. Ещё Лер-Сплавинский, выступая с критикой произведения славянской модели из балтийской, обращал внимание на неравномерность темпов балтийского и славянского языкового развития [Лep-Сплавинский Т. [Выступление]. В кн.: IV Международный съезд славистов. Материалы дискуссии. Т. II. М., 1962, с. 431 – 432].

Балто-славянскую дискуссию следует настойчиво переводить из плана слишком абстрактных сомнений в «равноценности» балтийского и славянского, в одинаковом количестве «шагов», проделанных одним и другим, чего, кажется, никто и не утверждает, – переводить в план конкретного сравнительного анализа форм, этимологии слов и имён. Фактов накопилось достаточно, в чём убеждает даже беглый взгляд.
Глубокие различия балтийского и славянского очевидны на всех уровнях. На лексико-семантическом уровне эти различия обнаруживают древний характер. По данным «Этимологического словаря славянских языков» (ЭССЯ) (сплошная проверка вышедших вып. 1 – 7), такие важнейшие понятия, как «ягнёнок», «яйцо», «бить», «мука», «живот», «дева», «долина», «дуб», «долбить», «голубь», «господин», «гость», «горн (кузнечный)», выражаются разными словами в балтийских и славянских языках. Список этот, разумеется, можно продолжить, в том числе на ономастическом уровне (этнонимы, антропонимы).

Элементарны и древни различия в фонетике. Здесь надо отметить передвижение балтийских рядов чередования гласных в противоположность консервативному сохранению индоевропейских рядов аблаута в праславянском.  Совершенно независимо прошла в балтийском и славянском сатемизация рефлексов палатальных задненебных, причём прабалтийский рефлекс и.-е. k – sh, неизвестный праславянскому, проделавшему развитие k > с > s . Найти здесь «общую инновацию системы согласных» элементарно невозможно, и недавняя попытка Шмальштига прямо соотнести sh в слав. pishetb -«пишет» (из sj!) и sh в литов. pieshti -«рисовать» должна быть отвергнута как анахронизм.
Ещё более красноречивы отношения в морфологии. Именная флексия в балтийском более архаична, чем в славянском, впрочем, и здесь отмечаются праславянские архаизмы вроде род. п. ед. ч. *zheny < *guenom-s [Топоров В.Н. Несколько соображений о происхождении флексий славянского генитива. In: Bereiche der Slavistik. Festschrift zu Ehren von J. Hamm. Wien, 1975, c. 287 и cл., 296].

Что же касается славянского глагола, то его формы и флексии в праславянском архаичнее и ближе индоевропейскому состоянию, чем в балтийском.[Топоров В.Н. К вопросу об эволюции славянского и балтийского глагола // Вопросы славянского языкознания. Вып. 5. М., 1961, с. 37]. Даже те славянские формы, которые обнаруживают преобразованное состояние, как, например, флексия 1-го л. ед. ч. наст. времени -o (< и.-е. о + вторичное окончание -m?), вполне самобытные славянские и не допускают объяснения на балтийской базе.

Распределение отдельных флексий резко отлично, ср., например, -s– как формант славянского аориста, а в балтийском – будущего времени [Мейе А. Общеславянский язык. М., 1951, с. 20.]. Аорист — временная форма глагола, обозначающая законченное (однократное, мгновенное, воспринимаемое как неделимое) действие, совершённое в прошлом. Старый аорист на -e сохранён в славянском (мьн-?), а в балтийском представлен в расширенных формах (литов. minejo) [Курилович Е. О балто-славянском языковом единстве // Вопросы славянского языкознания. Вып. 3. М., 1958, с. 40.].

Славянский перфект *vede, восходящий к индоевропейскому не редуплицированному перфекту *uoida(i), – архаизм без балтийского соответствия. Славянский императив *jьdi — «иди» продолжает и.-е. *i-dhi, неизвестное в балтийском.

Славянские причастия на -lъ имеют индоевропейский фон (армянский, тохарский); балтийский не знает ничего подобного. [Мейе А. Общеславянский язык. М., 1951, с. 211].

Целую проблему в себе представляют флексии 3-го л. ед. – мн. ч., причём славянский хорошо отражает форманты и.-е. -t : -nt, полностью отсутствующие в балтийском; если даже считать, что в балтийском мы имеем дело с древним не включением их в глагольную парадигму, то тогда в славянском представлена ранняя инновация, связывающая его с рядом индоевропейских диалектов, за исключением балтийского. Ясно, что славянская глагольная парадигма – это индоевропейская модель, не сводимая к балтийскому. [Иванов Вяч. Вс. Отражение в балтийском и славянском двух серий индоевропейских глагольных форм: Автореф. дис. на соискание уч. ст. окт. филол. наук. Вильнюс, 1978].

Реконструкция глагола в славянском имеет большую глубину, чем в балтийском.[Савченко А.Н. Проблема системной реконструкции праязыковых состояний (на материале балтийских и славянских языков) // Baltistica, 1973, IX (2), c. 143].
Что касается именного словообразования, то на его глубокие отличия как в балтийском, так и в славянском обращали внимание и сторонники, и противники балто-славянского единства. [Эндзелин И.М. Славяно-балтийские этюды. Харьков, 1911, с 1.].

ПОЗДНИЕ БАЛТЫ В ВЕРХНЕМ ПОДНЕПРОВЬЕ

После такой краткой, но как можно более конкретной характеристики балто-славянских языковых отношений, естественно, конкретизируется и взгляд на их взаимную локализацию.
Эпоха развитого балтийского языкового типа застает балтов, по-видимому, уже в местах, близких к их современному ареалу, то есть в районе верхнего Поднепровья. В начале I тыс. н. э. там, во всяком случае, преобладает балтийский этнический элемент [Топоров B.Н., Трубачев О.Н. Лингвистический анализ гидронимов верхнего Поднепровья. М., 1962, c. 236]. Считать, что верхнеднепровские гидронимы допускают более широкую – балто-славянскую – характеристику, нет достаточных оснований, равно как и искать ранний ареал славян к северу от Припяти.

Развитый балтийский языковой тип – это система форм глагола с одним презенсом и одним претеритом, что весьма напоминает финские языки. [Pokorny J. Die Trager der Kultur der Jungsteinzeit und die Indogermanenfrage. In: Die Urheimat der Indogermanen, S. 309. Автор указывает на глагольную систему финского (один презенс – один претерит) в связи с упрощением системы времени в германском. О финском субстрате теперешнего балтийского ареала см. Prinz J. // Zeitschrift fur Balkanologie, 1978, XIV, S. 223.].
После этого и в связи с этим можно привести мнение о гребенчатой керамике как вероятном финском культурном субстрате балтов этой поры; здесь же уместно указать за структурные балто-финские сходства в образовании сложных гидронимов со вторым компонентом «-озеро» прежде всего. Ср. литов. Aklezeris, Baltezeris, Gudezeris, Juodozeris, Klevzeris, лтш. Kalnezers, Purvezers, Saulezers и другие сложения на —ezeris, -upe, -upis «финского» типа, ср. Выгозеро, Пудозеро, Топозеро на Русском Севере.  [Топоров B.Н., Трубачев О.Н. Лингвистический анализ гидронимов верхнего Поднепровья. М., 1962, с. 169 – 171.].

ПОДВИЖНОСТЬ БАЛТИЙСКОГО АРЕАЛА

Но к балтийскому ареалу мы должны подходить с тем же мерилом подвижности (см. выше), и это весьма существенно, поскольку ломает привычные взгляды в этом вопросе («консервативность» = «территориальная устойчивость»). При этом вырисовываются разные судьбы этнических балтов и славян по данным языка.

 БАЛТО-ДАКО-ФРАКИЙСКИЕ СВЯЗИ III ТЫС. ДО Н.Э.
(славянский не участвует)

«Праколыбель» балтов не извечно находилась где-то в районе Верхнего Поднепровья или бассейна Немана, и вот почему. Уже довольно давно обратили внимание на связь балтийской ономастической номенклатуры с древней индоевропейской ономастикой Балкан. Эти изоглоссы особенно охватывают восточную – дако-фракийскую часть Балкан, но касаются в ряде случаев и западной – иллирийской части Балканского полуострова. Ср. фрак. Serme – литов. Sermas, названия рек, фрак. Kerses – др.-прусск. Kerse, названия лиц; фрак. Edessa, название города, – балт. Ведоса, верхне-днепровский гидроним, фрак. Zaldapa – литов. Zeltupe и др. [Топоров В.Н. К фракийско-балтийским языковым параллелям. В кн.: Балканское языкознание. М., 1973, с. 51, 52.]

Из апеллативной лексики следует упомянуть близость рум. doina — песня —автохтонный балканский элемент, – литов. daina — «песня»[Pisani V. Indogermanisch und Europa. Mimchen, 1974, S. 51]. Особенно важны для ранней датировки малоазиатско-фракийские соответствия балтийским именам, ср. выразительное фрак. Prousa, название города в Вифинии – балт. Prus-, этноним[Топоров В.Н. К фракийско-балтийским языковым параллелям. II // Балканский лингвистический сборник. М., 1977, с. 81 – 82.].

Малоазиатско-фракийско-балтийские соответствия могут быть умножены, причем за счет таких существенных, как Kaunos, город в Карии, – литов. Kaunas [Топоров В.Н. К древнебалканским связям в области языка и мифологии. В кн.: Балканский лингвистический сборник. М., 1977, с. 43; Топоров В.Н. Прусский язык. Словарь. I – К. М., 1980, с. 279]. Priene, город в Карии, – литов. Prienai, Sinope, город на берегу Чёрного моря, – литов. Sampe < *San-upe, название озера.

Затронутые фракийские формы охватывают не только Троаду, Вифинию, но и Карию. Распространение фракийского элемента в западной и северной части Малой Азии относится к весьма раннему времени, вероятно, II тыс. до н. э., поэтому можно согласиться с мнением относительно времени соответствующих территориальных контактов балтийских и фракийских племен – примерно III тыс. до н. э. Нас не может не интересовать указание, что славянский в этих контактах не участвует.
Раннюю близость ареала балтов к Балканам позволяют локализовать разыскания, установившие присутствие балтийских элементов к югу от Припяти, включая случаи, в которых даже трудно различить непосредственное участие балтийского или балкано-индоевропейского – гидронимы Церем, Церемский, Саремский < *serma— [Трубачев О.Н. Названия рек Правобережной Украины. М., 1968, c. 284].

Западно-балканские (иллирийские) элементы необходимо также учитывать, особенно в Прикарпатье, на верхнем Днестре, как и их связи с балтийским. [Топоров В.Н. Несколько иллирийско-балтийских параллелей из области топономастики. В кн.: Проблемы индоевропейского языкознания. М., 1964, с. 52. и сл.].

Далее… КОГДА ПОЯВИЛСЯ ПРАСЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК?