Русско-Крымское противостояние в XVI веке

Пенской В. В., Пенская Т. М.

Русско-крымское противостояние в XVI веке.

Территория Российского государства, начиная с XIII века, постоянно подвергалась нападениям со стороны Золотой Орды монгольских ханов. XVI век стал переломным моментом в развитии русско-татарских отношений. В этот период заметно обострился кризис в Золотой Орде, раздираемой внутренними междоусобицами и внешними конфликтами. В 1443 г. Золотая Орда окончательно распалось: Хаджи-Гирей (1449–1466 гг.) основал собственное государство – Крымское ханство. После продолжительной династической борьбы со своими братьями в 1478 г. сын Хаджи-Гирея крымский хан Менгли-Гирей (1478–1515 гг.) стал вассалом турецкого султана и подчинялся Османской империи.

С этого момента начинаются напряженные дипломатические отношения московского правительства с новообразовавшимся государством – Крымским ханством, которые чередовались с военными столкновениями и неожиданными конфликтами, переговорами и обменом послами.

Шестнадцатое столетие принесло для России множество новых испытаний. В начале XVI века завершается процесс объединения Древнерусского государства вокруг Московского княжества. Древнерусское государство заявило о себе как о достаточно сильном игроке на мировой арене. Последующая политика российских правителей была направлена на закрепление и поддержание статуса великой державы.

Новые геополитические изменения вызывали негативную реакцию азиатского мира. Новые политические образования, возникшие на месте распавшейся Золотой Орды, не желали мириться с усилением своего недавнего «вассала». Такая расстановка сил вызвала новый виток русско-татарского противостояния.

Русско-крымская противостояние начинается с момента падения  преемницы Золотой Орды – Большой Орды, являвшейся общим противником для Москвы и Бахчисарая, столицы Крымского ханства.

Несмотря на произошедший в 1500 г. набег крымских татар на Козельские места[1], в отечественной историографии традиционно первым столкновением русских и крымских сил считается 1503 год – год после падения Большой Орды. За ним последовала череда русско-крымских столкновений, носящих характер набегов.

Разрыв союзнических отношений, сопровождающихся неоднократной посылкой в Крым российских поминок, был вызван тем, что после ликвидации Большой Орды в 1502 г.[2] крымский хан перестал нуждаться в союзе с Москвой. Наряду с этим осложнения возникли и по поводу Казанского ханства. Бывший казанский хан Абдул-Латыф, сын Менгли-Гирея, был захвачен в плен московскими воеводами[3]. На казанский престол вступил ставленник Москвы Мухаммед-Эмин. В грамотах к великому князю недовольный хан Менгли-Гирей неоднократно просил освободить пленённого хана, но безуспешно[4]. Эти события послужили поводом к эскалации русско-крымского конфликта.

Со смертью в 1505 г. царя Ивана III, создателя Русского государства, по праву заслужившего от современников прозвище Грозного, практически совпавшей по времени с крушением Большой Орды, «Престольной державы», в истории Восточной Европы начался новый, «постордынский», этап – этап борьбы за раздел ордынского наследства. К началу XVI в. позиции Москвы в этом споре выглядели предпочтительнее, но это не устраивало главных конкурентов Русского государства – Крымского ханства и Великого княжества Литовского. И поскольку сын и преемник Ивана Грозного Василий III не имел еще такого же авторитета и влияния, то соседи Москвы решили пересмотреть сложившуюся политическую ситуацию. Первым подал пример казанский хан Мухаммед-Эмин, который еще в 1505 г., прослышав о болезни Ивана III, пошел на открытую конфронтацию с Москвой.

В 1506 г., одержав победу над полками царя Василия III, Мухаммед-Эмин обратился с предложением о союзе против «московского» к великому князю литовскому Александру Казимировичу и крымскому хану Менгли-Гирею I [LietuvosMetrika, 1995, s. 56, 59]. И в Вильно, и в Крыму с воодушевлением встретили инициативу казанца, и хотя полноценной тройственной коалиции (к которой наследовавший Александру Сигизмунд I попытался было привлечь еще и Ливонский орден) так и не сложилось, тем не менее резкий поворот во внешнеполитическом курсе Крымского ханства обозначился более чем однозначно. Как писал отечественный историк В.П. Загоровский:

«в 1504-1506 гг. наметилось, а с 1507 г. определилось принципиальное изменение политического курса Крымского ханства. С этого времени на долгие годы Крым стал врагом России…» [Загоровский, 1991, с. 46].

Итак, точкой отсчёта, от которой можно вести историю растянувшегося почти на три столетия русско-крымского противостояния, можно считать 1507 г. В этом году крымский хан Менгли-Гирей I, бывший друг и союзник царя Ивана III, выдал (как «царь») по старой ордынской традиции великому князю литовскому Сигизмунду ярлык «на княжение». И среди прочих городов, пожалованных крымским «царем» своему «брату», были Тула, Брянск, Стародуб, Путивль, Рязань и даже Псков с Новгородом с «люди, тмы, городы и села, и дани и выходы, и з землями и з водами и с потоками»! [LietuvosMetrika, 2011, s. 90].

Конечно, вслед за С.М. Соловьевым можно назвать эту заявку на великодержавие смешной и нелепой [Соловьев, 1989, с. 222], но это ошибка: такими претензии хана смотрятся только для нас, обладающих послезнанием. Царь Василий III и его советники пусть и не сразу, но отнеслись к этому ханскому демаршу вполне серьезно, тем более, что вслед за дарованием ярлыка хан заключил с Сигизмундом ещё и союз быть «приятелю приятелем а неприятелю неприятельство чинити заодъно…» [LietuvosMetrika, 2011, s. 91-92]. И было почему – ведь после этого заявления дальнейшее развитие событий предугадать было не так уж и сложно. Молодому Русскому государству теперь предстояла долгая борьба сразу на несколько фронтов, поскольку никуда не делся старый противник Москвы – Великое княжество Литовское, да еще и в Казани, образовалась сильная прокрымская «партия», настроенная против Москвы. Выиграть же такую войну, как показывает исторический опыт, не было суждено никому, даже самому могучему и сильному государству. И Смута начала XVII века не в последнюю очередь была вызвана тем, что Русское государство надорвалось в этой тяжелейшей борьбе. Так что последствия столь резкого пируэта во внешней политике Крымского ханства оказались более чем судьбоносными для России.

Можно ли было избежать такого поворота событий, сохранить сложившийся при Иване III русско-крымский союз? Представляется, что нет, и на то были весьма веские объективные, прежде всего, причины. И главной из них было то обстоятельство, что этот союз носил временный, чисто ситуативный характер. Сложившийся в конце XV в., этот союз направленный против Большой Орды, основывался на принципе «против кого дружить будем». К тому же в Крыму не испытывали особого восторга, наблюдая за стремительным ростом могущества и влияния своего северного партнера, поскольку это мешало реализации той идеи, которую вынашивал в своём сердце «царь» (а именно так именовали на Руси крымских правителей) Менгли-Гирей I, фактический создатель крымской государственности. Суть её заключалась, по словам российского историка А.Л. Хорошкеви:

в создании «огромного государства Золотой орды (TakhtMemleketi в крымских документах) под эгидой Крыма, которое бы включало все территории кочевки ее бывшего главного соперника Большой орды…» [Хорошкевич, 2001, с. 100].

И сильное Русское государство (которому такой расклад был совсем не нужен -неспроста впоследствии царь Иван IV говорил ханским послам, что в случае успеха этого замысла Крым был бы только одной саблей, тогда как Казань другой, Астрахань – третьей, а ногаи – четвертой, и все они вместе «секли» бы Русскую землю [Виноградов, 2007, с. 235]) выступало препятствием на пути реализации этих далеко идущих планов по воссозданию татарской «империи» в её прежних, золотоордынских, границах.

Отметим также, что если экономика Казанского ханства или Ногайской Орды была связана с русской, и от торговли с русскими часть казанской или ногайской элиты имела вполне конкретные материальные выгоды и, следовательно, в их интересах было сохранить мир с Москвой, то торговые отношения Русского государства и Крыма были развиты не в пример слабее. А значит, в Крыму не могло сложиться влиятельной промосковской «партии», кровно заинтересованной в сохранении прежних добрососедских отношений.

К тому же исход политической борьбы при ханском дворе во многом определялся тем, насколько мощной была «подпитка», материальная и финансовая, той или иной «партии» извне. И скуповатая Москва, которая чрезвычайно щепетильно относилась к вопросам собственного политического престижа, опасалась, что регулярные и обильные поминки будут восприниматься в Крыму как символ признания Москвой своего вассального положения по отношению к Крыму. Не случайно царь Иван Грозный отписывал Девлет-Гирею, своему «брату», что он

«дружбы у царя (крымского хана – В.П., Т,П.) не выкупает, а похочет с ним царь миритися по любви, и царь и великий князь (Иван – В.П., Т.П.) с ним миру хочет по прежним обычаем.» [Патриаршая или Никоновская летопись, 2000, с. 242].

Между тем в Вильно рассуждали иначе, и Аппак-мурза, глава «московской партии» при дворе Мухаммед-Гирея-1, жаловался в 1518 г. в Москву, что де «от короля черленое золото, белое серебро льется», советуя Василию срочно прислать в Крым «доброго своего боярина» с «добрыми поминками с прибавкою» [См., к примеру:Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымом, Нагаями и Турциею, 1895, с. 497]. Одним словом, когда в 1502 г. государство Ахматовичей окончательно рассыпалось, когда не стало общего могущественного врага, против которого объединились молодые Русское государство и Крым, конфронтация между двумя государствами стала неизбежной и переход от дружественных отношений к открытой враждебности был лишь вопросом времени.

Эта неизбежность не сразу обратилась в реальность инерция прежнего мышления на первых порах оказалась достаточно велика, да и обе стороны не стремились перевести конфликт из холодной в горячую стадию, рассчитывая сначала добиться желаемого посредством дипломатии. Как отмечал отечественный историк И.В. Зайцев, после смерти царя Ивана III и постепенного отхода от дел дряхлеющего Менгли-Гирея

«и Крым, и Москва часто вели друг с другом двойную игру, лавируя и виляя, отрицая очевидные истины и стремясь убедить противника в заведомой дезинформации» [Зайцев, 2004, с. 82].

Правительство царя Василия III стремилось, не обременяя себя чрезмерными расходами и тем более обязательствами, повернуть острие татарского «последнего довода королей» против Литвы (с которой Василий воевал с 1512 г. и конца-края этой войне не предвиделось), а преемник Менгли-Гирея крымский хан Мухаммед-Гирей I стремился добиться помощи Москвы в реализации мечты своего отца собрать под рукой крымских Гиреев осколки Золотой Орды, и прежде всего подчинить Астраханское ханство и ногаев. При этом обе стороны не особенно стеснялись в выборе средств для достижения поставленных целей.

Обращает на себя внимание тот факт, что, укрепляя южные рубежи своей державы, царь Василий III на этом направлении придерживался сугубо оборонительной стратегии – он отнюдь не собирался переориентировать главный вектор своих внешнеполитических усилий с западного на южное направление. Этого не случилось даже после того, как в 1521 г. Мухаммед-Гирей, недовольный тем, что его московский партнер медлит с исполнением своих обещаний, разорвал шерть с Василием и двинул свои рати на Москву. Успех тогда сопутствовал крымскому «царю». Растерявшийся и упавший духом царь Василий III бежал из Москвы, а оставленный «на хозяйстве» в столице его зять, крещеный татарский царевич Пётр, был вынужден дать Мухаммед-Гирею грамоту, согласно которой московский государь обязывался стать данником крымского «царя». И хотя очень скоро Мухаммед-Гиреем утратил грамоту, память об этом обещании великого князя прочно впечаталась в сознание крымской правящей элиты, которая была не прочь повторить успех Мухаммед-Гирея снова и снова.

Помнили об этом и в Москве, и уже в следующем, 1522 году, царь Василий III, прознав про угрозу Мухаммед-Гирея снова явиться под стены русской столицы, развернул на берегах Оки большое войско и послал к хану гонцов, «вызывая его на битву, потому что в прошлом году он (Василий) подвергся нападению без объявления войны, из засады, по обычаю воров и разбойников». Крымский хан, руководствуясь принципом «никогда не делай то, что хочет неприятель», ответил великому князю:

«для нападения на Московию ему известно достаточно дорог и что войны решаются оружием столько же, сколько и обстоятельствами, поэтому он привык вести их по своему усмотрению, а не почужому» [Герберштейн, 2008, с. 425].

Взаимно непримиримая позиция сторон обещала продолжение конфликта, но, к счастью для Москвы, в следующем, 1523 году Мухаммед-Гирей захватил было Астрахань, но был убит там ногаями, которые затем ногаи подвергли безжалостному погрому крымский юрт.

Следствием этого погрома стала долгая «замятня» в Крым и ослабление ханской власти. В определенном смысле повторилась ситуация времен великой ордынской «замятни», когда политическая нестабильность внутри Орды спровоцировала рост нестабильности и на русско-ордынском пограничье. Не сдерживаемые больше из Кыркора (Крыма), многочисленные крымские «царевичи, и сеиты, и уланы и князья», кликнув не менее многочисленных «казаков», на свой страх и риск отправлялись «за зипунами» на государеву украину. Началась практически непрерывная «малая» война. На протяжении многих последующих лет не прекращалась эта пограничная, «украинная» «малая» война с летучими отрядами крымцев, которые, по выражению английского дипломата Дж. Флетчера:

«кружась около границы подобно тому, как летают дикие гуси, захватывая по дороге все и стремясь туда, где видят добычу.» [Флетчер, 1991, с. 90].

Стоит отметить, что налёты небольших отрядов татарских людоловов времена перемежались большими экспедициями во главе с крымскими «царевичами» [См., например:Пенской, Пенская, 2015, с. 345-356; Пенской, Пенская, 2016, с. 552-569].

Однако эта «малая» война при всей её болезненности не носила для Москвы фатального характера, тем более что нечто подобное происходило и на литовском рубеже, и на казанском. Царь Василий III вместе с боярами решили всё же не менять ориентиры во внешней политике. Западное, «литовское» направление оставалось главным, а восточное и южное, «татарские», по отношению к первому второстепенными. Действия Москвы здесь были продиктованы стремлением не допустить формирования под крымской эгидой единого татарского «фронта» с антимосковской направленностью. Если бы возникла такая коалиция, то Василию пришлось бы отказаться от своих планов продолжить экспансию на западе (между тем, как полагает М.М. Кром, в начале 30-х гг. Россия и Литва находились на грани войны, и действия Василия III как будто подтверждают эту версию [См., например:Кром, 2008, с. 20-23; Пенской, 2016, с. 302-315]). Потому-то все усилия Москвы были нацелены на то, чтобы не допустить возникновения такого союза. Для этого Москва активно вмешивалась в крымскую «замятню», поддерживая Саадет-Гирея, преемника Мухаммед-Гирея, но одновременно не забывая «прикармливать» и его соперника Ислам-Гирея, искусно играла на противоречиях между «московской» и «крымской» «партий» в Казани (и не останавливаясь перед военными демонстрациями, которые должны были привести на казанский стол «московского» хана), привечала ногайских мирз (памятуя о старинной вражде ногаев и крымцев), сколачивая и здесь «московскую» «партию». Таким образом, можно с достаточно высокой степенью уверенности говорить о том, что в целом московская стратегия на этом направлении оставалась оборонительной, и глобальных задач по окончательному решению татарского вопроса в Москве не ставили но до поры до времени.

Эта пора наступила в начале 40-х гг. XVI века. Бурные политические изменения и скоротечные перемены на московском политическом Олимпе, последовавшие за безвременной кончиной матери Ивана IV Елены Глинской, железной рукой управлявшей государством за малолетнего сына Ивана, привели к смене внешнеполитического вектора. Складывается впечатление, что к середине 40-х гг. в Москве политически возобладала «партия войны», поставившая своей целью решение татарского вопроса и, соответственно, перенос главных внешнеполитических усилий на восточное и южное направления. Учитывая «неустойчивое равновесие» (М.М. Кром) боярских кланов при великокняжеском дворе в это время [Кром, 2010, с. 314], трудно не согласиться с мнением А.И. Филюшкина, который предполагал, что виновником (если не единственным, то, во всяком случае, одним из главных) этой перемены был новгородский митрополит Макарий [См., например:Филюшкин, 2000, с. 328]. Именно он (вместе с новгородским архиепископом Феодосием, сменившим Макария на новгородской кафедре, и небезызвестным Сильвестром, царским наставником) всячески продвигали идею «священной войны», своего рода крестового похода против бусурман [См., например:Сильвестр, 1874, с. 69-87], привнеся тем самым в московскую внешнюю политику, доселе достаточно прагматичную, элемент идеологической нетерпимости. В этой связи обращает на себя внимание, с одной стороны, явный отказ Москвы на возобновление конфронтации с Великим княжеством Литовским – заключенное в 1537 г. по итогам Стародубской войны перемирие продлевалось в 1542, 1549, 1554 и 1556 гг., и это несмотря на то, что определенная напряженность в отношениях между двумя государствами продолжала сохраняться.

В начале 50-х г.г. XVI века, по мере эскалации конфликта на южном направлении, в Москве постепенно возникает идея заключения русско-литовского антикрымского союза, ради которого царь Иван IV был готов пойти на серьезные уступки Вильно [См., например: История внешней политики России. Конец XV -XVII век, 1999, с. 153-156].

С другой стороны, на 2-ю половину 40-х гг. XVI века приходится активизация контактов Москвы с Империей – знаменитая миссия немецкого авантюриста Г. Шлитте. Любопытно, что Шлитте, выступая в роли неофициального эмиссара царя Ивана IV(1), зондирует в Вене почву на предмет заключения союза между Империей и Русским государством, против Османской империи. Вряд ли все это было простым совпадением!

Что послужило причиной столь резкого поворота в московской внешней политике? Можно, конечно, предположить, что наряду с религиозным фактором свою роль сыграла и «малая» война на пограничье, в особенности на пограничье казанском, и явная угроза со стороны Крыма, где к концу 30-х гг. XVI века затянувшийся период политической нестабильности в крымском ханстве завершился. Пришедший к власти энергичный и властный Сахиб-Гирей I, брат Мухаммед-Гирея I, занял по отношению к Москве явно недружелюбную позицию [Флоря, 2001, с. 238-239], а в 1541 г. он предпринял большой поход на государеву украину, явно намереваясь повторить успех своего брата [Подробне см.: Пенской, 2011, с. 41-47].

Это нашествие с большим трудом было отражено, но угроза осталась, и к тому же, чувствуя поддержку со стороны Кыркора, в Казани подняла голову «крымская» «партия», что немедленно сказалось на положении на восточной границе. Во всяком случае, складывается впечатление, что в Москве постепенно пришли к выводу, что прежние методы «мягкой силы» перестали действовать, и восточная политика Русского государства к концу 40-х гг. XVI века приобретает все более и более агрессивный, экспансионистский характер.  Царь Иван IV лично возглавляет два похода на Казань (оба, правда, закончились неудачей), а московские дипломаты активно сколачивают «московскую» партию в Ногайской Орде, Высказанное А.И. Филюшкиным мнение о том, что Шлитте действовал на свой страх и риск (и, выходит, фактически был самозванцем), на наш взгляд, представляется недостаточно обоснованным и подвергает сомнению квалифицированность и профессионализм имперских дипломатов [См.: Филюшкин, 2015, с. 38-42]. имея стратегической целью создание антикрымской коалиции в составе Русского государства, ногаев и, возможно, Астраханского ханства.

Неожиданная активизация восточной политики Москвы, ее четко обозначившееся стремление подчинить своему влиянию Казань, Астрахань и ногаев, линия на замирение с Великим княжеством Литовским и поиск возможных путей заключения антиосманского союза с Империей неизбежно вели, в случае успеха, к серьезному изменению расстановки сил в Восточной Европе и усилению позиций Русского государства. Все это не могло не вызвать серьезной обеспокоенности в Стамбуле – у султана и без того хватало трудностей в Средиземноморье и на Кавказе, чтобы тратить силы на решение неожиданно проблем в Восточной Европе. Не желая раньше времени вступать в конфликт с Москвой, турецкий султан решил перепоручить крымскому хану отслеживание ситуации в Восточной Европе, и принятие, в случае чего, необходимых мер.  По мнению Стамбула, недостаточно внимательно прислушивавшийся к намекам, исходившим от османского двора, Сахиб-Гирей был свергнут в результате дворцового переворота и удавлен (он полагал, что для сдерживания активности Москвы будет достаточно иметь на казанском столе «своего» «царя»). Сменившему его племяннику покойного Девлет-Гирею I, в феврале 1552 г. султан выдал карт-бланш на активные противодействие попыткам Москвы усилиться за счёт татарских юртов [Документы по истории Волго-Уральского региона ХVI-ХIХ веков из древлехранилищ Турции, 2008, с. 103, 104].

Пожелание турецкого султана совпало с мнением Вильно, не жалевшему усилий и денег по разжиганию русско-крымского конфликта, и с позицией многочисленных казанских эмигрантов, которые, найдя общий язык с «партией» войны при ханском дворе, давили на хана, требуя от него более активно противодействовать неверному московиту. Мог ли осторожный и не любящий поспешных решений, предпочитающий добиваться своих целей больше дипломатией и интригами, нежели силой, Девлет-Гирей противостоять такому давлению, тем более что Москва не собиралась «выкупать» ханской дружбы? После покорения Казани и Астрахани и победы во внутриногайской «заворошне» нурадина Исмаила, ориентировавшегося на русскую столицу, в Москве решили посадить на крымский престол «своего» хана. «Война двух царей» стала неизбежной.

2-я половина 50-х – начало 60-х гг. XVI века прошли под знаком непрерывного московского наступления на Крым, который к тому же серьезно претерпел от обрушившихся на него засухи, голода и эпидемий (князь А. Курбский писал позднее, что в то время в самом Крыму из-за засухи, голода и мора осталось не более 10 тысяч всадников [Курбский, 1913, стб. 79]). Увы, осуществить свой первоначальный замысел Ивану Грозному не удалось. Во многом неудача его (?) замысла был предопределен позицией Сигизмунда II Августа, которому любой успех Москвы в борьбе с Крымом был абсолютно неприемлем. В Вильно были убеждены в том, что, по словам воеводы подляшского и старосты минского В. Тышкевича, как только Иван одолеет Девлет-Гирея, «и вам (московитам – В.П.,Т.П.) не на ком пасти, пасти вам на нас (литовцев – В.П.)…» [Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством, 1887, с. 577].

И когда стало окончательно ясно, что новой войны с Великим княжеством Литовским не избежать, когда провал попыток заключить с Вильно «Вечный мир» и антикрымский союз стал очевиден, в Москве поняли – сделанный в середине 40-х гг. выбор был ошибкой. И известную фразу из послания Ивана Грозного князю Курбскому, ту самую, в которой царь писал:

«что же убо и ваша победа, яже Днепром и Доном? Колико убо злая истощания и пагуба християном содеяшеся, сопротивным же не малыя досады! …» [Послания Ивана Грозного, 2005, с. 48],

Это надо истолковывать именно как обвинение, выдвинутое Иваном Боярской думе и митрополиту Макарию, своим недостаточно продуманным решением фактически втянувшим Россию в войну на два фронта – и против Великого княжества Литовского, и против Крыма, за спиной у которого стояла Османская империя — сильная военная держава той эпохи.

Пытаясь найти выход из сложившейся чрезвычайно сложной ситуации, Иван Грозный пошёл на свертывание военной активности на южном направлении. Войска, действовавшие в низовьях Дона и Днепра, были отозваны (во всяком случае, после 1561 г. о них ничего не слышно), чрезвычайно беспокоивший крымцев Псельский городок (база, с которой царские воеводы Матвей Ржевский и Данила Адашев ходили походами на Крым и который вполне мог сыграть в наступлении на Крым роль, которую в кампаниях против Казани играли Васильсурск и Свияжск). Не получил развития и русско-ногайский союз, на который в Москве на первых порах возлагали столь большие надежды (а после смерти московского ставленника ногайского бия Исмаила союз этот и вовсе сошел на нет).

В итоге весной 1563 г. после долгого перерыва в Крым отправляется посольство А.Ф. Нагого, который, по мнению А.И. Филюшкина, должен был «добиться мира на южной границе, получить гарантии ненападения татар и напугать Сигизмунда» [Филюшкин, 2008, с. 311]. Демонстрируя своё расположение к Девлет-Гирею, царь Иван Грозный наказывал Нагому передать хану, что он возложил опалу на тех, кто ссорил его прежде с крымским «царем», прежде всего на А.Ф. Адашева, И.М. Висковатого и И.В. Большого Шереметева (фигура последнего, по справедливому замечанию А.И. Филюшкина, в отношениях между Москвой и Крымом к тому времени приобрела знаковый характер [Филюшкин, 2008, с. 313]). При этом Иван Грозный не забыл и про кнут – вряд ли случайным было то, что посольство Нагого должно было доставить хану известие-сеунч о внушительной победе русских над литовцами, взятии Полоцка, и подарки, свидетельствующие об этой победе.

Увы, было слишком поздно. Сам Девлет-Гирей был не прочь разрешить накопившиеся к тому времени проблемы путём переговоров с Москвой. Однако против этого была набравшая силу в годы московского наступления «партия войны», воинственное настроение которой подпитывалось не только богатыми подарками из Вильно и негласной поддержкой Стамбула, но и вполне обоснованным недоверием к русским предложениям. Так, Сулеш-мурза, считавшийся московским доброхотом [О Сулеше и его роли в русско-крымских отношениях см., например: Виноградов, 2006, с. 26-73], сообщал Афанасию Нагому:

«было у царя слово от царевичев и ото князи и ото всее земли, что царю со царем и великим князем миритись не велят, что взял два юрта мусульманские да немцы взял; ино, деи, поминки дает царю того для – хотя короля извоевати; а как извоюет, и крымскому, деи, юрту от него не пробыти: казанцом де шубы давал – и тем бы шубам крымцы не радовалися – после, деи, того и Казань взял.» [Цит. по:Садиков, 1947, с. 145].

Не учитывать мнение влиятельной и многочисленной части крымской элиты хан не мог. И, подвергаясь мощному давлению со стороны «партии войны», Девлет-Гирей, памятуя о печальной судьбе своего предшественника, в конечном итоге не решился пойти навстречу царю Ивану, тем более что русский царь продолжал упорно держаться ранее принятому решению не выкупать ханской дружбы и приязни. В итоге очередной раунд русско-крымских переговоров завершился неудачей. В процессе переговоров с Москвой Девлет-Гирей дважды совершил успешные набеги на государеву «украйну» в 1564 и 1565 гг.,, а после того, как в 1566 г. переговоры окончательно были сорваны из-за взаимной неуступчивости сторон, стало очевидно, что не избежать  нового витка напряженности в отношениях между Москвой и Крымом. И на этот раз наступающей стороной стал Крым.

Главными событиями этого нового этапа русско-крымского противостояния стали два похода Девлет-Гирея I на Москву, предпринятые в 1571 и 1572 гг. [См., например:Пенской, 2012 (1), с. 175-261; Пенской, Пенская, 2013, с. 183-226]. Убедившись в том, что все прежние попытки вынудить Ивана Грозного пойти на желаемые Крыму уступки оказались безуспешными, Девлет-Гирей решил продемонстрировать несговорчивому партнеру свою силу и тогда вернуться к обсуждению интересующих Бахчисарай проблем – прежде всего казанской и астраханской. Попутно крымский хан рассчитывал дать возможность своим мурзам и воинам обогатиться, захватив русского ясыря, и улучшить свою репутацию в глазах Стамбул, где после провала астраханской экспедиции 1569 г. стали подозревать хана в том, что он пытается вести собственную игру.

В Москве предполагали, что хан может предпринять большой набег, и готовились к этому и дипломатическим путём — в Стамбул к сюзерену Девлет-Гирея было отправлено русское посольство и военными приготовлениями — на берегу заблаговременно была развернута 35-40-тысячная армия, и реорганизована сторожевая служба в Поле. Однако из-за ошибок государевых воевод вся подготовка пошла насмарку – в решающей битве под стенами Москвы 24 мая 1571 г. русские полки потерпели поражение – пусть и не сокрушительное, но достаточно болезненное. Однако не эта победа стала главным итогом кампании для крымского хана – в ходе сражения в русской столице начался пожар, переросший в грандиозную катастрофу, испепелившую город.

Хан, пораженный зрелищем огненной бури, отвел свои войска от пылающей Москвы. Похоже, что он не был готов к столь радикальному повороту событий – Девлет-Гирей вёл своё воинство просто пограбить государеву украйну, и победа под стенами Москвы над русскими полками застала его врасплох. Девлет-Гирей не стал развивать свой успех, добивать своего врага и вынуждать его на пепелище собственной столицы подписывать капитуляцию. Он или испугался своей победы, или решил не загонять царя Ивана Грозного в угол, отрезая ему всякие пути отступления, потому хан и приказал отступать к югу, распустив по дороге домой «войну».

Еще на обратном пути в Крым Девлет-Гирей отправил к царю Ивану IV свое посольство, стремясь получить от своей победы максимум возможного. Однако Иван Грозный, оправившись от первоначального шока, разыграл перед крымскотатарскими послами спектакль:

«нарядился в сермягу, бусырь да в шубу боранью и бояря. И послом отказал: “Видишь де меня, в чем я? Так де меня царь зделал! Все де мое царьство вьшленил и казну пожег, дати де мне нечево царю!”.» [Пискаревский летописец, 1978, с. 191-192].

Вместе с тем русский царь, пытаясь выиграть время, выразил готовность уступить хану Астрахань при условии заключения военного союза или, в крайнем случае, совместном посажении ханов на астраханский трон.

Девлет-Гире ожидал большего, и потому начал готовиться к новому походу. В Москве не строили иллюзий относительно намерений крымского «царя» и всю осень, зиму и весну 1571-1572 гг. деятельно готовились к отражению неизбежного вторжения татар. И к лету 1572 г. эта подготовка была завершена – собрана 30-тысячная рать во главе с опытным военачальником князем М.И. Воротынским, важнейшие броды на Оке были надежно перекрыты и укреплены, собраны необходимые запасы снаряжения, провианта и фуража, исправлены и приведены в готовность укрепления «украинных» городов, а в Поле высланы сторожи. Осталось только дождаться выступления хана.

 Девлет-Гирей не стал медлить. На этот раз крымский хан не стал хитрить, а в «силе тяжце», насчитывавшей 40-50 тысяч человек, с пехотой и артиллерией, двинулся по Муравскому шляху прямо на Москву. В субботу 26 июля 1572 г. авангарды крымской армии вышли к Оке в районе Серпухова и с ходу уперлись в русские укрепления по левому берегу реки. Два дня русские сдерживали попытки татарского войска переправиться через Оку, а 28 июля, когда неприятелю все же удалось в двух местах форсировать реку, Воротынский отдал приказ отступать к северу, на заранее намеченные позиции у села Молоди. Многодневное генеральное сражение при Молоди принесло победу Москве и подвело итог длительному русско-крымскому противостоянию [См.: Пенской, 2012 (1), с. 127-236]. Не сумев сломить сопротивление русских войск, крымский хан был вынужден бесславно вернуться в Крым.

События лета 1572 г. фактически положили конец не только «войне двух царей», которая началась два десятка лет назад. На ближних подступах к Москве, у села Молоди рухнули надежды крымской правящей элиты воссоздать золотоордынскую империю и вернуть себе доминирующее положение в Восточной Европе. Стоит обратить внимание в этой связи, что злейшие и непримиримейшие враги Ивана Грозного король Речи Посполитой Стефан Баторий и коронный канцлер и гетман Ян Замойский на пике своих военных успехов во время Московской войны 1578-1582 гг., имея дело с ослабленной многолетней войной Россией, так и не смогли создать реальную угрозу Москве.

Время могущества Крымского ханства осталось позади, хотя оно ещё долго будет представлять серьезную опасность, с которой Москве приходилось считаться. В 1591 г. сын Девлет-Гирея Гази-Гирей II попытался было пойти по стопам отца, но был разбит под стенами Москвы и бежал в Крым [См.: Пенской, 2010, с. 16-29]).  В отличие от Казани и Астрахани, Крымское ханство после поражения при Молоди продолжало конфликтовать с Москвой почти два столетия, отнюдь не его заслуга, а, скорее, поддержке Османской империи, русской Смуты и Речи Посполитой вместе со Швецией, вмешавшихся в политику Москвы и в итоге вынудили Россию надолго отказаться от экспансии в южном направлении.

Список литературы

1. Виноградов А.В. 2006. Род Сулеша во внешней политике Крымского ханства второй половины XVI в. В кн.: Тюркологический сборник 2005: тюркские народы России и Великой степи. М., Восточная литература. 26-73.

2. Виноградов А.В. 2007. Русско-крымские отношения 50-е – вторая половина 70-х годов XVI века. Ч. II. М., ИРИ РАН. 342.

3. Герберштейн С. 2008. Записки о Московии. М., Памятники исторической мысли. Т. I. 776.

4. Документы по истории Волго-Уральского региона XVI – XIX веков из древлехранилищ Турции. 2008. Казань, Гасыр. 464.

5. Загоровский В.П. 1991. История вхождения Центрального Черноземья в состав Российского государства в XVI веке. Воронеж, изд-во Воронежского университета. 272.

6. Зайцев И.А. 2006. Астраханское ханство. М., Восточная литература. 303.

7. История внешней политики России. Конец XV – XVII век. (От свержения ордынского ига до Северной войны). 1999. М., Международные отношения. 448.

8. Кром М.М. 2010. «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30 – 40-х годов XVI в века. М., Новое литературное обозрение. 888.

9. Кром М.М. 2008. Стародубская война (1534-1537). Из истории русско-литовских отношений. М., Рубежи XXI. 140.

10. Курбский А.М. 1913. История о великом князе Московском. СПб., издание Императорской Археографической Коммиссии. 194.

11. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымом, Нагаями и Турциею. Т. II. 1508-1521 гг. 1895. В кн.: Сборник Императорского Русского Исторического общества. Т. 95. СПб., тов. «Печатня С.И. Яковлева».788.

12. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Польско-Литовским государством. Ч. 2 (1533-1560)/ 1887/ В кн.: Сборник Императорского Русского Исторического общества. Т. 59. СПб., тип. Ф, Елеонского и К. 692.

13. Пенской В.В. 2012 (1). Иван Грозный и Девлет-Гирей. М., Вече. 320.

14. Пенской В.В. 2010. Последний бой: нашествие крымского хана Гази-Гирея II на Москву в 1591 г. История в подробностях. 5 (ноябрь). 16-29.

15. Пенской В.В. 2012 (2). Сражение при Молодях 28 июля 3 августа 1572 г. // История военного дела: исследования и источники. Т. II. 127-236. Электронное издание. Режим доступа: http://www.milhist.info/2012/08/23/penskoy_1

16. Пенской В.В. 2016. Черкасское сидение. В кн.: Война и оружие. Новые исследования и материалы. Труды Седьмой Международной научно-практической конференции 18-20 мая 2016 года. Часть IV. СПб., ВИМАиВС 302-315.

17. Пенской В.В. 2011. «Царь крымьскый пришел ко брегу Окы-реки с великою похвалою и с множьством въинъства своего.». Стояние на Оке в 1541 году. Военно-исторический журнал. 12. 41 -47.

18. Пенской В.В., Пенская Т.М. 2015. «Исланова стравка» // Золотоордынская цивилизация. 8. 345-356.

19. Пенской В.В., Пенская Т.М. 2016. Набег Ислам-Гирея и Сафа-Гирея на «берег» летом 1533 г. Золотоордынское обозрение. Т. 4. 3. 552-569.

20. Пенской В.В., Пенская Т.М. 2013. «Яз деи деда своего и прадеда ныне зделал лутчи…»: поход Девлет-Гирея I и сожжение Москвы в мае 1571 г. История военного дела: исследования и источники. Т. IV. 183-226.

21. Патриаршая или Никоновская летопись. 2000. Полное собрание русских летописей. Т. XIII. М., Языки русской культуры. 544.

22. Пискаревский летописец. 1978. Полное собрание русских летописей. Т. 34. М., Наука. 31-220.

23. Послания Ивана Грозного. 2005. СПб., Наука. 715.

24. Садиков П.А. 1947.Поход татар и турок на Астрахань в 1569 г. Исторические записки. Вып. 22. – 153.

25. Сильвестр. 1874. Послание к царю Ивану Васильевичу. Чтения общества изучения древних рукописей. Кн. 1. М. I. Изследования. С. 69-87.

26. Соловьев С.М. 1989. История России с древнейших времен. Т. 5. В кн.: Соловьев С.М. Сочинения в восемнадцати книгах. Кн. III. М., Мысль. 783.

27. Филюшкин А.И. 2000. Грамоты новгородского архиепископа Феодосия, посвященные «Казанскому взятию». В кн.: Герменевтика русской литературы. Сб. 10. М., ИМЛИ РАН, «Наследие». 327-346.

28. Филюшкин А.И. 2015. Закат северных крестоносцев: «Война коадъюторов» и борьба за Прибалтику в 1550-е годы. М., Фонд «Русские витязи». 72.

29. Филюшкин А.И. 2008. Проекты русско-крымского военного союза в годы Ливонской войны/ В кн.: «В кратких словесах многой разум замыкающее.». Труды кафедры истории России с древнейших времен до ХХ века. Т. II. СПб., Изд-во СПбГУ. 316-337.

30. Флетчер Дж. 1991.О государстве Русском. В кн.: Проезжая по Московии (Россия XVI -XVII веков глазами дипломатов). М., Международные отношения. 25-138.

31. Флоря Б.Н. 2001. Две грамоты хана Сахиб-Гирея. В кн.: Славяне и их соседи. Вып. 10. М.: Наука. С. 238-239.

32. Хорошкевич А.Л. 2001. Русь и Крым: от союза к противостоянию. Конец XV – начало XVI вв. М., Эдиториал УРСС. 336.

33. В. В. Пенской, Т. М. Пенская // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология. 2017. № 15 (264). С. 84–94.

34. Пенской В.В., Пенская Т.М. «Яз деи деда своего и прадеда ныне зделал лутчи…»: поход Девлет-Гирея I и сожжение Москвы в мае 1571 г.