Религия славян. Демонология

 Любор Нидерле. Славянские древности. М. 1956 г.: Новый Акрополь, 2010 год. М.   Книга вторая. Жизнь древних славян. Глава VI. Религия, вера и культ. Демонология.

Нельзя отрицать, что славяне в конце языческого периода, подобно другим индоевропейским народам, поднялись от демонологии, как с низшей ступени, связанной с магией, к высшим формам религии. Однако нам об этом известно очень мало. То, что мы знаем, – это главным образом богатейший мир низших духов, который окружал славянина, и весьма распространенная магия как единственная форма общения человека с духами. Этот мир духов и магия лежали в основе религиозного мировоззрения славян с древнейших времен и до конца языческого периода.

Наряду с верой в мир демонов появляются и представления о существах высшего порядка в более широком значении, наделенных атрибутами высшей власти, вплоть до первичных представлений об одном возвышающемся над другими боге. Однако наличие подобных представлений с полной достоверностью не подтверждается источниками; можно говорить лишь в отношении некоторых славянских народов, причём и в этих случаях знания наши настолько скудны, что в действительный смысл их представлений мы глубоко проникнуть не можем. Что же касается остальных славянских народов, то здесь нам вообще ничего не известно. Более того, даже то немногое, что нам известно, подверглось в последнее время критике некоторых современных мифологов1, отрицающих достоверность этих знаний и поставивших под сомнение существование других, до сих пор признававшихся членов славянского Олимпа, так что из всей системы славянских богов остаётся лишь несколько божественных фигур, к тому же отчасти заимствованных и по своему происхождению не славянских.

В целом, сравнивая славянскую культуру в период, предшествовавший принятию христианства, с культурой соседних и родственных славянам народов, я в самом принципе не могу допустить, что славяне – единственный из индоевропейских народов – до такой степени отстали в развитии своего религиозного мировоззрения, что вообще не поднялись до высших понятий и представлений о какой-либо системе богов и не имели соответствующих им храмов и обрядов. Оглядывая мысленным взором вершины славянской культуры, я полностью исключаю возможность такого положения.

Мы должны признать, что источники вообще умалчивают о верованиях некоторых славянских народов, о других же дают нам такие незначительные и искаженные сведения2, что картина славянского Олимпа – если отбросить недостоверные и спорные известия – является все же весьма бедной. Эту бедность нельзя отнести лишь за счёт того, что источники случайно умолчали об этом, и следует признать, что славяне как в некоторых других областях культуры, так и главным образом в развитии религиозного мировоззрения сравнительно отстали и не дошли до столь развитой системы богов, какая была у родственных им народов, находившихся под большим влиянием религиозных центров Востока вследствие большой близости к ним.

Таким образом, языческая религия славян, несомненно, более бедна, чем греческая, иранская, римская, кельтская или даже германская. Она представляет собой примитивную, но богатую демонологию, причём уже в период общеславянского единства из неё стали выделяться и возвышаться над другими отдельные существа, наделенные функциями индивидуальных богов, которые к концу языческого периода, по крайней мере в землях, подвергавшихся чужеземным влияниям, создали в совокупности уже настоящие локальные системы богов с соответствующей иерархией, храмами и культом.

ДЕМОНОЛОГИЯ.

Наши сведения о древней языческой демонологии славян, помимо некоторых свидетельств из древних хроник, мы черпаем главным образом из двух источников: 1) из древней апологетической литературы, выступавшей против остатков язычества, и 2) из весьма многочисленных пережитков, которые в течение последнего столетия были обнаружены у всех славянских народов.

Приняв христианство в основном в IX и X веках, а кое-где ещё позднее3, славяне, естественно, сразу же добрыми христианами не стали. Древние языческие верования славян удерживались ещё долго и упорно, так что церковь повсюду вынуждена была бороться как с ними, так и вообще с тем, что на Руси называлось «двоеверием». Мы располагаем несколькими ценными свидетельствами этого и на западе, и на юге, но больше всего они имеются в древней Руси ΧΙ-ΧΙΙΙ веков – это различные «Слова», «Заповеди», «Поучения», «Жития», не говоря уже о более поздних. Из этих источников мы можем узнать лучше всего, каким было язычество, его обряды и культы4. Это исключительно ценные источники, собранные главным образом Е.В. Аничковым и В. Мансиккой, которым принадлежит и главная заслуга в определении их достоверности и древности5.

Исключительное значение для восстановления картины древней языческой религии имеет также славянский фольклор, но, к сожалению, до сих пор нет работы, в которой содержался бы необходимый анализ фольклорного материала и выводы, что в этих материалах является древним, языческим, а что, например в культах, возникло позднее или пришло позднее со стороны. Тем не менее фольклорный материал дополняется упомянутыми выше источниками настолько весомо, что значительную часть современной славянской демонологии мы можем отнести к языческому периоду и дополнить её древними источниками.

Мы знаем, что и теперь народные верования остаются такими же, какими они были тысячу лет назад, а признав их общий древний характер, мы вправе и отдельные явления, случайно не нашедшие подтверждения в древнейших источниках, считать древними, языческими.

Оба упомянутых выше вида источников дают нам неограниченное количество свидетельств того, что славяне одухотворяли силы окружавшей их природы. Первым и наиболее древним является свидетельство Прокопия, источника столь важного для изучения славянской мифологии, что я в примечании привожу его in extenso6. Свидетельство Прокопия показывает, что славяне, вторгшиеся в VI веке на Балканы, а это были южные и восточные славяне (анты), наряду с главным богом, о котором речь еще будет впереди, поклонялись лесным, водяным и другим демонам, приносили им жертвы и при этих жертвоприношениях гадали.

Сообщение Прокопия, относящееся к VI веку, спустя несколько столетий подтвердил целый ряд источников, возникших на Руси, в Болгарии, Польше, Чехии и у балтийских славян, постоянно упоминающих, что славяне поклоняются камням и горам, источникам, озерам, кустам и деревьям, целым рощам, а также четвероногим зверям и птицам и, наконец, огню, звёздам, месяцу и солнцу7. Всё это, будь то деревья, источники или горы, они чтили не потому, что это были предметы мертвой природы, а потому, что одухотворяли их. Славяне вкладывали в них представления о живых существах – духах8, которых почитали и которых поэтому в случаях необходимости просили о помощи; их же они и благодарили и в то же время боялись, стараясь отвратить от себя их влияние.

Большинство этих демонов, как мне кажется, бесспорно относится к категории душ умерших предков9, но наряду с ними имеется и ряд других демонов, которых к этой категории отнести нельзя, – их происхождение мы можем объяснить лишь непосредственно либо косвенно привнесённым анимизмом. К ним, в частности, относятся существа, олицетворяющие небесные тела и явления природы, например гром и молния, ветер, дождь и огонь.

Я убежден, что солнце или молния своим действием вызывали в душе примитивного пра-славянина непосредственное представление о духе, выступающем в этих явлениях в качестве агента, соответственно духу в человеческом или животном теле, и что для создания такого представления не было необходимости первоначально связывать эти явления с верой в души умерших предков; во всяком случае, в славянской религии свидетельств этого нет.

Главная и наиболее многочисленная группа славянских демонов по своему происхождению это, несомненно, души предков, которые с течением времени из ближайшего окружения человека были перенесены в другие предназначенные им места и наделены определенными функциями. О том, что славяне верили в загробную жизнь души, мы знаем не только per analogiam с другими народами, но и непосредственно по ряду свидетельств древних источников и множеству сохранившихся до настоящего времени пережитков, связанных с древними верованиями. В пользу веры славян в загробную жизнь души говорит весь сложный похоронный обряд, с основными чертами которого мы выше уже познакомились, затем сохранившиеся пережитки, проанализированные уже в новейшее время А. Фишером10 у славян, и в частности у поляков. Древнеславянские погребения.

Это принесение в жертву женщин, юношей, кошек и собак, обычай класть еду в могилу, погребальная тризна, а также ряд древних, сохранившихся по настоящее время поверий об уходе души из дому и возвращении её обратно (вампиризм), об участии души умерших в пиршествах в честь умерших предков, о приготовлении бани для предков и т. п.

Под 1092 годом у чешского хрониста Козьмы Пражского (III, I) имеется ряд прямых указаний, относящихся к древнему периоду и касающихся веры в бессмертие души. О вере в загробную жизнь свидетельствуют также и древние славянские представления о нави и рае, причём у язычников славян не было понятия ада. Навь означает покойника и местопребывание умерших11, а также и рай — представление о месте обитания души умерших, по всей вероятности, существовало уже в языческий период12,  понятие рай соответствует греческ. парадизос — παράδεισος.

Таким образом, хотя Титмар в XI веке и писал: «Sclavi, qui cum morte temporali omnia putant finiri» (1.7), его суждение настолько противоречит самой сущности религиозного мировоззрения славян, что мы не можем считать его правильным и верно освещающим эту сторону язычества славян. Титмар, очевидно, хотел с точки зрения христианина сказать, что славяне не имели представления о христианском воскрешении и расплате за добрые и дурные поступки повседневной жизни, о чем, впрочем, говорит и начало его главы: «Ut nullus Christo fidelium de futura mortuorum resurrectione diffidat», которое и объясняет его последующее «Sclavi putant omnia finiri».

Из этой веры в загробную жизнь возникла у славян и вера в загробное существование предков и связанное с этим их почитание (manismus). Этот культ также засвидетельствован, особенно у балтийских славян13, большим количеством древних источников. В отношении чехов о нём свидетельствует записанная в начале XII века древняя легенда о пенатах, принесённых на своих плечах в предназначенную ему землю праотцом Чехом.

Масуди говорит о восточных славянах, что они сжигают своих покойников и поклоняются им.  На Руси в XI–XII веках засвидетельствованы представления о духах предков, обитающих в жилищах (хоромо-житель), где им приготовляли даже баню и разводили огонь, чтобы они могли обогреться. На Руси засвидетельствованы также переплуты, берегини, вурдалаки (вол-кулаки) и упыри; в Чехии XIII–XIV веков zmeky (драконы), skritky (домовые), dibliky (чертенята), mury (муры) и т. д. Всё это дополняется большим количеством более поздних данных славянского фольклора начиная с XIV века и кончая XX веком о множестве мелких домашних и распространенных в природе духов-демонов, многочисленные имена и существование которых с древних времен хотя и не всегда засвидетельствовано, но которых мы всё же можем смело допустить, так как они всегда являются лишь выражением дохристианского, языческого культа душ умерших предков.

Мы, разумеется, не можем считать языческими все отдельные имена, под которыми известны в настоящее время домовые, лесные и водяные духи и которые меняются у различных славянских народов, так как изменение их наименования могло возникнуть лишь позднее. Однако основные связанные с ними представления, как бы эти демоны ни назывались, являются древними, языческими.

Среди этих мелких духов-демонов, которые обитали то в доме у очага или под порогом, то в лесу, в воде или в зерне14, в древнее время, несомненно, существовали дедъ и баба, а кроме них непосредственно засвидетельствованы также дивъ, хоромо-житель, домовой, леший, мора, вурдалак, упырь, злыден, дракон, полудница, чертёнок, krzak, dehna, а также домовая змея, называвшаяся в России и Польше у боже15.

Чудовский список древнего слова Иоанна Хрисостома упоминает и о некоторых других представлениях русских, это Вела-богиня, ядрей, попутник, кутны бог, обилуха. Но более подробно мы о них ничего не знаем. К тому же список этот и дополнения к нему относятся уже к XVI веку16.

Чаще всего, уже с XI века, появляются берегини с переплутом, а затем русалки и вилы. Что представляли собой берегини, мы хорошо не знаем, скорее всего, это были родственные русалкам существа — Купала, Марена, Сива, обитавшие в воде.  О переплуте же, за исключением того, что древние русские поучения часто запрещают приносить жертвы берегиням и переплуту и пить в их честь, мы вообще ничего не знаем17.

О русалках мы знаем больше. Русалки современного славянского фольклора, так же как и аналогичные мавки и навки18, – это души умерших девушек. Обитают они в водах и на берегах, предаваясь веселью и танцам. К человеку они относятся недоброжелательно, и поэтому люди стремятся умилостивить их различными мелкими жертвоприношениями. Название русалка, несомненно, связано с названием античных празднеств роз, именовавшихся rosalia, pascha rosarum. Празднества эти проводились летом и были пронизаны вакхическими мотивами, сопровождались драматическими сценами. Несмотря на решительное сопротивление церкви, эти празднества перешли в христианскую эру и долго сохранялись среди народа под названием русалий. Известия о них имеются в России уже с XI века, и в более позднее время они засвидетельствованы и у других славян. Женские фигуры, выступающие на этих празднествах, очевидно, получили наименование русалок (русалка, множ. русалки), а отсюда это имя распространилось вообще на женские существа, являвшиеся персонификацией душ предков, и русалками, как это показал А.Н. Веселовский19, стали называть души преждевременно умерших детей, девушек и незамужних женщин.

Таким образом, славяне переняли русалии лишь в конце языческого периода. Когда возникли из них представления о русалках, мы не знаем, но, несомненно, это относится к более позднему периоду. Здесь, разумеется, чужое наименование перешло на нечто уже до этого имевшееся у славян. Сошлюсь на приведенную выше цитату из Прокопия, в которой говорится о том, что славяне в VI веке поклонялись водяным нимфам. На этих нимф, славянского наименования которых мы не знаем (водяная девушка? вила? берегиня?), позднее перешло название русалка.

Более древние, чем русалки, по своему происхождению, другие существа славянского фольклора, называемые вилы. Царица Вода — Белена (вила), Макошь и Ясонь. Что вилы по своему происхождению представляют собой персонификацию душ умерших предков, уже не так очевидно. Имеются также различные категории вил: наряду с водяными вилами, подобными русалкам, имеются, в частности, вилы облаковые и вилы гор. Принято считать, что представление о вилах возникло на Балканах, причём довольно поздно, и отсюда литературные источники распространили его среди восточных и западных славян; другими словами, славяне-язычники вил не знали.

Считая происхождение вил тюрко-татарским20, В. Мансикка полагал, что и Балканы не являются их родиной. В общем верно, что теперь вилы принадлежат южнославянской народной традиции, что русскому народу они вообще не известны, а в западнославянской традиции известны плохо. Тем не менее остается фактом то, что вилы уже в древнейших славянских текстах как балканского, так и русского происхождения, а также в позднейших русских исповедальных книгах21 упоминаются наряду с переплутом, берегинями и упырем, причем среди существ, в которые верил народ, они названы с такой определенностью, что я никак не могу согласиться с мнением, что вилы в России существовали лишь в литературных источниках. Вилы засвидетельствованы и на западе, у чехов, ещё в XV веке22, и трудно предполагать, что представления о них пришли с Балкан, особенно потому, что и до сих пор в Словакии удержалась традиция о том, что вилы являются олицетворением душ предков. Поэтому не исключено, что славяне-язычники уже знали вилы, и это тем более вероятно, что и название их на основании свойственного им характера существ, любящих страстные танцы, можно легко вывести из славянского языка.

Слово «вила», очевидно, связано со славянским viliti – метаться, носиться в бурном и страстном танце, и с древнечешским vila — сумасшедший, безумный. Если же русский народ в настоящее время не знает вил, то, очевидно, представление о них было вытеснено другим, скорее всего, представлением о русалках, а древние вилы исчезли из фольклора так же, как исчезли переплут и берегини, вместе с которыми они упоминались. Я полагаю, что представление о вилах в славянской мифологии является скорее явлением древним. Возможно, они и являются теми нимфами (νύμφαι), о которых упоминает Прокопий.

Наряду с вилами в природе имеется еще ряд подобных существ: различные наименования «диких мужчин» и «диких женщин», обитающих в лесах, у дорог, в зерне, в воде, ветре, пламени, появляющиеся в определенное время дня, в полдень или вечером23 и в соответствии с этим носящие различные названия. Трудно сказать, насколько все они являются непосредственной персонификацией душ умерших предков или же персонификацией сил природы. Существа, олицетворявшие у древних славян атмосферные явления: солнце, месяц, звезды, а также ветер, молнию и гром, я склонен считать скорее непосредственной персонификацией сил, в них заключавшихся и воздействовавших на человека24.

Таким весьма активным и непосредственно действующим на человека существом является огонь, для персонификации которого не было надобности оживлять душу предка. Славяне, особенно русские, почитали огонь как сына Сварога, молились ему в овинах25 и разжигали священный «живой огонь» доисторическим способом – трением двух кусков дерева, как и теперь они это делают в особых случаях. Все же нельзя сказать, что славяне почитали огонь в такой же степени, как его почитали древние иранцы. И если некоторые арабские источники (Гардизи, Ибн Русте, Персидский географ, Шукр-Аллах, Бакуфи, Абульфеда) говорят о восточных славянах, русах, как о типичных огнепоклонниках26, это результат укоренившегося влияния иранской религии — ведический санскрит Риг-Веды.

В отличие от этого домашние гении, управлявшие судьбой человека, уже определенно являлись олицетворением душ предков. Разумеется, к славянам отчасти перешли и религиозные представления античного мира. Таковы сравнительно новые традиции о судичках и роденицах или сосницах, перекликающиеся с мифом о Парках, и традиции о персонифицированной судьбе, заменившие традицию греческого античного фатума богов — Удача, везение -Тиха — τύχη27.

Архаичность праславянской религии. Род и рожаница. Наряду с античными божествами у древних славян были и свои собственные демоны, возникшие из категории духов умерших предков, так называемые рожаницы или рожденицы, которые помогали при родах и оказывали влияние на дальнейшую судьбу новорожденного и которым, как об этом свидетельствует целый ряд русских поучений и толкований XI XIII веков28, приносились жертвы, например, первые волосы ребёнка, для того, чтобы они предрекли ребёнку благоприятную судьбу.

Неясно по своему происхождению и значению представление о роде, которого наряду с рожаницами часто упоминают указанные русские источники. Возможно, он облегчал роды.

Священные животные — языческие обереги древних славян. У языческих славян было распространено почитание зверей, но известий об этом очень мало29. Мы знаем лишь, что много поверий было связано с петухом и курицей, причём эти поверья свои магические функции во многом сохранили по сегодняшний день) и что у балтийских славян главным богам Святовиту в Арконе и Сварожичу в Ретре были посвящены белые кони, сопровождающие оракула.

О почитании быка как символа плодородной силы можно лишь догадываться. О тотемизме у славян, то есть о почитании славянами в качестве тотема определенных зверей, достоверных известий не имеется. Интересно, однако, что несколько древних славянских племён имели наименования, производимые от названий животных (Vlci — волки, Vranane — вороны, Suzlove, Ререги -Reregove — соколы), и что во многих местностях почитался предок рода в образе змеи, жившей под порогом жилища или под очагом30.

————————————————   ***

1. Я имею в виду прежде всего Ал. Брюкнера, который в своём отрицании пошёл дальше других [см. Encyclopedie polska (IV.2, 149, 1912), Mitologja słowiańska (Kraków, 1918), Mitologja polska (Krakow, 1924) и статью «Mithologische Thesen» (Archiv fur slav. Philologie, 1925, 1–2), которую я, однако, не мог использовать]. Другие, как, например, С. Рожнецкий, Е. Аничков, В. Мансикка, А. Погодин, выступают более умеренно.

2. Обзор источников по славянской мифологии см. в «Źiv. st. Slov.», II, 7 17; об источниках по древней Руси лучше всего см. в работе В. Мансикки, Religion der Ostslaven, I, Quellen. Обзор работ о мифологии см. «Źiv. st. Slov.», II, 281–288. Из наиболее важных общих работ последних лет следует привести следующие: I. Machał, Nakres slov. bajeslovi (Praha, 1891), L. Leger, La mythologie slave (Paris, 1901) и упомянутую уже книгу А. Брюкнера. Важна также статья Е. Аничкова о последних работах, касающихся славянской мифологии, помещенная в журнале «Slavia», II (1923), 527, и критическая статья V. Jagide, Zur slavischen Mythologie «Archiv fur slav. Philologie», XXXVII, 1920, 492.

3. Раньше всех других, уже в VII–IX вв., приняли христианство южные славяне, именно словинцы, заселявшие альпийские земли, затем в тот же период приняли христианство хорваты и сербы. Болгарский князь Борис был крещен в 864 г., а вскоре после него принял христианство и подвластный ему народ. Однако еще в XI в. в Родопе и, бесспорно, в других горских местностях жили язычники. В Чехии и Моравии славяне начали принимать христианство под влиянием апостолов Константина и Мефодия, пришедших в 863 г. (хотя христианство стало проникать в Чехию еще до этого из Ржезно). В Польше князь Мешко крестился в 965 г. В грамоте от 864 г. славяне на Майне упоминаются как «populus noviter ad christianitatem conversus». Однако у полабских и поморских славян язычество сохранялось еще долго, пока в XI и XII вв. его не удалось искоренить. Долго удерживалось язычество и в России. Когда Владимир в 988 г. принял в Киеве христианство, вместе с ним крестилась и его дружина, а вслед за ними относительно скоро христианство приняли не только жители Киева, но и вся Полянская земля. За Киевом вскоре последовали и другие племенные центры: Чернигов, Смоленск, Новгород, Псков, Ладога. Однако на другие русские племена христианство не распространилось, а из Киевской летописи мы знаем, что вятичи, радимичи и некоторые другие племена еще в конце XI и начале XII в. оставались языческими. Даже в XIII–XV вв. во внутренней славянской Руси были еще языческие области, а в окрестностях Новгорода – даже в XVI в. См. «Ziv. st. Slov.», I, 231–236, II, 264.

4. «Źiv. st. Slov.», II, 1, 9 12.

5. E.B. Аничков. Язычество и древняя Русь, СПб., 1914; V.I. Mansikka, Die Religion der Ostslaven, I, Quellen, Helsingfors, 1921. С работой Η.М. Гальковского «Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси» (Харьков, 1916) мне познакомиться не удалось.

6. Procop., 111.14. «Они считают, что один только Бог, творец молний, является владыкой над всем, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды. Судьбы они не знают и вообще не признают, что она по отношению к людям имеет какую либо силу; и когда им вот вот грозит смерть, охваченным ли болезнью или на войне попавшим в опасное положение, то они дают обещание, если спасутся, тотчас же принести богу жертву за свою душу, и, избегнув смерти, они приносят в жертву то, что обещали, и думают, что спасение им куплено ценой этой жертвы. Они почитают и реки, и нимф, и всяких других демонов, приносят жертвы всем им и при помощи этих жертв производят гадания».

7. «Źiv. st. Slov.», II, 27–30.

8. Первоначальный славянский термин, соответствующий греческому δαιμόνιον, нам неизвестен. В конце языческого периода им, видимо, был славянский дивъ или бесъ. Ныне бес означает злое существо, христианского дьявола, но первоначально, как об этом свидетельствуют древние источники, языческие бесы были вообще богами. Слово «дивъ» индоевропейского происхождения. Ср. иранск. dm, зенд. daeva, инд. deva, лат. divus, латышек, deive, литовск. devas.

9. «Źiv. st. Slov.», II, 31, 34.

10. A. Fischer. Zwyczaje pogrzebowe ludu polskiego, Львов, 1921.

11. Отсюда польский хронист XV века Длугош создал сам польского бога Nyi, Nyja, который по другим данным не известен (ed. Przedziecki, 1.47).

12. Более подробно о представлениях славян относительно рая мы не можем сказать. Относящееся к 922 году суждение Ибн Фадлана (А.Я. Гаркави, указ. соч., 99) о рае как прекрасном зеленом саде, в котором умершие сидят в обществе своих знакомых и слуг, едва ли отражает славянские представления.

13. Thietmar, VIII.69 (domesticos colunt deos… hiis immolant); Saxo Gramm. (ed. Holder), 547; Helmold, 1.52 (nam praeter lucos et penates, quibus agri et oppida redundabant); Kosmas, 1.2; Гомилий Опатовицкого (ed. Hecht), 57; Mas’udi (Гаркави,^указ. соч., 125).

14. Подробные данные см. в «Ziv. st. Slov.», II, 46.     15. см. там же, II, 42–44.

16. Mansikka, Religion, I, 177.

17. В Слове св. Георгия и св. Иоанна Хрисостома («Źiv. st. Slov.», II, 43) название берегиня, очевидно, связано со словом берег.

18. «Ziv. st. Slov.», II, 38.

19. А.Н. Веселовский. Разыскания в области русского духовного стиха. («Сборник отдел, русского языка и слов.», СПб., 1890, с. 270–280, XLVI, 1890). О русалиях на Балканах см. работу М. Армандова, „Кукери и русалии“, София, 1920. Русских русалок изучал Д. Зеленин («Очерки русской мифологии», I, Пг., 1916.).

20. Mansikka, Religion, 1.153, 160.

21. «Ziv. st. Slov.», II, 43, 61. На Балканах наряду с названием вила у сербов и болгар появляется также название дива, самодива и юда.

22. «Ziv. st. Slov.», II, 62.

23. Чешская «полудница» упоминается уже в XIII в. в чешской глоссе словаря «Mater verborum»; о русском «полуднике» (бес полуденный) см. у Мансикки, Religion, 1.309.

24 .Свидетельства о почитании их славянами см. в «Źiv. st. Slov.», II, 78–80. Следует, однако, тщательно отличать древнюю славянскую традицию от чужеземных влияний.    25 См. выше, с. 368–369.

26. «Źiv. st. Slov.», II, 84. 27. «Źiv. st. Slov.», II, 66, 70. 28. «Źiv. st. Slov.», II, 67–68. 29. «Źiv. st. Slov.», II, 71.

30. Часть польских гербовых изображений истолковывается тотемными представлениями (J. Klawe. Totemizm i pierw, zjawiska religijne w Polsce. Варшава, 1920).

Источник