Поиск прародины индоевропейцев

Культура кельтов и нордическая традиция античности.
Н.С. Широкова.

Глава II . СЕВЕРНЫЙ ВАРИАНТ КЕЛЬТСКОЙ ПРАРОДИНЫ.

§ 2. Поиск прародины индоевропейцев.

Нельзя не признать, что эти основания являются достаточно веским аргументом в пользу нордической теории для локализации географического ареала прародины индоевропейцев.
Правда, самые ранние представители нордической теории (Куно в 1883 г., Заборовски в 1898 г.) полагали, что весь район от Северного до Каспийского моря должен рассматриваться как континуум, в котором сформировался индоевропейский праязык и развилась культура протоиндоевропейцев.

Эта точка зрения была оспорена и сразу же отброшена Г. Чайлдом, он во-первых, справедливо заметил, что «примитивный язык является слишком тесно сплоченным единством, чтобы сформироваться в таком обширном и разнообразном по своим географическим характеристикам ареале».
Во-вторых, совершенно немыслимо, чтобы ряд племён или семей,
распространившихся на тысячи миль болот и лесов, обладали большой  связностью, которую подразумевает изначальная индоевропейская культура. Для доисторического человека леса, тогда более густые, чем сейчас, представляли серьезное препятствие для общения и продвижения.

Таким образом, здравый смысл подсказывает, что следует искать более ограниченный ареал прародины индоевропейцев, где могла бы развиться гомогенная культура и откуда может быть
прослежено её распространение.

Г. Бендер предложил в качестве колыбели индоевропейцев район между Неманом и Вислой, который играл второстепенную роль во времена европейской протоистории. (Bender H. H. The Home of Indo-Europeans. Princetown, 1922. P. 55). Однако, по мнению Г. Бендера, преимущество этого района состоит в том, что он населён в настоящее время литовцами — народом, который в течение целого ряда веков сохранил индоевропейский язык в чрезвычайной чистоте и который принадлежит к нордической расе.

Л. Козловски, помещавший прародину индоевропейцев также в Литву, высказал предположение, что Литва была в доисторические времена более крупным культурным центром, чем это предполагалось ранее. (Kozlowski L. Mlosa epoqua kamienna w Polsce. Wars’zawa, 1924.)
Тем не менее археологические свидетельства, происходящие из Литвы, показывают, что этот район, густо покрытый лесом, за исключением немногих дюн, являвшийся убежищем протонеолитических охотников, стал центром неолитической цивилизации поздно и не был
крупным центром концентрации населения.

По мнению Г. Чайлда, культура и, вероятно, колонисты пришли туда,
уже обладая достаточно высоким уровнем развития, из каких-то других мест. Имея в виду нордическую гипотезу происхождения индоевропейцев, Г. Чайлд полагал, что двумя возможными центрами, куда можно поместить индоевропейскую прародину, были Скандинавия и Южная Россия. (Child V. G. The Aryans… P. 166.)

«В самом деле, — писал он, — в одном из этих ареалов мы должны искать наших ариев. Первый — определенно, второй — вероятно, были крупными центрами народонаселения перед концом Нового Каменного века и центрами рано развившихся автохтонных культур; и из них цивилизация и цивилизаторы распространились далеко и широко»

Южная Россия укладывается в нордическую гипотезу, как индоевропейская прародина потому, что в обнаруженных там
самых ранних могилах послеледникового периода, увенчанных курганами, содержащих скорченные скелеты, покрытые красной охрой, были похоронены в основном люди нордического типа — высокие долихоцефалы. Число же брахицефалов было невелико.
Климат и другие природно-географические черты южнорусских степей в большой степени соответствуют природно-географическим характеристикам индоевропейской колыбели, реконструированной по
данным лингвистики. Точно так же археологическая культура южнорусских курганов напоминает праиндоевропейскую культу.

Праиндоевропейцы занимались земледелием и имели развитое скотоводство. Они приручили лошадь, которая играла важную роль в их жизни. Праиндоевропейцы знали один металл — медь,
и, без сомнения, им были знакомы изделия из металла.

Однако некоторые общеевропейские названия орудий труда восходят к тому периоду, когда камень всё ещё использовался для изготовления орудий труда и оружия. Например, тевтонское sahsaz — «режущее оружие» происходит от того же самого корня, что и латинское saxum «камень». (Широкова Н. С. Древние кельты на рубеже старой и новой эры. Ленинград, 1989. С. 65.)

Люди нордического типа, похороненные в южнорусских курганах, занимались скотоводством, поскольку в могилах найдены кости домашних животных, не только овец и другого мелкого скота,
но и кости лошади. В одной из охровых могил была найдена глиняная модель повозки, подобной тем, которые использовали праиндоевропейцы. Такие же крытые повозки служили жилищами. Это обстоятельство наряду с бедностью могил подтверждает предположение, что люди из южнорусских курганов были частично кочевниками подобно скифам и гетам.

Однако большое число погребений, расположенных на различных уровнях в одном и том же кургане, предполагает продолжительную оккупацию некоторых районов на более-менее долгое время. Обитатели Южной России начинали понемногу осваивать земледелие: в некоторых
курганах было найдено зерно. В зрелый период развития их цивилизации некоторые из них стали вести оседлый образ жизни, поселяясь в деревнях, построенных в плодородных долинах или на
побережье. Эта нордическая народность из южнорусских курганов жила в периоде халколита (от греч. χαλκός — медь + λίθος — камень) — медно-каменный век (4300 — 3300 г.г. до н.э.).

В самых старых погребениях южнорусских курганов медно-каменного века преобладают орудия труда и оружие, выполненные из камня, кремня, дерева и кости, но почти повсюду находят маленькие вещицы из чистой меди. Серебро в южнорусских курганах распространено гораздо более широко, чем в любом другом районе Европы в это время.
Золото встречается только а долине Кубани.

Южнорусское вооружение близко соответствует вооружению праиндоевропейцев, воссозданному с помощью индоевропейского лингвистического словаря. Особенно характерны сверлёные каменные или медные топоры. Кремневые наконечники стрел так же явно указывают на знакомство с луком, как и данные лингвистики.
Г. Чайлд отмечал также относительное единообразие археологического материала и погребального ритуала, характерное для южнорусских курганов по всей территории от Каспия до Днепра.

«Это культурное единообразие, — писал он, — может быть, позволит нам сделать вывод о распространении единого языка… Было бы соблазнительно назвать этот общий язык индоевропейским» (Child V. G. The Aryans. P. 183. 90)

Как известно, уже давно стала традиционной точка зрения, что носителями индоевропейских языков в Европе явились племена, принадлежавшие к кругу археологической культуры Боевых топоров, миграции которых начались в конце III тыс. до н. э.  Экспансию этих культур считают движением индоевропейцев с прародины. Ряд исследователей полагает, что исходным ареалом экспансии культур
боевых топоров были южнорусские степи, а существовавшая здесь в III тыс. до н. э. древнеямная или курганная археологическая культура представляла собой общую праиндоевропейскую культуру,
продвижение которой на запад являлось рассеянием индоевропейцев.

У этой точки зрения имеются, однако, противники. В статьях Л. С. Клейна доказывается невозможность выведения культур боевых топоров из южнорусских степей. Он показывает, что в этом ареале у культур боевых топоров отсутствовали генетические корни-прототипы, а также переходные звенья для них из более ранних местных культур. К тому же Л. С. Клейн придерживается поздней хронологии в отношении культур бронзового века, существовавших в древнерусских степях. В его работах, а также в работах других исследователей приводятся
аргументы в пользу противоположного направления миграции культур боевых топоров: не с востока на запад, а с запада на восток. Приводятся центрально-европейские прототипы для
основных элементов культур боевых топоров: амфоры, кубки, топоры, шнуровая керамика. (Клейн Л. С. Новые данные о хронологических взаимоотношениях ямной и катакомбной культур // ВЛУ,  I960. № 20. С. 144-148; он же. Краткое обоснование миграционной гипотезы о происхождении катакомбной культуры // ВЛУ, 1962. № 2. С. 74-87; он же. Генераторы народов // Бронзовый и железный  век Сибири / Под ред. В. Е. Ларичева. Новосибирск, 1974. С. 126-134)

Сам Г. Чайлд, склонявшийся к мысли, что культура южнорусских курганов энеолита и бронзового века напоминает культуру индоевропейской прародины, вынужден был допустить, что
достоинства южнорусских степей как ареала предполагаемой прародины сводятся на нет неясностью датировок, характерных для южнорусских курганов.

М. И. Ростовцев по стилю вещей датировал могилы медного
века на Кубани временем до 2500 г. до н. э. Б. В. Фармаковский на том же основании датировал их временем на 1000 лет позже. Обратив внимание на столь значительное различие, Г. Чайлд отмечал, что если датировка Б. В. Фармаковского верна, то оказывается, что северные культуры медного века в Ютландии и Центральной Германии старше, чем аналогичные культуры в Южной России. (Child V. G. The Aryans… P. 199.)   В таком случае южнорусский ареал теряет свой приоритет в качестве возможной прародины индоевропейцев.

Соответствие природно-географических характеристик южнорусских степей природно-географической картине индоевропейской прародины, восстанавливаемой по данным лингвистики, также является достаточно зыбким основанием для каких-либо бесспорных утверждений.

Дело в том, что изыскания в области лингвистической палеонтологии допускают самые различные толкования. Достаточно привести несколько примеров. Ещё со времен О. Шрадера, основываясь на данных лингвистического индоевропейского словаря, полагали, что климат прародины индоевропейцев был суров. Снег и дождь были хорошо знакомыми явлениями, в то время как лето было жарким. Одним словом, климат был континентальным. Однако такой климат царит повсюду на евроазиатском континенте севернее евроазиатской горной оси и восточнее Альп. (Шрадер О. Сравнительное языковедение и первобытная история. С. 123.)

К тому же, по мнению И. М. Дьяконова, существование слов для обозначения жары, тепла, ветра, снега ничего не говорит о климате индоевропейской прародины, так как термины «жара» и «тепло» есть, например, в эскимосском языке, а «снег» — в аккадском, где среднегодовая температура (+20)-(+25)°С. (Дьяконов И. М. О прародине носителей индоевропейских диалектов. 4. I // ВДИ, 1982. № 3. С. 13.)

На характер природно-географической картине индоевропейской прародины как будто указывают многочисленные индоевропейские слова, обозначающие горы и возвышенности, а также данные индоевропейского словаря и мифологии о стремительных быстрых реках и озёрах. Однако на основе этих данных разные исследователи делают разные выводы. Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. В. Иванов утверждают, что прародина индоевропейцев представляла собой область с горным ландшафтом, с горными озерами и начинающимися в горах реками. (Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. В. Древняя Передняя Азия и индоевропейская проблема. Временные и ареальные характеристики индоевропейского языка по лингвистическим и культурно-историческим данным // ВДИ, 1980. С. 8-9.)

Им возражает И. М. Дьяконов. По его мнению, встречающийся в фольклоре эпитет рек «быстрые» («быстра реченька») не доказывает, что общая мндоевропейская прародина находилась в горах. Он отмечает также, что для слова «озеро» нет общего индоевропейского термина и нет доказательств, что на прародине озера были горные.  (Дьяконов И. М. О прародине носителей индоевропейских диалектов. 4. I. С. 13, прим. 23.)

Г. Чайлд считал, что вряд ли прародина индоевропейцев была высокогорным краем. Ссылаясь на О. Шрайдера, он писал, что индоевропейцы скорее жили в окружении лесов, чем высоких гор. (Child V. G. The Aryans… P. 89.)

Флора прародины индоевропейцев, восстанавливаемая по данным индоевропейского словаря, также допускает различные толкования по поводу местоположения ареала их первоначального обитания. Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. В. Иванов восстанавливают названия следующих деревьев и растений, характерных для индоевропейской прародины: дуб, береза, бук, граб, ясень, осина, ива, ветла, тис, сосна, пихта, ореховое дерево, вереск, роза, мох.
Такой характер растительности как будто свидетельствует о южном расположении прародины.

 

Однако, возражая Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. В. Иванову, Л. А. Лелеков приводит «аргумент березы». Он отмечает, что березе наряду с дубом отводилось важнейшее место в хозяйстве и соответственно в мифологии праиндоевропейцев, т. е. на прародине индоевропейцев берёза была одним из самых распространенных видов местной флоры.
(Лелеков Л. А. К новейшему решению индоевропейской проблемы // ВДИ, 1982. № 3. С. 33.)
Это же обстоятельство отмечает и И. М. Дьяконов. (Дьяконов И. М. О прародине носителей индоевропейских диалектов. 4. I. С. 14.)

То обстоятельство, что берёза и дуб были самыми распространёнными видами флоры, придаёт прародине индоевропейцев более северный характер, чем тот, который вытекает из горной гипотезы Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. В. Иванова.

Существуют ещё соображения экономического и географического порядка, дающие представление о том, что южнорусские степи не могли быть исходной областью рассеяния индоевропейцев. Эти соображения четко изложены Л. С. Клейном (Клейн Л. С. Генераторы народов… С. 126-134).

Клейн сравнивает рассеяние индоевропейцев с прародины с двумя другими большими миграционными движениями: 1. с миграциями монгольских и тюркских народов; 2. с миграциями семитских племён. Л. С. Клейн показывает, что в двух последних случаях исходный очаг миграций оказывался небольшим и удивительно постоянным, так называемый «генератор народов».
Это был коренной скотоводческий район, превращавшийся в своего рода котёл, из которого выплескивались все новые волны расселявшихся народов. По образному выражению Л. С. Клейна,

«кипящим варевом в этих котлах были подвижные скотоводческие племена, а огнём, который поддерживал в этих котлах температуру на точке кипения, было развитие экстенсивного скотоводства. Стенками котла служили природные рубежи района, богатого пастбищами, — лесные массивы, горы, моря, а также крупные земледельческие государства» .

Монгольский и семитский генераторы народов адекватно подходят под это определение.

Изначальный очаг рассеяния татаро-монгольских племён был окружен кольцом безжизненных пустынь. Крышкой этого котла служили густые таёжные леса Сибири, непригодные для пастбищ. С востока его ограничивал не слишком далеко находящийся берег Тихого океана, с юга — Великая Китайская стена и китайские пограничные гарнизоны. Оставался единственный выход — на запад.

«Семитский генератор, — писал Л. С. Клейн, — был опущен в знойный Аравийский полуостров, как в мешок с песком. Крышкой здесь служило побережье Средиземного моря. Эта крышка была чуть приоткрыта, оставляя две щели — на юг и на север. Но с юга у щели стояли настороже грозные армии фараона, и семитская экспансия вырывалась сквозь северную щель».

Если по принципу аналогии рассмотреть с такой точки зрения южнорусский (понто-каспийский) степной район, то следует сделать вывод, что там не мог возникнуть «котел», способный стать
генератором народов. Южнорусские степи занимают огромную территорию, которая в доисторические времена обладала почти неисчерпаемыми резервами пастбищ. Прочная естественная граница у этого района есть только с юга — Чёрное море. Граница с севера — это лесные массивы, отделенные полосой лесостепи. С запада и востока границ вообще нет. Характерно, что в более поздние эпохи, известные по письменным источникам, Южнорусский степной район служил проходным коридором для кочевых народов: с востока на запад через него проходили скифы, их самоназвание СКОЛОТ, (сколт = кельт), сарматы, авары, гунны, венгры, хазары, печенеги, половцы, монголы; с запада в северное Причерноморье заходили готы и бастарны, с юга совершали набеги татары и ногайцы. (Артамонов М. И. Археологические теории происхождения индоевропейцев // ВЛУ, 1947. № 2. С. 105-106; Монгайт А. Л. Археология Западной Европы. Каменный век. Москва, 1973. С. 41-42.)

Таким образом, если по приведенным выше основаниям исключить южнороссийский ареал как возможную прародину индоевропейцев, то в рамках нордической теории происхождения индоевропейцев, остается лишь север Европы — Скандинавия и скандинавская гипотеза. С антропологической точки зрения скандинавская гипотеза безупречна. Нордический этнический тип прослеживается во все времена протоисторической иисторической эпохи в самых ранних человеческих останках из поселений на севере Европы. Как известно, и сегодня скандинавы сохраняют его в чистоте, равной которой нет ни в одном другом месте.

В представлении древних авторов (lord. Gethica, IV, 25) именно  Скандинавия выступала как officina gentium, vagina nationum —  «мастерская племён», «материнское чрево народов». И действительно, с начала писаной истории можно видеть, как молодые варварские народы — тевтоны и кимвры, готы, лангобарды, бургунды, норманны — расселяются из холодных северных стран, завоевывая территории Римской империи.

Сторонники скандинавской гипотезы рассматривают формирование кельтов, римлян и греков в свете этой аналогии, и тогда протоистория в целом становится отчётом о последовательных прорывах на юг, на восток и на запад индоевропейцев, колыбель которых находилась среди северных снегов Скандинавии. Чтобы усилить свои аргументы, они обращались к гомеровскому мифу, упоминающему киммерийцев, окутанных покровом непрерывной ночи, и высоких лестригонов, над которыми сияет вечный день, видя в нём «воспоминание» греков об их изначальном северном доме.

Пионеры скандинавской гипотезы делали, может быть, слишком далеко идущие заключения из этих известных путешествий в Одиссее. Однако Л. С. Клейн, отказывавшийся рассматривать южнорусские степи как возможный ареал исхода индоевропейцев, полагал (Клейн Л. С. Генераторы народов. С. 133.), что район Скандинавии и севера Центральной Европы — это по географическим величинам типичный «котёл», «генератор народов»:

«Здесь мы видим луговые пастбища, как бы втянутые в узкие полуострова (Ютландия, юг Швеции и Норвегии) и сравнительно тонкой полосой примыкающие к ним с юга. С севера их омывают Северное и Балтийское моря, с запада ограничивает Атлантический океан, по берегу которого густо теснятся укрепления сильного и многочисленного населения мегалитических культур. С юга — лесные и горные земли, в которых лугов, пригодных под пастбища, лишь небольшие просветы. С востока — непроходимые лесные кущи и болота... Но если пробиться на юго-восток, то открывается выход в обширную и слабо заселённую полосу тучных степей».

Далее… Глава II СЕВЕРНЫЙ ВАРИАНТ КЕЛЬТСКОЙ ПРАРОДИНЫ. § 3. Скандинавская гипотеза происхождения индоевропейцев.