Победивший Модерн

Философ Александр Дугин (отец Дарьи).

Победивший Модерн.

Оглавление:
Материализм по-французски: Жюльена Ламетри и человек-машина
Дени Дидро: движение частиц в природе и обществе
Клод Гельвеций: естесвтенность эгоизма
Поль Гольбах: «разоблачение христианства» на основе «здравого рассудка»
Французский материализм и час титанов
Вольтер: «раздавить гадину» и «запретить народу думать»
Жан-Жак Руссо: восстание «добрых дикарей»
Мать Революция
Мари Жан Кондорсе: прогресс по-французски
Огюст Конт: к позитивной фазе
Источники и примечания

Материализм по-французски: Ж.Ламетри и человек-машина.

Французская философия Просвещения всё чаще приобретает открыто материалистический характер. Французский материализм основывается на доведенном до логических пределов номинализме (от Росцелина до Гассенди), отрицающем бытие эйдетических рядов, и возводит принцип телесности в обобщающую инстанцию, которая и выступает как материя. Мир видится отныне как нечто исключительно имманентное, как нечто, в чём трансцендентного измерения вообще не существует. Обобщением этой имманентности и становится материя.

Если неоплатоники видели в материи небытие-снизу, чистое множество (πολλά), противоположное сверхбытийному апофатическому Единому, ἕν, видя в ней начало разделения и дифференциации, воздействующее на монадические цельности, что отчасти передалось и схоластике (особенно томистам), то материалисты считали материю самим бытием, ответственным за наличие всех чувственных форм и существ, а также за их изменение, движение и развитие.

Одним из первых наиболее последовательных материалистов был врач и философ Жюльен Офре де Ламетри[1] (1709 — 1751). Он, с одной стороны, развивал идеи Декарта, а с другой, критиковал их, стремясь преодолеть дуализм через обращение к единству материальной субстанции, которой он объяснял и саму человеческую мысль как вершину самоорганизации материи. Ламетри предвосхитил позднейшую теорию эволюции, выдвинув гипотезу о том, что все живые виды проходят через одни и те же стадии развития, и что первые виды животных были «зоофитами», переходным типом полуживотных-полурастений. Ламетри принимал идею Декарта о том, что животные представляют собой механизмы, автоматы, но доказывал, что и человек также является машиной. Этот тезис стал главным в его труде «Человек-машина»[2]. Человек, по Ламетри, есть телесный организм, наделенный максимальным (среди других видов) числом потребностей. Эта диверсификация телесных нужд и есть, по Ламетри, основа разума. Ламетри одним из первых выдвинул идею «зеркальной природы ума», лишь отражающего внешний мир, став родоначальником механицистского материализма, разделяемого впоследствии большинством коммунистов (в частности, В.И. Лениным).

Наряду с книгой «Человек-машина», Ламетри является автором книг «Человек-растение» и «Человек больше, чем машина», где он выделяет в самостоятельные поля исследования, кроме механически аппаратной структуры человеческого организма, его «растительную» (вегетативную) систему, а также усложненную рефлекторную природу отражающего ума, выходящего за рамки упрощенных представлений о машине в концепциях науки XVIII века.

Ламетри активно интересовался философией Эпикура и посвятил ее изложению отдельную работу.

Дени Дидро: движение частиц в природе и обществе.

Материалистом был активный участник создания «Энциклопедии или Толковый словарь наук, искусств и ремёсел», призванной стать основой систематизации всех научных теорий и методов, открытых Новым временем, философ и писатель Дени Дидро[3] (1713 — 1784). Его взгляды со временем менялись, но постепенно через деизм (допущение существования «Бога» как причины сущего) он пришёл к полноценному атеизму, в контексте которого и предлагал давать научные объяснения всем наблюдаемым феноменам. Первичной, по Дидро, является лишь материя, которая может восприниматься лишь чувственно. Сама материя состоит из мельчайших частиц, движение которых и порождает вещи и явления. Сознание лишь воспринимает чувственный мир, являясь его зеркальным отражением. Такое представление о человеке, как о существе, полностью формируемым внешней средой, отразилось на социально-политических воззрениях Дидро: согласно ему человек полностью формируется обществом, воспитанием и образованием, следовательно, изменив общество, можно изменить человека, природа которого рефлективна, отражательна. Эти идеи Дидро о том, что природа человека социальна, продолжали теории англичанина Локка и предвосхищали дальнейшее развитие социологического максимализма у Маркса, и позднее, в социологии Э. Дюркгейма и его школы.

Литературные работы Дидро воспевали фигуру буржуа, противопоставленную аристократии и клиру, которых он в своих произведениях высмеивал и выставлял в нелепом виде. Ряд его книг носил фривольный характер с откровенной антиклерикальной направленностью: так, в повести «Монахиня» в сенсуалистском тоне излагаются переживания молодой монахини, показавшиеся цензуре откровенно антирелигиозными и антихристианскими, что привело к запрету этого и ряда других произведений Дидро во Франции при его жизни и даже позднее.

Клод Гельвеций: естесвтенность эгоизма

Идею о влиянии окружающей среды на формирование личности и материалистическое толкование мира и природы с Дидро разделял другой философ-материалист Клод Адриан Гельвеций[4] (1715 — 1771). Гельвеций полагал, что сознание есть наиболее развитая и сложная форма материи, возникающая в результате её движения.

В основе «естественной» личности Гельвеций полагал «разумный эгоизм», любовь человека к самому себе. Это, по Гельвецию, и должно быть основой общественной морали, так как, рассуждал он, если каждый будет любить себя и стремиться к достижению максимального наслаждения, то общество в целом будет счастливым и успокоенным.

Взгляды Гельвеция, весьма созвучные идеям английского писателя Бертрана де Мандевилля (1670-1733), также оправдывавшего и превозносившего эгоизм, послужили одним из теоретических источников английской философии либерализма и утилитаризма (И. Бентам, Дж. С. Милль).

Поль Гольбах: «разоблачение христианства» на основе «здравого рассудка»

Ещё одним ярким представителем материализма был другой участник проекта «Энциклопедии» философ Поль Анри Гольбах[5] (1723 — 1789). В отличие от Дидро, который критиковал больше клириков, нежели собственно религию, Гольбах последовательно обосновывал теории радикального атеизма, высмеивая и критикуя христианство за все те его аспекты, которые не совпадали с рационалистическими принципами («здравым смыслом») и научными теориями его эпохи. Так, в 1776 году он выпустил книгу «Разоблачение христианства» и продолжал эту тему в веренице последующих трудов. Для Гольбаха душа человека есть производная от его тела и умирает вместе с ним.

Последовательный атеизм и антихристианская критика, рассматривающая все содержание религии как «невежественные фантазии» тёмных эпох, которые необходимо полностью изжить в век Просвещения и прогресса, сопровождались у Гольбаха систематизацией материалистических представлений о мире, природе и физических процессах. Этот проект он осуществил в программном произведении «Система природы или О законах мира физического и мира духовного»[6], где дал описание подробной научной материалистической картины мира. Эту книгу его последователи окрестили «Библией материализма».

Гольбах был сторонником атомистской теории и развивал идеи римского эпикурейца Лукреция, труды которого он переводил на французский и активно пропагандировал. В отличие от Дидро или Вольтера, Гольбах не делал никаких уступок деизму, но развивал материализм и атеизм открыто и последовательно, закладывая тем самым новый канон научности Нового времени, постепенно ставший общепринятым в начале в Европе, а затем и во всем мире.

Французский материализм и час титанов

Французские материалисты Нового времени, как и материалисты других культур и эпох, наиболее наглядно представляли собой Логос Кибелы, хтоническую философию титанов. Сам факт неуклонного роста влияния подобных идей в эпоху Модерна — известных с древности, но чаще всего остававшихся на периферии аполлоно-дионисийского европейского общества — показывает, что речь шла не просто об удачной и убедительной формулировке материалистами своих взглядов, но о тонком изменении всей западно-европейской культуры в её парадигмальном состоянии. Так, Ламетри популяризировал Эпикура, а Гольбах идеи римского эпикурейца Лукреция, то есть античных и известных и ранее авторов, которые, однако, на сей раз воспринимались как «откровение» и «новое слово».

Нельзя приписать личным заслугам энциклопедистов смену Логоса. Они были лишь выразителями глубинного масштабного процесса раскрепощения титанического начала, неуклонного движения Запада к своему закату, обнаружения нигилистической воли (воли к ничто, по Ницше), и именно поэтому их теории, труды и взгляды распространялись с такой интенсивностью и встречали в образованных средах Европы восторженное одобрение. Дух времени, Zeitgeist, покровительствовал материализму, так как он лучше всего соответствовал метафизической сущности финальной стадии европейского историала.

Для понимания структуры французского Логоса следует обратить внимание на то, что в авангарде материалистической философии стояли преимущественно французы (наряду с англичанами, другими носителями кельто-Модерна), давшие наиболее общие и цельные версии этого мировоззрения.

Материализм не является для французского духа чем-то чуждым и привнесенным извне. Он вызрел внутри французской души, в контексте французской идентичности и должен быть осмыслен как элемент судьбы, как сегмент французского историала.

Вольтер: «раздавить гадин»у и «запретить народу думать»

Спустя два столетия после Декарта во Франции произошло событие, оказавшее на Европу Нового времени огромное влияние — Великая Французская революция 1789-1799 годов. В ней воплотился сам дух Модерна, его философская, научная, социальная, политическая, культурная и экономическая программа достигла апогея.

В имплицитной философии Французской революции было несколько идейных течений: от линии просвещенной аристократии, опирающейся на светский критицизм Вольтера, до радикальной революционной буржуазии, чьим идеологом был Жан-Жак Руссо. Оба они не дожили до самой Революции, но оказали на её идейную подготовку огромное влияние.

Франсуа-Мари Аруэ Вольтер[7] (1694 — 1778) был крупнейшим французским философом эпохи Просвещения. Он воплощал в себе сам Дух Просвещения и в значительной степени подготовил в умах французской интеллектуальной элиты предпосылки к радикальным преобразованиям, воплотившимся в Великой Французской революции, разразившейся во Франции сразу после смерти Вольтера.

Философские взгляды Вольтера сформировались под преобладающим влиянием Джона Локка, что отличало его от убежденных материалистов (таких как Гольбах) и делало продолжателем картезианского дуализма, признававшего две параллельные онтологии — субъекта и протяженности, хотя в случае Локка само содержание субъекта черпалось больше из воспитания и общества, нежели из присущих самой мыслящей вещи (res cogens) «врождённых идей».

Вольтер был последовательным противником теизма и жёстко критиковал церковь как институт и теологию как систему догматов. Именно Вольтеру принадлежит одно из самых радикальных антицерковных и антихристианских высказываний — «раздавите гадину» (écrasez l’infâme), ставшее лозунгом антиклерикальной борьбы в последующие столетия. Под «гадиной» просветитель подразумевал христианство. При это Вольтер допускал существование Бога-Творца, создавшего мир и больше не вмешивающегося в его дела, признавая общую логику деизма.

В вопросах политики Вольтер выступал за просвещённый абсолютизм, полагая, что именно светский монарх, обратившийся к идеям Просвещения, способен обеспечить наилучшие социальные условия для расцвета в обществе наук и искусств и для развития системы образования (на что большое внимание обращал и Дж. Локк), ориентированной на социальный прогресс и развитие.

Показательно, что Вольтер точно увидел историческую миссию французского абсолютизма, которая не была консервативной защитой Средневековья, но действенным инструментом перехода к Модерну, проект которого обретал зримые черты по мере создания Энциклопедии, в чем сам Вольтер принимал живейшее участие.

Полнее всего мировоззрение Вольтера можно выразить в термине «скептицизм». Стратегией Вольтера было систематическое осмеяние всех ценностей, относящихся к традиционному обществу. Он не столько утверждал альтернативы, сколько подвергал Средневековье и его институты ироничному осмеянию. Так рыцарские идеалы высмеиваются им в сатирической поэме «Орлеанская девственница» [8]. При этом в отличие от Руссо Вольтер скептически относится и к простому народу. В одном из писем он иронично замечает: «если народ начнёт рассуждать, всё погибло».

Именно просвещённый аристократ-деист, скептический и с отвращением воспринимающий традицию, является для него идеалом. В этом смысле Вольтера можно считать провозвестником «правого либерализма» (довольно характерного для культуры английского Модерна), одинаково презирающего и традиции Средневековья (церковь, мистику, Империю, феодальную этику и т.д.), и народную демократию.

Ярче всего такая позиция была сформулирована английским философом Эдмундом Бёрком, который, как и Вольтер был ярым энтузиастом Просвещения, но наблюдая процесс Французской Революции и подъём народных масс в ужасе отшатнулся от демократии и «руссоизма». Нечто подобное намечено в полемике Вольтера с Руссо, в которой можно увидеть диссонанс двух версий европейского Модерна: в форме элитистского либерализма (Вольтер) и народной демократии (Руссо).

Жан-Жак Руссо: восстание «добрых дикарей»

Если Вольтер развивал теории просвещенного монарха, не слишком отличающиеся от сложившейся практики монархической модернизации, свойственной целому ряду европейских правителей, в том числе и французским королям, то Жан-Жак Руссо[9] (1712-1778) предлагал серьезную программу радикальных преобразований. Поэтому к нему обращались самые крайние представители революционных кругов, настаивающие на учреждении во Франции режима прямой демократии.

Франко-швейцарский философ эпохи Просвещения, писатель, музыковед, композитор и ботаник Жан-Жак Руссо описывает в своих философских трудах фигуру «идеального дикаря» (bon sauvage), живущего в гармонии с природой по законам равенства, добра и справедливости. Этот сконструированный образ отражает идеализированную версию «прачеловека», находящегося в лоне матери-земли и ещё не столкнувшегося с драматическими мистериями и героическими культами, разрывающими невинность его благополучного сознания[10]. Можно сравнить этот идеал с мифической фигурой пра-человека-автохтона, рождающегося из Земли без помощи мужского начала. Позднее, в ХХ веке антропологи соотнесут это с «примитивным обществом», основанном на «мистическом соучастии» (Л. Леви-Брюль) или с этнической формой социальной организации[11].

По Руссо, естественная организация общества представляет собой гармоничное сосуществование человека с окружающим миром и с другими людьми. Руссо воспевает «дикаря», наделяя его всяческими добродетелями. Зло приходит в общество тогда, когда в нем начинают распространяться эгоизм, жажда наживы, техника и культура. Руссо видит в цивилизации и техническом прогрессе негативные явления, приводящие к превращению «доброго дикаря» в «злого цивилизованного человека». Сложные общественные институты — церковь, монархия, Государство и т.д. для Руссо представляют собой отчуждающие надстройки над живой человеческой стихией.

Истоки общества Руссо видит в «коллективном договоре», о котором сильные мира сего постепенно забывают, узурпируя властные полномочия и закрепляя привилегии правителей за собой и своими родами. Поэтому Руссо выдвигает идею «прямой демократии», построенной на отрицании всякой вертикальной иерархии, опосредованного представительства и отчуждающих форм социальной организации. Это есть возврат к корням общества, к «общественному договору».

Идеалом Руссо является «сельский житель», «простой труженик», а высшие сословия —жрецы (клир) и воины (аристократия) — наделяются всевозможными пороками и обвиняются в нарушении изначальной чистоты и гармонии жизни, предшествовавшей приходу дифференцированной цивилизации.

Руссо считает Христианство вредным явлением, не совместимым с прямой демократией. Особенно он выступает против идеи первородного греха, которую считает инструментом подавления свободной воли, навязанной обществу политической верхушкой в эпоху расслоения цивилизации на узурпировавшее власть меньшинство и подавленное, лишенное естественных прав большинство.

В демократической философии Руссо мы видим противопоставление третьей касты традиционного индоевропейского общества двум первым, а природного естественного бытия — дифференцированным социальным конструкциям.

Идеи Руссо обращены к представителям третьей функции индоевропейского общества, для которых общинная равноправная организация была оптимальной социальной средой. В отвлеченной фигуре «доброго дикаря» представители буржуазии отчасти узнавали самих себя, свой социологический портрет, противопоставленный утончённой (и извращенной в их глазах) культуре клира и родовой аристократии. Поэтому идеи Руссо послужили удачной формой для мобилизации буржуазной идентичности, чье значение в обществе Модерна постоянно возрастало, и влияние которой становилось всё более весомым в политике уже с начала централизаторской стратегии Бурбонов, направленной на ослабление родовой аристократии с опорой как раз на слои городской буржуазии.

Так формируется этический и антропологический идеал — свободы, равенства и братства, который становится лозунгом европейского (и в первую очередь, французского) масонства.

Великая Французская революция ставит своей целью воплотить учение Руссо в жизнь, ниспровергает старый «феодальный», церковно-аристократический, монархический порядок и утверждает в самой радикальной форме впервые в Европе политическую демократию, которая при якобинцах достигает своего пароксизма.

Мать Революция.

Масонство накануне Революции становится мощной политической силой. Так в масонскую ложу «Девять Сестёр» был в старости посвящен Вольтер. Масоном был и Жан-Жак Руссо, а также крупные идеологи Просвещения: Кондорсе, Дидро, д’Аламбер, Монтескье, Гольбах и т.д.

Изначально масонство было формой средневековой цеховой инициатической организации строителей соборов и дворцов, то есть тайным обществом, приоритетно обращающимся также к третьей касте (ремесленников). В Средневековье масонские корпорации были «оперативными», то есть включали в свои цеха и ателье только представителей строительных профессий — собственно каменщиков, плотников и других ремесленников, связанных с процессом возведения соборов и дворцов. Достоверно проследить истоки масонства довольно трудно, но, тем не менее, очевидно, что ряд легенд, обрядов, символов и посвятительных сценариев имеет явно архаические корни[12]. В любом случае, речь идёт о посвятительных практиках, связанных с третьей функцией индоевропейского общества — ремесленников.

В масонском ритуале мы встречаем многие типичные черты более древних форм хтонических мистерий: так, основной масонский ритуал — убийство архитектора Адонирама/Хирама и его воскрешение — воспроизводит сценарий мистерий Адониса, воскрешаемого Великой Матерью Астартой.

В начале XVIII века в Англии масонские ложи были существенно реформированы и в них стали активно принимать, наряду с представителями классической буржуазии, третьего сословия, аристократию, а ремесленный символизм был перетолкован как моральная аллегория. Это принято называть «спекулятивным масонством, которое, в отличие от «оперативного», не требует профессиональной практики каменщиков.

У истоков этой реформы прежнего масонства были кальвинистский пастор Джон Теофил Дезагюлье (683 года — 1744), французского происхождения, чьи родители бежали в Англию из Ля-Рошели, бастиона французского протестантизма и Джеймс Андерсон (1679 — 1739), священник шотландской пресвитерианской церкви[13]. Они разработали первые масонские Конституции, определяющие основные формы организации лож, ритуалы, систему подчинения и т.д.

Конституцию Андерсона позднее положил в основу Декларации Независимости США один из создателей этого Государства Бенджамин Франклин[14] (1706 — 1790). Важно отметить, что «спекулятивное масонство», ставшее в дальнейшем широко распространенной организацией в мировом масштабе, было реформировано (а согласно некоторым историкам и создано заново) протестантами, носителями, как мы видели, духа европейского Модерна.

В Германии масон Адам Вайсхаупт (1748 — 1830) придал масонству революционную направленность, превратив основанное им общество «Иллюминатов» в организационную структуру борьбы с монархическими режимами Европы. Во Франции масонство также приобрело радикально демократические черты и стало организационным авангардом буржуазной революции.

Великая Французская революция, по сути, стала первым массовым политическим успехом революционного масонства, окончательно опрокинувшего остатки средневекового режима и установившего политический строй, строго соответствующий духу европейского Модерна. И снова тот факт, что это впервые случилось во Франции, стране «хрупкого патриархата» с основательным влиянием феминоидного режима ноктюрна (гештальта Мелюзины), имеет большое значение для исследования структур европейского Логоса. Для того, чтобы Франция могла стать колыбелью демократической революции в структуре французского Dasein’а, должно было изначально наличествовать нечто, что до какого-то момента спало, но было пробуждено в момент радикальных переворотов.

Показательно, что символом Французской революции стали фригийские колпаки, которые служили в Древности знаком восстания рабов в Риме, а еще раньше — ритуальным головным убором оскопленных жрецов культа Кибелы. Фригийский колпак олицетворял Аттиса, возлюбленного Кибелы, мужской половины женского андрогина (гинандры)[15].

В эпоху Великой Французской революции между собой столкнулись две фракции якобинцев, «радикальная» (Шометт, Эбер и т.д.) и «умеренная» (Робеспьер); каждая предлагала своё видение того, какой тип «религии» должен сменить ниспровергнутое христианство. Так, П. Г. Шометт (1763-1794) и Ж. Р. Эбер (1757-1794), отталкиваясь от атеистических идей просветителя Дидро, принялись активно пропагандировать и внедрять на практике революционный культ «богини Рассудка», или «Культ Рассудка». В честь «богини Рассудка» организовывались массовые шествия, в которых участвовали массы городской черни в карнавальных костюмах, циркачи, акробаты, маски. Во время таких процессий разорялись и осквернялись христианские церкви, уничтожались иконы, осмеивались и пародировались христианские таинства, обсценные действия и представления совершались на алтарях. Роль «богини Рассудка» в процессиях и пародийных антихристианских мессах исполняли актрисы и дамы легкого поведения.

Так, в одном из главных соборов Франции в Нотр-Дам-де-Пари 7 ноября 1793 года по инициативе Шометта была отслужена месса в честь «богини Рассудка», которую представляла оперная актриса. Показательно, что «богиня Рассудка» появлялась из специально сооруженной на хорах декорации в виде горы (символ Кибелы и горы Агдитис), вокруг неё были расставлены портреты Вольтера, Руссо и Франклина, а на голове у неё красовался красный фригийский колпак. При этом собор Парижской Богоматери был «переименован» и заново «освящен» в честь «богини Рассудка». Затем Шометт и Эбер провели решение, по которому все церкви Парижа были посвящены ей же. Здесь мы видим все признаки культа Великой Матери — как с церемониальной, так и с метафизической точки зрения.

Позиции Робеспьера были в этом отношении более умеренны. Вместо культа «богини Рассудка», который основывался на радикальном и откровенном материализме и атеизме, Робеспьер предложил ввести «деистский культ «Высшего Существа», что соответствовало языку большинства масонских лож.

«Высшее Существо», как неопределенная первопричина сущего, было формально «мужского пола» и несколько скрывало откровенный взрыв чёрного Логоса Кибелы, который даже на церемониальном уровне попытались ввести революционеры-радикалы. «Высшее Существо» стоит ближе к деистской фигуре «бога»-механика, и его образ резонирует с титаническим началом.

Символы, сопровождавшие колоссальные социальные трансформации, ритуальную казнь короля и представителей высшей знати, подавление народного христианского и монархического восстания Вандеи, кровопролитные репрессии нового режима, радикальная реорганизация всего общества на новых основах, имеют для Франции и Европы Нового времени в целом значение. Все эти элементы представляют собой фрагменты хтонического культа, уходящего в глубокую архаику, в те культурные пласты Старой Европы (по М. Гимбутас), которые предшествовали волнам индоевропейских завоеваний.

В период Великой Французской революции Франция бесповоротно и глубоко вошла в эпоху Модерна, причем на сей раз Модерна радикального, масонского и буржуазного, намного более хтонического и кибелического, нежели монархические и секуляристские фазы предыдущей модернизации.

Следует заметить, что Логос, проявляющий себя в этой форме и соответствующий ему режим французского Dasein’а, имели мало общего с классическими формами средиземноморской аполлоно-дионисийской традиции. Это было нечто одновременно и пост-европейское и пред-европейское, в том смысле, в каком Европа существовала в течении нескольких тысячелетий до наступления эпохи Нового времени. Великая французская революция знаменовала собой конец Европы и начало Анти-Европы.

Мари Жан Кондорсе: прогресс по-французски.

Буржуазный либерально-демократический Модерн стал судьбой современной Франции и предопределил её место в контексте последней эпохи западноевропейской цивилизации. Среди других народов континентальной Европы французы более всех поддались на идеи прогресса и развития, продолжая и доводя до логического предела как рационализм Декарта, так и натурализм Руссо, как атомизм Мальбранша, так и материализм Лапласа. Современный французский философ Ален де Бенуа пишет об этом:

Идея прогресса является одной из теоретических предпосылок модерна. Не без причины её часто называют «подлинной религией западной цивилизации». Исторически эта идея была сформулирована приблизительно в 1680 г. в ходе спора «ревнителей древности» и «модернистов», в котором участвовали Террасон, Перро, аббат де Сен-Пьер и Фонтенель. Она уточнялась по инициативе следующего поколения, к которому принадлежали Тюрго, Кондорсе и Луи-Себастьен Мерсье.

Прогресс можно определить как процесс, проходящий через этапы, последний из которых по времени рассматривается как наилучший и предпочтительный, т. е. Качественно превосходящий предыдущие. Такое понимание включает в себя как описательный аспект (изменение происходит в заданном направлении), так и аксиологический (развитие понимается как улучшение). Таким образом, здесь говорится об ориентированном изменении, ориентированном на лучшее. Об изменении, одновременно необходимом (нельзя остановить прогресс) и необратимом (не существует возможности возврата к прошлому). Улучшение неизбежно, а значит, завтра будет лучше, чем сегодня.[16]

Наиболее цельную форму теории прогресса придали французские философы энциклопедисты Анн Робер Жак Тюрго (1727 — 1781) и Ж. А. Н. Кондорсе [17](1743 — 1794). Тюрго в 1750 году выразил её в следующей формуле, повторенной позднее Кондорсе:

«Вся совокупность рода человеческого постоянно идёт ко всё большему совершенству»[18].

Отныне мир виделся исключительно в линейной оптике, которая была аксиоматически признана за главный закон времени.

Присущий теории прогресса оптимизм распространился на все сферы, на человека и общество. Царство разума должно было распространиться на общество, «прозрачное» и умиротворенное. «Приятная коммерция» (Монтескье), считавшаяся желанной для всех слоев общества, должна была заменить конфликт (прогрессисты наивно считали, что возможно построить бесконфликтное общество) торговым обменом.[19]

Кондорсе насчитывал 10 фаз в поступательном развитии человечества от дикости через техническое и научное совершенствование к эпохе Разума. На всех фазах растёт рациональность, техническая оснащенность и свобода. Девятая фаза — переломная, ее Кондорсе соотносит с Декартом. А далее наступает последняя, высшая десятая фаза, которую Кондорсе связывает со своим собственным временем и с эпохой создания Энциклопедии.

Отныне, считает Кондорсе, степень свободы, равенства и братства будет только нарастать. Войны между нациями исчезнут, как и сами нации. Религия будет окончательно упразднена, как и все формы социальной иерархии. Человечество станет отныне поклоняться только одной богине — «богине Рассудка»[20] (того самого «здравого рассудка», о котором учил Декарт). Так, идея линейного развития, свойственная уже древним материалистам — например, Лукрецию — получила новое дыхание и, самое главное, новый статус: отныне прогресс стал научной догмой современной западноевропейской цивилизации.

Кондорсе был одним из первых философов, который придал теории прогресса законченный вид. В средневековую эпоху и даже в период раннего европейского Модерна существовали различные представления о природе и структуре исторического процесса, среди которых идеи развертывания от меньшего к большему либо вообще отсутствовали, либо применялись к каким-то определенным сторонам жизни, либо имели статус маргинальных и еретических (как в случае с теориями Иоахима де Флоры о «Третьем Царстве»). Христианское понимание мировой истории, как направленной ко Второму Пришествию Христа не представляется как прогресс, но как череда испытаний, причём всё более и более страшных.

Лишь Просвещение стало постепенно придавать прогрессу статус «само собой разумеющейся истины», а у Кондорсе это становится доктриной, хотя и слабо аргументированной и довольно произвольной. Тем не менее, именно данная невыразительная в философском и метафизическом смысле теория, начиная с этого момента, берётся в качестве абсолютного и неопровержимого закона развития, который далее некритически применяется ко всем явлениям и этапам истории, раз и навсегда выстроенным вдоль семантической оси прогресса.Ален де Бенуа пишет по этому поводу:

Движение человечества к счастью было проинтерпретировано и как достижение морального совершенства. Люди Просвещения считали само собой разумеющимся, что в будущем разум усовершенствуется и человечество станет морально лучше. Прогресс уже не считался чем-то внешним по отношению к существованию. Он должен был изменить человека. Прогресс, достигнутый в одной области, неизбежно должен был перекинуться на остальные. Материальный прогресс должен был повлечь за собой прогресс моральный.[21] И далее:

Теория прогресса достигает своего апогея на Западе в XIX веке. Она переформулируется в новую эпоху, отмеченную промышленной модернизацией, научным позитивизмом, эволюционизмом и большими историцистскими теориями.

Теперь акцент смещается более на науку, нежели на разум в философском понимании этого слова. Надежду теперь связывают с научной организацией общества. Наука является отныне матрицей всех феноменов. Это тема, к которой постоянно возвращаются Фурье со своими фаланстерами, Сен-Симон со своими технократическими принципами, Огюст Конт со своим «Катехизисом позитивизма» и «религией прогресса»[22].

Огюст Конт: к позитивной фазе

Идеи прогресса получают дальнейшее развитие в XIX веке. Так, французский философ, основатель позитивизма Огюст Конт (1798-1857) предложил обобщающую версию прогресса, состоящую всего из трёх фаз —

—теологической (детство наивного человечества — с древности до 1300 года, где преобладал вымысел и свободная фантазия, не имеющая почти ничего общего с реальностью),
—метафизической (1300—1800, где появляется больше строгости в мышлении, но где на место мифов приходят столь же фиктивные и выдуманные философские концепты) и
—научной (XIX век, когда «повзрослевшее» человечество осознало истину о материальности природы и необходимость устанавливать и осмыслять позитивные соответствия между явлениями внешнего мира и человеческим рассудком).

Философские идеи Конта легли в основу европейского представления о том, что является научным, а что нет, и особенно повлияли на научный позитивизм, остающийся до сего времени одной из основных парадигм научного знания.

Идея прогресса, таким образом, введенная в аксиоматику научного мировоззрения Нового времени, является в значительной мере французским изобретением, а точнее, новым открытием чёрной философии Кибелы с опорой на особый «кельтский» хтонический Dasein (буквально «da» — «вот» и «Sein» — «бытие», то есть не нечто сущее, а особое наклонение бытия как того, что делает сущее сущим).

Источники и примечания

[1] Ламетри Ж. О. Сочинения. М.: Мысль, 1976.

[2] Ламетри Ж. О. Человек-машина/ Ламетри Ж. О. Сочинения. Указ. соч.

[3] Дидро Д. Собрание сочинений в 10 томах. М. — Л.,: Academia; Гослитиздат, 1935 — 1947.

[4] Гельвеций К.А. Сочинения в двух томах. М.: Мысль, 1973.

[5] Гольбах П. А. Избранные произведения в двух томах. М.: Мысль., 1963.

[6] Гольбах П. А. Избранные произведения в двух томах. Т. 1. М.: Мысль., 1963.

[7] Вольтер. Собрание сочинений: В 3-х т. М.: М. : ЗАО «РИК Русанова» : Сигма-Пресс, 1998.

[8] Вольтер. Орлеанская девственница / Вольтер. Собрание сочинений в 3-х томах. Т. 3. Указ. соч..

[9] Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М.: Наука, 1969.

[10] Дугин А.Г. Этносоциология. М.: Академический Проект, 2014.

[11] Дугин А. Г. Этносоциология. Указ. соч.

[12] Guénon R. Études sur la Franc-maçonnerie et le Compagnonnage. T 1-2. P.: Éditions Traditionnelles, 1964-1965.

[13] Дугин А.Г. Англия или Британия? Морская миссия и позитивный субъект. М.: Академический Проект, 2015.

[14] Франклин перепечатал текст Андерсона в 1734 году в Филадельфии.

[15] Гинандрой (γύνανδρος) иногда называют двуполое существо, с преобладанием женской природы.

[16] Бенуа Ален де. Краткая история идеи прогресса/Бенуа Ален де. Против либерализма. СПб.: Амфора, 2009. С. 120.

[17] Кондорсе Ж. Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума.М.: Либроком, 2011.

[18] Бенуа Ален де. Краткая история идеи прогресса. Указ. соч. С. 125.

[19] Бенуа Ален де. Краткая история идеи прогресса. Указ. соч. С. 126.

[20] Олар А. Культ Разума и культ Верховного Существа во время французской революции. М.: Сеятель, 1925.

[21] Бенуа Ален де. Краткая история идеи прогресса. Указ. соч. С. 126.

[22] Бенуа Ален де. Краткая история идеи прогресса. Указ. соч. С. 1268