Четверг , 28 Март 2024
Домой / Новое время в истории / Отношения с не мусульманами

Отношения с не мусульманами

Владимир Николаевич Королёв.
«Босфорская война».

Глава VI. БОСФОРСКАЯ «ТЕХНОЛОГИЯ».
3. Отношения с не мусульманами.

По иронии истории, казаки, атакуя Босфор и Стамбул, были вынуждены действовать не только против турок-мусульман, но и против проживавшего там не мусульманского населения, в том числе и своих единоверцев.

В результате переселенческой политики османских султанов, заселявших бывший византийский Константинополь разнородным торгово-ремесленным людом из Малой Азии, со Средиземноморья и Балкан, а затем и в силу естественного притяжения Стамбула как столицы многонациональной империи в городском населении оказались представлены все её этносы. Преобладали, разумеется, «титульные» мусульмане, главным образом турки (из мусульман-не турок немалое число насчитывали арабы, преимущественно из Египта и Сирии, и албанцы), но и не мусульман было очень много, причем больше, чем в любом другом городе государства.

По официальным турецким данным, в 1638 г. в Стамбуле насчитывалось 9990 мусульманских кварталов и 1005 кварталов «неверных», в том числе 657 еврейских, 304 греческих, 27 армянских и 17 «франкских» (западноевропейских). Согласно сведениям французского коммерсанта Фабра, в 1689 г. в городе было 2 тысячи турецких хане (единиц податного обложения), 1200 еврейских, 120 армянских и 77 греческих, или около 59% турецких и свыше 41% прочих, что, по Р. Мантрану, повторяет пропорцию, характерную и для XVI века.

Полагают, что в первой трети XVI века в Стамбуле жило 58% мусульманского населения и 42% не мусульманского и что в целом в Средневековье эта пропорция выражалась цифрами около 60 и около 40%. Ш. Старовольский сообщал, что в 1640-х гг. в городе помимо мечетей насчитывалось около 40 греческих церквей, 4 армянских, 2 католических костела и 38 синагог.

Самой значительной не мусульманской общиной столицы была греческая, которую составили не потомки греков-византийцев, очень немногочисленные, а переселенцы из Морей, с островов Эгейского моря и из Малой Азии. Затем по численности шли армяне, а после них евреи — потомки византийских евреев, сефарды из Испании и Португалии, ашкенази из Центральной Европы и выходцы из Италии. В Стамбуле, кроме того, жили валахи, сербы, грузины и др., а также «франки» — в большинстве своем итальянцы, французы, голландцы и англичане.

Греческие, армянские и еврейские кварталы возникли вокруг соответствующих церквей и резиденций глав конфессий — греческого и армянского патриархов и главного раввина. С 1601 г. местопребыванием греческого патриарха являлся упоминавшийся квартал Фанар, где и обосновались наиболее зажиточные греки. Основными районами проживания греков были Галата, побережье Золотого Рога и мраморноморское побережье Стамбула, армян — западная часть города, побережье Мраморного моря и Золотого Рога, Галата и Ускюдар, евреев — побережье залива Золотой Рог и Галата.

Греки и армяне составляли господствующее население Перы, армян было много в Ускюдаре. Колония «франков» сложилась в Галате. Иностранные посольства до середины XVII века размещались в специальном «Посольском Дворе» (Эльчихане), а с этого времени, как говорилось, — в Пере и Галате.

Что касается поселений, располагавшихся в XVII веке на Босфоре и формально не входивших в черту столичного города, то, согласно Р. Мантрану, чисто турецкими являлись агломерации, которые размещались вокруг крепостей Румеликавагы, Анадолукавагы, Румелихисары и Анадолухисары, мусульманским было население Бейкоза и Канлыджи, а в остальных поселениях жили по большей части христиане или евреи. По мнению названного историка, основанному, впрочем, как он сам отмечает, на «довольно неточных сведениях», большинство населения берегов Босфора состояло из «неверных» — греков и евреев. В черноморских поселениях Прибосфорского района, особенно европейской его части, также жило много греков. Некоторые сведения об этом населении уже приводились в главе II.

Греки, как и подавляющее большинство казаков, исповедовали православие и являлись их прямыми единоверцами, армяне были христианами монофизитского толка (принадлежали к армяно-григорианской церкви, отделившейся от византийской в начале VI веке), евреи исповедовали иудаизм. Нас интересуют, конечно, прежде всего отношения между казаками и босфорско-стамбульскими христианами, в первую очередь «братьями по вере» — греками и затем уже армянами. По этому вопросу в литературе высказаны прямо противоположные точки зрения, которых мы в своё время уже касались и на которых остановимся теперь с привлечением нового материала.

Одна из позиций изложена П.А. Кулишом и заключается в следующем. Запорожские казаки, враги государства и порядка, были в основе своей беспринципными грабителями и грабили всех, кого удавалось, «без различия званий, религий и племён», в том числе и своих единоверцев.

«Казацкая добыча… носила общее название «турецкого добра«…хотя каждому было известно, что значительная часть её в своем первоначальном виде составляла добро христианское…» «Берега Румелии и Анатолии были населены почти исключительно одними христианами» и «пустели от казацких набегов»: «вожаки запорожских флотилий» постоянно «опустошали славяно-турецкие поселения береговой Румелии и греко-турецкие приморской Анатолии». «Если б у наших пиратов было на уме християнство, то они, овладевая турецкими кораблями, щадили бы хоть греческих купцов…»

«Мы, — заключает П.А. Кулиш, — не только не отрицаем в казаках религиозности, но думаем, что добычники не могли обойтись без веры; только вера у них, называясь христианскою, была в сущности тёмным язычеством».

Другое мнение об отношении казаков к грекам высказывают С.И. Мышецкий, говоря о запорожцах, и российский историк Василий Дмитриевич Сухоруков (Сухорукой), офицер, участник Русско-турецкой войны 1828—1829 годов, повествуя о донцах. Запорожцы, утверждает Мышецкий, вообще «людей с судном топили и никакого им пардону не давали, и в плен не брали», но «ежели кто будет на тех судах из християн, таких брали в полон».

«В поисках своих, — замечает второй автор, — казаки брали всё, что лучше, ценнее и нужнее для них, в особенности они привозили весьма много пленных и освобожденных ими из неволи разных наций и звания людей. Пленных неприятелей умерщвляли только тогда, когда не было возможности поместить их на своих лодьях. Греков щадили во всяком случае».

Рассматривая этот вопрос, надо для начала сказать, что П.А. Кулиш приводит единственный и неудачный пример беспощадности казаков по отношению к грекам при овладении неприятельскими судами. В 1602 году в руки запорожцев попало купеческое судно, шедшее с товарами из Кафы. Историк, цитируя польского посла Л. Пясечиньского, говорит, что казаки по захвате судна истребили турок, а грекам «явили opus misericordiae (образец милосердия. — В.К.), то есть обобрали донага и даровали жизнь».

Автор, «зашоренный» своей концепцией, при этом не замечает, что запорожцы, как вытекает из его же слов, всё-таки отнеслись к грекам по-иному, чем к туркам, и в самом прямом смысле пощадили единоверцев, но, разумеется, в пределах возможного. Кстати, в более ранней работе П.А. Кулиша приводится цитата Л. Пясечиньского, из которой следует, что турок постиг менее жестокий конец, чем сказано в поздней работе того же историка, а греки получили не только жизнь, но и свободу: «Турки успели бежать, а грекам-христианам казаки показали opus misericordiae: обобрали и дали свободу».

Добавим, что практика ограбления христиан, служивших туркам или каким-то образом содействовавших им, в том числе в сфере морской торговли, была обычной для противников Османской империи и в Средиземноморском бассейне. М. Нечаев, который шёл на французском судне с Кипра в Яффу, рассказывая о встрече с мальтийскими христианскими рыцарями, замечал, что они обычно «турков берут в полон, а у христиан все отнявша имение, самих отпускают на волю». Возмущение же П.А. Кулиша относительно казачьих нападений на поселения, в которых жили христиане, носит несколько искусственный характер, словно бы до казаков и при них христиане никогда не воевали с христианами.

Если отрешиться от абстрактно-теоретических рассуждений, то нельзя не видеть, что возможности казаков по части misericordiae были ограничены. Они вели ожесточенную войну в неприятельских водах и на вражеской территории. Местное христианское и единоверное население уже давно было интегрировано в Османское государство и, несомненно, воспринималось казаками хотя как угнетённая масса, но в большинстве же и покорное турецким властям, в значительной степени их пособниками и даже враждебное к врагам султана.

 К. Збараский, вернувшись из Стамбула, в 1624 г. писал: «Христиане, которые естественно должны бы были быть враждебны вере турок, как своих тиранов и захватчиков, забыв Бога и свою веру… мучают и терзают собственных отцов и родичей, когда они попадают в неволю… душой и телом срастаются с их (турок. — В.К.) законами и порядками. И не турки, но христиане и их потомки являются основой и опорой империи и ее господами… Наследники честных семей, попав в неволю или по собственному желанию там очутившись… являются наихудшими и неистовыми [слугами султана]. Как и все другие, и я с изумлением отмечаю это».

Греков-мореходов всегда было много среди командного и рядового состава как торгового, так и военного флота Турции, и они играли в нём важную роль. По выражению одного из современников, в плавании по Чёрному и Средиземному морям никого не было «искуснее греков», которые служили на кораблях «поганцев»-турок и на венецианских судах. Даже в ранний османский флот, создававшийся на европейский лад после завоевания Константинополя, набирались прежде всего греческие матросы. Приморские селения в дальнейшем обязаны были поставлять моряков на военную службу, причём предпочтение отдавалось опять-таки грекам, и уже во вторую очередь, при острой необходимости, набирали представителей других этносов — евреев, армян и прочих христиан. Почти все мореходные и рыболовные термины турецкого языка имеют греческое происхождение.

После сказанного вряд ли стоит удивляться тому, что в 1638 г. на Босфоре в ходе инсценировки «победоносного» сражения османских кораблей с казачьими чайками, при буксировке «захваченных» неприятельских судов, турецкие моряки пели «Айя мола, тира мола» — «песню греческих матросов, когда они что-нибудь тянут».

Греки, а также находившиеся на службе султана генуэзцы и венецианцы считались первыми и лучшими судостроителями Турции. Многие османские корабли, действовавшие против казаков, были построены именно греками, как, например, оба галеона из флота, вышедшего в апреле 1640 г. на казаков к Азову и Очакову, что специально подчеркивал польский посол. В XVII веке греческие мастера играли важную роль в работе крупнейшего морского арсенала империи — Касымпаши и других верфей, в изготовлении орудий для флота и армии на «фабрике пушек» Топхане. Немало грузин насчитывалось и среди мастеров-пушкарей  на «фабрике пушек» Топхане. Часть греческих и прочих приморских селений освобождалась от всех податей,, но взамен была обязана рубить лес и изготовлять различные материалы для нужд судостроения.

Не мусульманское население Босфора занималось обслуживанием османского флота — людьми, проводкой и ремонтом судов, снабжением их припасами и специальным изготовлением этих припасов, сушеной рыбы, мяса, сухарей, и среди пекарей в Стамбуле и районе было много армян. Значительная часть выращивавшихся на берегах Босфора овощей и фруктов тоже поставлялась флоту. Наконец, из-за разделения водным пространством Стамбула на три агломерации и Босфорского района на европейскую и азиатскую части весьма важную роль в перевалке грузов, перевозке людей и транспортировке войск, в частности, во время операций против казаков, играли большие и малые суда, специализировавшиеся на работах по транспортировке, а около 15 тысяч стамбульских лодочников-перевозчиков занимали греки, составляющие влиятельную корпорацию, и доминирующее положение.

В качестве объектов для получения добычи на Босфоре и в Причерноморье вообще казакам были интересны богатые дома, магазины, лавки, склады товаров и т.п. В связи с этим надо сказать, что вся торговля Стамбула и пролива находилась в руках греков, армян и евреев, которые занимали важнейшее место также в черноморской и международной торговле Османской империи. Грекам принадлежало большинство питейных заведений и таверн столицы. Греки, армяне и евреи имели чрезвычайный вес в банковском деле и преобладали в ростовщичестве. Греки составляли большинство ювелиров Стамбула, в том числе и весьма богатых.

Преобладание греков в «специфическом бизнесе», позволявшем обогащаться и вызывавшем зависть, формировало настороженное и подозрительное отношение к ним самих стамбульцев и других жителей Турции, и не только мусульман. Во многих греках тогда и позже видели «пауков», «пенкоснимателей» или даже «героев большой дороги». Нередко и на Руси в XVII веке считали, что «греки — токмо именем християне, а благочестия и следу в них несть».

Представители не мусульманских народов в Стамбуле, на Босфоре и в Причерноморье не гнушались заниматься работорговлей. Её крымская часть, главенствовавшая в доставлении рабов в османскую столицу, сосредоточилась у евреев, армян, турок и греков. Богатые греки и армяне сами держали рабов, большинство которых составляли люди, исповедовавшие христианскую же религию. Характерную историю рассказывает источник об одной малороссиянке Тетяне, которая в 1649 г. была захвачена татарами и уведена в Крым, где её купил богатый грек из Стамбула. 11 лет она работала на единоверца-хозяина, пока, наконец, не получила «вольную», но затем ещё почти четверть века не могла выбраться из турецкой столицы, таким образом вынужденно прожив на чужбине 35 лет.

«Греки, желая сказать о холопе, рабе, невольнике или морском гребце, — замечал в 1660-х гг. Ю. Крижанич, — называют его по имени нашего народа «склавос», [то есть] славянин: «это мой славянин», то есть «это — мой невольник». Вместо «поработить» говорят «склавонин», то есть «ославянить»».

К сожалению, мы не располагаем цифровыми данными о рабах у христиан-рабовладельцев Стамбула и босфорских селений, но для параллели можно привести свидетельство Павла Алеппского, который в 1650-х гг. писал о греках Синопа, что «в этом месте живёт свыше тысячи христианских семейств, и в каждом семействе есть пять-шесть пленных мужчин и женщин, а то и больше». Вряд ли в столице и её предместьях дело обстояло «хуже», чем в Синопе.

Христиане и иудеи не могли сделать в Турции военную или административную карьеру, поскольку на государственной службе находились только мусульмане. Исключение делалось лишь для богатых греков-фанариотов, часто служивших драгоманами-переводчиками и даже ставших видными дипломатами. Убитый донцами посол Ф. Кантакузин был христианином. Принятие же ислама открывало дорогу служебному продвижению, улучшению имущественного положения и т.п., и многие не мусульмане её выбирали.

Бывшие христиане — потурнаки, или ахрияны, как называли их запорожцы,  как именовали их донцы, испытывали ненависть со стороны казаков, которые считали, что они «отпали… окаянные, от… православные християнския веры самоволством — ни прелестью, ни мукою турских людей», «для панства великого, для лакомства нещастного». Вероотступники не могли надеяться на казачье снисхождение: ахриян, попавших в плен, донцы обычно вешали на якоре.

Верхушка Османского государства имела космополитический характер, и в XVI—XVII вв. везиры и прочие сановники в большинстве случаев были по происхождению греками, южными славянами и албанцами. Упоминавшийся выше великий везир Насух-паша родился в семье греческого священника. Султаны Осман II, Мурад IV и Ибрахим I имели матерей-гречанок.

адмирал Хайраддин-паша (Барбаросса).

Из христианских вероотступников вышли многие турецкие адмиралы, в том числе воевавшие с казаками. Эрмени Халил-паша по крови принадлежал к армянам. Знаменитые флотоводцы XVI века Хайраддин Барбаросса и Тургут Рейс были греками, как и известные корсарские адмиралы и капитаны на османской службе XVI—XVII вв. Дели Рейс, Мемми Дели Рейс, Мурад Рейс, Салих Рейс, Хасанико Рейс, Азан Валефат, Али Миникшали Рейс, Бекир Рейс, Ивас Рейс, Мустафа Рейс, выдающийся мореплаватель и картограф Пири Рейс и др. С.М. Тральич приводит весьма внушительный список турецких адмиралов, в частности, многих капудан-пашей XVII века, имевших южнославянское происхождение.

Однако «турки по профессии», как называли ренегатов, далеко не составляли большинство своих народов, у которых была иная участь. Об ущемленном, неравноправном и унизительном положении христиан в империи и Стамбуле хорошо известно.

«Наличие в столице… больших групп подвластных народов, — отмечает Ю.А. Петросян, — было утверждено законами империи. Султаны в первые века существования Османской державы как бы демонстрировали на примере столицы возможность сосуществования завоевателей и покоренных. Впрочем, это никогда не заслоняло огромную разницу в их правовом статусе».

Не мусульмане, считавшиеся «кяфирами» (неверными), принадлежали к «реайе»податному сословию империи, а именно к той его части, которая называлась «зимми» (иноверцы), платили тяжелую подать «джизье», испытывали многие ограничения и отчуждение со стороны господствовавших турок. Последние, к примеру, почти никогда не селились в Галате и Пере, поскольку те являлись обиталищем кяфиров.

Неудивительно, что в христианских массах Турции постоянно присутствовало недовольство своим положением, витали воспоминания о прошлом и мечты о будущем, которое связывалось с грядущим освобождением от османского ига. Отсюда возникали симпатии к казакам — ярым врагам Турецкого государства и его правившей элиты, постоянно и мужественно воевавшим с османской армией и флотом, крепостями и гарнизонами. Именно под влиянием казачьих набегов среди греков распространились упорные слухи, которые утверждали существование турецкого пророчества относительно грядущего освобождения Константинополя и падения мусульманского господства. Греки, констатировал П. Рикоут, очень почитают московского царя, и у них есть пророчество, что «оный имеет быти возрбновитель их церкви и их вольности». В.В. Макушев отмечает, что в XVI—XVII вв. христианские народы империи связывали свои надежды на освобождение с Россией, которая была обязана «таким их доверием… преимущественно козакам».

Христианское население если и не являлось «пятой колонной», то таковой рассматривалось правящими кругами Стамбула. По определению П.А. Толстого, турки всегда считали христиан «за внутренних врагов», и мы уже указывали, что султан и его двор даже опасались их восстания в столице под влиянием набегов казаков и в соединении с ними. Даже П.А. Кулиш не сомневается, что если бы во время сильного мусульманско-христианского столкновения в Стамбуле туда пришли казаки, то они и столичные христиане оказались бы вместе.

Массовая работорговля с её отвратительными наглядными проявлениями, особенно заметными именно в Стамбуле, вызывала человеческое сочувствие к русским, малоруссам и казакам, у части «турецкоподданных» греков. С.М. Соловьев замечает, что константинопольские греки сочувствовали войне русских с татарами, поскольку

«к их городу (Стамбулу. — В.К.) ежедневно приставали по три и по четыре корабля, наполненные русскими пленниками; на торговых площадях стояли священники, девицы, монахи, юноши; толпами отвозили их в Египет на продажу; некоторые добровольно отрекались от христианства, другие принуждаемы были к тому насилием».

Известны и конкретные проявления симпатий «турецкоподданных» греков к казакам и иным «русским». По свидетельству архимандрита Иоанникия (Галятовского), учёного XVII века, некоторые греки и армяне, не страшась лютых казней и конфискации имущества, помогали христианским невольникам, бежавшим от своих хозяев и тайно пробиравшимся по турецкой территории на родину. Упоминавшийся ранее С. Корецкий, с именем которого связывается выход казаков в 1621 г. в Мраморное море, во время своего предпоследнего пленения, в 1617 г., с помощью греческих монахов и львовских армян сумел сбежать от турок, добраться до Венеции, а затем вернуться в Польшу. Армяне и греки часто посредничали в выкупе пленных у турок и татар. Например, в 1628 г. армянин Якуб, сын Ивана, выкупил в Стамбуле нескольких пленных малороссиян.

Христианское население Причерноморья иногда снабжало казачьи суда припасами, о чём нам известно, в частности, в отношении жителей грузинского побережья. Не исключаем мы и подобных случаев, связанных с греками, на что намекает эпизод, который относится к плаванию в 1627 г. по Средиземному морю восставшей галеры: дальше увидим, что освободившиеся невольники, набрав на одном из островов воды, сделают подарок находящимся там греческим монахам, очевидно, за оказанную помощь. Кое-кто из босфорцев мог служить проводниками во время казачьих нападений, а не мусульмане, вступившие в ряды казачества, вместе с другими казаками воевали не только на Азовском и Чёрном морях, но и на Босфоре.

Отношение различных представителей не мусульман Турции к казакам и их набегам было неоднозначным и зависело от социального положения и имущественных интересов, вовлеченности во власть, верноподданнических или противоположных настроений и т.п. Весомую роль в этом играл и район проживания: действия казаков воспринимались теми же греками по-разному, скажем, в Греции, до которой не доходили казачьи набеги, и на Босфоре, куда казаки являлись реальной и страшной силой, или в центре собственно Стамбула, где можно было не беспокоиться о приходе казаков, и в пригородах столицы, обращенных к проливу и находившихся под непосредственной угрозой казачьего удара.

Казаки во время набегов, видимо, стремились не трогать без крайней необходимости «простой народ» и, может быть, как-то минимизировать причинявшийся ему урон, что и способствовало «приставанию» к казачьему «товариществу» зарубежных «низов». Надо полагать, что и приходя на Босфор, казаки не намеревались специально причинять ущерб босфорским ремесленникам, рыбакам, садоводам и крестьянам христианского вероисповедания или даже отчасти испытывали потребность в завоевании их симпатий.

Во всяком случае, в домах рядовых жителей нельзя было найти сколько-нибудь привлекательную добычу, и эти жилища были вполне отличимы. Казаки имели возможность обходить стороной и все не мусульманские дома: в поселениях на Босфоре традиционно султанские дворцы сияли белизной, турецкие жилища имели красную окраску, греческие — чёрную, а армянские — зеленую.

Самих не мусульман легко было отличить по одежде: согласно законодательству султана Мехмеда II, они не могли носить тюрбаны и надевали обувь особых цветов: греки — чёрного, армяне — фиолетового, а евреи — голубого.

Но если даже в более поздние времена щадящее отношение к мирному населению отходило на задний план перед военной необходимостью, то и на Босфоре в XVII веке суровая реальность выстраивала свои закономерности. Нападения сопровождались жертвами среди мирного населения, пожары затрагивали не только богачей, погромы работодателей отзывались на простых работниках, равно как и блокада пролива в конечном счёте касалась всех. Многие не мусульмане босфорских селений, даже те, кто негативно относился к османскому режиму, попав меж двух огней, начинали испытывать нечто вроде «стокгольмского синдрома» (синдрома заложников), и привычные порядки и «плохие» власти оказывались милее тех беспорядков и ущерба, которые приходили вместе с казаками.

Заметка Павла Алеппского, связанная с казачьим «сидением» в монастыре близ Сезеболы, позволяет думать, что иноки этой обители сочувствовали казакам, однако более ранняя запись монаха того же монастыря Митрофана недоброжелательна к предшествовавшим набегам запорожцев. Он сообщает, что при нападении казаков на Варну в 1606 г. многие из них были убиты «ромеями» (греками).

«Возможно, — считает публикатор, записи Е.Э. Гранстрем, — что в этом случае под «ромеями» следует понимать гарнизон крепости Варны, — вряд ли местные жители были в состоянии противостоять хорошо вооруженному казачьему отряду».

Из-за отсутствия дополнительных сведений остаётся неясным, кто конкретно были эти ромеи, но случаи, когда представители местного не мусульманского населения участвовали в сопротивлении казакам, иногда всё же происходили.

Эвлия Челеби, рассказывая с известными преувеличениями об отражении другого, более позднего казачьего набега на Варну, утверждает, что «местные жители предприняли ряд нападений на казаков», а когда те из них, кто не успел уйти, закрылись в складах около пристани, «жители города, райяты и свободные, собрали много щепок, разложили их на крышах и перед воротами складов и зажгли их. Казаки были вынуждены выбраться наружу, их хватали в плен и связывали».

Вместе с тем сопротивляться казачьим налётам населению, действительно, было крайне тяжело, и на Босфоре мы знаем только один такой, уже упомянутый случай: в 1624 г. попытались сопротивляться жители Тарабьи, за что и поплатились. Это селение, напомним, состояло из семи кварталов греков и одного квартала мусульман. Конечно, возможно предположение, что сопротивлялись только мусульмане, но с ещё большей вероятностью можно видеть в сопротивлявшихся и греков. Кстати, ранее фигурировавшая греческая запись о первом казачьем набеге на Босфор 1624 г. относится к казакам не слишком доброжелательно и, как мы видели, фальсифицирует результат экспедиции в пользу турок.

Уже говорилось, что стамбульцев буквально сгоняли для защиты столицы и пролива от казаков, и среди этих невольных защитников обязательно должны были быть и не мусульмане. Иногда значительные отряды из не мусульманских подданных Османской империи, включенные в состав турецкой армии, принимали участие в боевых действиях с казаками на их территории. Достаточно вспомнить казачий перечень разных по этничному составу групп османского войска под Азовом в 1641 г.:

«А было с пашами под нами всяких воинских собранных людей всяких розных земель и вер царя турского, его земли и розных земель: 1 — турки, 2 — крымцы, 3 — греки, 4 — серби, 5 — арапы, 6 — можары, 7 — буданы, 8 — олшаны, 9 — арнауты, 10 — волохи, 11 — мутьяня, 12 — черкасы, 13 — немцы». Греки здесь поставлены на третье место, а большинство последующих групп — также христиане.

В силу сказанного отношение казаков к грекам и другим христианам Причерноморья и Босфора было гораздо более сложным, чем представлялось П.А. Кулишу, С.И. Мышецкому и В.Д. Сухорукову. Это отношение в реальной ситуации объективно не могло быть всегда одинаковым, раз и навсегда установленным и, несомненно, сильно зависело от конкретных обстоятельств.

В один ряд выстраиваются сообщения источников о грабеже и насилиях, которым подвергались турецкие христиане вместе с турецкими мусульманами.

В 1606 г., говорит Митрофан, запорожцы «дошли до Варны… и сожгли и разграбили… большинство христиан». Мы увидим, что в 1630 г. казаки будут громить греческие селения «блиско Крыму». По Эвлии Челеби, в 1656 г., когда казаки снова приблизились к Варне, «в городе остались только греки, а другие бежали в горы, унося с собой самые ценные вещи», но во время начавшегося разгрома среди этих греков «слышались такие вопли и плач, что кровь стыла в жилах человека».

В 1623 г. казаки, кажется, пленили монахов православного монастыря близ Сизеболы. Согласно Э. Дортелли, в Карасубазаре казаки «разграбили и сожгли множество лавок, убивая всех им попадавшихся; такая участь постигла даже некоего армянского священника». Однажды, говорит П. делла Балле, ссылаясь на информацию армян, «чтобы избежать ярости казаков, которые производили невероятные опустошения на всех реках Чёрного моря», «все жители Трабзона покинули город и отправились в Эрзирум» (Эрзурум). В Трабзоне, как и в разорявшихся казаками селениях Босфора, проживало много не мусульман.

Можно здесь снова упомянуть убийство донцами турецкого посла грека Ф. Кантакузина, который по дороге в Москву в 1637 г. находился на Дону и тайно посылал своих сотрудников-греков, перехваченных казаками, предупредить азовцев о казачьих планах. Турки обвиняли донцов в том, что они, не ограничившись одним послом, побили и «всех армен и гречан», находившихся при нём, будто бы «для их сребра и злата»; при этом погибли и греки-монахи. Переводчик Ф. Кантакузина ахриян Осанко, казненный казаками, к тому же позволил себе дерзкую насмешку над ними.

Есть, однако, и другой ряд известий, свидетельствующих об особом, щадящем отношении казаков к единоверцам, проживавшим в османских владениях.

В 1651 г. в Имеретин стало известно о набеге донцов «к Царюграду», и как раз в этом году имеретинский правитель Александр утверждал, что донские казаки «ходят на Черное море и бусурман воюют, а православным христианам никакого вреда не делают».

В ходе разгрома греческих сёл 1630 г. казаки отказались брать греков в плен. Э. Дортелли уже после своего сообщения о расправах казаков в Карасубазаре (Белогорск, Крым) и убийстве армянского священника замечает, что они при захвате неприятельских судов турок убивают, тогда как «христианам предоставляется выкупиться, если только они сами не покупали рабов; в таком случае их убивают беспощадно, как и было в прошлом году (1633. — В.К.) со многими армянами».

В 1656 г. греки перед приходом казаков к Варне не ушли из города и, если верить Эвлии Челеби, просчитались. Что там конкретно произошло, неизвестно, но вообще христиане могли надеяться на пощаду. Мы ещё скажем о взятии казаками Трабзона в 1625 г. — местные греки, спасавшиеся тогда в городских церквах и осенявшие себя крестным знамением, «были спасены». Подобным же, щадящим образом вели себя даже гораздо менее дисциплинированные разницы во время их персидской экспедиции. При набеге на Фаррахабад, писал Ж. Шарден, местные христиане (армяне), «чтобы спастись от их ярости и избавить от грабежа свои дома… кричали им: «Христос, Христос!», и, чтобы скорее дать знать о своём христианстве, осеняли себя большими крестами с головы до ног». Казаки, слыша и видя это, «щадили их и сохраняли их дома».

Турецкий парламентёр на переговорах с донцами утверждал, что они, «неправие убийцы и разбойницы непощадны», взяв в 1637 г. Азов, «не пощадили… в нём никакова мужеска возраста, ни стара ни мала… посекли всех до единова». Но это было вовсе не так: греков и прочих христиан, как и их имущество, казаки не тронули и предоставили им возможность по-прежнему вести торговлю или идти кто куда хочет. Вскоре же греки, нанятые казачьим Войском, заделали разбитое взрывом место городовой стены.

Известны и некоторые другие случаи «делового сотрудничества» казаков с греками, вроде того, что произошёл в 1628 г., когда на Чёрном море казаки «два корабля встретили и принудили дать выкуп: все у них забрали и продали грекам в Козлове».

Эти два приведенных ряда сообщений, как и все другие известия, показывают, что прямолинейные суждения об отношениях казаков и не мусульман Босфора ошибочны и далеки от того, что происходило в действительности.

Сделаем выводы:

1. Турция оказалась не готовой к отражению казачьих набегов на Босфор. Крепости Анадолухисары и Румелихисары, считавшиеся надежной преградой для любого неприятеля с севера, из-за слабой эффективности их артиллерии и быстроходности чаек и стругов не могли сдержать казаков, оставляя к тому же совершенно беззащитной наибольшую часть пролива, расположенную севернее крепостей.

2. Османское командование пыталось использовать в борьбе с казаками многие другие способы и средства, но они не приносили желаемого успеха. Турецкий флот, стремившийся защитить огромное морское побережье и разбрасывавшийся по акватории моря, терял свои преимущества и в силу нехватки кораблей зачастую не мог эффективно оборонять Босфор и даже саму столицу империи. Османская разведка и служба наблюдения не справлялись со своими обязанностями.

3. Казаки совершали внезапные мощные и скоротечные нападения, используя фактор неожиданности и максимально применяясь к условиям местности и другим реальным обстоятельствам. Успеху казаков способствовали особенности их судов, умелое командование, своеобразное казачье военное искусство и высокие воинские качества участников экспедиций.

4. Разгром казаками босфорских поселений носил жестокий характер, сопровождался уничтожением живой силы и сооружений врага, погромом дворцов, богатых домов и торговых заведений, приносившим ценные трофеи.

5. Казачьи сообщества тщательно готовились к набегам и использовали разнообразную информацию о районе и объектах нападения, которую получали от казаков, находившихся в плену в османской столице, всевозможных «выходцев» и «доброхотов», в том числе от турок и даже бывших жителей Стамбула и мореходов, хорошо знавших регион.

6. Значительную часть населения Стамбула и босфорских селений составляли не мусульмане, среди которых первое место занимали греки-христиане единоверные казакам. Нападавшие были вынуждены сталкиваться с ними, и в литературе высказаны противоречивые мнения об отношении казаков к христианам Османской империи: с одной стороны, казаки грабили всех, в том числе и христиан, а с другой — щадили своих единоверцев.

7. Стамбульские и босфорские греки были включены в османскую систему обороны, они были лучшими моряками и судостроителями Турции, обслуживали османский флот, играли важнейшую роль в экономике государства. В то же время не мусульманское население империи находилось в неравноправном, ущемленном положении в сравнении с мусульманами, что вызывало мечты об освобождении, симпатии к казакам и даже случаи оказания им помощи.

8. Казаки в ходе своих набегов имели возможность отличать богатые дома от бедных, мусульман от не мусульман, однако страдали все босфорцы, которые, как и прочие христиане Османского государства, вовлекались в борьбу с казаками. Отношение нападавших к местному не мусульманскому населению было неоднозначным, сочетавшим и действия против него, и его пощаду, и зависело от конкретных обстоятельств.

Далее... Глава VII. «КОНСТАНТИНОПОЛЬСКИЙ» ПОХОД ЯХЬИ. 1. «Царевич» и его замыслы.

Ссылка

 [317] Р. Мантран ссылается на данные, приведенные Эвлией Челеби. Его английский перевод приводит другие цифры мусульманских и греческих кварталов — 999 и 354.

[318] У этого автора небольшая погрешность в подсчетах: 58,82 и 41,18% вместо 58,88 и 41,12.

[319] Чрезвычайно большое немусульманское население столицы отмечали все побывавшие в ней, даже, вероятно, с преувеличением в отношении немусульман. Один из таких путешественников в начале XVII в. утверждал, что в городе живет половина турок, а половина — евреев и христиан, в основном греков. «В Цареграде, — писал в начале 1710-х гг. И. Лукьянов, — турок прямых разве четвертая часть, а то все потурнаки, русские да греки».

[320] Ю.А. Петросян считает, что в XVII в. в городе сохранилось около 30 греческих церквей. Трансильванец Вейс, описавший Стамбул в конце XVI в., говорил о 494 христианских церквах города. См. карту расположения церквей второй половины XVII в. у Р. Мантрана: 607, карта 4.

[321] Согласно первой русской лоции Черного моря, прибрежное население от устья Босфора до мыса Эмине составляли преимущественно греки.

[322] Используем здесь позднейшие выражения путешественника и беллетриста С.Н. Филиппова. По его словам, греческая община Перы и Галаты была «вся пропитана разбойно-торгашескими наклонностями, лукавством, низменными инстинктами и развращена до корня». Оценка в целом, конечно, несправедлива, но характерно замечание автора: «Все в Константинополе в один голос говорят так».

[323] О положении стран и народов Юго-Восточной Европы под османским владычеством и их освободительной борьбе в XVI в., к началу казачьих походов на Босфор, см.: 472. О том же в XVII в. см.: 473.

[324] О турецких опасениях, связанных с ожидавшимся греко-казачьим союзом, мы еще скажем в главе ХII.

[325] См. там же и другие примеры.

[326] Ф. Кантакузин, по словам войсковой отписки московскому царю, «выведав… к Озову у мышления и думу приступную (планы приступа. — В.К.) и подкопы… велел… в город на колодах нощию приплыть, из града… велел азовским людем посылати в Крым и в Томань, и в Керчь для ратных людей на выручку к Озову». Но посольских людей, отправленных с этим тайным поручением, «пронесло мимо града на низ», где они попали в руки казаков. По решению Войска Ф. Кантакузин и его люди были «побиты до смерти».

[327] М.С. Грушевский считает, что это была Балаклава, хотя речь идет о Гёзлеве.

«Царевич» и его замыслы
Источники информации

Оставить комментарий

Ваш email не будет опубликован.Необходимы поля отмечены *

*