Об открытии в Старой Ладоге рунической надписи на дереве в 1950 г.

Равдоникас В. И., Лаушкин К. Д.

Об открытии в Старой Ладоге рунической надписи на дереве в 1950 г.

Археологические находки скандинавского происхождения довольно широко распространены на территории СССР, как правило, они сосредотачиваются в западных районах нашей страны, хронологически они относятся, в основном, к IX-X в.в. В особенности выделяется обилием и разнообразием этих находок Старая Ладога и территория юго-восточного Приладожья.

В массе скандинавских археологических находок совершенно особое место занимают рунические надписи ввиду их чрезвычайной редкости и высокой источниковедческой ценности. К настоящему моменту мы знаем их только две рунические надписи на территории нашей страны.

Первую руническую надпись обнаружил на острове Березань (Чёрное море) профессора Э. Р. Штерн в 1905 году. Руническая надпись была высечена на камне, его размеры: высота — 0,47 м, ширина – 0,48 м. Рунический камень воздвигнут на вершине кургана, руны высечены по дуге верхнего края камня.

Руническая надпись гласит: «Krani kerthi half thisi iftir kal fi laka sin» – «Грани соорудил холм этот по Карлу, своему товарищу (фелаги)«. (2).

Грани не только изготовил стелу с надписью, но ещё и похоронил своего товарища в кургане (half). Надпись интересна ещё и тем, что она поставлена не родственниками погибшего, а его соратником и товарищем по путешествию. Термин «фелаги» сложился и бытовал в дружинно-торговой среде викингов, поэтому, несомненно, погребенный и его товарищ Грани были участниками какого-то военно-торогового похода. Возможно, погибший викинг и Грани, поставивший камень, были выходцами с острова Готланд, поскольку в тексте надписи употребляется слово half (курган), наиболее распространенное на Готланде, и бывшее менее употребительным в других областях Швеции.

«Затем, продвигаясь таким образом от [этого острова – остров св. Григория] до четырех дней, они плывут, пока не достигают залива реки, являющегося устьем, в котором лежит остров Св. Эферий. Когда они достигают этого острова, то дают там себе отдых до двух-трех дней. И снова они переоснащают свои моноксилы всем тем нужным, чего им недостает: парусами, мачтами, кормилами, которые они доставили [с собой]. Так как устье этой реки является, как сказано, заливом и простирается вплоть до моря, а в море лежит остров Св. Эферий, оттуда они отправляются к реке Днестр и, найдя там убежище, вновь там отдыхают» (Константин Багрянородный, гл.9)

Дружинно-торговый социум «русов» начал складываться не ранее последних десятилетий VIII — первых десятилетий IX вв., примерно тогда же, когда в древнесеверной лексике ранней эпохи викингов (на I этапе, 793-833 гг.) исконное rup — гребцы приобретало новое значение морское войско. 

Находка на острове Березань произвела сильное впечатление на современников. В память о выдающемся археологическом открытии на монетном дворе в Петербурге была выбита медаль. Немногие научные открытия удостаивались такой высокой чести.

Спустя почти полвека, в 1950 году, была найдена вторая руническая надпись в СССР. Обнаружена она была в поселении, раскинувшемся на левом берегу Волхова и хорошо известном древнейшим русским летописям под именем Ладога. (3).

Нельзя сомневаться в том, что открытие второй рунической надписи на территории СССР является не менее значительным научным событием, нежели обнаружение первой. Она была найдена в ненарушенном культурном слое в окружении целых комплексов памятников материальной культуры Ладоги.

Первичность Руси-Ладоги , скандо-финно-славянского сообщества, и притом неустойчивость этнического содержания северной, начальной «руси» демонстрируется дальнейшим территориальным продвижением Руси на Северо-Восток: «роч» (от rotsi, roots) у вепсов колеблется между значениями ‘русский’  в современном этническом смысле, и ‘финн (швед)’, «роч» у коми, как и «руочи»— карел, и «руощща» саамов, — ‘русский’, и при этом Рочев — самая распространенная фамилия у коми.

На рунической надписи большее количество знаков по сравнению с березанской надписью (52 руны против 35 рун) — это с самого начала позволяло надеяться, что её содержание но своему историческому смыслу окажется богаче и интереснее. Наконец, хорошо известно, что дошедшие до нашего времени рунические надписи – это надписи в огромном, подавляющем большинстве случаев выбитые на камне.

Находки рунических надписей на дереве являются величайшей редкостью. И это понятно, потому что дерево не может состязаться в долголетии с камнем. Особые физико-химические свойства культурного слоя Старой Ладоги способствуют великолепному сохранению не только крупных древесных стволов, но даже самых мелких деревянных предметов. Все эти обстоятельства делают находку рунической надписи на деревянном стержне совершенно уникальным открытием.

Первое печатное сообщение о рунической надписи из Старой Ладоги, сделанное  Владимир Адмони, Тамара Сильман, 1957 г. (4), расшифровывали вторую часть надписи : … frąn mąnafr (fr)ąt fibul si nibluka, и не может считаться публикацией находки. Авторы его, не принимавшие участия в археологических исследованиях в Старой Ладоге, естественно, почти ничего не говорят об условиях обнаружения надписи.

Таким образом, создалось не совсем нормальное положение, когда важный исторический документ, частично уже введенный в научный обиход, фактически не опубликован до сих пор как собственно археологическая находка. Между тем, не нужно много говорить о том, что он безусловно заслуживает, чтобы к нему было привлечено внимание самых широких кругов рунологов и историков, которые, конечно, вправе потребовать от археологов более подробных сведений об условиях его обнаружения. Предлагаемая вниманию читателей статья имеет целью восполнить этот пробел в литературе.

В 2015 году руническую надпись из 52 рун на деревянном стержне попробовал расшифровать Юрий Кусменко: ? ufir uf uaRiþR hali ualtR rils frąnmąn a krąt fibulsin(i) (ni)bluk a
yfir of variðr hali veltr hræls fránman á grannt fimbulsin(ni) (N)eflaug (or Iflaug) á

«Веретено вращается. У мигающей девушки, вращающей колесо будет тонкая длинная нить. Neflaug (или Iflaug) обладает (эта прялка)»

Действительно есть примеры нанесение рунических знаков на веретено или на нижнюю его часть. 

Руническая надпись на деревянном стержне была найдена в Старой Ладоге 2 сентября 1950 года во время работ Староладожской археологической экспедиции. Экспедиция, организованная силами и средствами Института истории материальной культуры Академии наук СССР и Ленинградского государственного университета (с привлечением сотрудников Государственного Эрмитажа и других учреждений) занималась исследованием археологических памятников Старой Ладоги, в основном его земляного городища, с 1938 г. по 1958 г. (с перерывами).

Надпись была обнаружена на деревянном стержне, длиной 42 см. С боков он подструган, поэтому не везде в сечении является совершенно круглым. Длинные срезы, сделанные железным ножом вдоль стержня, образуют узкие грани. Местами он гладко выстроган и в сечении круглый. На одном конце этот круглый стержень имеет небольшую одностороннюю зарубку. По этому более тонкому концу проходит трещина, которая расщепила его, и возникло в результате естественных причин. На противоположном (более толстом) конце стержня можно наблюдать следы кругового надреза и слома. Диаметр стержня от толстого конца к тонкому уменьшается более или менее равномерно – от 2,6 см до 1,5 см. Микроскопический анализ древесины, произведенный проф. А. Т. Вакиным, установил, что стержень «представляет собой обломок ветви ели» (5).

На одной из граней елового стержня нанесена руническая надпись. Эта грань выражена лучше других: создается определенное впечатление, что срез был сделан специально и непосредственно перед графической работой. Надпись занимает среднюю часть грани и имеет в длину 12 см. Ширина грани, равная 0,9-0,1 см, предопределила вертикальный размер отдельных рунических знаков, которые полностью занимают её. Все руны (их 52) имеют небольшой наклон в левую сторону.

Обращает на себя внимание начертание знаков: они несомненно вырезаны искусной рукой, уверенно владевшей острым резцом. Изящный рисунок надписи позволяет говорить о выработанное почерке, который мог принадлежать только человеку, хорошо грамотному или часто упражнявшемуся в письме.

На обратной стороне стержня, также на грани, нанесены три одинаковых знака в виде галочек (6).

Стержень был найден в культурном слое земляного городища Старой Ладоги.

Представляется не лишним дать здесь краткое описание стратиграфии культурного слоя. Старо-ладожское земляное городище – место древнего поселения и более поздней Земляной крепости – расположено на левом берегу Волхова, за балкой, к югу от каменной крепости, которая была заложена в 1114 г. (по другим источникам в 1116 г.) ладожским посадником Павлом.

На его территории Старо-ладожского земляного городища располагалась первая каменная церковь Ладоги святого Климента, построенная в 1153 году и разрушенная в начале XVII века.

Староладожское земляное городище окружено относительно поздними (XV-XVI вв.) валами с бастионами и рвом и занимает вместе с валами площадь около 140 х 150 метра. Культурный слой городища достигает с центральной части мощности в 2,5-3,0 м. Он превосходно сохраняет многочисленные культурные остатки и в том числе, как указывалось, остатки деревянных сооружений, деревянных вещей, предметы, изготовленные из других органических материалов. Непрерывность существования на этом месте поселения от VII века до наших дней нашла своё отражение в непрерывном нарастании культурного слоя с памятниками материальной культуры, относящимися к последовательно сменявшим друг друга различным периодам в развитии Ладоги. Все это делает культурный слой земляного городища Старой Ладоги первоклассным историческим источником.

Староладожское земляное городище  – многослойный памятник, и стратиграфия его довольно сложна. Различные горизонты культурного слоя городища мы в настоящее время обозначаем литерами от «А» до «Е» (7). На верхних горизонтах нет нужды останавливаться сколько-нибудь подробно. Горизонт»А» представляет собой слой перепаханной огородной земли толщиной до 30 см. Ниже его, приблизительно такой же мощности, идёт слой строительного мусора с многочисленными погребениями (память о христианском кладбище XVII-XVIII вв.). Это горизонт «Б».

Определенный интерес может вызвать горизонт «В», залегающий на глубине от 0,50 до 1,0 метра от поверхности. Горизонт по типичному вещевому инвентарю и стратиграфии датируется концом XVI – началом XVII в. Хорошо известно из письменных источников, что шведы, в период польско-шведской интервенции, захватили Ладогу и держались в ней несколько лет – с 1610 г. по 1617 г. Казалось бы, что горизонт «В», относящийся к этой эпохе, должен быть насыщен скандинавскими предметами. На самом деле ничего похожего не наблюдается. Шведы оставили после себя лишь следы разрушений. О военных действиях и оккупации шведами Ладоги напоминают разрушенные каменные церкви и следы пожаров.

Найденная в этом горизонте во время раскопок 1957 г. серебряная подвеска, вполне аналогичная подвескам Гнездовского клада, попала сюда несомненно из нижних глубин культурного слоя и иллюстрирует другую эпоху и другой род славяно-скандинавских отношений.

Самые древние находки Староладожское земляного городища следующего горизонта «Г» относятся к XI-XII вв. Среди них попадается довольно много вещей скандинавского происхождения. Объяснение этот факт, по-видимому, находит в тех исторических условиях, которые сложились в более раннюю эпоху, о чём пойдет речь в связи с характеристикой следующего горизонта.

Горизонт «Д», залегающий на глубине от 1,0 до 1,3 м от поверхности, представляет собой гумусный слой, в основном, ненарушенной структуры, хорошо сохраняющий многочисленные остатки деревянных построек (жилых и хозяйственных, мостовых, пешеходных настилов и т. п.) IX-X веков. К этому времени поселение сельского типа превращается или уже превратилось в город. По всему характеру находок, по типам жилищ и хозяйственных построек, по особенностям быта, насколько о последнем можно судить по археологическим данным, город был бесспорно славянским. Вместе с тем описываемый горизонт содержит немалое число скандинавских вещей.

В дополнение к уже опубликованному в печати материалу можно прибавить новые данные. Во время раскопок 1957 г. горизонт «Д» был исследован на новом участке, площадью около 500 кв. м.

Интересно отметить, что, например, бронзовые предметы, снятые с горизонта, в большей части оказались скандинавского происхождения.

В качестве примера можно привести равно-плечную бронзовую фибулу с выступающей средней частью. На концах её изображены человеческие лица в головных уборах, по краям имеются отростки в виде кружков или колец.

Поверхность фибулы украшена орнаментом в виде плетёнки с элементами звериного орнамента. Фибулы этого типа были широко распространены в Скандинавии. Подобная форма фибул встречалась ещё в древностях VI-VII вв., но расцвет их относится как раз к IX-X вв. (8).

Коми-пермяцкий медведь

Экземпляр другого типа фибулы, найденный нами в том же горизонте, может быть, не менее интересен. Это – литая бронзовая фибула, оформленная как скульптурная, сильно стилизованная, трапецевидная голова медведя, полая внутри. Фибула орнаментирована прямыми углубленными линиями, частью переплетающимися. Один ряд орнаментации идёт по верхней части медвежьей головы, два ряда – по её бокам, ряд опоясывает переднюю часть. С задней стороны фибула имеет такую же орнаментацию, здесь наиболее отчетливо выраженную.

Аналогичные фибулы в Скандинавии также хорошо известны (9). Почти все бронзовые фибулы найдены на острове Готланде. Близкая по форме к нашей фибуле опубликована в Fornvannen в 1940 г. (10). Почти идентичный экземпляр происходит также с о-ва Готланда, найден в Кварнбу вблизи церкви в Салтвике (11).

К вещам скандинавского происхождения относятся также два бронзовых кубика со срезанными углами. 

На каждую из сторон кубика нанесены, очевидно при помощи штампа, шесть кружочков, имеющих точку в центре.

Совершенно подобные бронзовые предметы кубо-октаэдрической формы встречаются во многих погребениях Бирки в Швеции и рассматриваются скандинавскими учёными как весовые гирьки (12).

серебряная гривна и рубленный рубль

Первые торговые города в Скандинавии — Бирка в Швеции, Хедеби и Рибе в Дании и Каупанг в Норвегии,  были созданы в то же время, когда викинг начали совершать первые набеги на Британские острова и европейский континент.

Серебряный брактеат, найденный в 1957 году в горизонте «Д», также несомненно происходит из Скандинавии. Совершенно тождественный экземпляр, например, найден в 1928 году в Сигтуне.

Значительное количество скандинавских вещей в горизонтах «Г» и «Д» говорит о прочных связях – культурных, политических и торговых, – существовавших в новгородское время между Новгородской землей и Скандинавией.

В XI веке новгородские князья породнились со шведскими королями. В 1016 г. шведская принцесса Ингигерд вышла замуж за Ярослава, новгородского князя. Она, уже как русская княгиня Ирина, получила от мужа в подарок Ладогу в качестве своей вотчины. Иногда эти мирные отношения прерывались военными столкновениями, но, в основном, на протяжении X-XI веков скандинаво-славянские отношения оставались дружелюбными, что благотворно сказывалось на взаимном обмене культурными и материальными ценностями.

Горизонт «Е»  является самым нижним в свите культурных слоев земляного городища и имеет мощность до 1 метр и больше. Он был выделен в качестве единого горизонта в связи с тем, что комплексы деревянных построек, открытые здесь, резко отличались по своему типу от построек в вышележащих горизонтах. Однако указанные комплексы, имеющие между собой общие черты, залегают один над другим таким образом, что горизонт «Е» хорошо расчленяется на три микро-горизонта (е1, е2, е3, считая сверху вниз).

Горизонт «Е» в целом представляет собой слоистые отложения гумуса с более или менее мощными прослойками навоза, щепы, коры, рыбьей чешуи и т. п. Но не в этом состоит главная отличительная особенность горизонта. Замечательной чертой, придающей особое своеобразие нижней культурной толще, является резкое изменение как типа построек, так и способа использования площади поселения по сравнению с более поздним временем, археологически запечатленном в более высоком горизонте «Д».

Если для горизонта «Д» были характерны квадратные жилые дома устойчивых и притом небольших размеров (длина стен от 3,7-4,0 м до 5,5-6,0), то для горизонта «Е» типичны обширные жилые постройки, площадь которых колеблется от 42 до 120 кв. м.

Если в горизонте «Д» жилые дома почти примыкали один к другому, образуя уличный порядок, то в горизонте «Е» большие дома свободно раскинулись на площади, образуя вместе с хозяйственными пристройками и скотными дворами целостные жилые гнезда.

Такова новая – весьма резкая, весьма характерная черта описываемого горизонта «Д».
Некоторые современные шведские учёные полагают, что происшедшие изменения явились результатом смены этнического состава населения в Ладоге. Так, Арбман высказывает мнение, что большие дома принадлежат норманнам или, может быть, финнам, а небольшие избы славянам (13). Отдельные советские исследователи также склонны связывать раннее развитие Ладоги с норманнской колонизацией. А. Л. Монгайт в своей рецензии на книгу М. Н. Тихомирова «Древнерусские города» пишет: «…Ладога не может рассматриваться как типичный русский город: её развитие, несомненно, связано с норманнской колонизацией, о чём свидетельствуют и письменные источники и данные археологических раскопок (в нижних слоях найдены, например, рунические надписи)» (14).

Как ссылка на большие дома, так и указание на руническую надпись не представляются убедительными. Следует подчеркнуть, что изменения о которых речь шла выше, в практике домостроительства, по существу почти не задели плотницкое ремесло. Строительная культура отнюдь не прерывалась.

В горизонте «Е», так же как ранее в горизонте «Д», мы видим те же почти квадратные по форме основания срубленных из бревен домов, только размеры их стали побольше.

Бревна срубов рубятся «в обло». Для утепления жилищ устраиваются завалинки. Кровля крыши поддерживается с помощью Г-образных коротких слег («куриц»), вырубленных из корневища дерева (первая – по историческому времени – «курица» была найдена в самом основании культурного слоя Ладоги, «последнюю» – можно видеть в самых архаических хозяйственных постройках современного поселка Старая Ладога.

Самая яркая, воочию видимая, пространственно осязаемая черта – резкое увеличение площади домов в нижнем горизонте – прежде всего бросается в глаза. Но она-то и способна, как нам кажется, легче всего ввести в заблуждение.

Детальный анализ строительной техники показывает, что строительный материал, технические приёмы его обработки, трудовые навыки, набор основных инструментов, даже архитектурные вкусы остаются одинаковыми в своих главных чертах в обоих сравниваемых горизонтах.

Нет никаких данных, чтобы говорить о прерывании традиции деревянного строительства. Зародившаяся в глубокой древности у народа, который очень рано освоил лес и его ресурсы, эта традиция привела к выработке замечательных строительных приёмов, к высокому архитектурному мастерству, нашедшими своё воплощение в древних больших домах Ладоги. И эта традиция не только не оборвалась, но была сохранена и дальше развита новгородцами и ладожанами.

Слава о новгородцах как об искусных строителях шла по всей русской земле. Вспомним очень характерное место из летописи 1016 года, когда во время пререканий между новгородцами и их противниками, эти последние говорят: «Вы же плотники, мы и приставим вас хоромы рубить нам» (15).

Kizhi, Russia — Transfiguration Cathedral, Kizhi Island, Karelia, Russia

Эта традиция, развитая и обогащенная, чувствуется в первой новгородской Софии, которую искусные плотники срубили в 989 г. «из дуба о 13 верхах». Изумительные позднейшие деревянные храмы северной Руси, в том числе такие совершенные, чисто народные памятники, как 22-главая церковь в Кижах и ей подобная в Вытегре, продолжают ту же строительную традицию, первыми известными памятниками которой и являются остатки больших домов, открытых в нижних напластованиях культурного слоя Старой Ладоги.

Обильный вещевой инвентарь, собранный за много лет раскопок земляного городища, также не позволяет говорить о смене этнического состава населения в Ладоге (16). Вся керамика горизонта «Е», исключительно лепная, даёт нам славянские типы VI-IX вв. (17). В дополнение к опубликованным материалам мы помещаем здесь фотографии глиняных сосудов, найденных в 1950 г. в слое «Е2», где был обнаружен деревянный стержень с рунической надписью. Не чувствуется существенных изменений и в такой важной области хозяйственной деятельности ладожан как обработка земли (18).

Надо полагать, что если бы произошла смена населения, то этот факт нашёл бы свое отражение в гораздо более ярком и ощутимом изменении всего облика культуры. Мы пока таких неоспоримых признаков быстрой смены культур не видим.

Те новые качества, которые появились в материальной культуре ладожского населения — резкое уменьшение размеров домов, по-видимому, надо связывать не с переменой этнического состава населения, но с закономерным ходом исторического развития общества, который на известном этапе имел характер «скачка» в диалектическом понимании этого термина.

Конкретный археологический материал, добытый в результате продолжающихся до настоящего времени исследований Старо-ладожского городища, не позволяет нам отказаться от ранее высказанной точки зрения:

«Патриархальный род вряд ли существовал в это время в Ладоге, но большая патриархальная семья типа задруги, очевидно, существовала. И, очевидно, в это самое время (VII-IX вв.) в среде восточных славян, достигших высокого по тому времени уровня культуры, уже складывалось государство, исключавшее существование мелких, обособленных, само-обороняющихся групп, археологическими остатками которых являются больше-семейные городища» (19).

Что касается рунической надписи, то единичный факт ее нахождения в горизонте «Е2», который датируется VIII-IX вв., не может, конечно, служить доказательством того, что в Ладоге в это время существовала норманнская колония (20). Но прежде чем вернуться к предмету, на котором были начертаны рунические письмена, необходимо сделать несколько замечаний о том слое, где он был найден.

Как уже отмечалось, нижняя толща культурного слоя Ладоги может быть принята за единый археологический горизонт. Общие черты, среди которых большой размер строений является наиболее ярким признаком, объединяют все его памятники. Однако при производстве раскопок появилась возможность и более детального расчленения описываемого горизонта.

Средняя часть горизонта «Е2» как в дореволюционных раскопках Н. И. Репникова, так и в исследованиях советского времени характеризуется одной бросающейся в глаза особенностью. Все комплексы деревянных сооружений носят следы обугливания от воздействия сильного огня. Эти следы имеют настолько постоянный характер, настолько они распространяются по всей площади древнего поселения, что стали служить руководящим стратиграфическим признаком при производстве раскопок в нижней толще культурного слоя.

Горизонт «Д» тоже имел несколько строительных эпох. Во многих случаях исследователи сталкивались с большими трудностями, когда приходилось производить тщательный анализ, чтобы отделить последующую постройку от более поздней, воздвигнутой на месте старой и сохранявшей её планировку. Указанное затруднение значительной степени устранялось при исследованиях горизонта «Е». Средняя его часть, носящая следы большого и единовременного пожара, явилась маркирующей площадью. По-видимому, пожар уничтожил все поселение сразу, так что все обгорелые строительные комплексы следует считать синхронными. Эти обстоятельства позволили выделить среднюю часть толщи «Е» в качестве отдельного горизонта (или микро-горизонта) под обозначением «Е2».

Горизонт «Е2» раскрывался постепенно в течение нескольких сезонов полевых работ, в том числе и дореволюционных. Основные итоги работ опубликованы в печати (21).

В год находки деревянного стержня с рунической надписью (1950) была раскрыта новая площадь, лежащая к северу от 6-й линии пикетной сетки раскопа.

На этой площади самым интересным комплексом являются остатки большой постройки (между линиями Т и Д пикетной сетки; см. План № 2). Эта постройка по своим размерам (12,7 х 9,0 метра) была самой большой из всех построек, открытых на описываемом горизонте. Как и у других строений этого горизонта, деревянные части её были обуглены. К сожалению, она хуже других сохранилась, утрачены куски бревен, нарушены углы и т. д. Но и по оставшимся частям брёвен, лежавших в её основании, её общая планировка и размеры могут быть установлены с достаточной точностью.

Крыша большой постройки поддерживалась с помощью столбов. О такой конструкции могут свидетельствовать основания вертикально поставленных брёвен. Они вкопаны в землю в 4 ряда. Всего их должно быть 16, часть из них не сохранилась. Диаметр столбов, служивших для поддержания перекрытия, колеблется между 20 и 28 см.

О высоте постройки, от которой сохранилось лишь основание, да и то в полуразрушенном виде, сказать что-нибудь определенное нельзя. Следует всё же отметить, что имеется одна находка, которая как будто подводит к решению этого всегда очень трудного для археологии вопроса. Недалеко от дома (к югу) был найден брус, вытесанный из толстого бревна. По одной из его сторон шли, через правильные промежутки, глубокие зарубки. Многочисленные этнографические параллели к этой находке не оставляют сомнения, что брус представлял собой лестницу с вырубленными ступенями. Поскольку лестница найдена в поселении, постольку позволительно предположить, что она использовалась ладожанами для того, чтобы по её ступеням подниматься на крыши построек, например, для ремонта крыши. Высота бруса-лестницы около 5 метров, таким образом, может дать представление о высоте построек того времени,  с учётом, что лестница приставлялась к постройкам под некоторым углом.

Пол в большом доме сохранился очень плохо. От него остались только фрагменты, по которым можно сказать, что пол был не земляным, а бревенчатым.

Немного осталось следов и от печи: беспорядочное нагромождение камней и плит, глины и песка. Реконструировать форму и устройство печи не представляется возможным. Однако её положение в доме можно определить по распространению её развала. Печь находилась в центре постройки, т. е. занимала положение, типичное для жилых домов нижней толщи культурного слоя Ладоги.

Все перечисленные признаки убеждают нас в том, что постройка была жилым домом, площадью свыше 100 кв. метров, приспособленным для обитания большой патриархальной семьи.

К западу от жилого дома размещались две маленькие хозяйственные постройки. От них сохранились только основания. Первая (северная) представляла собой сруб из бревен, рубленных, как обычно, «в обло». Южная построена по другому принципу. Судя по сохранившимся по углам основаниям четырех столбов, это был навес. Крыша его поддерживалась столбами и, может быть, была соединена с крышей жилого дома. Об устройстве стен ничего определенного сказать нельзя. Возможно, пространство между столбами зашивалось тесом. Пол этой хозяйственной пристройки сохранился довольно хорошо: он был сделан из подтесанных брёвен. Здесь были обнаружены в массовом количестве хозяйственные отбросы, среди которых значительное место занимают обломки деревянной домашней утвари (поддоны, ковши, крюки, ложки и т. п.).

Недалеко от дома (к западу, между линиями Р и С) стояла скамейка, неподвижно укрепленная на трех вбитых в землю толстых кольях. Доска соединена с кольями с помощью вырезанных в ней прямоугольных пазов. Длина скамейки 3,9 м.

В пределах жилого дома, к западу от самого большого фрагмента полового настила (между линиями Ф и А), в куче хозяйственного мусора и был найден стержень с руническими знаками. Куча с хозяйственными отбросами находилась в квадратах «Ф8-Ф9», чем и определяются ее приблизительные размеры по площади (22). Мусор лежал довольно толстым пластом на глубине от 1,23 м до 1,63 м ниже репера (23).

Более точных координат нахождения стержня в культурном слое дать нельзя. Его извлекли из мусора вместе с массой других деревянных вещей – палок, щепок, обломков деревянных изделий. Все такие предметы подвергались первичной полевой обработке. Прежде всего требовалось отмыть их от грязи, чтобы определить форму, найти следы обработки, не пропустить какие-нибудь знаки и т. д. Среди разного размера палок и был замечен короткий слабо изогнутый стержень с явственными следами искусственной обработки, имевший на одной грани процарапанные знаки, которые сразу же были определены как рунические (В. И. Равдоникасом).

Тогда же возникло предположение, что деревянный стержень представляет собой обломок лука. Более или менее круглое его сечение, равномерное уменьшение диаметра от слома к концу, наличие на более тонком конце зарубки, которая могла служить для прикрепления тетивы, слабая изогнутость, – все это были такие признаки, которые делали предположение вполне вероятным. С таким предположительным определением находку занесли в инвентаризационную опись (24). Отсюда оно было заимствовано авторами первого печатного сообщения о надписи и, таким образом, вышло в большой свет (25).

Мы думаем, что нужно отнестись с очень большой осторожностью к рабочему предположению, которое было высказано в полевых условиях. Принятие его за истину может повлечь за собой далеко идущие выводы. Так, например, Владимир Адмони, Тамара Сильман, 1957 г., прочитавшие половину надписи, хотели бы видеть в самом факте, что надпись вырезана на луке, подкрепление своей расшифровки надписи как магического заклинания (26).

Материал (ветвь ели), из которого сделан стержень, кажется мало подходящим для изготовления лука. Специалист в области древесино-ведения доцент географического факультета Ленинградского университета А. И. Зубков, к которому мы обратились за консультацией, произвел дендрологический анализ стержня и дал следующее заключение (приводим его полностью):

«Деревянный предмет в виде полуизогнутого стержня, как показал анатомический анализ древесины, изготовлен из сука ели (Picea sp.). О целевом назначении этого предмета можно говорить лишь предположительно. На первый взгляд он напоминает часть лука. Можно ли изготовлять луки из древесины ели? Луки можно изготовлять из любого дерева, обладающего упругостью. Обычно луки изготовляют из более прочной древесины, в частности, из хвойных этой древесиной является древесина тисса, там где он растёт (Ю. Скандинавия и др. р-ны Зап. Европы), а также сосны, причём изготовляют их из толстого дерева, выкалывая и обрабатывая периферические части ствола. Небольшие луки можно делать из ивы, орешника, сосны, ели и др. В данном случае имеется часть полуизогнутого стержня, сделанного из елового сука. Если это и был лук, то он мог служить частью ловушки для ловли небольших зверей (горностая, ласки и др.). При помощи такого лука настраивалась ловушка. Не надо также забывать, что еловые сучья довольно часто имеют в естественном состоянии полуизогнутую форму. Поскольку это обработанный сук, возраст его точно определить невозможно, да и вряд ли определение возраста имеет какой-либо смысл. – 26 сентября 1958 г.»

Анализ приёмов обработки деревянного стержня не только усиливает сомнения в правильности первоначального (предположительного) определения его как обломка лука, но даже заставляет вовсе отказаться от этого определения. Стержень обработан продольными, очевидно ножевыми, срезами так, что они перерезают в поперечном направлении слои древесины. Грань, на которой нанесены три знака в виде галочек, особенно показательна в этом отношении. После среза осталась довольно глубокая заусеница-зарубка, которая образовалась потому, что в этом месте отстроганную длинную полоску древесины не срезали, а грубо отломили. Подобная обработка не могла не отразиться на прочности и упругости палки и просто немыслима при изготовлении лука.

К этому необходимо прибавить ещё одно очень важное наблюдение. Около слома имеются отчетливые следы кругового надреза. В одном месте прекрасно можно видеть, что нож вошёл в древесину на глубину до 0,6 см и перерезал её слои строго перпендикулярно по отношению к оси палки. Следовательно, «слом» был не случайным, а преднамеренным. Но если это так, а это бесспорно так, то нет никаких оснований стержень считать фрагментом, обломком, словом – частью какого-то предмета.

Правильнее его считать целым предметом, имевшим самостоятельное значение. По-видимому, речь должна идти о самых обыденных вещах: от какой-то круглой палки, чтобы получить нужный кусок дерева, отделили верхушку, подрезали кругом и отломили по нарезу, а затем тщательно острогали. Для какой цели? Надо полагать, именно для того, чтобы затем вырезать на ней надпись — это особенно убедительно показывает грань, на которой нанесены три ижице-подобных знака.

Думаем, что ссылка на надпись на древке копья из Крахегульского болота (Дания) вряд ли что-нибудь может пояснить (27).

Аналогии к нашей находке лучше, по-видимому, искать не в надписях, сделанных на оружии, а в случаях использования деревянных стержней для начертания на них знаков, начиная с известного упоминания Тацита об употреблении стержней с заранее нанесенными на них знаками при гадании у древних германцев (28).

Поскольку деревянный стержень был специально сделан для того, чтобы поместить на нём письмена, естественно предположить, что и заготовка зарубки на его конце входила как составная часть этой специальной обработки елового сука. Зарубку на конце деревянного стержня могли сделать для того, чтобы палку с надписью можно было к чему-нибудь привязывать (например, к поясу одежды и т. п.). Если это так, то эта деталь является верным признаком того, что стержень хотели надолго сохранить. Значит, его нельзя сравнивать с документами, содержащими письменные сообщения. Не найдёт он, например, аналогий в новгородских берестяных грамотах, которые составлялись для передачи конкретной мысли. По-видимому, рунические знаки, какой бы ни был их смысл в окончательной расшифровке, имели особый, священный смысл для владельца стержня, а весь предмет в целом был чем-то в роде амулета или фетиша.

Каким путём стержень с рунической надписью попал в Ладогу – вопрос, на который очень трудно ответить. Можно высказать только несколько самых общих соображений. Поскольку стержень не является письмом в нашем смысле этого слова, постольку нет никаких оснований для того, чтобы реконструировать прочные (письменные, например,) связи между скандинавскими и славянскими землями в конце VIII – начале IX века. Ссылка А. Л. Монгайта на находку «рунических надписей» (пока она только одна) как на факт, доказывающий существование здесь норманнской колонии, представляется недостаточно убедительным. Что касается культурного взаимодействия между северной ветвью славян и скандинавами, то оно для этой эпохи является уже давно доказанным.

В результате этого культурного контакта стержень с рунической надписью оказался в славянском поселении. Был ли он привезён туда норманном, или, напротив, славянин добыл его у северных соседей и привёз с собой на память о своём странствии, – никто сейчас на этот вопрос ответить не может. Но, пожалуй, последнее предположение вероятнее. Деревянный стержень с рунической надписью у последнего владельца, по-видимому, не вызывал особого почитания. Вряд ли он понимал смысл написанного. Иначе стержень со знаками, имевшими несомненно священное значение для его первого хозяина, не очутился бы в куче хозяйственных отбросов, вместе с поломанными ложками. Не следует забывать также, что для нижней толщи культурного слоя Ладоги стержень с рунической надписью является пока единственным предметом несомненно скандинавского происхождения.

Для более поздней эпохи (IX-X вв.) возможность скандинавского поселения в Ладоге совершенно не исключена. Обилие скандинавских находок, характеризующих культурный слой городища, датируемый этим временем, делает весьма вероятным существование такого поселения, наподобие иностранных дворов или слобод, которые мы знаем в ряде крупных городов. Как известно, в Новгороде существовал Немецкий или Ганзейский двор с собственной церковью, с собственными зданиями и имевший некоторые привилегии в древнем Новгороде. Значительно позже, уже в XV-XVI вв., возникает Немецкая слобода в Москве, сыгравшая известную роль в реформаторской деятельности Петра I. Нечто в этом роде могло быть и в Ладоге, на что кроме археологических находок указывают летописные известия о первых русских князьях, поселившихся в ней, а также существование в Ладоге Варяжской улицы.

————————————- ***  ПРИМЕЧАНИЯ

1. W. I. Raudonicas. Die Normannen der Wikingerzeit and das Ladogagebiet. Stockholm, 1930.

2. Ф. А. Браун. Шведская руническая надпись, найденная на о. Березани. ИАК, вып. 23, СПб, 1907.

3. Название Старая Ладога – позднее, оно появилось в начале XVIII века, когда в 12 км севернее Ладоги, в устье Волхова, возник новый административный центр – Новая Ладога.

4. В. Адмони и Т. Сильман. Предварительное сообщение о рунической надписи из Старой Ладоги. «Сообщения Государственного Эрмитажа», XI, Л., 1957.

5. Справка кафедры древесиноведения и фитопатологии Ленинградской лесотехнической академии. Исх. № 115 от 27 мая 1958 года.

6. Микрофотографии выполнены в фотолаборатории Государственного Эрмитажа.

7. В. И. Равдоникас. Старая Ладога. Часть I, CA, XI, 1949, стр. 9-12.

8. О. Montelius. Antiquités Suédoises. Stockholm, 1873, стр. 161, рис. 566, О. Rygh. Norske Oldsager. Christiania, 1880, рис. 71-73. Jan Petersen. Vikingetidens smykker. Stavanger, 1928, стр. 85, рис. 71-73.

9. O. Montelius. Указ. соч., рис. 532-537.

10. «Fornvännen». 1910, стр. 223, и рис. 19.

11. Честь отыскания наиболее близкой аналогии к ладожской фибуле принадлежит профессору М. Дрейеру (Аландский музей). Пользуемся приятным случаем, чтобы выразить ему глубокую признательность за любезно предоставленные в наше распоряжение фотографии готландской фибулы.

12. Т. I. Arne. La Suéde et l’Orient. Upsal, 1914, стр. 183 и сл. Изображения весовых гирек, см. Н. Arbman. Birka, I, Die Gräber. Tafeln. Uppsala, 1940, таб. 127, рис. 2, и др.

13. Н. Arbman. Svear i österviking. Stockholm, 1955. Рецензия на эту книгу Т. Арне (T. Arne) в журнале «Fornvännen». 1956, стр. 294.

14. «Вопросы истории», 1957, № 1, стр. 153.

15. Повесть временных лет. Т. I. М.-Л, 1950, стр. 96 («Что придосте с хромьцемь симь, а вы плотники суще? А приставимъ вы хоромове рубити нашихъ»).

16. В. И. Равдоникас. Старая Ладога. Часть I. СА, XI, 1949. Часть П. СА, XII, 1950. Г. П. Гроздилов. Раскопки в Старой Ладоге в 1948 г. СА, XIV, 1950. См. также сборник Государственного музея этнографии «Старая Ладога». Л., 1948 (посвящен результатам дореволюционных раскопок Старой Ладоги Н. И. Репниковым).

17. Я. В. Станкевич. Керамика нижнего горизонта Старой Ладоги. СА, XIV, 1950. Ее же. Классификация керамики древнего культурного слоя Старой Ладоги. СА, XV, 1951.

18. С. Н. Орлов. Остатки сельскохозяйственного инвентаря VI-X вв. из Старой Ладоги. СА, XXI, 1951. См. также В. А. Петров. Растительные остатки из культурного слоя Старой Ладоги (IX-X века). КСИИМК, 1945, XI.

19. В. И. Равдоникас. Старая Ладога. СА, XII, 1950, стр. 34.

20. О хронологии нижней толщи культурного слоя Ладоги см. там же, стр. 35-38.

21. Сб. «Старая Ладога». В. И. Равдоникас. Указ. соч., Г. П. Гроздилов. Указ. соч.

22. По принятому в Староладожской археологической экспедиции условию квадрат обозначается по юго-западному его пикету. Например: самый нижний левый квадрат на плане будет иметь обозначение MIV.

23. Репер на глубине 0,60 м от поверхности восточной границы раскопа.

24. Стержень в настоящее время хранится в Государственном Эрмитаже в Ленинграде. В описи находок из Старой Ладоги 1950 года за № ЛС 1969 (это и инвентаризационный номер музейного экспоната) описывается «обломок круглой обтесанной палочки, м(ожет) б(ыть) лука…» и т. д.

25. В. Адмони и Т. Сильман. Указ. соч., стр. 40.
26. Там же, стр. 43.

27. В. Адмони и Т. Сильман. Указ. соч., там же.
28. Тацит. Германия. Глава 10 (разные издания).

По материалам статьи