Вторник , 18 Февраль 2025
Домой / Язык – душа народа / Ноология цыганской идентичности

Ноология цыганской идентичности

Философ Александр Дугин (отец Дарьи), кандидат философских наук, доктор политических наук, доктор социологических наук.

Ноология цыганской идентичности.

Оглавление:
Индийская составляющая цыганской идентичности
Иранский след
Христианизация и гештальты Старой Европы
Невозможная модернизация: случай поэтессы Папуши
Романипен: цыганский Dasein
Источники и примечания

Индийская составляющая цыганской идентичности.

Мифы и предания цыган отражают многочисленные влияния, с которыми они столкнулись во время своих странствий. Однако следует обратить внимание на то, что изначальная идентичность цыган является индоевропейской и, конкретно, индийской. Это предопределяет основой вектор цыганского Dasein’а: это — индоевропейский народ с ярко выраженной патриархальной ориентаций и индоевропейской (индо-арийской) языковой основой. И хотя в самой Индии, как мы видим в отдельном томе «Ноомахии»[1], на протяжении всей истории шло глубинное метафизическое противостояние между ведическим Логосом Аполлона и доиндовропейскими (дравидскими и аустроазиатскими) традициями Великой Матери, все имеющее отношение к индуизму отражает принципиальную и необратимую победу именно солярной туранской андрократии.

Кем бы ни были предки цыган, вышедшие из Северной Индии, изначально они были носителями Логоса Аполлона[2], что отчасти сохранилось до настоящего времени — вопреки множеству сложившихся вокруг цыган пейоративных предрассудков. Связь цыган с лошадьми и даже их приверженность к кочевничеству также вписываются в этот архетип, а их предполагаемое родство с народами Северной Индии, где были распространены не только оседлые индуисты, но и носители более архаичного — воинственно-кочевого — туранского стиля, только подтверждает это положение.

Близость и, вероятно, даже некоторое смешение азиатских цыган с иранским народом белуджей[3] является ещё одним символическим моментом: сами белуджи, отчасти сохраняющие кочевой образ жизни вплоть до настоящего времени, представляют собой прямых потомков индоевропейских кочевников Турана, к которым в некоторых аспектах близки и цыгане.

Отголоски индийского слоя присутствуют в самом языке цыган. При этом выводы некоторых лингвистов показывают, что это не просто одна из ветвей разговорных языков средневековой Индии, но скорее всего прото-цыганский язык развивался параллельно пали и пракриту и представляет собой разновидность индо-арийского языка или даже индо-иранского языка, так как ряд параллелей прослеживаются с дардскими языками[4], распространенными в Пакистане, Кашмире и Афганистане[5].

Так индоиранскими являются фундаментальные понятия — Бог (Дэвэл, Дэл) и Земля (Пцув, Пхув), по-прежнему играющие важную роль в религиозных представлениях современных цыган.

Такие цыганские слова как пани (хлеб), чури (нож), нак (нос), бал (вал, волосы), акх (око, глаз), одинаковые почти у всех цыганских ветвей — как западных, так и восточных — имеют точные фонетические и семантические эквиваленты в современном языке хинди. Также тождественно на цыганском и на хинди будет звучать фраза:

«Пойди, посмотри, кто стучит в дверь» — «Jâ, dik kon chalavéla o vudár» (на цыганском), «Jâ, dekh kon chaláya dvár ko» (на хинди)[6].

При этом следует заметить, что попытки напрямую обнаружить у цыган остатки ведических мифов, богов и обрядов, не увенчались успехом, а некоторые сенсационные материалы такого рода, при их проверке, оказались фантазиями и подделками. Столь же несостоятельна и попытка увидеть в культе святой Сары (Сара е Кали) провансальских цыган отголоски почитания черной богини Кали.

Отсутствие прямых мотивов, почерпнутых из индуизма, может означать не только, что цыгане покинули Индию достаточно давно, чтобы полностью забыть свою традицию, но и то, что они изначально (как дарды, — особенно калаши, — нуристанцы или осетины) были носителями совершенно особой индоиранской религии, которая имела общие корни с индуизмом, но при этом отличалась самобытной структурой и оригинальной композицией.

Иранский след

Покинув Индию, цыгане оказались в Персии. Здесь они восприняли иранские влияния, которые отражены в некоторых важных цыганских терминах — таких как «бахт» (удача) и «бебахт» (неудача), являющихся основой дуального кода любого предсказания или гадания. В цыганском языке сохранилось достаточно много персидских корней (амброл — на персидском «копьё»). Но при этом не возможно встретить ни одного арабского корня. Ф. Грум делает на этом основании любопытный вывод: если цыгане, как принято считать, проходили через Иран после VII века, то они должны были бы вместе с иранскими словами вобрать и арабские, так как к этому сроку Иран был уже исламизирован и достаточно арабизирован. Отсутствие же арабских заимствований может быть объяснено лишь гораздо более ранней — до VII века — датой прибытия цыган в Персию и перемещения оттуда на Кавказ и Балканы. В пользу этого говорит и архаический строй индоиранского языка цыган. Это отчасти подтверждает хронологию Фирдоуси из легенды о лури.

Если это предположение верно, то мы можем допустить, что на цыганское мировоззрение значительное влияние оказала иранская дуалистическая традиция — зороастризм — с её основными темами — культурой ожидания и Световой войной[7]. То, что два фундаментальных понятия бахт и бибахт, как раз отражающие дуальный метафизический код, являются иранскими, подтверждает эту гипотезу.

Цыгане кэлдэрары- 15 век

Но ещё в большей степени иранское влияние быть обнаружено в мифах о Дундре и в объяснении скитальчества цыган и отсутствия у них родины, государства и письменности. Этот миф представляет собой ядро полноценного историала с мессианским горизонтом. В этом случае цыгане представляются народом Света, который потерпел сокрушительное поражение в битве с народами Тьмы и вынужденно оказался в состоянии обделенности и изгнания. Но именно в иранской эсхатологии такова судьба истинных воинов Света, которые в конце времен разделяют горечь поражения с самим Ахура-Маздой, спустившимся в мир, чтобы биться с армиями Ангро-Манью. Дундра в этом случае может расшифровываться как световое имманентное божество иранского типа — Сын Божий, отождествленный с Месяцем (Лунусом). Цыгане, преданные ему, страдают вместе с ним (фаза убывающей Луны), но одновременно в будущем им уготована участь возвращения и возрождения, символизируемая обетованием растущей Луны.

Таким образом, возможно, именно иранское влияние является определяющим для цыганской идентичности, став основой цыганского историала. Время цыган — это трагическая эпоха скитания, которую невозможно завершить на основании простого желания, так как в этом проявляется божественная воля, и финальное искупление. Причем контекст такой цыганской эсхатологии — по крайней мере в мифе о Дундре — строго отличен от христианства и от ислама. Именно в этом можно увидеть определенный параллелизм между цыганами и евреями, хотя, вероятно, это сходство является не результатом прямых влияний иудаизма на цыган, но общностью иранизма, в обоих традициях — еврейской и цыганской — получившего различные формы, утонченно и обильно развитые у евреев и едва намеченные у цыган.

Христианизация и гештальты Старой Европы.

Следующим слоем цыганской идентичности является христианство, с которым цыгане столкнулись в Византии и позднее в Европе — как Восточной, так и Западной. Так в цыганском языке мы встречаем значительное число греческих слов и понятий, но все они свидетельствуют о поздне-византийской эпохе, поэтому если принять сдвиг в прошлое даты появления цыган в Персии, хронология их прихода на территорию Византии, датируется первыми веками второго тысячелетия.

Всего в цыганском языке более ста греческих слов. Наиболее часто используемые из них: дром (δρόμος) — дорога; хирус (καιρός) — время; эфта (ἑπτά) — семь; охто (ὀκτώ)—восемь; эннеа (ἐννέα) — девять; форос (φόρος) — рынок; кекави (κακκάβη) — котел; кокало (κόκαλον) — кость; коли (χολή) — злость; курики (κυριακή) — воскресенье; мисали (μενσάλι) — стол; шамба (ζάμπα) — лягушка; скамин (σκαμνί) — скамья; стади (σκιάδι) — шапка; вагора (ἀγορά) — ярмарка; валин (ὑαλί) — бутылка и т.д.

В Византии под влиянием греков цыгане были обращены в христианство, которое становится для многих из них преобладающей религией.

Принято считать, что у цыган христианство было весьма поверхностным и лишь прикрывало более древнюю собственно цыганскую традицию. Индийский и иранский слои, действительно, отчасти сохранились, но самое важное, что многие не христианские элементы цыгане не просто принесли собой, но как раз позаимствовали у христианских народов Восточной (а позднее и Западной) Европы, которые, в свою очередь, приняли христианство, наложив его учение и обряды на более древние традиции — как индоевропейские, так и архаические и палеоевропейские. Именно этим объясняется удивительное сходство цыганских мифов, сказок и обрядов с культурой народов Восточной Европы (славян, балтов, валахов, мадьяр, албанцев и т.д.), причем особенно в области «низшей мифологии» или хтонических фигур. Мы видели, что функционально урситори («белые женщины«) почти точно соответствуют балтийским Лаймам, богиням судьбы, принимавшим вид кукушки или горлицы. Цыганские кешальи — это ближайшие гештальты южно-славянских вил, русских русалок и румынских йелеле (а также западноевропейских фей и греческих нимф). Образы вампира и вурдалака (оборотня) имеют явно чисто балканскую специфику и распространены они преимущественно среди восточно-европейских цыган, оставаясь привязанными к балканскому горизонту.

Испанские цыгане. Художник Francisco Iturrino

И наконец, фигуры Великой Матери и обряды женского жречества также воспроизводят архетипы восточно-европейских хтонических богинь, колдуний и ведьм, которые служат фундаментальными символами древней балканской цивилизации Кибелы. Хотя в структуре цыганской традиции изначально могло быть зарезервировано место для подобных гештальтов, находившихся, однако, в туранском контексте в подавленном состоянии под властью световых патриархальных богов, основное наполнение эта область цыганской идентичности получила именно в Восточной Европе.

Это происходило, таким образом, не до христианизации, но как раз вместе с ней, поскольку сближение с христианскими народами на уровне официальной религии сопровождалось интенсивными связями на уровне обмена элементами народной культуры. Тем более, что цыгане взаимодействовали в своем быту не с высшими представителями восточно-европейских обществ, — священство и знатью, — а преимущественно или почти исключительно с крестьянством, где были наиболее заметны и устойчивы следы палеоевропейской традиции .

Невозможная модернизация: случай поэтессы Папуши

Цыгане являются уникальным европейским народом, менее всех остальных поддающихся модернизации. Хотя на протяжении своей истории цыгане впитывали элементы культуры других народов, среди которых они жили, основные параметры цыганского общества оставались неизменными. Жизнь цыган была преимущественно кочевой, связанной с конями и табором. Даже там, где цыгане оседали, они выбирали профессии либо связанные с лошадьми (кузнецы), либо с постоянным перемещением — бродячие жестянщики, лудильщики, а также музыканты или просто нищие, попрошайки.

Цыгане категорически отвергали крестьянский быт, будучи в этом гораздо более последовательны, чем евреи, и в отличие от евреев не занимались торговлей за исключением самой мелкой. Подчас цыгане становились военными и храбро сражались, но и это не превращалось в их приоритетный вид деятельности. Ни в земледельческом труде, ни в торговле, ни в войне, ни в религии цыгане не находили себе места, оставаясь вне этих преобладающих форм европейского общества. Их судьбой было скитальчество со всеми его трудностями и издержками, но и с особой свободой.

В тех случаях, когда цыгане осваивали грамоту, а это было довольно редко, так как письменность считалась чуждой им культурой, они также прославляли в своих текстах вольную жизнь, табор, коней и цыганский образ мира.

Юная Папуша в кругу семьи.

Показательно судьба польской цыганки Брониславы Вайс (1908 — 1987 г.г.), известной как «Папуша», ставшей первой цыганской поэтессой. Папуша начала писать стихи с детства, что её близкие не одобряли. Позднее она стала главой табора. Во время Второй мировой войны цыгане (снова как и евреи) пережили тяжелейшие испытания, поскольку германские национал-социалисты приравняли цыган к «недочеловекам», что находилось в разительном противоречии с индоевропейской идентичностью самих цыган. Репрессиям подверглись прежде сего восточно-европейские цыгане, в том числе сама Папуша и ее табор. Цыганская поэтесса описала свою жизнь, свои чувства и свои страдания, а также драматическую судьбу преследований цыган нацистами в стихах, которые были опубликованы. Но это стало фатальным для неё лично. Так как в то же время в 1950 году в Польше в духе коммунистической модернизации было принято решение насильно сделать всех цыган оседлыми, а в стихах Папуши воспевался «очаг» (символ постоянного жилища), цыганский съезд постановил изгнать Папушу из общества цыган — за содействие принудительной оседлости, раскрытие тайны жизни цыган и переписку с мужчиной (польским журналистом, опубликовавшим впервые стихи цыганской поэтессы). Папуша пережила тяжелейший духовный кризис, а впоследствии сошла с ума.

Этот пример наглядно показывает, как модернизация приходила в цыганское общество. Во-первых, это началось очень поздно — лишь в ХХ веке. Во-вторых, даже в середине ХХ века цыгане сохраняли древние устои, фактически запрещавшие интеграцию цыган в не цыганские общества («гаджо»). В-третьих, при всей относительной свободе цыганских женщин, что стало своего рода литературным штампом (как например, у А.С.Пушкина в поэме «Цыганы»[8], где собственническая психология Алеко противопоставляется цыганскому духу и свободным отношениям Земфиры), мы видим, что сам факт переписки цыганки с посторонним мужчиной рассматривается как нарушение норм поведения замужней женщины. И наконец, в-четвертых, как важно для цыган сохранять причастность к общине и разделять с ней коллективную идентичность, и насколько разрушительным является остракизм (изгнание).

Таким образом цыгане в ХХ веке столкнулись с принудительной модернизацией в социалистических режимах и с практикой массового уничтожения (массовое уничтожение цыган называется на их языке «параймос») при нацистах. Но ни то, ни другое не заставило цыган отказаться от своего образа жизни или выработать — как все остальные народы — цыганскую версию основных политических идеологий. Цыганского либерализма, цыганского коммунизма и цыганского национализма до сих пор нет, точно так же как нет цыганского национального государства или даже идеи такое создать.

Если для евреев (по крайней мере для их определенной части) эпоха рассеяния закончилась вместе с созданием государства Израиль, для цыган время скитальчества продолжается.

Цыгане несут свою идентичность как судьбу, сохраняя в неприкосновенности особый уникальный цыганский Логос. И несмотря на трудности его корректной интерпретации и нежелание самих цыган допускать в зону цыганской сакральности «гаджо», даже по отдельным признакам, которые мы выделили в цыганской культуре, очевидно, что структура этого Логоса имеет аполлоническую доминанту, хотя у цыган — особенно в экстатических практиках сакрального веселья, утешающего в ситуации скитаний— мы встречаем и Логос Диониса, а также — вероятно унаследованный от архаических слоев восточно-европейской цивилизации Великой МатериЛогос Кибелы.

Романипен: цыганский Dasein

В среде цыган существует особая концепция — романипен. Она подразумевает полную интеграцию в общность на основе цыганского образа жизни, цыганских ценностей и цыганского представления о мире. Именно обладание романипен или причастность к романипен отличает цыгана от не-цыгана (гаджо). Хотя романипен и связано с рождением в цыганской семье от цыганских родителей, его можно утратить, если оставить табор или другую сплоченную группу цыган и интегрироваться в иное общество. В то же время романипен можно приобрести, если, например, посторонний ребёнок воспитывается в цыганской семье и разделяет образ жизни и мировоззрение цыган.

Поэма А.С.Пушкина «Цыганы» показывает, как человек, живущий в таборе, может упустить возможность получить романипен. При всей условности сюжета, Пушкин точно подмечает особенность цыганской антропологии, как традиционного народа: преобладание видового над частным. Точно так же, хотя и намного более утонченно и детализированно, организована и антропология еврейской общины (по крайней мере традиционной и особенно восточно-европейской).

Структура романипен представляет собой особую антропологическую и онтологическую характеристику, где понятие вида является не только фундаментальным диспозитивом реальности, которой наделяется отдельный цыган или цыганка, но может восприниматься как отдельное — божественное — существо, как «цыганский дух». В этом случае он сближается с гештальтом цыганского лунного Спасителя Дундры и воплощает в себе диалектически обе стороны его дионисийской природы — убывание (страдание, скитальчество) и световой триумф (веселье). Баланс этих двух неразрывно связанных сторон «цыганской личности», «базовой персональности»[9] и составляет единство, воплощенное как в духе, так и в совокупности ценностей, представлений, традиций, законов, моделей поведения и т.д. Согласно верованиям цыган романипен и есть Тот, кто живёт сквозь цыган; это сущность цыганской идентичности, цыганский Dasein.

Романипен для цыган — высшая ценность, потому что оно является для цыган онтологическим истоком, бытием. Отсюда и запреты на смешение цыган с другими народами, упорное нежелание менять свой образ жизни ни при каких условиях. Здесь можно вспомнить историю Фирдоуси о наделении Бахрамом Гуром лури, предков цыган, семенами и быками и их твёрдым отказом от того, чтобы стать обычными крестьянами.

Закон цыган — движение, кони и веселье (в том числе музыка). Поэтому то, что может показаться цыганской легкомысленностью, есть выражение их глубинной судьбы, Seynsgeschichte. Они принесли в жертву многие блага мира сего ради музыки и танца, и тем самым сделали их чем-то в высшей степени серьезным. Как мы видели, веселье представляет собой половину цыганского романипен, а следовательно, она приобретает метафизическое значение.

С учетом романипен становится понятно, почему цыгане так держатся за свои традиции и свой уклад, и почему, в частности, поэтесса Папуша трагически восприняла изгнание из общества и закончила свою жизнь в полном безумии: она была отвержена от романипен, хотя на самом деле хотела в своих стихах лишь выразить романипен, придать ему форму. Однако одно только это несло в себе угрозу утраты Dasein’а, утраты бытия, то есть нечто намного худшее, чем смерть. Смерть также — часть романипен, так как и обряд похорон и исполнение связанных с поминками преданий, и в целом посмертная интеграция цыгана в видовой архетип есть часть его судьбы, причем важнейшая, поскольку смерть — это преодоление скитания и в то же время приближение великого возвращения. Показательно, что цыганский ритуал похорон включает вкушение пищи и вина, а также веселье перед лицом покойного (до его ингумации). Считается, что перед долгим путём по ту сторону мёртвый должен поучаствовать в общей трапезе и повеселиться. Таким образом романипен включает в себя структуры смерти. Символично, что в поминках, устраиваемых через год и три недели после смерти, принимает участие человек, похожий на покойника или покойницу и одевающий их одежду. Он олицетворяет умершего, и то, что он съедает и выпивает, достаётся тому, кого он олицетворяет. В этом случае, однако, родственники ведут себя более умеренно и скромно, чем на похоронах.

Романипен передается устно, и главный акцент здесь ставится на признании одновременно множественности цыган и их внутреннего — видового — единства. Цыгане часто формулируют это так: «один закон, много обычаев», у каждого племени или у каждой ветви цыган свои обычаи, но закон для всех един. За соблюдением «цыганского закона» следит крис — совет старейшин.

Структура романипен дуальна, всё делится на чистое и нечистое, счастливое и несчастливое, достойное и позорное и т.д. Здесь снова легко увидеть иранский след, и показательно, что базовой категории всего «чистого», «достойного», «положительного» выступает термин бахт, имеющий, как мы видели, иранское происхождение. С другой стороны, требование избегать «нечистого» является важнейшей стороной и индийской традиции. Термин, выражающий противоположность «бахту» в романипен, не столько «бибахт» (как в гадании), сколько «ладж», что скорее всего указывается на славянское «ложь». Однако у цыган это означает скорее «стыд», «позор».

Источники и примечания.

[1] Дугин А.Г. Ноомахия. Великая Индия. Цивилизация Абсолюта.

[2] Показательно, что уже у Фирдоуси цыгане описаны как играющие на струнных инструментах — лирах, которые традиционно считались аполлоническими. Отсюда и устойчивая связь цыган с гитарами — наследниками лиры. Само название «гитара» происходит от иранского названия четырехструнный литры «чартар».

[3] Дугин А.Г. Ноомахия. Логос Турана. Индоевропейская идеология вертикали.

[4] Эдельман Д. И. Дардские языки. М.: Наука, 1965.

[5] «Рука» по-цыгански «васт» по-дардски «хаст»; «губы, уста» по-цыгански «вушт», по-дардски «ушт» и т.д.

[6] Groome F. H. Gypsy Folk Tales. P. XXXV.

[7] Дугин А.Г. Ноомахия. Иранский Логос. Световая война и культура ожидания.

[8] Пушкин А.С. Цыганы/ А. С. Пушкин. Собрание сочинений в 10 томах. Т. 3. М.: ГИХЛ, 1960.

[9] Этот термин ввёл в социологию Абрам Кардинер (1891 — 1981).

Цыгане старой Малороссии.

Этническая история цыган.

Космография о Польском королевстве и Великом княжестве Литовском
Космография на Руси

Оставить комментарий

Ваш email не будет опубликован.Необходимы поля отмечены *

*