Русский след Русский след в мировой истории
ГЛАВА ВТОРАЯ Путеводная нить
СКАЗКИ, БЫЛИНЫ, ЗАГОВОРЫ
Во вступлении к поэме «Руслан и Людмила» мать и сын приплывают на остров Буян, к тому самому «Лукоморью», где находится «дуб зелёный». И здесь имеет смысл обратиться к русской фольклорной традиции и, в частности, к народным заговорам. Действие эпических заговоров происходит, как правило, «на море-океане, на острове Буяне», во всяком случае именно такими словами начинается «кильный стих» 1647 года: «На море Окияне, на острове Буяне стоит сыр дуб крепковист…». Но в севернорусских диалектах «буян, буй, буево, буевище» — высокое место, холм, курган, кладбище, погост, то есть «тот свет».
Примеров заговоров, в которых фигурирует «остров Буян» очень много, вот некоторые из них:
«На море, на океане, на острове на Буяне
Стоит дуб таратынский…»;
«На море, на океане, на острове Буяне, растёт дубище…»;
«На море-океане, на большом Буяне,
Стоит дуб, стародуб…»;
«На море Океане, на острове Кургане Стоит сыр дуб…»;
«На море-океане, на острове Буяне стоит дуб-карколист, вверх корнями, вниз ветвями...» 10
И здесь уместно вспомнить строки древнеарийского текста:
«Светлый помыслами, Царь Варуна (владыка вод, космического океана и хранитель вселенского закона. — С. Ж.) держит крону дерева в бездонном пространстве; корни — вверх, а ветви его вниз смотрят. Да проникнут лучи их в сердце наше».
В эпических заговорах с островом Буяном постоянно связано дерево, как правило, это дуб. Общеизвестно, что в индоевропейской мифологии дуб — символ божества неба (грома и молнии).
Дуб — дерево Перуна у славян, Перкунаса — у балтов, а в древнегреческой мифологии Зевсу (в наиболее архаическом варианте) поклонялись в виде дуба у воды. Иногда, правда, в заговорах вместо дуба фигурирует «белая береза» — также одно из священных, чистых деревьев у всех индоевропейцев с глубочайшей древности. Образ острова Буяна и дерева на нём (дуба или березы) настолько устойчив в русских заговорах, что даже тысячелетие христианства не смогло стереть его из народной памяти.
Христианские мотивы соединяются в заговорах с образом «святого острова» и «древа жизни» в самые невероятные сочетания. Например:
«У этого Окияна-моря стоит дерево-карколист; на этом дереве карколисте висят: Козьма и Демьян, Лука и Павел, великие помощники…» |2.
Здесь невольно вспоминается Один — верховный бог и «всеотец» в скандинавской мифологии, изначально представлявший духовную власть, мудрость и сакральное знание. Один владыка небесного царства мёртвых, удивительно близкий к арийскому Варуне, также владыке космического океана (т. е. небесного царства мёртвых), царю закона и хранителю сакрального знания. Варуна «держит в бездонном пространстве» крону дерева, «корни которого вверх, а ветви вниз смотрят».
В русском заговоре фигурирует дерево-карколист, о котором в одном из текстов говорится как о «дубе- карколисте, вверх корнями, вниз ветвями». Именно на таком перевернутом Вселенском космическом дереве и «висят» в русском народном заговоре, записанном в XIX веке В. Далем, христианские святые «Козьма и Демьян, Лука и Павел, великие помощники». Не сидят под деревом,или на дереве, а именно висят.
Вспомним, что Один (ВОДИН —Woden, ВОИН — Woen, Вотан), сам себя принёс в жертву и, пронзённый собственным копьём, девять дней висел на мировом дереве Иггдрасиль, после чего испил священного меда поэзии и постиг руны — средоточие высшего знания и мудрости. Именно благодаря такой жертве Один-Водан соединился с Мировым деревом и стал посредником между богами и людьми, то есть «великим помощником». О полнейшей перекодировке христианского образа свидетельствует и такой текст заговора:
«На море на Окияне, на острове Кургане стоит белая береза, вниз ветвями, вверх кореньями; на той березе Мать Пресвятая Богородица шёлковые нитки мотает, кровавые раны зашивает…» |3.
Связь Богородицы с мировым деревом в этом заговоре более чем очевидна, весь вопрос в том, что это за «Пресвятая Богородица». Судя по всему, перед нами тот самый древний дохристианский образ Богини-Матери, которая «по представлениям индоиранцев ассоциировалась с мировым деревом» 14. Образ Пресвятой Богоматери в заговорах очень часто соединяется и с находящимся на острове Буяне священным Алатырь или Алатр камнем — символом мировой горы. Вспомним, что в сказке «О Царе Салтане» дуб растёт на холме (или кургане), который является аналогом мировой горы или Алатырь-камня. Причём именно на этот холм, под дуб приводит князь Гвидон свою мать — одну из трех дев-прях. Отметим в связи с этим, что в русских народных заговорах Матерь Божия неоднократно входит в некую триаду: так, в одном из заговоров на остановку кровотечения, записанном в г. Дедюхине Пермской губ. Д. Петуховым в середине ХIХвека, говорится:
«В восточной стороне есть синее море, на нем бел Латырь камень, на камне святая церковь, в церкви золотой престол. На том золотом престоле сидит Матерь Божия с двумя сестрицами, прядёт и сучит шёлковую кудельку» 15.
Правда, есть и такие варианты заговоров, где просто фигурируют три девицы. Например:
«На море на Окияне, на острове Буяне стоит светлица, во светлице три девицы: первая иголочки держит, другая девица ниточки делает, а третья девица кровавую рану зашивает» 16.
Или: «Шли три девицы, три красные молодицы, не умели ни ткать, ни прясть, только кровь замолвлять. На море стоит камень, а на камне трость…» 17.
Есть и такой вариант: «В этом великом океане- море есть каменная изба; в этой каменной избе сидят три сестры, самому Христу дочери. Большая сестра сидит у порога на золотом стуле, берёт иглу булатную, вдеват нить шёлковую, зашивает рану кровавую« 18.
Надо отметить, что даже в тех заговорах, где, казалось бы, полностью исчезла древнейшая основа, отзвуки глубочайшей много тысячелетней архаики всё равно дают о себе знать, как в этом:
«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас! Стану я, раб божий, благословись, пойду перекрестясь, из избы дверями, из ворот воротами, стану на восток лицом, на запад кресцом. Сидит девица душа красная, Пресвятая Богородица, в трои золотые пяла шьёт, шёлкова нитка, золота иголка…»|9.
Или: «На том Окияне море стоит Божий остров, на том острове лежит бел горюч камень Алатр, на камне Святой пророк Илья с ангелами«20.
Море-океан, остров Буян, дуб-стародуб или заповедный камень Алатырь (Алатр), как обязательные элементы сакрального пространства, присущи огромному количеству русских народных заговоров. Христианская топография, попадая в древний текст, как бы переплавляется в нём, ничего не меняя по существу:
«На море на Океане, на острове Буяне стоит крута гора Сион-матушка, на крутой горе растёт дуб-стародуб…»,
«На море, на Окияне, на острове Буяне стоит гора Арарат, а на той горе, на Арарате, лежит заповедный камень…» 21.
Причём, древнейшие сакральные пространственные элементы постоянно получают в заговорах определения такого характера, как «пречистый святой Океан», «святое море Окин», «Окиян-море железное», «Святой Божий остров» и т. д.
Говоря о сказке «О Царе Салтане», мы должны особо подчеркнуть, что А. С. Пушкин удивительно бережно обходился с мифологическим текстом, сохраняя все его детали, то есть делал то, что впоследствии требовал от писателей В. Белинский, убеждая их сказки, созданные народом, записывать как можно вернее под диктовку народа, а не переделывать и не подделывать. Печальным опытом подобных подделок и переделок был в XIX веке сборник И. П. Сахарова «Русские народные сказки», вышедший в свет в 1841 году. В. Я. Пропп отмечал, что Владимир Иванович Даль
«совершенно сознательно перерабатывал народные сказки и издавал их. Он выпустил две книги, которые не представляют почти никакого интереса для фольклористов и очень слабы с точки зрения художественной. Между тем, в руках Даля было огромное собрание сказок. Мы знаем, что он передал Афанасьеву до тысячи номеров народных сказок, записанных им и другими лицами. Афанасьев использовал из них для своего собрания только 148, с горечью отмечая, что «очень немногие… переделаны с соблюдением местных грамматических форм».
И далее В. Я. Пропп констатирует: «Почему Даль, который выпустил классический сборник русских пословиц, который издал замечательный словарь великорусского живого языка, не издал подлинных народных сказок, а предпочёл издавать свои собственные переделки? Мы можем это объяснить только уровнем развития науки того времени» 22.
Отметим, что и вторая книга сказок В. И. Даля «Повести, сказки и рассказы казака Луганского» (Спб., 1846), и сборник И. П. Сахарова вышли в свет уже после всех сказок А. С. Пушкина в 40-х годах XIX века. Тем поразительнее кажется то внимание к мельчайшим деталям, которым отмечено обращение великого поэта с народными сказочными текстами. В «Сказке о Царе Салтане» им сохранен такой образ, как правило, утраченный в других вариантах этого сюжета, как мать трёх девиц-прях — «Сватья Баба Бабариха».
Этот образ мы встречаем в заговорах: «На море на Океане, на острове Буяне сидит баба на камне, у бабы три дочери: первая с огнём, вторая с полымем, третья руду заговаривает и ломоту»23.
В одной из обрядовых песен Вологодчины поётся о том, что «за морем у Соловецких живёт вдова. У неё три дочери — волосом сивые, собой красивые».
Возвращаясь вновь к образам трёх прях, с которых мы начали наш анализ сюжета «Сказки о Царе Салтане», ещё раз отметим, что образ матери и трех её дочерей-прях, вероятно, один из древнейших в индоевропейской мифологии.
В Древней Греции это божество необходимости, неизбежности Ананке или Ананка и три её дочери — Мойры или Парки, богини судьбы, вечно работающие пряхи. Согласно мифам, Ананке вращает между колен веретено, ось которого является в то же время вселенской осью. Мойры же помогают вращению этого веретена. Ананке близка к Адрастее, в которой орфическая традиция видела воплощение «законов Зевса, Кроноса, божественных надкосмических и внутрикосмических». Согласно Эсхилу «мудрые поклоняются Адрастее» — вершительнице справедливости 24.
В ведической традиции таким воплощением «законов божественных, надкосмических и внутрикосмических» была Пракрита (лат. prakṛti — «естественный, природный, первородный») — изначальная сущность, которая состояла из трёх субстанций или трех нитей (гун): саттвы — покоя, разумности, озаренности, благости (белой нити); раджаса — движения, страсти, желания (красной нити); тамаса — инерции, тупости, сонливости, злобы, тьмы, тяжести (чёрной нити).
Надо заметить, что в севернорусской народной традиции сохранилась память об этих изначальных нитях, сплетающих судьбу человека. Так, в одном из поморских заговоров (записанном в 1912 г. Г. Цейтлиным) говорится:
«На море, на океане, на острове на Буяне сидят Клеймон Папаринский и Василий Лекаринский и тугой лук натягивают… Бело пришло — бело прочь поди; чёрно пришло — чёрно прочь поди; красно пришло — красно прочь поди…» 25.
Вероятно, именно в этот древнейший круг образов и входят пушкинские сватья Баба Бабариха и её дочери-пряхи в сказке «О Царе Салтане».
Возвращаясь вновь к «острову Буяну», отметим, что в некоторых заговорах XIX века «остров Буян» прямо называется погостом или кладбищем:
«Стану я, раб Божий, благословясь, пойду, перекрестясь, пойду я на погос, на Буево… поворочу я на святую могилу, спрошу я у мёртвого мертвица…»
и соотносится с местом, где покоятся умершие: «На мори на Кияни, на острови на Буяни, на камне на высоком стоит гробница, в гробе лежит красная девица...«46.
Интересно, что и 33 морских витязя — братья Царевны-Лебеди, связанные с морем-океаном и островом Буяном, известны русским заговорам:
«На море Океане, на острове Буяне лежат тридцать три мертвеца…» 47.
Отметим, что ведет богатырей их «дядька Черномор«; здесь, в пределах своего локуса — мира мёртвых, небесного космического океана, он, безусловно, положительное начало.
В связи с образом 33 богатырей из сказки «О Царе Салтане», которые:
«Все красавцы удалые,
Великаны молодые,
Все равны, как на подбор»,
имеет смысл вспомнить, что в ведийской мифологии, как и в древнеиранской (Видевдат), общее число древнейших богов составило 33:
«Богов на небе — 11, на земле — 11, в водах — 11».
В гимне Ригведы, обращенном к божествам утренней и вечерней зари, всадникам Ашвинам, певец зовёт: «Сюда, о Насатьи, с трижды одиннадцатью», то есть со всеми богами, живущими в глубинах неба — космического океана Вечности48.
О том, что в «Сказке о Царе Салтане» остров Буян действительно является «тем светом«, местом, где обитают умершие, свидетельствует также постоянные превращения князя Гвидона, как оборотня, который для всех своих возвращений в мир живых — в царство Салтана, использует чужое обличье. Общеизвестно, что в народных представлениях у мёртвых нет обычного земного тела («у навей нет облика«), поэтому они могут прийти в этот мир, только позаимствовав у кого-то его плоть.
С этими представлениями связана традиция ряженых в Святки и на Масленицу — дни, посвященные предкам, возвращающимся в мир живых. Такое восприятие ряженых дошло практически до наших дней. Согласно данным, полученным фольклорно-этнографическими экспедициями под руководством А. М. Мехнецова, в 80-е — 90-е годы XX века во всех районах Псковской области информаторы помнят о таких обязательных персонажах ряжения, как «предки» (старцы, покойник), «нелюди», «чужаки» (нищие, побирушки), «высокие старухи».
Л. Н. Виноградова подчеркивает, что ряженые (окрутники, кудесники, шуликоны, коляд- ники, полазники и т. д.) и нищие являются теми ритуально значимыми лицами, при посредничестве которых можно связаться с миром умерших 49.
Здесь стоит отметить, что русское слово нищий соотносится с древнеиндийским nistyas, что значит «чужой», «нездешний» и в целом аналогично понятию «ряженый». Л. Н. Виноградова считает, что
«по- видимому, можно разделить мнение ряда специалистов о том, что есть основания (в том числе и языковые свидетельства) предполагать, что нищие (и ряженые — С. Ж. ) воспринимались как заместители умерших, а щедрое их одаривание — как отголосок поминальных жертвоприношений« 50.
Для того, чтобы душа живого человека не оставалась навсегда на «том свете», ряженые категорически запрещали называть себя по имени, узнавать себя. За нарушение этого запрета провинившегося «били смертным боем», так как считалось, что душа поименованного может не вернуться в его тело, занятое на время Святок или Масленицы кем-то из его предков. Такое положение могло принести общине неисчислимые бедствия, т. к. в дни Святок и Масленицы все жили по законам «перевернутого мира» — мира предков.
Именно об этом свидетельствуют воспоминания стариков и старух из разных районов Псковской области (80-е — 90-е годы XX века), отмечавших, что ряженых называли «дедами», что они ходили молча или «выли по-собачьи», кланялись до земли, что их лица были вымазаны сажей, что они были не смешны, а вызывали уважение и страх, что их ждали в каждом доме и готовились к этой встрече. Но по окончании этих обрядовых циклов все возвращалось на свои места, и живые начинали жить по законам мира живых людей. Оставшаяся же в теле человека душа умершего продолжала бы жить по законам «того света», принося живым вред.
Остаётся только удивляться, насколько тонко чувствовал эти оттенки обряда великий русский поэт, коль даже такие, казалось бы, мелкие детали отмечены им в «Сказке о Царе Салтане»: ни царь Салтан, ни ткачиха, ни повариха, ни сватья Баба Бабариха никогда не называют комара — комаром, муху — мухой, а шмеля — шмелем. Когда «с криком ловят комара», то это «распроклятая ты мошка!», когда пытаются поймать муху, то «лови, лови, да дави её, дави...», когда шмель кусает нос «старой бабушки своей», то мы снова слышим: «лови, да дави его, дави…». Ничто из живого, что может перенести хотя бы кусочек «того света» в наш мир, не может быть названо по имени.
После своих подвигов в мире живых князь Гвидон возвращается на остров Буян, преодолевая морские просторы. Ряженые в русской народной традиции обязательно в Крещение, когда, как правило, трещали самые лютые морозы, после освящения воды купались в проруби, возвращая «тому свету» душу предка, которому «одалживали» на время Святок своё тело51.
Сделать это было необходимо, так как с древнейших ведических времён считалось, что кратчайший путь души на небо, в обитель богов и предков, — это погружение в речные или морские воды. Такие представления были ещё живы в российской глубинке в начале XX века. Остаётся только удивляться тому, что даже в 1996 году в деревне Журавлев Конец Гдовского района Псковской области фольклористам сообщили, что те, кто рядились на Святки, в Рождество обязательно должны были обливаться тремя ведрами колодезной воды 52.
Конечно, русским крестьянам — современникам А. С. Пушкина, не нужно было объяснять, что «остров Буян» — мир умерших, тот свет.
Об этом говорило не только название чудесного острова Буяна, но и то, что
В устах дворянина, барина — А. С. Пушкина — всё это свидетельствовало о том, что он удивительно хорошо ориентировался в народных обрядовых текстах и умел находить среди них те, которые наиболее точно выражали мысль поэта.
В 1997 году, через 160 лет после смерти А. С. Пушкина, фолько- ристами Санкт-Петербургского Фольклорно-Этнографического Центра в Духовщинском районе Смоленской области был записан следующий текст подблюдной песни:
«За рекой мужики все богатые,
Они гребут деньги все лопатами»,
которую исполнители называли «дрянной песней», «плохой, к смерти, к покойнику». По существу, это то же самое, что и «все в том острове богаты, изоб нет, везде палаты».
Из этого же ряда и образы корабельщиков-гостей, которые плавают из царства Салтана к острову Буяну и обратно. В принципе, между ними и «нищими», «странниками», «чужаками» святочного ряженья можно поставить знак равенства, они также соединяют мир живых (царство Салтана) и мир мёртвых (остров Буян). Об этом свидетельствуют сохранившиеся до нашего времени поминальные стихи:
«На синем мори,
На синем мори Карабели плывут,
Карабели плывут,
Как во том карабле,
Как во том карабле
Да три ангела,
Да три ангела.
Как по морюшку, морю синему,
Рай душе, рай светлый»53.
Как они созвучны пушкинским строкам:
«Ветер на море гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах».
Поэтому нет ничего удивительного в том, что весь сюжет пушкинской сказки построен на основе архаических мифологем и, по сути, является логичным мифопоэтическим текстом с минимумом инноваций. У поэта был прекрасный сказочный первоисточник. Удивительно другое — насколько бережно А. С. Пушкин обошёлся с этим первоисточником, сохраняя все его детали даже в мелочах.
Далее… Царевна Лебедь и князь Гвидон.