Культура средневекового Новгорода

Славяне и скандинавы.
Под редакцией Е.А. Мельниковой. Москва: Прогресс, 1986.

Б. А. Рыбаков. Культура средневекового Новгорода.

Область расселения восточнославянских племён не достигала непосредственно побережья Балтийского моря; здесь обитали летто-литовские и финские племена. Однако великие водные пути, такие, как Западная Двина, Чудское озеро с рекой Нарвой, так же как система Волхов — Ладога — Нева, связывали крупнейшие центры Руси с Балтикой, со всеми народами этого великого моря: финнами, эстами, или «колбягами», шведами, или «варягами», «гътами» — на Готланде, пруссами, поляками и поморянами; эти связи достигали славянских земель между Нижним Одером и Нижней Эльбой, немецких и датских земель.

В Полоцке и Пскове, Новгороде и Ладоге начиная с VIII-IX века всё чаще приставали суда из всех частей Балтики, и оттуда отправлялись торговые флотилии ко всем побережьям Балтийского моря, игравшего в жизни народов Северной Европы столь же важную роль, что и Средиземное море в жизни народов Юга. К важнейшим центрам этой эпохи относятся Новгород, Псков и Полоцк. Средневековая жизнь Новгорода и Пскова довольно точно отображена в летописях, которые велись с XI века; летописание Полоцка сохранилось, к сожалению, лишь отрывочно. Мы располагаем также многочисленными памятниками архитектуры и живописи, являющими свидетельства культуры этих городов с XI по XIV век.; в сокровищницах старинных соборов сосредоточивались и произведения мастеров художественного ремесла.

Однако важнейшие материалы для реконструкции средневековой жизни предоставляют нам археологические раскопки. Они были проведены в Пскове, Полоцке, Смоленске, Старой Ладоге и некоторых менее значительных древнерусских городах, связанных с прибалтийскими областями. Самыми значительными по масштабам и по обилию находок являются раскопки Великого Новгорода. Известный художник Н. К. Рерих ещё перед первой мировой войной предпринял в Новгороде небольшие раскопки. С 1929 году и до наших дней исследования в различных местах города ведёт экспедиция, ранее возглавлявшаяся A. В. Арциховским, а затем — B. Л. Яниным. Мощный, толщиной от 6 до 10 метров культурный слой содержит отложения многих столетий. В слоях с X по XV век хорошо сохраняются дерево, кость, ткани, береста и другие органические материалы. Эта особенность превратила культурный слой Новгорода в единственный в своём роде источник знаний о жизни Древней Руси. Для хронологического разделения этого культурного слоя сформировавшегося на протяжении столетий, новгородская экспедиция пользуется «ярусами уличных мостовых». Деревянные мостовые в Новгороде появились в середине X века. К началу XIII веке появился даже специальный «Устав о мостах», в котором регулировалось участие отдельных групп населения в строительстве этих мостовых. По мере износа бревенчатого настила поверх старых плах, не разбирая их, укладывали новые. И таким образом в культурном слое Новгорода с середины X века до середину XV века образовалось 28 ярусов уличных настилов, перекрывающих друг друга. Подсчёты показывают, что средняя продолжительность существования одного яруса мостовых составляла около двадцати лет. Археологи стремятся связать все постройки и одиночные находки в слое поблизости от мостовых настилов, а также по сторонам улиц в дворовые и усадебные комплексы. Так как культурные остатки на замощенных улицах и по сторонам от них, т. е. внутри дворов, в постройках, находились в различных условиях, не следует абсолютизировать полученные этим «ярусным методом» датировки.

После дискуссии о методах определения археологической хронологии в Новгороде Б. А. Колчин разработал датировки по дендрохроно-логическому методу, основанному на измерении годичных колец бревен из новгородских раскопок. Дендрологические датировки старых деревянных конструкций из новгородских церквей, время строительства которых отмечено в летописях, позволили Б. А. Колчину разработать новую, очень точную шкалу датировки для древностей Новгорода, по которой определяется как время сооружения настилов мостовых, так и строительство каждой из построек внутри усадеб.

Структурной единицей средневекового Новгорода была огороженная усадьба, по крайней мере одной стороной примыкавшая к улице. Эта единица обозначается древнерусским словом «двор». Город состоял из многих сотен таких постоянных и наследственных дворовых владений. Каждый двор представлял собою маленький самостоятельный феодальный мирок со своим господином, челядью, слугами, господским домом, хозяйственными постройками и мастерскими. В некоторых случаях известно, что владельцем какого-либо из дворов был боярин, порою это даже названная в летописях историческая личность.

Просторные деревянные дома сооружались из больших брёвен и состояли из многих комнат. Почти все дома в Новгороде были двухэтажными. Большие срубные постройки отапливались «русской печью». Замечательная сохранность дерева позволяет составить ясное представление об облике жилых построек Новгорода. Дома были обстроены пристройками и балконами-галереями с резными деревянными ограждениями. Резные наличники и кокошники украшали фасады, устраивались даже небольшие эркеры.

Весьма показательны две массивные деревянные колонны XI века, покрытые орнаментальной резьбой. На одной из них — пояс с растительным орнаментом, другая сплошь покрыта резной плетёнкой; в неё включены сказочные существа, кентавры и грифоны, обрамленные кругами.

Как подтверждает основанная на стратиграфии датировка, эта деревянная колонна на целое столетие старше каменной резьбы Чернигова и городов Владимиро-Суздальской земли. Орнаментальная резьба, несомненно, первоначально выполнялась в дереве и лишь позднее перешла в каменное зодчество и «плетёную орнаментацию» книжных миниатюр.

Историческая топография Новгорода хорошо прослеживается лишь с X века, городская структура в предшествующий период, период становления города, напротив, ещё недостаточно выяснена. Археология ещё не разрешила загадки происхождения Новгорода, поскольку чрезвычайно трудно уловить следы первых, небольших поселений. Основываясь на изучении особенностей местности и некоторых преданий, можно построить следующую гипотезу: древнейшее поселение новгородских словен возникло на правом берегу Волхова, на так называемом Словенском холме, поблизости от того места, где река вытекает из озера Ильмень. То обстоятельство, что позднее здесь была воздвигнута церковь святого Ильи, по аналогии с другими городами позволяет заключить, что на Словенском холме в языческие времена находилось святилище Перуна, языческого предшественника Ильи Громовника.

В IX веке киевские князья ввиду возрастающей угрозы нападения варяжских отрядов решили укрепить свой форпост на Ильменском озере, у истоков Волхова. Маленькая крепость, судя по всему, занимавшая лишь южную половину позднейшей цитадели, не имела собственного имени, её называли просто «новый город» (Новгород). Никто не предполагал, что это название с расцветом города обретёт общеевропейское звучание. Такое развитие между тем отразилось и в имени: из «нового города», или Новгорода, вырос Новгород Великий, Господин Великий Новгород.

К югу от маленькой крепости «новый город» стоял, судя по названию улицы, храм другого старославянского бога, Волоса, или Велеса, владыки богатства. Когда киевский князь Владимир принял решение провести языческую религиозную реформу и превратить языческого бога-громовника Перуна в верховного, бога Руси, он послал своего дядю, Добрыню, в Новгород. Место почитания Перуна было устроено тогда в роще Перыни, немного южнее от идола Велеса. В. В. Седов раскопал там очень интересное святилище Перуна: восемь жертвенных огней во рву, в форме цветка, окружавшего статую божества.

В последующие времена Новгород разрастался на север. Структура его развивалась следующим образом: обширное кольцо внешних укреплений «Окольного города» охватывало примерно одинаковое пространство по обоим берегам Волхова. Широкая река Волхов с множеством причалов пересекала город с юга на север. В центре западной, левобережной части, «Софийской стороны», располагался хорошо укрепленный Кремль, городская цитадель.

В 1044 г. Кремль был обнесён каменной стеной. Здесь стоял большой кафедральный собор Софии Премудрости Божьей, двор епископа и многие другие постройки, среди которых — церковь Бориса и Глеба, поставленная гостем Садко Сытиничем. В этом храмоздавце мы можем видеть прообраз гусляра и купца Садко, героя новгородских былин. На Софийской стороне находились три городских подразделения Новгорода: Людин, Загородский, а также Неревский конец.

Правобережная, или Торговая сторона Новгорода, состояла из двух концов: Словенского и Плотницкого. На правом берегу, напротив городской цитадели, располагался княжеский двор и вместительная торговая площадь с гильдейскими храмами Ивана на Опоках, а также Пятницы на Торгу. Здесь, на Торгу, происходило народное Вече, собрание новгородцев. Поблизости от Торга располагались дворы иноземных купцов, Готский двор с варяжской церковью, Немецкий двор. Кремль и Торг были связаны Великим мостом, который играл в истории Новгорода весьма важную роль. Улицы каждой из сторон, Софийской или Торговой, вели к её центру, Кремлю или Торгу. Облик средневекового Новгорода, с его узкими улицами и переулками, высокими, порою причудливо расположенными зданиями, множеством резного либо же раскрашенного дерева построек, кораблями и челнами у пристаней широкого Волхова, садами внутри усадеб, был довольно импозантен.

Мощные укрепления из дубовых бревен, охваченные серебристой лентой наполненных водою рвов, окружали город. Многочисленные замкнутые монастырские комплексы, поселения «огнеопасных ремесленников»-кузнецов и гончаров с их пылающими и дымящимися горнами, были разбросаны по открытой прилегающей местности.

Каменные боярские палаты и церкви были светлыми цветовыми пятнами в темной гамме городского образа деревянного Новгорода. В то время как у русских на юге страны, в Киеве и Чернигове, где основную массу жилых домов обмазывали глиной и белили, цветовые пятна городской палитры создавались сочетанием красной кирпичной плинфы и розоватых известняковых кладок церковных стен, на севере прибегали и к побелке церковных зданий. Так возникли два совершенно различных типа русского средневекового города: на юге среди домов с белыми стенами высились розоватые дворцовые и храмовые каменные здания, на севере жилые кварталы с их темными деревянными стенами контрастировали с нежно-синими, белёными стенами церковных построек. Новгородские строители создали выдающийся, замечательный городской ансамбль с двумя живописными группами зданий в центре.

Раскопки последнего времени выявили ещё одну архитектурную достопримечательность Новгорода: въезд в город по реке, со стороны озера Ильмень, откуда прибывали князья, купцы из Киева и Византии (по «Пути из варяг в греки»), был торжественно фланкирован двумя массивными зданиями. Плывшие в Новгород с юга видели справа церковь Благовещения на Городище (в княжеской резиденции), которая была воздвигнута в 1103 году Мстиславом Великим, сыном Владимира Мономаха; ее фундаменты были открыты раскопками М. К. Картера. Слева возвышался Юрьев монастырь — великолепное здание Георгиевского собора, построенного зодчим Петром в 1119 году по заказу сына Мстислава, князя Всеволода. Юрьев монастырь и ныне красуется у въезда в Новгород.

Одна из древних былин так описывает пути, расходившиеся от Новгорода:

Реки да озера к Нову-городу,
А мхи да болота к Белу-озеру,
Да чистое поле ко Пскову;
Тёмные леса Смоленские…
Широка мать-Волга под Казань шла,
Подале того — и под Астрахань...
Из-под белого горючего из-под камешка
Выбегала мать Днепра-река
Да устьем впадала в море Чёрное…

Северными воротами, встречавшими гостей, прибывающих на кораблях с Балтики, служили, очевидно, монастырь Антония Римлянина на восточном берегу Волхова и Зверин монастырь. Находки, свидетельствующие о быте городских кварталов, чрезвычайно многочисленны и разнообразны.

В результате работ Новгородской экспедиции, продолжающихся уже шестое десятилетие, новгородские древности являются сейчас своеобразной шкалой датировок для всей Восточной Европы. Необычайно благоприятные условия сохранности различных органических материалов, которые в других почвенных условиях обычно исчезают, делают возможным единственное в своём роде проникновение в различные области материальной культуры. Богато представлены в культурных слоях Новгорода также изделия из железа и стали. Учёные, прежде всего Б. А. Колчин, исследовали два различных способа соединения закалённого стального лезвия с мягкой основой из незакалённого железа. Помимо разнообразнейших предметов, обычных в городском употреблении, и многочисленных ремесленных орудий, раскопки дали также и сельскохозяйственные орудия, такие, как топоры, серпы, косы, плужные лемехи. Много найдено охотничьих и рыбацких снастей, детали конской сбруи и упряжки.

О водном транспорте свидетельствуют остатки кораблей, лодок, челнов: части бортовой обшивки, уключины, весла и пр. Сухопутные транспортные средства представлены различными видами саней, реже — колесными повозками. Возможно, это объясняется и природными особенностями Новгородской земли, с многочисленными болотами, которые легче преодолевать на полозных транспортных средствах, так называемых волокушах; могла иметь значение и специфика городской застройки с узкими улочками шириною от 3 до 4 метра, на которых трудно было бы разъехаться широким колесным повозкам.

Летом по городу разъезжали главным образом верхом или плавали в челнах, зимою — в узких, с украшенными задниками санях, в которые запрягали лошадь. Это транспортное средство довольно точно описано С. Герберштейном, который останавливался в Новгороде в 1617 г. Хорошая сохранность дерева впервые позволила на примере Новгорода составить представление о внутреннем убранстве древнерусского дома.

Обнаружены многочисленные остатки мебели, ларей, веретён, прялок, одежных вешалок, а также необозримое множество резной и точеной деревянной утвари, всех видов бочек, ушатов, кадок. Посуда была довольно богато украшена. Особенно выделяются расписные деревянные ложки с многоцветными украшениями, а часто даже и с именем владельца. Встречаются также шкатулки из бересты или лозы.

Во многих новгородских домах имелись шахматные доски. Любовь к шахматам отразилась и в былине о Ставре: жена впавшего в немилость боярина Ставра Годиновича прибыла в Киев и обыграла великого князя Владимира в шахматы и таким образом добилась освобождения своего супруга.

Ювелирное ремесло в культурных слоях Новгорода представлено в меньшей степени, нежели в южных городах Руси. Это, однако, объясняется не тем, что в городе не работали ювелиры, а лишь отсутствием кладов. Во многих городах восточной и южной Руси украшения княгинь и бояр были скрыты в земле во время монгольского нашествия Батыя 1240 году. Вследствие трагической участи их владелиц они на столетия остались в земле. Однако Новгород не пережил монгольского нашествия. Здесь не было такой катастрофы, как вторжение войск Батыя, и потому новгородцы не зарывали в земле сокровищ и драгоценностей. Ювелирные изделия рядовых городских ремесленников представлены обычными украшениями, подобными находкам из древнерусских курганов. Примечательно, что украшения из северозападной части Новгорода, обращенной к Водской пятине, свидетельствуют о том, что здесь жило довольно много женщин финно-угорского происхождения.

Керамика, обычно самый ходовой археологический материал в Новгороде, из-за обилия других категорий находок оказалась на втором плане исследовательских интересов. Она, к сожалению, до сих пор изучена лишь в незначительной степени. Новгородская экспедиция составила богатые собрания изделий из кости, кожи, а также различных тканей.

Раскопки дали важные сведения и потому сделали возможным суждение о торговле. Это не только монеты, денежные слитки, весы и гирьки, но и различные предметы, поступившие в Новгород из Западной Европы, Киева и Византии. Неоднократно в Новгороде были найдены деревянные «локти» для измерения тканей. Из юридических источников нам известно, что купеческая гильдия Ивана на Опоках обладала эталоном такого «локтя». Счастливый случай сохранил этот эталон до времени раскопок экспедиции. Локоть разломан; сохранилась часть с надписью, которую можно реконструировать следующим образом: «Еванского съта». Полная длина локтя-44 см, что составляет четверть «мерной сажени».

При раскопках последних лет на Торговой стороне был открыт «Готский двор», торгово-дипломатическая контора готландских купцов в Новгороде. Примером новгородских изделий, распространявшихся далеко на запад, может быть «гильдесгеймский крест», изготовленный в XII веке по заказу новгородца Ильи с Людогощей улицы и хранившийся в соборной сокровищнице Гильдесгейма.

Особо важную часть новгородских древностей составляют крепившиеся к документам печати, подробно исследованные В. Л. Яниным.

Раскопки в Новгороде позволили проникнуть в таинственную и загадочную область языческих представлений, уходящую далеко в глубь веков. Мы уже видели, что в самом начале строительства города или предшествовавших городу славянских поселений в том месте, где Волхов вытекает из озера Ильмень, можно предположить существование языческого святилища обоих славянских богов, которые названы в древнейшем из договоров Руси с Византией (911 г.). Речь идёт о Перуне и Велесе, которыми клялись русские воины-язычники. На месте храма Велеса стоит археологически ещё не изученная церковь святого Власия, а в урочище Перыни располагалось под открытым небом особое святилище, круглое в плане, с жертвенным местом и идолом в центре. В обособленных углублениях пылали вокруг него восемь больших костров. Адам Олеарий, который побывал в Новгороде в 1635 г., описывает предания о вечном огне из дубовых дров вокруг идола Перуна.

Легендарное русское сказание XVII веке о начале Новгорода указывает, что в Перыни был погребён древний священный ящер («крокодил»), божество реки Волхов. То же сочетание культа воды и огня мы находим в святилище Перуна в урочище Перынь, которое располагалось в роще у реки. У новгородских словен, живших по берегам Волхова и огромного, казавшегося безбрежным озера, культ воды, матери пропитания, и различных водных божеств должен был стать первенствующим делом веры. Недаром герой ранней новгородской былины гусляр Садко своим благополучием обязан помощи царя подводного царства.

Верования в предания о драконе подтверждаются множеством изображений дракона-ящера с символами струящейся воды на различных новгородских вещах. Рукояти деревянных ковшей, т. е. отчасти ритуальных сосудов, которые были составной частью «братчины», крестьянского народного праздника, украшены мордами драконов-ящеров. Спинки кресел, сидений тогдашних глав семейств, покрывались орнаментальными поясами из переплетенных драконов. Иногда драконьи морды свешивались с крыш, при этом во время дождя они воплощали водную стихию. Даже вёсла новгородских судов оформлялись головками ящеров. Почитание ящера в русском и белорусском фольклоре прослеживается вплоть до рубежа XIX-XX вв.: существует обрядовая хороводная игра, при которой парень-ящер — выбирает девушку: «сидит Ящер (= Яша) в золотом кресле под ореховым кустом».

Из самого нижнего слоя Неревского раскопа происходит интересная находка: здесь полукругом лежали девять деревянных ковшей. Можно опознать на этом месте жертвоприношение первых поселенцев. С домашним культом семейных предков связаны маленькие деревянные фигуры бородатых людей. В них можно с равным основанием видеть изображения домовых, предков или праотцев. Фигуры домовых чаще встречаются в X-XI вв., однако они есть и в слоях XII-XIII веках.

Особого внимания заслуживают различные жезлы и посохи, происходящие из древнейших слоев, с X века до конца XIV века. Иногда их относят также к изображениям «домовых», но дело здесь обстоит, по-видимому, намного сложнее. Прежде всего, следует вспомнить слова летописцев о том, что идол Перуна изображен был с жезлом. Во-вторых, мы можем наблюдать развитие формы: древнейшие жезлы языческой эпохи завершались человеческой головой. С введением христианства жезлы не исчезли, но на месте человеческих голов в XI и XII веках примерно на половине находок появляются головы орлов, а также людей, уток, собак и лосей.

На рубеже XII-XIII веков происходит окончательное изменение формы, и количество находок сокращается. Жезлы завершаются лишь крупным шаром с геометрической нарезкой.

А в XIV веке, одновременно с сектой стригольников, вновь появляются, как в X веке, бородатые человеческие головы. Возможно, жезлы с фигурно оформленными навершиями были составной частью языческой игры «русалий», во время которой участники ритуального танца, называемые «русальцами», прыгали как можно выше, чтобы при этом своими священными посохами размахнуться как можно дальше. Прыжок ввысь в этнографической символике обозначает полет в небо. Если так, то в древнейших жезлах с человеческой головой мы можем видеть изображения небесного бога (Перун, Род?). Множество птичьих голов на жезлах XI-XII веках могло означать замещение всеобъемлющего языческого символа под влиянием церкви другими, менее преследуемыми, но выражавшими ту же веру в обращение к небесным силам. Анализ новгородских жезлов, которыми в прежние времена снаряжались все участники русалий, подкрепляется указанием на многозначительное хронологическое совпадение.

К эпохе распространения нового типа жезлов, в конце XII века — начале XIII века, относится важная берестяная грамота, в которой упомянут языческий бог Велес. Она расшифровывается следующим образом: слуга напоминает своему господину о том, что для празднества Велеса необходимо позаботиться о «мехах» — ёмкостях для вина (грамота № 225, 1224—1238 гг.). К жезлам нового типа этих же лет (1224-1238 гг.) относится совершенно первобытный экземпляр с продолговатой человеческой головой, в котором вновь оживают древнейшие формы 972-989 годах. К тем же годам, когда жители Неревского конца пользовались жезлом старого языческого типа, относится также важное для нас указание новгородских летописцев:

«В то же лето (1227 г.) были на Ярославовом дворище сожжены четыре волхва (языческих жреца), говорят, что занимались волшбою, но то ведомо лишь единому богу!»

Горожанин, составлявший эту летопись, как будто в своём окончательном суждении склонялся к тому, чтобы взять языческих жрецов под защиту. Одновременно с сообщением об «аутодафе» летописец сообщает о том, что архиепископ надолго покидал кафедру и что новгородский люд вскоре после этого созвал народное собрание, вече, изгнал епископа по совершенно языческим мотивам: по вине его произошёл неурожай (1228 г.). После бурного народного мятежа новгородцы обратились к князю с просьбой о прекращении «забожничей» — репрессий за бесчинства против церкви. Так археология, летописи и берестяные грамоты сообща позволяют установить столь интересное явление, как возрождение языческих реликтов во время неурожая в начале XIII веке в Новгороде и Новгородской земле.

В XIV веке, когда обострилось определенно отрицательное отношение городского населения Новгорода к феодальной церкви, мы можем наблюдать многие проявления антиклерикальных воззрений и даже возврата к старым языческим представлениям. Страницы церковных книг городские художники украшают теперь инициалами, которые не связаны с текстом; они вносят в благочестивые, предназначенные для богослужения книги образы из повседневного быта новгородцев: глашатай с трубой, охотник с собакой, горожанин, греющий руки над огнем, подвыпивший новгородец с кубком, два рыбака, бранящиеся непристойными словами.

Резчик по дереву Яков Федосов в 1359 г. изготовил огромный крест с надписью секты стригольников и драконьими головками в орнаменте. Одновременно вновь появляются старые символы плодородия — ромбы с усиками — и возрождается языческая форма применявшихся при русалиях жезлов, увенчанных человеческой головой.

Многообразие архаических представлений выявляется и в мотивах некоторых дешевых металлических украшений, подвесок с грубыми крючками. Небрежное изготовление исключает их использование как принадлежностей одежды или головного убора. Подобные блестящие подвески могли вешать, например, на срубленные березки, с которыми толпы русальцев бродили по улицам во время празднования Иванова дня.

Мы знаем подвески в форме четырехугольных звезд; некоторые воплощали языческого Симаргла, бога плодородия, в образе крылатого пса. Среди новгородских находок часто встречаются деревянные гусли, «гудки», «свирели» — музыкальные инструменты, относящиеся к языческим, преследуемым церковью народным игрищам.

Известны также кожаные маски-личины: они свидетельствуют о том, что новгородцы рядились во время новогодних карнавалов, святочных игр. Археологический материал доказывает устойчивость старых языческих представлений у новгородского населения в XII-XIII веках, и даже определенные реликты язычества в XIV веке, возрождающиеся по мере антицерковного народного движения.

Культура средневекового Новгорода предстала перед нами совершенно в новом виде после того, как А. В. Ардиховским были обнаружены и опубликованы знаменитые так называемые «берестяные грамоты». Многочисленные надписи на деревянных предметах, ювелирных изделиях и на стенах церквей подтверждают, что жители большого торгового города Новгорода владели грамотой. Найдены ушаты и бадьи с именами владельцев: «Смена» («Семенова»), «Фомы Ивановича», или с обозначением содержимого: «мень» — рыба налим, «олу» — эль, пиво. Даже сапожники подписывали свои колодки. Для письма применяли деревянные дощечки, покрытые воском. Такие «дщицы» для повседневного пользования легко обновлялись, так что вновь можно было писать по заглаженному воску. На них часто записывали долги за беднейшими горожанами, и во время народных восстаний народ при разгроме боярских усадеб сжигал эти ненавистные «дщицы». Сохранилась богато украшенная дощечка конца XI века, которая, судя по характеру орнаментальной символики, была свадебным даром невесты.

Берестяные грамоты существенно расширили наши представления о грамотности городского населения средневековой Руси. Свыше шестисот писем на бересте, обнаруженных при раскопках, принадлежали мужчинам и женщинам, боярам и рядовым жителям, профессиональным писцам, купцам и воинам, ремесленникам и др.

Имеются даже берестяные тетради школьников. Один из них, 10-12-летний мальчик по имени Онфим, выполнял свои упражнения около 1263 года. Ребёнок написал алфавит, слоги: «ба, ва, га…, бе, ве, ге…». Онфим знал молитвы и занимался торговой перепиской. На свободных местах Онфим рисовал различных человечков, зверей и всадников. Из школьных учебных пособий известна доска с русским алфавитом. Практичные новгородцы упростили изысканный, употреблявшийся в книгах алфавит, кириллицу, а некоторые греческие буквы, не использующиеся в русском, попросту изъяли — «ипсилон», «пси» и «хи».

Древнейшая сохранившаяся берестяная грамота относится к XI веку; бронзовое писало для письма по бересте найдено в самом раннем слое, датирующемся серединой X века. Содержание берестяных грамот богато и многообразно, столь же многообразно, как и жизнь этого богатого феодального торгового города с его повседневными заботами и важными событиями. Многие заметки на бересте содержат точные указания о ведении хозяйства, сохранились просьбы о деньгах или о возврате старого долга. Имеются брачные контракты, духовные завещания, извещения о смерти, избирательные бюллетени с именами кандидатов, шуточные обрывки. Мы знаем прошения крестьян, жалующихся на своё тяжёлое положение, молитвенники и календарные заметки, просьбы о посылке интересных книг, расчёты торговых служащих и налоговых сборщиков. Часто письма направлялись с одной стороны Волхова на другую; имеются также письма, прибывшие с посыльными из других городов.

Кроме русских текстов со всеми особенностями новгородского диалекта, имеется грамота на карельском языке, карелы пользовались русскими буквами. Существует также текст, написанный  на латыни. В некоторых из этих находок речь идёт о запутанных жизненных обстоятельствах.

Вот несколько наугад взятых примеров. В начале XII века Жизномир, воин или боярин, писал своему подчиненному Микуле, который купил украденную у княгини рабыню. Княгиня подала на Жизномира жалобу в суд, но за того поручилась дружина, а теперь необходимо провести расследование, кто перекупил рабыню, нужна лошадь для того, кто это расследование поведёт, и новая рабыня, которую нужно будет вернуть княгине… Середина XII века:

«От Гостяты к Василию. Всё, что моё передал отец и подарили родственники, при нём, и теперь, когда он взял новую жену, ничего он мне не отдаёт, отколотил меня, прогнал и привёл другую. Будь любезен и приходи».

Здесь в лаконической форме поспешной записи перед нами предстаёт целая трагедия новгородской женщины. Середина XIII века:

«От Микиты к Ульянице. Возьми меня (в мужья), я хочу тебя, а ты меня. И о том свидетель Игнат…»

XIV-XV века:

«От Бориса к Настасье. Как дойдёт до тебя эта весточка, пришли ко мне верхового, у меня здесь много дела. Пришли мне рубаху, рубаху я позабыл!» А вскоре после этого Анастасия сообщает родственникам о смерти Бориса.

От XIV века сохранился текст Григория, в котором упоминается мирный договор со шведами (1323 г.?) и содержится перечисление карельских податей.

Особое значение имеют берестяные грамоты из усадьбы новгородского посадника Онцифора Лукича, его сына Юрия Онцифоровича и его внука Варфоломея Юрьевича. Здесь находился каменный боярский дом, несколько деревянных домов и служебных пристроек. Сохранились берестяные документы, связанные со всеми этими посадниками, и автографы Онцифора и Варфоломея. Весьма важен комплекс текстов, относящихся к новгородскому боярину Феликсу, жившему на Торговой стороне. Имеются известия от самого Феликса, а также послания к нему:

«Поклон от Феврония Феликсу со слезами. Побили меня пасынки и прогнали со двора. Прикажешь ли мне приехать в город или сам приедешь? Убита я…»

Этот Феликс в договоре Новгорода с немецкими купцами в 1338 году упоминается как новгородский правитель, скорее всего, владыка, архиепископ. Новгородским берестяным документам посвящена целая исследовательская библиотека на разных языках. В самом деле, это выдающийся источник по истории русской средневековой культуры. Свидетельства церковной, христианской культуры в Новгороде сохранились лучше, нежели светской.

Церковные здания XI — XV веках стоят до сих пор, сохранилась фресковая живопись, в музейных собраниях сберегаются иконы, старые книги и драгоценная утварь. Новгородские древности пережили столетия лучше, нежели подобные же памятники культуры Киева, который в 1240 году был разрушен монголами Батыя. Роль Батыева разорения для Новгорода сыграла война 1941-1945 гг., когда при артиллерийских обстрелах были уничтожены многие здания и фрески XII-XIV веках. Одна из первых церковных построек, деревянный Софийский собор, была возведена в 989 г. «о тринадцати главах». Древнейшее из сохранившихся зданий-каменный Софийский собор (1045 г.) с пятью куполами и массивной башней, в которой хранились документы государственного архива Новгородской республики. От своего нынешнего облика Софийский собор отличался галереями, охватывающими здание до половины высоты. Софийский собор был построен князем Владимиром, сыном Ярослава Мудрого. Византийские формы каменной архитектуры в Новгороде, городе прирожденных плотников, под воздействием привычных форм деревянного зодчества подверглись большим изменениям, нежели в южнорусских городах. В течение XI века новгородцы, удовлетворенные просторным и величественным Софийским собором, не строили каменных церквей. Христианство как будто ещё не утвердилось в городе достаточно прочно.

Новгородские купцы, плававшие через Балтику, знали, что в городах славян на Нижней Эльбе и Одере, у ободритов и лютичей, процветали языческие культы, стояли идолы и храмы старых славянских богов, хотя это отнюдь не препятствовало торговле с этими городами, но вело и к укреплению связей между славянскими народами. В определенном безразличии новгородцев к христианству, шедшему из Киева, можно видеть как проявление новгородского сепаратизма, так и антифеодальную тенденцию.

Упоминается, что новгородский архиепископ Стефан в 1068 году был задушен своими слугами, а в 1078 году Новгород распался на два лагеря: на стороне архиепископа оказался князь с дружиной, а на стороне языческих волхвов — весь остальной новгородский люд. Расцвет христианского церковного зодчества связан с именами двух новгородских князей: Мстислава Великого и его сына Всеволода. Князь Мстислав в 1108 году выстроил церковь Благовещения в расположенной за пределами города княжеской резиденции на Городище, а в 1113 году — шестистолпный храм св. Николы на Ярославовом Дворище, княжеской усадьбе поблизости от Торга (Святой Никола — покровитель мореплавателей).

В 1117 году была построена церковь Рождества богородицы в Антониевом монастыре, а в 1119 году Всеволод Мстиславович соорудил Георгиевский собор Юрьева монастыря; затем он в 1127-1135 гг., т. е. в конце княжеского периода новгородской истории, разрешил строить церкви, которые были переданы купеческим гильдиям: Ивана на Опоках и Успения на Торгу. После этого периода интенсивной строительной деятельности наступил некоторый перерыв, и лишь в конце XII- начале XIII века наблюдается новый расцвет церковного зодчества, в котором, однако, уже участвуют бояре, посадники, купцы, уличанские старосты. Меняется форма храмов: они становятся меньше, исчезают хоры, и появляются закрытые приделы, посвящаемые небесному патрону заказчика церкви.

 

Последним проявлением княжеского строительства была церковь Спаса Нередицы, знаменитая своей фресковой живописью 1199 году, была разрушена фашистами в 1941 году. Церковь была сооружена князем Ярославом Владимировичем, шурином Всеволода Большое Гнездо, адресата знаменитого памятника письменности «Моление Даниила Заточника». В росписях, выполненных новгородскими художниками, ощущается влияние живописи Владимиро-Суздальской земли. Это относится, например, к изображению сцены Страшного суда, напоминающей владимирские прообразы, позднее повторенные Андреем Рублевым: художник изобразил ряды строгих судей, обращающихся словно к совести людей. Фресковая живопись фрагментарно сохранилась также в других церквах, но только в Нередице можно представить всю систему росписи, выражавшую теологически-философское мировоззрение средневековья.

Надписи-граффити на церковных стенах сообщают нам имена художников. Мы узнаем, что Софийский собор был расписан мастером Стефаном.

Третий период истории новгородского строительства начался с начала XIII веке Тогда появились три устремленных ввысь здания. Возможно, в этом проявилось влияние деревянной башенной архитектуры с шатровыми кровлями. Примером нового стиля может служить церковь Пятницы на Торгу, в 1207 году, построенная купцами, которые вели заморскую торговлю. Важнейшей находкой, позволяющей проникнуть в творчество древнерусского зодчего, является обнаруженное на Торговой стороне деревянное «мерило зодческое» начала XIII века. На масштабный стержень нанесено три шкалы, соответствующие трём видам древнерусской «сажени»: мерная сажень (176 см), большая сажень (250 см) и простая сажень (152 см).

Одновременное использование этих трех единиц измерения объясняется тем, что они находятся в определенном геометрическом соотношении между собой. Так, мерная сажень относится к большой (великой) сажени как сторона квадрата к его диагонали (а:а√2). Для построения такого «вавилона» нужно иметь только два «прута по четыре локтя», из которых один равен стороне квадрата, а другой — его диагонали.

Самое интересное для нас то, что новгородское «мерило» применялось для построения кривых (апсиды, своды и полукруглые закомары над пилястрами) и для каждого вида сажени устанавливается архимедово значение = 22:7.

Татарское нашествие на Русь почти не затронуло Новгород, однако вызвало такое ослабление всех жизненных сил русских земель, что оно проявилось даже в этом, расположенном далеко на севере, городе. Бурный расцвет каменного зодчества внезапно обрывается перед 1240 годом. В течение шестидесяти лет в Новгороде не было построено ни единого каменного здания, и только в XIV веке мы вновь можем наблюдать интенсивную строительную деятельность, на которую ещё более воздействуют формы деревянного зодчества с двускатными покрытиями фронтонов здания.

Примерами нового стиля могут служить великолепные церкви Федора Стратилата на Ручью (1360 г.) или церковь Спаса на Ильиной улице (1371 г.).

В сокровищницах соборов Новгорода до наших дней сохранились выдающиеся произведения новгородских златокузнецов XII века. Прежде всего следует назвать два потира, сосуда для причастия, изысканной формы-четырехлистник в сечении с рельефными изображениями святых покровителей и искусными S-образными двойными ручками.

Оба сосуда подписаны художниками: первый, старший, изготовил мастер Братило Флор, а второй — мастер Константин. Нам известны также имена заказчиков потиров и их жен. Судя по всему, эти именные сосуды для причастия предназначались для домашних церквей выдающихся новгородских бояр.

К середине XII века относится серебряная дарохранительница, «сион», модель иерусалимского храма, которая использовалась при особо торжественных богослужениях. Во время войн князья захватывали эти шкатулки как ценнейшую часть добычи, о чём вспоминали ещё спустя столетия. Так называемая дарохранительница Софийского собора представляет собою шестиколонную ротонду с куполом и крестом наверху. Высота достигает 74 см. Между колоннами подвешены дверные створки с чеканными фигурами двенадцати апостолов. Апостолы стоят, словно беседуя друг с другом, среди храмовых колонн. На куполе помещены изображения цикла Деисус, дополненные образом Василия Великого, день имени которого приходится на 1 января. Возможно, дарохранительница служила при новогоднем богослужении, которое в византийской церкви особо не выделялось. Однако в русском народном календаре, как и сейчас, на 1 января приходится начало нового года.

Народно-языческое мировоззрение мастера проявилось в его использовании для церковного предмета форм, принадлежащих языческим аграрно-магическим представлениям: с купола, символизирующего верхнее небо, нисходят шесть потоков плетеного узора, символизирующего воду. Арки среднего яруса, по-видимому, представляют небесный свод со звездами, т. е. нижнее, видимое небо, а также наполнены водными потоками, которые достигают растений, обвивающихся вокруг колонн. Орнаментация большой дарохранительницы является воплощением моления о небесной воде, о дожде.

К драгоценностям Новгорода относятся также шедевры древнерусского ювелирного ремесла, перегородчатые эмали. Так, знаменитую икону богоматери «Знаменье», которую новгородцы во время нападения суздальцев в феврале 1170 года вынесли на городскую стену, украшали 10 золотых пластин с изображениями деисусного чина. Деисус (греч. δέησις — прошение, моление) был здесь дополнен евангелистами — отсутствует только Марк, — а также фигурами Никиты и Димитрия. Возможно, эмалевые пластины принадлежали первоначально переплету Евангелия. Это объясняло бы включение евангелистов.

В центре композиции находился Деисис — икона с изображение Христа, а справа от него Богоматерь, слева  — Иоанн Креститель, затем архангелы и по углам евангелисты. Димитрий и Никита, вероятно, имена заказчиков богатого оклада. Нет уверенности, что описанные эмальерные произведения выполнены в Новгороде. Достоверно с Новгородом связаны перегородчатые эмали на меди (пластинки гипатия).

Образец искусства чеканки-оклад большой иконы Петра и Павла. Гравер весьма проникновенно вписал плоскостный растительный узор на гладком фоне в элегантно прорисованные арки, из-под которых поднимаются тщательно выполненные рельефные фигуры святых. Этот беглый обзор может лишь очертить самым обобщенным образом богатство новгородской культуры.

Новгород не пережил монгольского нашествия, как другие города Руси, сохранил исторические ценности как XI-XII века, так и XIII-XIV веков. Новгород археологически изучен лучше других городов Руси и Северной Европы. Это позволяет нам, во-первых, представить культуру средневекового города во всей её полноте и, во-вторых, совершенно самостоятельно осветить историю Новгорода. Следует, однако, заметить, что Новгород занимал совершенно особое положение и что подобное культурное богатство вряд ли следует предположить в других древнерусских городах. Это относится как к начальному периоду истории этого города, так и к поздней эпохе, когда Новгород был столицей феодальной республики. Конечно, всюду имелись и общие черты, но если бы Полоцк и Псков, Киев, Владимир и Суздаль, Галич и Чернигов были бы исследованы так же тщательно, как Новгород, то, вероятно, выявились бы и различия в культурной жизни этих городов.

Многие новгородские особенности сохранялись и длительное время после присоединения Новгорода к Московскому государству: новгородские меры, вес, монета. Не будучи типичным русским городом в среднестатистическом смысле, Новгород представляет собою пример высокоразвитого средневекового центра с отчётливыми чертами его изначальной самобытности.

Далее… Витольд Гензель. Культура и искусство Польского Поморья в эпоху раннего Средневековья (VII — XI вв.)