Культура и искусство вендельского периода истории Швеции

Славяне и скандинавы.
Под редакцией Е.А. Мельниковой. Москва: Прогресс, 1986.

Швеция и шведские племена.

Автор Вильгельм Хольмквист.
Начальные века: культура и искусство вендельского периода истории Швеции.

Первое тысячелетие н. э. — важный этап шведской истории, финал первобытной эпохи и начало пути к средневековому обществу, который может быть сейчас исследован в важнейших своих деталях. Хотя почти полное отсутствие письменных источников и создаст большие трудности, археологический материал, поступавший в течение последних десятилетий, столь обилен, что позволяет сделать некоторые вполне обоснованные наблюдения и выводы.

Описание Швеции этой далекой эпохи остаётся достаточно неопределенным: до образования средневекового Шведского государства границы племенных территорий были неустойчивыми, и первоначальное понятие «Швеция» (Свеаланд, Страна свеев) охватывало лишь область вокруг озера Меларен (швед. Mälaren) и прилегающую, находившуюся под её влиянием территорию. Границы в борьбе с ближайшими соседями неоднократно менялись, что, конечно, влияло на общий ход культурного развития. В первую очередь следует рассмотреть те данные, которые относятся непосредственно к земле свеев, составившей ядро будущего шведского государства.

Трудно наши лучшую точку отсчёта, нежели сообщение Тацита о Швеции в конце I века н. э. По его свидетельству, свей (свионы) сильны людьми, кораблями и оружием. До сих пор у нас нет прямых археологических данных, подтверждающих эту характеристику, однако имеются данные косвенные, позволяющие считать её достоверной.

Свевы (лат. Suevi) — собирательное название ряда германских племён, обитавших на северо-востоке Германии. В I веке до н. э. Свевы были разбиты Юлием Цезарем. В V веке часть свевов переселилась на Пиренейский полуостров, создав своё королевство, завоеваное везеготами в конце VI века. Варианты написания имени Свевы : Свавы (лат. Suavi), Свебы (лат. Suebi, греч. Σουήβοι), Свеи (лат. Suei ), Свены (лат. Sueni), Сверы (лат. Sueri), Сви (лат. Sui), Свовы (лат. Suovi- СВОИ), Севбы (лат. Seubi), Севы (лат. Sevi), Синбы (греч. Σύνοοι), Соэбы (греч. Σώηβοι), Суэбы (греч. Σούηβοι), Суабиты (греч. ΣουαΒίται)

На Готланде и Эланде, а также в Смоланде и Эстеръётланде, то есть областях, занятых племенами, соседними со свеями, найдено оружие, датирующееся началом нашей эры1. Если верить Тациту, который располагал надежными устными сведениями, оружие могло принадлежать свеям, беспокоившим балтийские острова и прилегающие к ним побережья набегами на боевых судах. Кажется вполне правдоподобным, что уже тогда свей пробовали свои силы в завоеваниях и морских походах.

Дальнейший ход истории подтверждает это. Первые столетия нашего летосчисления отмечены в Швеции огромным прогрессом. Появляются богатые погребения, археологические находки сосредоточиваются на севере, в коренной области свеев2. Там, в Средней Швеции, в озёрной области с многочисленными шхерами складываются предпосылки для создания богатой и яркой культуры*.

* В позднейшее время, в эпоху раннего средневековья здесь известны объединения — «земли», состоявшие каждое из нескольких «сотен»: «земля четырёх сотен» (Фьедрундаланд), «земля восьми сотен» (Аттундаланд), «земля десяти сотен» (Тиундаланд), которые в 1296 г. вместе с приморским округом Роден (швед. roðer — «гребля») — старое обозначение прибрежных районов Свеланда, восточная часть провинции Уппланд (швед. Uppland — «верхняя земля») называлась «Роден» (Родина). Руслаген, или Рослаген (швед. Roslagen) — название прибрежных районов провинции Уппланд в Швеции, а также северной части Стокгольмского архипелага.  (Прим. перев.)

Археологические данные позволяют проследить, как в течение I тысячелетия н. э. постепенно здесь осваивались участки земли, поднимающиеся из моря в ходе Балтийской трансгрессии, и всё большее пространство отходило под пашни и пастбища. Среди мелких островов водилось много тюленя и рыбы. Поблизости располагались густые леса, богатые пушным зверем.

В этих благоприятных хозяйственно-географических условиях сравнительно рано начинает формироваться система плотного расселения, при которой группы населения, эксплуатирующие отдельные освоенные участки, достаточно тесно связаны между собою. Раскопки богатой могилы конунга в Хэга, к югу от Упсалы, проведённые известным шведским археологом королем Густавом VI Адольфом, свидетельствуют, что определенные формы племенного объединения прослеживаются здесь уже в позднюю эпоху бронзы в середине I тыс. до н. э.3.

Тысячелетием позже известны сказания о других конунгах, сидевших на этих землях. Это — описанный исландским историком XIII века Снорри Стурлусоном, создателем свода саг «Круг земной» — «Хеймскрингла», могущественный род Инглингов, два представителя которого должны быть погребены в Упсале, и ещё один в Венделе, немного севернее этой древней королевской резиденции племени свеев4. Иногда пытаются отождествить эту «племенную державу» с мощным племенным союзом свионов, описанным Тацитом. Вероятнее, однако, что конунги, погребенные после сожжения в Упсале, олицетворяют собой уже новую эпоху — углубляющейся социальной дифференциации в обществе свеев и подъема благосостояния и могущества высшего слоя знати (цв. илл. 18).

Три больших кургана Старой Упсалы входят в состав обширного курганного могильника. Они относятся к крупнейшим погребальным насыпям Швеции, где обряд курганного захоронения известен с эпохи бронзы; два из них были исследованы — восточный курган в 1846-1847 гг. и западный курган в 1874 году.

Так как умершие были сожжены на погребальном костре, многие из сопровождающих вещей утрачены, но по их остаткам можно представить статус погребенных. В восточном кургане найдено много кусочков высококачественной парчевой каймы, расшитой золотой филигранью, с геометрическим узором и фигурки зверей.

Оттуда же происходят фрагменты изделий из золота, выполненных в технике перегородчатой эмали, ременная пряжка из железа с серебряной накладкой, бронзовая чеканная пластинка с фигурными изображениями, костяные фигурки птиц, многочисленные оплавленные фрагменты стеклянных бокалов и многое другое.

В западном кургане находились фрагменты золотых изделий в перегородчатой технике, фрагмент золотой филиграни, возможно относящейся к золотой пекторали, части рукояти меча из золота в технике перегородчатой эмали с инкрустацией гранатом, три фрагментированпые античные камеи, золотые нити от парчовой ткани.

Ни один другой погребальный комплекс Швеции не может сравниться с  курганами Упсалы по качеству и ценности находок, и потому у нас достаточно оснований считать эти курганы погребениями конунгов, представителей прославленного в скандинавской эпической традиции рода Инглингов. На основе погребального инвентаря, захоронение относится к VI веку, к эпохе всеобщего экономического подъёма в различных областях Швеции — время с 400 по 600 г. называют «шведским золотым веком». К этому времени относится большая часть многочисленных золотых кладов, найденных в шведской земле. Все они указывают на оживленную торговлю, интенсивное обращение золота и других ценностей5.

Вслед за экономическим подъёмом обычно происходит расцвет искусства, сопровождающий рост благосостояния, и напротив, периоду материального упадка соответствует и культурный регресс. Богатство «золотого века» эпохи Великого переселения народов (V-VI вв. н.э.) оставило отчетливые следы и в искусстве.

Это именно так: в художественном творчестве прослеживаются новые, своеобразные явления. Если в более раннее время имелись не слишком интересные ремесленные поделки, лишенные местного колорита, теперь в скандинавском искусстве появляются собственные новые, если не сказать революционные, тенденции. В эту эпоху обретает свои формы и средства выражения германская «звериная орнаментика»6.

Возникает звериная орнаментика, безусловно, не на пустом месте. Внимательный наблюдатель в тяжеловесном и варварском сплетении растительных и зооморфных мотивов сможет опознать множество как восточных, так и кельтских элементов**.

**В свою очередь искусство германцев в начале эпохи Великого переселения, в IV-V вв. н. э., получило мощный импульс для развития своего искусства из в Северного Причерноморья. На стыке готской культуры, пришлой с севера, восточной сначала скифской, кочевнической сармато-аланской, затем гуннской, и, наконец, сохранявшейся в городах Боспорского царства античной греческой, позднеримской традиции рождалось художественное мировоззрение и стиль новой эпохи. В нём соединялась античная технология перегородчатой эмали и варварская традиция «звериного стиля», что создавало новые художественные средства, прежде всего так называемый «полихромный, или инкрустационный стиль» IV-V веков: тонкие золотые пластинки образовывали перегородки, составляющие геометрические узоры, между ними помещались гранатовые вставки. Массивные золотые украшения, в том числе первые произведения со «звериной орнаментикой», вместе с потоком варварских племён распространились с востока на запад и с юга па север, где продолжалось дальнейшее развитие вновь возникших форм искусства эпохи Великого переселения народов. — Прим. перев.

Однако в качестве непосредственного первоисточника следует считать позднеримское искусство7.

Феномен рождения нового, варварского стиля можно по-настоящему осознать и оценить только в наши дни8. В VI-VII веках произошёл разрыв со стилистическими идеалами и принципами античного искусства, и на его руинах возникло нечто новое. Известно, что римляне реалистично изображали людей, зверей или растения. Черты их при этом можно было идеализировать или огрубить, в определенных границах их можно было даже стилизовать. Однако при этом посягательство на органическую целостность изображения было невозможно.

Скандинавское искусство двинулось по иному пути. Совершенные, законченные формы античности расчленяются: головы у фигур зверей и людей отделяются от тел, ноги и руки превращаются в самостоятельные стилистические элементы, перемешанные в причудливых комбинациях. Так создаются новые художественные композиции в произведениях, отразивших наступление новой, германской эпохи.

Несомненно, эти изменения в искусстве следует рассматривать как решительный протест против утративших привлекательность в эту эпоху стилистических идеалов античности.

Все указывает на то, что в V-VI веках это новое искусство рождалось именно в Скандинавских странах и оттуда распространилось в VI-VII веках в англосаксонскую Британию, чтобы затем охватить континент вплоть до лангобардской Италии.

Почему развитие искусства пошло именно в этом направлении, почему в VI-VII веках влияние на искусство поступает с севера на запад и затем на юг, а не наоборот, из Италии и Подунавья, через западноримские провинции и Британию на скандинавский Север. Ответ, по-видимому, должен быть следующим: германские племена на Европейском континенте были раздроблены постоянной борьбой между собою, с остатками Римского государства, с мощными племенными союзами кочевников, в первую очередь гуннов и авар; к тому же при непосредственном контакте античная традиция оказывала слишком мощное воздействие, подавлявшее их собственные художественные силы. В Скандинавских же странах, напротив, даже с географической точки зрения имелась необходимая дистанция от Римской империи и меньшая зависимость от воздействия римлян, их традиций, культуры и её произведений.

Из этого, однако, ещё не следует, что Скандинавские страны оставались в глубокой изоляции. Напротив, именно в это время достигает наибольшей силы уже упомянутый поток золота, поступавшего с юга, из Италии, Подунавья и других римских провинций на север; многие другие импортные товары указывают на оживленные контакты с югом.

Весьма неожиданным и поразительным доказательством этих контактов, подтверждением тогдашней торговой активности шведов является открытое около двадцати лет тому назад и с тех пор исследующееся археологами поселение железного века на острове Хельгё в озере Меларен9 (илл. 60). Самые ранние находки из Хельгё относятся к I веке н. э. Их высокое качество указывает на то, что уже в это время Хельгё стало чем-то вроде ремесленного посёлка при расположенном неподалеку племенном центре Старой Упсале; возможно, здесь была также резиденция местного «стурмана» (букв. «большого человека, великого мужа»), представлявшего интересы конунга и высшей знати. Важное значение Хельгё подтверждают находки, относящиеся к V-VI веков. В числе прочего здесь найдено не менее семидесяти византийских золотых монет V и VI веков, т. е. больше, чем на всей остальной территории Швеции того времени.

60. Хельгё (план)

К V-VI векам в Хельгё относятся также крупные мастерские художественного ремесла, раскопки которых ещё продолжаются. Здесь работали литейщики, изготавливавшие украшения, детали отделки парадного платья, части оружия и другие бытовые предметы из золота, серебра и бронзы. Кузнецы производили железные изделия всех видов. Мастерские занимали значительную площадь, и деятельность их была весьма продуктивной10.

Изделия из ремесленных мастерских Хельгё распространялись не только в средней Швеции (Упланд, Сёдерманланд, Вестманланд, Нерке), но и в северных областях страны (Даларна, Естрикланд), так же как на острове Готланд и в Финляндии (илл. 8). Производство требовало ввоза железа, золота, серебра и бронзы Железо могло поступать как из ближайших мест, так и из отдаленных провинций, Норланда в северной Швеции и Смоланда на юге. Шлифовальные камни и материал для точильных оселков поступали прежде всего из окрестностей, но также и из Норланда и южной Швеции. Большая часть золота доставлялась в мастерские, очевидно, в виде монет или золотых проволочных спиралей. Откуда происходит бронза и серебро, установить ещё не удалось.

Значительное количество импортной продукции — стекло, найденное в Хельгё, — указывает на то, что здесь велась торговля не только собственными изделиями, но и привозными товарами11

Хельгё переживает расцвет в 400-700 гг., хотя жизнь здесь продолжалась вплоть до XI века, несмотря на расположенную всего в 10 км Бирка — главный торговый центр Швеции эпохи викингов. Открытие Хельгё, производственного и торгового поселения, внесло, несомненно, много нового в представления об истории позднего железного века и раннего средневековья. Хотя нет никаких письменных источников, можно построить общую картину этого развития и установить взаимосвязь между новыми археологическими факторами и известными ранее данными. Вне всяких сомнений, ремесленное производство в Хельгё не ограничивалось удовлетворением потребностей узкого круга людей. Для ремесла и торговли требовались значительные экономические ресурсы: транспортные пути, рынки сбыта, так же как свободный, открытый доступ к источникам сырья, которое должно было поступать регулярно. В этой связи следует рассматривать Хельгё , как начальную стадию средневекового города. Какие силы могли в эту эпоху поддерживать развитие Хельгё? В первую очередь, конечно, королевская власть в Упсале (швед. Uppsala — букв. «Верхняя Палата») . Вполне можно допустить, что конунг из Упсалы или его семейство были владельцами Хельгё (швед. Helgeå — «Святая река») , а также значительной прилегавшей к нему области12. При этом конунг мог втянуть Хельгё в свою внутреннюю и внешнюю политику, направленную на консолидацию свейской державы и доминирование в балтийско-ботнической рыночной зоне.

Аналогичные тенденции отчетливо прослеживаются по археологическим находкам во многих местах Швеции. Уже отмечалось, что ремесленная продукция Хельгё распространилась в северной Швеции, и при этом в таких областях, где в большом количестве имеются озёрные или луговые руды, где добывалась пушнина, шкуры и кожи, там, где можно было посадить своих посредников и направлять торговлю. То же самое относится к восточной Ботнии и Финляндии, где распространяются близкие по облику находки из средней Швеции. Особенно ярко вырисовывается здесь важная роль, которую играли в торговле протяженные, простирающиеся далеко в глубь страны водные пути.

Обратимся теперь к отношениям с островом Готланд. И здесь можно установить сильное влияние средней Швеции, особенно с VI века. Некоторые найденные на Готланде украшения VI века имеют точные соответствия в литейных формах Хельгё13, где, вероятно, они и были изготовлены. Судя по техническим анализам, большую часть своего железа мастерские Готланда получали из средней Швеции14.

Тесное сотрудничество между свеями и жителями острова Готланд должно было установиться и в другой связи, а именно при основании торгового места Гробини в восточной Прибалтике на Курземском полуострове. Эта шведско-готландская колония существовала с 650 по 800 год.15 В течение VI века на Готланде были воздвигнуты первые большие поминальные каменные стелы с изображениями, декоративное оформление которых указывает на весьма тесную связь с позднеримским искусством16. Однако при этом имеется один чрезвычайно распространённый мотив, который, несомненно, целиком и полностью представляет собою местное творение.

Изображение ладьи с военной командой (илл. 51). Эта ладья, которая на поздних стелах мчится по вздымающимся волнам, должна была иметь для готландцев совершенно особое значение. Для них она была символом счастливого парусного похода через открытое море. В то время действительно было большим достижением добраться с Готланда до континентальной Швеции на маленькой лодке. Если же при этом на борту был ценный груз, то плавание было ещё значительнее. Лодка, полная людей, составляющих её команду, была естественным символом мореплавателей, и оживленные контакты между Готландом и Средней Швецией становятся ещё более очевидными, если учесть найденный в Упланде (Хедебю) камень с таким же изображением17.

Итак, задолго до начала собственно эпохи викингов в восточно-скандинавских водах господствовали на море вооруженные купцы, среди которых, видимо, готландцы и в первую очередь свей играли главную роль.

Трудно, однако, представить, чтобы всё это основывалось на частной инициативе. В Гробини (латыш. Grobiņa) речь может идти об объединении свеев и готландцев, осевших в этом поселении и имевших общие интересы. Это объединение сыграло также определенную роль в проникновении купцов и товаров на север Швеции и финские рынки. Как кажется, зарождается некая система, и взгляд историка невольно обращается к резиденции свеев-конунгов в Упсале, занимавших ключевое положение. Крупное предприятие нуждается в руководителе, и, коль скоро походы приобрели такие масштабы, во главе их не мог стоять  конунг.

В помощь себе он мог посадить в стратегически важных пунктах, прежде всего поблизости от Упсалы, своих людей, откуда в случае опасности они могли быть быстро вызваны для организации обороны края. На острове Ловё, недалеко от пролива, соединявшего озеро Меларен с морем, был открыт богатый погребальный комплекс, с захоронением воина, имеющего высокий статус. Вероятно, это могила одного из королевских дружинников, которому была поручена охрана входа в озера Меларен (швед. Mälaren) и водного пути в Упсалу18. На южном берегу озера, точно напротив Ловё, расположено ещё одно сторожевое поселение, Норсборг, а немного дальше лежат Хельгё (швед. Helgö), и на острове Мунсё (швед. Munsö) королевские усадьбы Хусбю (швед. Husby) в средневековой Швеции, и остров Адельсё (швед. Adelsö ) посреди озера Меларен — резиденция конунга, известная по письменным источникам. Все эти места следует отнести к звеньям древней оборонительной системы, защищавшей коренную область племени свеев (свебов).

В Норрланде (швед. Norrland), историческом регионе в северной Швеции, также, видимо, были размещены военные слуги конунга. Богатое камерное погребение в Хёгом, Медельпад (Medelpad — «средний путь»), так же как захоронение в Норрала (швед. Norrala, Gavleborg ), Хельсингланд (швед. Hälsingland) — историческая провинция Швеции в регионе Норрланд, содержало вещи, которые могли быть изготовлены в Хельгё. Можно назвать и ряд других мест, и без особого преувеличения все их можно считать опорными пунктами торгово-политической организации, охватывавшей значительную территорию.

К Упсале тяготели собственно дружина и двор конунга. Это примечательно. Так же как советники эпохи средневековья предпочитали находиться в Стокгольме, чтобы оставаться в центре событий, так поступали и вооруженные «мужи», вассалы конунга, нашедшие последнее упокоение в династических могильниках недалеко от Упсалы19: в поселении Вендель (швед.Vendel; Вендельский период в истории Швеции (550—793 г.г.), Вальсъерде (швед. Valsgarde) , Ультуне («Шлем из Ультуны».). Кажется символичным и исполненным глубокого смысла, что все они погребены в ладьях. Возможно, этот обряд был своего рода напоминанием о торговых поездках, равно как и о морских военных походах, в которых они участвовали под руководством конунга и которые вели к образованию известной в средневековье древ-нешведской системы военно-морского ополчения, так называемого «ледунга», основанного на развитой территориальной организации и возглавлявшегося феодальной знатью.

Большинство погребений в ладье (особенно VII-VIII вв.) исключительно богато снаряжены и, бесспорно, принадлежат представителям высшего социального слоя. Они уступают только погребениям в упсальских курганах***.

*** Упсальские курганы относятся к более раннему времени, до середине VI века; в вендельский период погребения (550-800 годов) самые богатые захоронения. Королевские погребения этой поры, подобные упсальским курганам, пока неизвестны. В связи с этим остаётся дискуссионным вопрос, в какой мере вендельские «династии» зависели от центральной власти в Упсале, тем более что «Сага об Инглингах» повествует об упадке этой власти, прекращении королевской династии в стране свеев и появлении здесь многочисленных «малых конунгов». С могильниками «вендельского типа», по наблюдениям шведского археолога Б. Амброзиани, связаны обширные территории, заново освоенные в соседних лесных районах и, возможно, составившие вполне независимые от упсальских конунгов территориальные объединения. Прим. перев.

Следует упомянуть одно из хорошо документированных погребений в ладье, могилу № 6 в могильнике Вальсъерде (швед. Valsgarde). Ладья в могиле имела длину около 10 метров и была выстроена в технике клинкерной обшивки. Так как дерево истлело, её положение устанавливается только по размещению рядов железных заклепок, скреплявших обшивку. Покойник был уложен внутри ладьи на подстилке из перьев, но без парадной одежды. Возле его левого бока были положены два длинных меча и скрамасакс — однолезвийный меч, а также два стеклянных бокала. С правого бока, находился еще один однолезвийный меч. У края бортов лежали три щита, два по одной и один по другой стороне ладьи. В средней части ладьи были уложены три конские узды, два колчана со стрелами, ларец с различными орудиями, крюк для подвешивания котла, кузнечные клещи, три топора и четыре поковки полосового железа. Там же находился шлем, два набора конской сбруи, наконечник копья, стеклянная чаша, игральная доска с фигурами, портупейный крюк для меча. Близ форштевня стоял железный котёл, при нём были вертел, черпак, козлы для вертела и ларчик, остатки запасов мяса в виде массы костей животных. Две или три собаки, так же как конь, были убиты и уложены в ладью, а снаружи ладьи были положены ещё одна лошадь и бык.

Как следует из этого перечня, покойник был весьма богато снаряжен, особенно оружием, и это может быть указанием на его, видимо, важную службу: возможно, телохранителя конунга в Упсале****.

**** Ряд исследователей усматривает в снаряжении этой и других могил «вендельского типа» знаки собственного княжеского достоинства, прежде всего в богатом парадном вооружении, защитном и наступательном, отделанном с исключительной роскошью. — Прим. перев.

Подобные захоронения имеются также и в других местах, в том числе на острове Готланд, например могила всадника из Валльстенарума. Весьма примечательны остатки разграбленного и разрушенного, погребения в ладье из Бёда на Эланде с вещами высокого художественного качества. Интересны также скудные остатки погребения в ладье из Лаккалэнга, Сконе.

В целом же вендельский период (VII—VIII вв.), предшествовавший эпохе викингов, был в Швеции временем творческого расцвета. Задолго до начала известных походов викингов — до 800 года вооруженные воины плавали в водах восточной Балтики, а возможно, и далее за ее пределами. Вовсе не обязательно они стремились грабить и убивать, это было бы отклонением от обычного образа жизни; скорее они искали мирных промыслов, торговли, установления контактов, освоения пустошей. Меновая торговля была лучшим средством для того, чтобы завязывать связи, и не случайно археологические исследования в Хельгё обнаружили её многочисленные следы.

Тесные контакты связывали Среднюю Швецию и с остальным миром; на это указывает не только оживленный импорт чужих изделий, но также и изменения, происходившие в местном искусстве.

Оно оказывается весьма чутким показателем, откликающимся на многие импульсы, которые не ощутимы так отчетливо в других областях. При изучении искусства Швеции в период, предшествующий собственно эпохе викингов, обнаруживается, что оно испытывало сильное влияние как континентального, так и искусства Британских островов. Таким образом, данные искусства подкрепляют выводы, основанные на анализе импортов20.

Своеобразие искусства Севера вендельского периода отличается от искусства других областей Европы, основано на утвердившемся ещё в V-VI веках принципе раздробленности и малых стилистических элементов в «звериной орнаментике». Эти тенденции продолжали развиваться, но видоизменялись под воздействием ленточного плетения и растительного орнамента. Античные акантовые «усики» вместо листьев завершаются оскаленными головами зверей, а ленточная плетёнка превращается в тела извивающихся змеев.

Появляются различного рода симметричные узоры, и классическое ленточное плетение приобретает все более сложные формы. Первоначальная раздробленность преодолевается все возрастающей ритмичностью композиций, однако и в них можно опознать нечто нерегулярное, ритмика поддерживается прежде всего причудливо скомпонованными звериными формами. Возникает художественный стиль эпохи викингов21 (цв. илл. 11).

Новый стиль появляется в Англии и в других отдаленных районах Европы, где бурно развивается. Скандинавское искусство само почерпнуло извне многие идеи «звериного стиля в орнаментике», и стало инициатором нового стиля в искусстве викингов. Искусство меровингской эпохи (VI-VII вв.) можно сравнить с огромным оркестром, в котором звучали разные голоса и инструменты в разных частях Европы; но все они повторяли одно произведение с его вариациями.

——————————————   ***

1. Almgren O., Nerman B. Die ältere Eisenzeit Gotlands. Stockholm, 1923; Nylen E. Die jüngere vorrömische Eisenzeit Gotlands. Uppsala, 1955; Stenberger M. Öland under äldre järnåldern. Stockholm, 1933.

2. См. прим. I. См. также: Ekholm G. Gravfältet vid Gödäker. — Fv, 1925, årg. 20, s. 347-357; Stenberger M. Tuna in BadeIunda. — AA, 1956, v. 27, s. 1-21; idem. Bjurumfyndet och dess datering. — Fv, 1948, årg. 43, s. 193-210; Oxenstierna E. Die ältere Eisenzeit in Ostergötland. Lidingö, 1958.

3. Almgren O. Kung Björns hög och andra fornlämningar vid Häga. Stockholm, 1905.

4. Lindqvist S. Uppsala högars och Ottarshögen. Uppsala, 1936; позднее сопоставление больших курганов с могилами знати было осуществлено в работе: Hyenstrand Å. Centralbygd-Randbygd. Stockholm, 1974.

5. Bolin S. Fynden av romerska mynt i det fria Germanien. Lund, 1926; Arne T. J. Solidusfynden på Öland och Gotland. — Fv, 1919, årg. 14, s. 107-111; Werner J. Zu den auf Öland und Gotland gefundenen byzantinischen Goldmünzen. — Fv, 1949, årg. 44, s. 257-286; Lindqvist S. Öland och Gotlands solidi. — Fv, 1950, årg. 45, s. 160-163.

6. 0сновополагающей для характеристики германского звериного стиля является работа: Salin В. Die altgermanische Tierornamentik. Stockholm, 1904 (1-е изд.); Stockholm, 1935 (2-е изд.). См. также: Holmqvist W. Germanic Art. Stockholm, 1955; idem. Christliche Kunst und germanische Ornamentik. Аccademia Nazionale Dei Lincei Anno CCCLXV Quaderno N. 105, Roma 4-7 aprile 1967.

7. Об этом, прежде всего, см. указанные работы Б. Салина и В. Хольмквиста, а также: Holmqvist W. Senromerskt karvsnitt och engelskt 400-tal. — Fv, 1970, årg. 65, s. 313-317. В печати находится работа того же автора Early Nordic Art, посвященная этим вопросам. См. также: Ростовцев М. И. Скифия и Боспор. Критическое обозрение памятников литературных, археологических. Л., 1925, с. 227-236.

8. Holmqvist W. Christliche Kunst…

9. Раскопки Хельгё освещены в монографической серии: Exavations at Helgö, I-VI, Stockholm, 1961-1981. Состояние изученности памятника освещено в публикации: Holmqvist W. Die Ergebnisse der Grabungen auf Helgö (1954-1974). — Praehistorische Zeitschrift, 1976, Bd. 51, S. 127-177.

10. Excavations at Helgö IV.

11. Excavations at Helgö II.

12. Holmqvist W., Granath K.-E. Helgö, den gåtfulla ön. Stockholm, 1969. См. также: Holmqvist W. Aus der Frühzeit schwedischer Geschichte. — Archeologia Polski, 1971, r. 16, s. 309-315; idem. Helgö als Zentralort im Ostseeraum in der jüngeren Eisenzeit. — In: Bericht über den II. Internationalen Kongress für Slawische Archäologie, Bd. 2. Berlin, 1973, S. 283-289.

13. Excavations at Helgo, IV. См. также: Nerman В. Det svenska rikets uppkomst. Stockholm, 1925; Åberg N. Den historiska relationen mellan folkvandringstid och vendeltid. Stockholm, 1953.

14. Arrhenius O. Die Grundlagen unserer älteren Eisenherstellung. — Antikvariskt Arkiv, Lund, b. 13, 1959.

15. Nerman B. Grobin-Seeburg. — Ausgrabunden und Funde. Stockholm, 1958.

16. Lindqvist S. Gotlands Bildsteine, Bd. I-II. Uppsala, 1941-1942; idem. Jättestenen från Sanda och andra nyfunna bildstenar. — Gotländskt arkiv, 1962, b. 34, s. 7-22; idem. Tre nyfunna bildstenar.-Ibid., 1955, b. 27, s. 41-52; idem. Bildstenfynd vid kyrkorestaureringar. — Ibid., 1956, b. 28, s. 19-30; Holmqvist W. De äldsta gotländska bildstenarna och deras motivkrets. — Fv, 1960, arg. 55, s. 173-192; idem. Bilddenkmäler. — In: Reallexikon der germanischen Altertumskunde, Bd. 2. Berlin-New York, 1976, S. 516-570.

Далее… Эпоха викингов и ранее средневековье в Швеции. Автор Эрик Нюлен.