Константин I Великий

Философ Александр Дугин (отец Дарьи)

Эпоха Константина I Великого (272 — 337) разделяет, как мы видели, римский имперский историал на две половины: дохристианскую и христианскую.

Начиная с Константина I (за исключением краткого периода правления Юлиана Отступника, на котором мы остановимся отдельно), Рим — это другая Империя, христианская, причем христианская не только по форме и по главенствующей религии, но по сути. Отныне мы имеем дело с эсхатологическим явлением — с «удерживàющим», «державой» (τὸ κατέχον) и c тем, кто есть «держяй», «держащим» (ὁ κατέχων). И вписаны эта Империя и её правитель, Император-василевс в особый контекст христианской священной истории, в структуру христианского историала.

Однако в этот новый «катехонический» контекст переносится именно дохристианский Рим, не только как место, где основал кафедру апостол Пётр и где он вместе с другим верховным апостолом Павлом сподобился мученической кончины, но прежде всего как четвертое царство, как Империя «железного века», включенная отныне святым Императором Константином в новую судьбу.

На Константине пересекаются два историала — собственно, римский и новозаветный, и после этого принципиального момента Церковь и Империя оказываются почти нераздельно слиты: христианство в эпоху Вселенских соборов окончательно становится имперским, а Империя христианской.

Пересечение двух историалов можно представить в виде схемы.

Отсюда легко вывести фундаментальное значение фигуры Константина Великого. Именно он — ключевой Император Рима, и одновременно, центральная персона христианской историософии.

Показательно, что Константин принимает христианство лишь перед своей кончиной, а начинает проводить христианскую политику задолго до этого — после того, как сам Христос явился ему накануне решающей битвы с Максенцием, повелев начертать на щитах и знаменах его войска хризму — первые две буквы ΧΡ (Хи-Ро) являются монограммой имени Христа по-гречески ΧΡΙΣΤΌΣ. Скрещённые между собой буквы Χ (хи) и Ρ (ро) называют Хризма. На римских знамёнах делали надпись:

— In hoc signo vinci, «Сим победиши», т.е. под «этим знаком одержишь победу».

 По краям монограммы имени Христа помещают греческие буквы Альфа и Омега — Α и ω.  Употребление на Хризме букв Альфа и Омега восходит к тексту Апокалипсиса:

«Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть и был и грядет, Вседержитель» (Откровения 1:8;  Откр. 22:13), восходит к тексту пророка Исаии: «Я первый и Я последний» (Ис.44:6;48:12).

Хризма с апокалиптическими буквами как знак спасения и воскресения часто связана с погребениями, напоминает о переходе от конца (смерти) к началу (вечной жизни).

На картине Рафаэля изображена сцена произошедшее перед битвой, видение Креста и греческие письмена: «Ἐν τούτῳ νίκα» в небе.

До этого Константину в 310 году в священной роще является Аполлон. Солнечный Аполлон и светлый Христос, дарующий победу, у Константина не вступают в противоречие. Будучи политеистом, Константин издает Медиоланский эдикт о веротерпимости, а потом постепенно превращает христианство, по сути, в государственную религию и лично созывает Церковный Собор и принимает в нем активное участие. Солярный Логос Империи и Логос христианской традиции, Солнце и Крест в Константине встречаются, и тем самым, два историала сливаются в нечто общее и нераздельное. Фигура катехона, Императора, отныне становится тем сакрально-политическим гештальтом, в котором сходятся воедино древнеримская аполлоническая божественность и христиански понятая функция царя как удерживающего.

Константин Великий стал единоличным властителем Империи в ходе сложной расстановки сил в контексте тетрархии, установленной Диоклетианом (244 — 311).

Отец Константина Констанций Хлор (250 — 306) был цезарем (младшим правителем) Западной части Империи. Цезарем Восточной части был Галерий (ок. 250 — 311). В 305 году оба августа (старших правителя) Восточной и Западной частей Империи, Диоклетиан и Максимиан (250 — 310) подали в отставку, и Констанций Хлор стал единоличным властителем Запада, а Галерий — Востока. Галерий задумал стать единовластным правителем Империи, и поэтому назначил Константина после смерти его отца лишь цезарем Запада, а августом над ним поставил лояльного ему Флавия Севера (? — 307). Параллельно в Риме самого себя объявил августом сын ранее отрекшегося от власти августа Максимиана Максенций (278 — 312). Он победил Флавия Севера, и это подтолкнуло Галерия к тому, чтобы назначить в противовес ему августом Константина. После этого Константин побеждает Максенция и триумфально вступает в Рим.

После смерти могущественного Галерия у Константина на Востоке остаются еще два сильных противника: назначенный Галерием августом Запада Лициний (263 или 265 — 325), контролировавший Балканы, и Максимин II Даза (270 —313), правивший Востоком Империи. В битвах с Лицинием Максимин Даза потерпел поражение и умер в 313 году. После этого на пути Константина остался только один враг — Лициний. Решающая битва между ними состоялась в 314 году, ее выиграл Константин. Однако Лициний собрался с силами и через 10 лет в 324 году сошёлся с Константином в последний раз. Победа снова была на стороне Константина. Лициния выслали в Фессалию, а сам Константин Великий 18 сентября 324 года был объявлен единоличным правителем Империи. Так, тетрархия Диоклетиана завершилась не только de facto, но и de jure, и в Империи было восстановлено единоначалие.

Ещё с 313 года Константин, тогда еще не полновластный владыка Империи, проводит реформы и издавать указы в поддержку христианства. Он освобождает церкви от налогов, запрещает гонения на христиан, способствует строительству храмов и централизации церковного управления. Совершенно очевидно, что он видит в христианской религии то, что, по его замыслу, должно было стать духовной основой Империи, сменив собой как греко-римские политеистические культы, так и широко распространенные ближневосточные религии — иранский митраизм, египетские и финикийские секты и т.д.

Для Константина политическое единство Империи должно было подкрепляться религиозным единством. Почитание божественного Императора, которое, впрочем, Константин активно поддерживает, представляется ему недостаточным — подобно централизации политической власти он задумывает централизацию религиозной жизни. Именно христианство видится ему наиболее действенной силой. Единство и множественность Империи на богословском уровне представлено в христианском догмате о Святой Троице. Так, в интерпретации Константина, христианство оказывается оптимальной имперской религией.

Константин, побеждая своих соперников, от Макcенция до Лициния, движется к обновлению Империи. В этом он подобен Августу. При этом символично, что реформы Константина, приходятся как раз на третью годовщину Секулярных игр Августа, отмечающих период из 110 лет. Игры Октавиана были в 17 году до Р.Х. Следующий цикл был в 93 году. Очередной — в 203 году, а тот, который выпадал на правления Константина — в 313 году. Жестом, соответствующим созданию Империи Августом и проведению им Секулярных игр, Константин избирает издание Медиоланского эдикта о веротерпимости, а спустя еще 10 лет — возведение новой столицы Римской Империи, Нового Рима (по-гречески, Νέα Ῥώμη, на латыни Nova Roma).

Утвердившись на Востоке, Константин Великий перенёс столицу Римской империи на восток, в древний город Византий, основанный около 660 до нашей эры греческими мореходами и рыбаками из Мегары, на острове между бухтой Золотой Рог (греч. Χρυσóχερας) и Мраморным морем. На месте древнего греческого города Византий во Фракии римский император построил в  новую столицу и назвал её Константинополь. Строительство Нового Рима начинается в 324 году. Через 6 летуже официально 11 мая 330 года Константин Великий перенёс столицу Римской Империи в Византий.

Константин начинает интересоваться вопросами христианской догматики и организации церкви еще на раннем этапе. Уже в тот период, Константин, оставаясь язычником, активно участвовал в решении догматических вопросов христианской церкви. Так, в 313 году в Риме он собирает под началом Папы Мильтиада (? — 314) собор против донатистов. Последователи Доната, распространенные в Северной Африке (на территории Карфагена), настаивали на том, что качество таинств, осуществляющихся в Церкви, зависит от личной праведности священнослужителя, и если какой-то иерей отступил в чем-то от высоких норм христианской морали или от того или иного догмата Церкви (например, начав сотрудничать с властями Империи во время гонений на христиан), все его священнодействия, в том числе и совершенные им ранее (как то крещения, исповедь и т.д.), утрачивали свою силу. Эту идею остальные христиане отвергли, и показательно, что Константин поддержал сторону противников Доната. Для имперской церкви было важно исполнение функций, а не личные достоинства жреца. Донатисты чрезмерно настаивали на личном индивидуальном аспекте, чем подрывали институциональное измерение церкви, резко сужая поле её влияния и ограничивая пределы расширения строго аскетическими обществами, что было несовместимо с масштабами задач Константина.

Наиболее же значимым для всей церкви, равно как и для Империи, деянием Константина является созыв в 325 году Первого Вселенского Собора в Никее, который принимает Символ Веры (первую часть) и окончательно решает тем самым целый ряд спорных ранее догматических положений — как гностицизма (наличие двух Творцов — благого, духовного и «злого», материального), так и арианства, отрицавшего божественность Христа. Здесь замыслы Константина о судьбе христианской церкви в структуре Империи становятся очевидными: в её единстве, гармонии и централизованности он видит залог процветания, могущества и консолидированности Империи.

В ходе Никейского собора Константин провозглашает фундаментальную формулу, окончательно фиксирующую за Императором функцию катехона. По свидетельству христианского писателя Евсевия Кесарийского, Константин произносит, обращаясь к церковным иерархам, следующую фразу:

«Вы — епископы внутренних дел церкви, я — поставленный от Бога епископ внешних дел».

«ἀλλ’ ὑμεῖς μὲν τῶν εἴσω τῆς ἐκκλησίας, ἐγὼ δὲ τῶν ἐκτὸς ὑπὸ θεοῦ καθεσταμένος ἐπίσκοπος ἂν εἴην.»[1]

Это формула «епископ внешней Церкви» становится христианским синонимом сакральной функции Императора в политеистическую эпоху. Император здесь не Бог, но поставлен Богом. Священна и «божественна» его власть, где пересекается внутреннее и внешнее. Церковная иерархия (епископы) обращена вовнутрь, она состоит из князей церкви. Политическая иерархия, главой которой является Император, обращена вовне.

Согласно Евсевию Кесарийскому, Константин провозглашает себя «епископом внешней церкви». И этой «внешней церковью» в христианской картине мира и является «удерживàюще», τὸ κατέχον (катехон — средний род), то есть сама Империя. Таким образом, Империя и есть «внешняя церковь», а «внутренней церковью» является христианская религия.

Союз Империи и церкви может быть осмыслен и обратным образом: сама церковь есть «внутренняя Империя», ведь не случайно в Евангелии говорится о «царстве Божием», то есть об «Империи Бога». Само имя Христос, Χριστός, по-гречески означает «помазанный», то есть прямая калька с еврейского «мошиах» (מָשִׁיחַ). Этот термин представлял собой метонимию понятия «царь», так как «помазанный» подразумевает «прошедший обряд помазания на царство». С помощью такого обряда древнееврейские пророки помазывали первых царей Израиля. Поэтому дословно в самом прямом смысле «Христос» означает «помазанный на царство», то есть Царь.

Отсюда и ироническая, по мнению палачей Исуса Христа, но провиденческая и даже смиренно уничижительная (для Бога) надпись на кресте — Исус Христос Царь Иудейский (ИНЦИ). Царь Исус Христос есть Император «внутренней Церкви», наместниками (князьями) которого являются епископы, продолжающие дело апостолов. Таким образом, по Константину, получается двойная симметрия:

Между внутренним и внешним царят не противоречия, но гармония или симфония. Многое собирается в единое: один Бог, одна Церковь, одна и Империя, один и Император. Таким образом, реформа Константина в третий юбилей Секулярных игр, установленных как начало «эры Империи» Октавианом Августом, в правление которого в границах Империи родился Бог-Слово, Исус Христос, является триумфальным аккордом великого римского солнечного историала, сходящегося с траекторией священной логики Нового Завета.

Источники:

[1] Eusebius Caesariensis. Vita Constantini. Λόγος δ´. XXIV / Winkelmann F. ( Hrsgb) Die griechischen christlichen Schriftsteller. Berlin: Akademie-Verlag, 1975.

Четвертое царство

Теория четырёх царств, которая играла значительную роль в христианской эсхатологии и экклесиологии, сложилась еще в иудаизме. Согласно ей, начиная от сотворения мира существовало 4 мировых царства (отдаленно напоминающих четыре века Гесиода):

Халдейское (Вавилонское),
Персидское,
Греческое и
Римское.

В книге Пророка Даниила (глава 7) Вавилонское царство описывается символами льва и орла или сфинкса (крылатого льва), чьи изображения мы часто находим как раз в вавилонских памятниках.

Символом второго царства является медведь. Это — мидо-персидская Империя.

Третье царство представлено образом барса с четырьмя птичьими крыльями и четырьмя головами, и знаменует Македонскую Империю Александра Великого.

Четвертый зверь описан как «страшный и ужасный, с железными зубами» и означает царство Римское. Дионисий Галикарнасский, сравнивая Римскую Империю с предыдущими державами, говорит:

Держава ассирийцев, будучи древней и восходя к мифическим временам, раскинулась лишь на небольшой части Азии. Мидийское царство, низложившее ассирийское, приобретя еще большее могущество, удерживало его недолго, и было низвергнуто на четвертом поколении. Персы же, покорившие индийцев, в конце концов, овладели едва ли не всей Азией, но, напав на европейские народы, подчинили себе немногих и господством обладали не более двухсот лет.

Македонское же государство, уничтожив державу персов, величием мощи превзошло всё, что было до него, но расцвет его длился недолго: после смерти Александра Македонского оно начало клониться к упадку. Ведь тотчас разъятое на части многочисленными правителями, из диадохов, хотя сохраняя после них ещё силу шествовать впереди всех вплоть до второго или третьего поколения, царство македонян ослабело из-за собственных распрей и, в итоге было сокрушено римлянами.

И даже оно не подчинило себе всю землю и все моря, так как оно не сделало подвластной себе Ливию за исключением лишь небольшой области, что находилась рядом с Египтом, и не завоевало всей Европы, но македоняне продвинулись на Север лишь до Фракии, а на запад до Адриатического моря. Итак, славнейшие из держав, о которых мы знаем из истории, пережив такой расцвет и такое могущество, были уничтожены; ведь не стоит даже сравнивать с ними эллинские государства, которые не знали ни величия власти, ни столь продолжительной славы, которой обладали те державы.

Но Афины властвовали лишь над самим побережьем только шестьдесят восемь лет — и не надо всем даже, а только над тем, что простирается между Понтом Эвксинским и Памфилийским морем, когда их морское владычество переживало расцвет. А лакедемоняне, господствуя над Пелопоннесом и прочей Элладой, простерли свою власть вплоть до Македонии, но власти этой, продлившейся неполных тридцать лет, положили конец фиванцы.

А Рим правит надо всей землей, куда только можно дойти и где только обитают люди, и господствует надо всем морем, не только тем, что находится по сю сторону от Геракловых столпов, но и над Океанским простором, куда только можно доплыть, будучи первым и единственным из тех городов, что с древнейших времен сохранились в памяти, установив границами своей державы место восхода и захода солнца. И господство его оказалось не кратковременным, но таким продолжительным, какого не было ни у одного города или царства[1].

Четвертое царство, по толкованию ранних христиан, есть царство Римское, которое является последним и чья власть будет особенно жестокой. «Железные зубы» могут служить указанием на «железный век». Таким образом, для христиан Римская Империя толковалась как наследница универсального мирового порядка (царства), высшее воплощение земной власти, но одновременно тот политический строй, которому суждено существовать вплоть до конца времен. После Рима не будет ничего, история прекращается и начинается Страшный Суд. В Риме выражалась вселенская эсхатологическая политическая идея.

Во-вторых, в отличие от иудейской апокалиптики, которая толковала Рим исключительно в отрицательных тонах, в христианстве сложилась традиция изъяснения Второго послания Апостола Павла к Фессалоникийцам (2:6-9), где речь идет об «удерживающем теперь», τὸ κατέχον, как о том, что препятствует приходу антихриста. Согласно этой интерпретации, «удерживающим» является Римский Император и Римская Империя (так толкует это место Св. Иоанн Златоуст[2] и бл. Феофилакт Болгарский). Целиком это место у Апостола Павла звучит так:

И ныне вы знаете, что не допускает открыться ему в свое время.

Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь.

И тогда откроется беззаконник, которого Господь Исус убьет Духом уст Своих

И истребит явлением пришествия Своего, того, которого пришествие, по действию сатаны, будет со всякою силою и знамениями и чудесами ложными[3].

В церковно-славянском переводе 6 строфа дана более близко к греческому оригиналу:

И ныне удерживàющее весте, во еже явитися ему в свое ему время.

7 же строфа звучит так:

Тайна бо уже деется беззакония, точию держяй ныне донде же от среды будет.

«Удерживàющее» — τὸ κατέχον — это причастие среднего рода, и относится к «Царству», «Империи», тогда как «держяй» — ὁ κατέχων — причастие мужского рода, указывает на того, кто удерживает, то есть на «Царя», «Императора». Оба слова образованы от глагола κατέχειν, держать, удерживать, дословно, означающего «иметь под», «обладать». Отсюда русское слово «держава», а также «власть», то что «держит» властитель, об-ладатель.

Святой Иоанн Златоустый так интерпретирует этот фрагмент:

Справедливо всякий может, во-первых, спросить, что такое удерживàющее (τό κаτέχον), и потом обнаружить желание узнать, почему так неясно говорит об этом Павел? Что же такое «удерживàющее явитися ему» то есть, «препятствующее»? Одни говорят, что это благодать Св. Духа, а другие — римское государство; с этими последними я больше согласен. Почему? Потому что, если бы (апостол) хотел говорить о Духе, то не выразился бы об этом неясно, но (сказал бы) определенно, что теперь препятствует ему явиться благодать Св. Духа, т. е. (чрезвычайные) дарования. Кроме того, надлежало бы уже ему придти, если тогда он должен придти, когда оскудеют (чрезвычайные) дарования, потому что они давно оскудели. Но так как (апостол) говорит это о римском государстве, то понятно, почему он только намекает на это и до времени говорит прикровенно. Он не хотел навлечь на себя чрезмерной вражды и бесполезной опасности. В самом деле, если бы он сказал, что в непродолжительном времени разрушится римское государство, то тогда немедленно его, как возмутителя, стерли бы с лица земли, и (вместе с ним) всех верующих, как живущих и подвизающихся для этого.

Вот почему он не употребил такого выражения; не сказал также и того, что это скоро последует, хотя (прикровенно) он и говорит это всегда. (…) Так же точно говорит он и здесь: «точию держай (ò κατέχων) ныне дондеже от среды будет». То есть: когда прекратится существование римского государства, тогда он (антихрист) придёт. И справедливо, — потому что до тех пор, пока будут бояться этого государства, никто скоро не подчинится (антихристу); но после того, как оно будет разрушено, водворится безначалие, и он будет стремиться похитить всю — и человеческую и божескую — власть. Подобно тому как прежде того разрушены были царства, именно: мидийское — вавилонянами, вавилонское — персами, персидское — македонянами, македонское — римлянами, так и это последнее разрушено будет антихристом, а он сам будет побежден Христом и более уже не будет владычествовать. И всё это с большою ясностью передаёт нам Даниил, он говорит: «И тогда явится беззаконник». Что же потом? Тотчас за этим следует утешение: (апостол) прибавляет: «которого Господь Исус убьёт духом уст Своих и упразднит явлением пришествия Своего: его же есть пришествие по действу сатанину». Подобно тому, как огонь, когда только приближается, ещё прежде пришествия своего приводит в оцепенение и уничтожает малых животных, которые даже вдали находятся, так точно и Христос одним Своим повелением и пришествием убьёт антихриста. Достаточно явиться Ему, и всё это погибнет. Едва только явится (Господь), и уже положит конец обольщению.[4].

Слова святого Апостола Павла в их истолковании Иоанном Златоустым полностью подтвердились христианизацией Рима, и с этого момента это стало официальной версией византийской эсхатологии, а также общепринятой точкой зрения на онтологию Империи в западном христианстве (эта тема получила особое распространение после помазания Карла Великого в Императоры Римской Империи). В таком случае Империя, в пределах которой родился Сын Божий и которая приняла его Веру, и стала рассматриваться как восстановление «золотого века», о котором говорилось у Вергилия.

Источники:

[1] Дионисий Галикарнасский. Римские древности. Т. 1. М.: Издательский дом «Рубежи XXI», 2005. С. 12.

[2] Святитель Иоанн Златоуст. Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, Архиепископа Константинопольского. Т. 11. Книга 1. СПб: Издание Санкт-Петербургской Духовной Академии, 1905.

[3] Второе Послание св. Апостола Павла к Фессалоникийцам (Солунянам). 2:6-9.

[4] Святитель Иоанн Златоуст. Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, Архиепископа Константинопольского. Т. 11. Книга 1. Указ. соч. С. 597 – 598.