Суббота , 7 Декабрь 2024
Домой / Мир средневековья / Княжение Рюрика с братьями.

Княжение Рюрика с братьями.

Лидия Грот.
Призвание варягов, или Норманны, которых не было.

Часть 2. Рюрик, Трувор и Синеус.
Княжение Рюрика с братьями.

Сейчас современная наука знает, что институт наследных правителей не возникал из договора или, как пишет американский исследователь Р.-Л. Карнейро:

«…Никакой подобный договор никогда не подписывался человеческими группами, и теория Общественного договора сегодня не более, чем историческая диковина»[88].

Однако эта «диковина», исчезнувшая из исторических исследований в других странах, продолжает по-прежнему служить изложницей для штамповки идей о происхождении древнерусского института княжеской власти: племена славян и финнов вели междоусобные войны, замириться не могли, заключили договор с неким предводителем военных отрядов откуда-то со Скандинавского полуострова (у многих — из Средней Швеции, то бишь из не существовавшего Рослагена), и как результат этого договора возник институт древнерусской княжеской власти (см. работы Кирпичникова, Мельниковой, Петрухина, Джаксон и др.).

Я в своих работах назвала эту концепцию концепцией «Князя по найму», что и подтверждается работами из числа упомянутых выше авторов, где можно прочесть буквально следующее:

«уставшие от усобиц словене и прочие решают „поискать себе князя“Заключение договора (докончания) между князем-„наёмником“ и новгородской знатью превращается со временем в норму»[89].

Стыдливые кавычки, используемые Е. А. Мельниковой в данной статье, не помогают скрыть тот факт, что Рюрик для неё безо всяких кавычек именно безродный наёмник, и это хорошо видно из других работ:

«Договор с Рюриком… заложил основы для возникновения раннегосударственных структур, в первую очередь института центральной власти… (а Рюрик был. — Авт.)…предводитель одного из многих военных отрядов скандинавов…который сумел силой, хитростью или дипломатическими талантами добиться власти»[90].

Как видим, основные элементы теории Общественного договора налицо: раннегосударственные структуры появляются вместе с институтом верховной власти, возникая из договора между воюющими сторонами. И вот мы подошли к формулировке следующего пункта инициированного норманнизмом спора о призвании Рюрика.

Спор с норманнистами о призвании Рюрика — это спор за право использовать достижения современной теоретической мысли при изучении всех аспектов древнерусской истории. Сейчас концепции поэтапного развития позднепервобытных обществ (в частности, концепция вождества) привлекаются в современных работах по древнерусскому политогенезу, но в урезанном виде, т. е. в обход таких вопросов, как вопрос о наследных правителях до Рюрика или проблем сакральности княжеской власти в древнерусской традиции, при этом, естественно, вопросы идеологии, веры правителей того периода остаются совершенно в стороне исследования.

Правда, вопрос о княжеском правлении до призвания Рюрика рассматривал, например, И. Я. Фроянов, а вопрос о сакральных функциях монарха ставил А. П. Толочко[91]. Но как только оба автора доходили до Сказания о призвании Рюрика с братьями, то их рассуждения сразу же принимали привычный норманистам облик: приглашение скандинавского конунга с дружиной.

Норманнистская концепция о варягах как выходцах из Скандинавии, законсервировавшаяся в советской историографии под влиянием статьи Маркса, ложилась камнем преткновения на пути исследования института древнерусской княжеской власти до призвания Рюрика. А в настоящее время даже и от таких незавершенных попыток отказались, поскольку, похоже, норманисты вернулись к самой нелепой трактовке Сказания о призвании варягов — к трактовке сокрытия за рассказом о призвании Рюрика завоевательной экспансии норманнов — прежде всего, шведов.

Нелепой я эту трактовку называю потому, что она идёт не только вразрез с древнерусскими и западноевропейскими источниками, но ещё и со всем тем, что сейчас известно об истории стран Скандинавского полуострова, в частности, об истории Швеции.

Два выявленных выше пункта можно свести к одному выводу: по сути, нынешний спор о призвании Рюрика означает, спор не науки, изгнавшей источники в угоду косной догме и препятствующей полнокровному использованию в исторических исследованиях новых теоретических открытий, с наукой, отстаивающей своё право учитывать весь комплекс имеющихся источников и работать в русле всех новых направлений исторической мысли.

Исходя из высказанного вывода, полагаю важным начать разговор о современном подходе к проблеме генезиса института наследной власти и постепенно показать, что этническая принадлежность кандидата на престол, например того же Рюрика, не играет преимущественной роли, поскольку каждый такой кандидат на престолонаследие имеет родовые связи со многими престолами и, следовательно, «полиэтничен». Важнее всего в этом плане определение родословия избранного кандидата на престол и его места в этом родословии.

Выше было сказано, что институт верховных правителей существует в наследственно-родовых традициях, уходящих своими корнями в глубокую древность. Он создаётся благодаря выделению в этнополитической организации одного правящего рода — предтечи династий — из множества других кровнородственных коллективов, и выступает организующим началом при создании более сложных этнических образований — сложных или суперсложных вождеств и т. д., объединяя людей и давая им возможность общения и взаимодействия на значительных территориальных пространствах. Вот несколько примеров из мировой истории.

Печать из Махенджо-Даро — 2600 года до н. э. Изображена Богиня-Мать в рогатом головном уборе, стоящая в дереве Вечной Жизни, перед нею жрец и младенец Рудра (Красное Солнце), справа коза-кормилица, внизу 7 Плеяд из созвездия Тельца (Быка)- 7 звёзд Большой Медведицы в хороводе танца.

Уже на заре индоевропейской истории, у ведийских ариев, находим мы, согласно «Ригведе», особые царские и жреческие роды, где властные и сакральные полномочия переходили от отца к сыну. После смерти души родоначальников царских и жреческих родов обожествлялись и становились особым объектом поклонения — «отцами», живущими на высоком небе и пирующими с царём мёртвых Ямой. Эта традиция наследственной власти в среде определенного рода проявляет абсолютную устойчивость и прослеживается впоследствии в истории всех индоевропейских народов на протяжении последующих эпох.

Золотой перстень-печать 1500 г. до н.э. с изображением Богини-Матери и царственных львов

«Илиада» и «Одиссея» оставили нам образы крито-микенских неограниченных наследственных правителей (XX–XII вв. до н. э.), сакральных царей, ведущих счет родства от божественного (или обожествленного) мужского первопредка Зевса. Здесь могут возразить, что в науке крито-микенская эпоха характеризуется наличием как государственности, так и раннеклассового общества (что сейчас подвергается сомнению, но это — другая тема). Однако последующая за ней гомеровская эпоха (XII–IX вв. до н. э.) известна значительным упадком хозяйственного развития, более примитивным социальным укладом и эгалитаризацией (англ. equality — равенство) общества, имеющая целью достижение всеобщего равенства, но в этот период институт наследственного правителя также сохраняется. Другое дело, что наука его не замечает. Этот период фигурирует как классический пример бесклассовой военной демократии, где правители являются выборными. Получается железный порядок, унаследованный от схоластики XVIII века: в первобытном обществе все правители только выборные, а в классовом — все наследственные.

Напомню, что нам известно об институтах власти в гомеровскую эпоху. Во главе небольших поселений гомеровского общества, так же, как во главе крупных централизованных монархий крито-микенского периода, стояли цари — басилеи, «рожденные Зевсом». Эти «самые царственные» — «basileutatos» — избирались советом басилеев, состоявшим из глав родов, входивших в общину и составлявших её аристократию. Со смертью басилея, как родового так и верховного, власть передавалась сыну скончавшегося. Вот и получается, что выборность правителя в эгалитарном обществе не отменяла наследственного принципа, а шла с ним рука об руку, поскольку выборы кандидата на власть осуществлялись в среде одного определенного правящего рода. Причём обратим внимание, правители небольших греческих общин рассматривали себя также потомками великого Зевса, т. е. считали себя непосредственными потомками, наследниками крито-микенских царей.

Так функционировали архаичные общества: экономика и социальные структуры могли приходить в упадок, мельчать и понижаться, а сознание хранило память и не прерывало связи с традициями, восходившими к предыдущим эпохам.

Однако бросим ещё один взгляд на крито-микенскую эпоху: такой ли уж гомогенной (от греч. ὁμός «равный, одинаковый» + γένω «род»), то есть однородной была там наследственная традиция в организации верховной власти?

Историки до сих пор проходят мимо того факта, что властные полномочия крито-микенских правителей были ограничены определенными временными периодами. Источники сохранили сведения о том, что критский царь Минос в конце восьмилетнего периода слагал с себя царскую власть, удалялся в пещеру Зевса, чтобы дать ему отчёт в том, как выполнялась его воля, и затем снова получал царские полномочия из рук божественного «отца».

За метафорами этой легенды нетрудно увидеть наличие принципа, сочетавшего в себе и наследственность, и выборность, когда легитимность правителя определялась, с одной стороны, его принадлежностью царственному роду Зевса, а с другой — ограничением его властных полномочий определенным временным периодом, что характерно для выборной власти. Не будет большой смелостью предположить, что в пещере Зевса такой правитель периодически получал властные полномочия из рук некоего представительского органа, состоящего, скорее всего, из представителей жреческих и кровнородственных коллективов.

 

Объяснение возникновению этого древнего наследственно-выборного принципа мы можем почерпнуть из материалов Дж. Фрэзера[92]. По древнейшим представлениям, благополучие социума, плодородие земли, скота, детородность женщин имели прямую связь со здоровьем и силой сакрального царя. Поэтому состарившихся и ослабевших правителей сплошь и рядом убивали, а на их место ставили молодых и здоровых представителей правящего рода. Со временем в сознании общества родилась идея заменить этот жестокий обычай более гуманным: царь стал получать власть на определенный период, по истечении которого он отказывался от власти, но если его правление было годами процветания и удач, то его пребывание у власти продлялось по «воле» божественных предков, проводниками которой выступали какие-либо представительные органы данного общества.

Эти материалы со всей очевидностью показывают, что в процессе развития наследственно-родовой принцип передачи власти действует в диалектическом взаимодействии с выборным. Мы видим, что в действительности выборный принцип мог быть и более поздним феноменом по отношению к наследственно-родовому, а не наоборот, как учит нас утопическая историософия эпохи Просвещения. Мы видим, что институты власти, потестарные традиции, как первый вид политической власти в истории первобытнообщинно общества, имеют свою собственную природу и сущность, а не светят отраженным светом социально-экономических процессов, и должны изучаться внутри собственной эволюции.

По Геродоту, Геррос — курганы царских скифов- сколотов (сколт, кельт)

Оставим на этом Древнюю Грецию и обратимся к более близкой нам Восточной Европе, являющейся лоном отечественной истории, и к известному примеру — Скифии. Геродот, описывая население Скифии, рассказывает о так называемых царских скифах, отмечая, что это

«…самые лучшие и многочисленные Скифы, считающие прочих Скифов своими рабами»[93].

В этом описании нетрудно узнать тот же династический родовой принцип организации верховной власти, когда представители определенного рода выступают как верховная над социумная власть в разноплеменном, часто — полиэтническом социуме, объединяя его в единую систему на большой территории.

Эту же наследственно-родовую традицию организации верховной власти можем найти и у Страбона. Рассказывая о древней Иверии на юге Кавказа, Страбон отмечал:

«Жители страны делятся также на четыре класса: один из них, считающийся первым, — тот, из которого ставят царей, выбирая ближайшего по родству (с прежним царем) и старшего по летам»[94].

Итак, наследственно-родовая традиция прослеживается в Восточной Европе и в областях, непосредственно соседствующих с ней, начиная с самых древнейших времен и вплоть до первых веков нашей эры. Справедливо заключить, что её наследие не могло миновать и истоки отечественной истории (подобные традиции проявляют устойчивость, обладают преемственностью на протяжении тысячелетий — феномен, заслуживающий серьезного изучения).

Кий, Щек и Хорив и сестра их Лыбедь

И действительно, русское летописание, рассказывая о периоде, предшествующем призванию Рюрика, сообщает о многих княжениях, о которых летопись по Лаврентьевскому списку говорит:

«И по сихъ братьи (Кий, Шек и Хорив. — Л.Г.) держати почаша родъ ихъ княженье в Поляхъ. (а) в Деревлях свое. А Дреговичи свое. А Словени свое в Новегороде а другое на Полоте иже Полочане в нихъ же…»[95].

Патриаршая летопись передает эти сведения примерно также:

«По сихъ же родъ их нача владети въ Полянехъ княжениемъ; а въ Древленехъ свое княжение, а Дреговичи свое, а Словенъ въ Новеграде свое, а другое на Полоте, еже есть Полочане»[96].

Совершенно очевидно, что «род» здесь употребляется в смысле «правящий род» или «княжеский род». Однако многие современные исследователи, мыслящие по шаблонам теории общественного договора, согласно которой в до государственный период истории царил демократический способ правления (кстати, так и не получивший в науке конкретной разработки и представляемый достаточно аморфно, по крайней мере, для древнерусской истории), и эти свидетельства летописей пытаются подстроить под привычную догму. Например, Н. Ф. Котляр пишет:

«Поляне, древляне и другие общности Нестора представляли собой союзы, восточнославянских племён… Можно думать, что на стадии существования союзов племён общественный строй восточных славян сохранял демократические черты власть вождей на этом этапе ещё не была индивидуально наследственной — её унаследовали определенные роды… Источники, западные и древнерусские, постоянно называют князьями племенных вождей, но это вовсе не означает, что они ими были. Князь в подлинном значении этого термина (выделено мной. — Л.Г.) появится в восточнославянском обществе лишь тогда, когда начнет рождаться государственность»[97]. Ну, лже-наука XVIII века — ни взять, ни отнять!

Вот и Г. Ф. Миллер точно также писал около 250 лет назад: «…тогдашний образ правления в Новгороде был общенародный, и что Гостомысла признать не можно владетельным государем». Но во время Г. Ф. Миллера теория Общественного договора была будоражащей умы новинкой, а в наше время, по меткому выражению Р. Л. Карнейро, она не более чем «историческая диковина». И именно влияние этой «диковины», как подчеркивалось выше, не позволяет современным исследователям увидеть наличие в летописных княжениях института наследственной власти, который был представлен выделившимся в социуме правящим родом и традицией передачи власти из поколения в поколение между «индивидами» — членами данного рода. Если верить господствующей ныне норманской концепции «князя по найму», власть в летописных княжениях передавалась в среде рода между неподлинными князьями, а потом появился безродный Рюрик, и его безродность придала подлинности княжеской власти. Одним словом — дикость!

Здесь же хотелось бы отметить, что пресечение правящей линии и отсутствие бесспорных кандидатов на место общесоциумного или верховного правителя могло приводить и к конфликтной ситуации, когда возникали притязания различных кандидатов и стоявших за ними группировок, внутренний баланс нарушался, противоречия между различными группами резко обострялись,

«…и въста родъ на родъ (и) быта в ни усобицъ и воевати почаша сами на ся…»

Но через некоторое время конфликт, как правило, прекращался в силу общего осознания необходимости восстановления прежней системы управления:

«и ръша сами в себъ поищемъ собъ князя иже бы володелъ нами и судил по праву…».

В Ипатьевской летописи говорится: «иже бы володел нами и рядил по ряду по праву», что дало основание некоторым исследователям толковать термин «ряд» как «договор», идя явно вразрез с контекстом летописи. Следует отметить, что само по себе слово «ряд» очень многозначно. Это слово/ основа «ряд» в русском языке восходит к архаичному индоевропейскому корню «rt», образовавшему одно из ключевых понятий ещё в ведийской модели мира rta/rita основной закон мироздания. Этот изначальный термин, трансформируясь и переосмысливаясь в процессе разделения древней индоевропейской общности, стал лоном для целого ряда понятийных систем в различных индоевропейских языках и породил за тысячелетия целый спектр понятий, где просматриваются как скалярные (от лат. scalaris «ступенчатый») значения (наряд, т. е. власть), так и векторные: очередность, череда, ряд чисел и т. д.

Контексту упомянутого летописного фрагмента принадлежат синонимы именно векторного значения «ряд», поскольку это делает контекст логичным и осмысленным. Облеченные полномочиями представители словенского княжения принимают решение подобрать кандидатуру правителя с титулом князя на основе легитимности и в порядке очередности в системе генеалогического родства («иже бы володел нами и рядил по ряду по праву»). Никоновская, или Патриаршая, летопись, как уже говорилось выше, очерчивает и круг тех генеалогических связей, которые были актуальны для разрешения кризиса власти:

«И по сем събравъшеся ръша къ себъ: „поищем межь себе, да кто бы въ нас князь быль и владъл нами, поищемъ и уставимъ такового или отъ насъ, или отъ Казаръ, или отъ Полянъ, или отъ Дунайчевъ, или отъ Варягъ“. Ибысть о семь молва велиа; овъемъ сего, овъмъ другаго хотящемъ, таже совъщавшася послаша въ Варяги».

Попытка же норманской теории подставить в данный контекст летописи значение «ряда» как «договора» явно определяется влиянием теории общественного договора и стремлением «притянуть за уши» летописный источник к догмату этой теории.

Возвращаясь к тому, с чего мы начали, — к вопросу о значении этнической принадлежности Рюрика, следует признать очевидное: отрицая княжескую власть в летописных княжениях, именно сторонники концепции «князя по найму» ставят во главу угла этническую принадлежность Рюрика, рассуждая о том, что туземцы пригласили иноземцев «володеть и править», рассматривая события Сказания о призвании варягов через призму так называемых «туземных» и «иноземных» элементов. Насколько оправдан такой подход?

Здесь мне хотелось показать, что он не оправдан совершенно. Согласно общечеловеческой практике, некоторые примеры из которой здесь были приведены, ментальным традициям родовой организации были имманентны (лат. immanens, «пребывающий внутри») понятия «родовичи» и «неродовичи», а не «туземцы» и «иноземцы».

Двойной счёт родства в родовых организациях — по материнской линии и по отцовской линии — воздвигал как бы несущие опоры этнополитической системы, охватывая её кровнородственными связями как изнутри, так и вовне, образуя сложную систему межродовых связей. Каждый член княжеского рода в системе этих межродственных связей был фигурой «полиэтничной», т. е. обладал наследственными правами, как минимум, по линии рода своей матери и по отцовской линии.

В силу этого, например, названный в самом начале спор о какой-то единственной этнической принадлежности Рюрика лишен смысла с точки зрения генеалогической традиции. Потому-то он и не мог быть решен за более чем 250 лет. Стрелки спора надо переводить на новый путь и обосновывать ответ на вопрос, в силу каких прав в ряду родовых связей тот или иной кандидат, в нашем случае Рюрик, мог стать легитимным правителем на Руси, куда его призвали.

И ответ на этот вопрос прекрасно обеспечен источниками, из которых следует, что Рюрик призывался в силу наследных прав по линии своей матери, словенской княжны, отданной замуж в Вагрию, входившую в княжество ободритов. Из тех же мест Вагрии и многим позже призывались и другие кандидаты в российские правители, также имевшие наследные права по материнской линии:

Иван Антонович (1740 — 1764; царствовал с октября 1740 по ноябрь 1741 года), император всероссийский из Брауншвейгской ветви династии Романовых, внучатый племянник царицы Анны Иоанновны (род. 1693, прав. 1730-1740) и внук её старшей сестры герцогини мекленбургской Екатерины Иоанновны.

Царевна Екатерина Ивановна (1691 —  1733), замужем за герцогом Карлом Леопольдом Мекленбург-Шверинским (1678—1747), их дочь Анна Леопольдовна (1718 — 1746), была матерью императора Ивана VI Антоновича, номинально царствовавшего в 1740—1741 годах при регентстве герцога Курляндского Бирона (1690-1772).

Обе Анна и Екатерина были дочерьми царя Иоанна V Алексеевич (род. 1666, прав. 1682-1696), брата Петра Великого.

герцог шлезвиг-гольштейнский Карл-Петер-Ульрих, или Пётр III Федорович (1728-1762) , внук Петра I от старшей дочери Анны Петровны (1708 – 1728) и герцога Гольштейн-Готторпского Карла Фридриха (1700 – 1739) , утвержденный наследником российского престола своей тёткой по матери — императрицей Елизаветой.

Овеянные глубокой стариной традиции древних царских родов, вступающих в брак, обнаруживают необычайную живучесть.

Примечания.

88.Картнейро Р.-Л. Теория происхождения государства / Раннее государство, его альтернативы и аналоги. Волгоград, 2006.

89.Мельникова Е. А. Рюрик и возникновение восточнославянской государственности в представлениях древнерусских летописцев XI — начала XII вв. / ДГВЕ. 2005 г. Рюриковичи и российская государственность. М., 2008.

90.Там же. С. 60. Она же. Возникновение Древнерусского государства и скандинавские политические образования в Западной Европе / Сложение русской государственности в контексте раннесредневековой истории Старого Света / Труды Государственного Эрмитажа. XLIX. СПб., 2009. С. 96.

91.Фроянов И. Я. Мятежный Новгород. СПб., 1992; Толочко А. П. Князь в Древней Руси: власть, собственность, идеология. Киев, 1992.

92.Фрэзер А. Золотая ветвь. М., 1980.

93.Латышев В. В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе. СПб., 1890. С. 16–17.
94.Там же. С. 140.

95.ПСРЛ. Т. I. С. 10.
96.ПСРЛ. Т. IX. С. 4.

97.Котляр Н. Ф. Древнерусская государственность. СПб., 1998. С. 28–29,35.

Далее… Синеус и Трувор в переводе с албанского.

Синеус и Трувор в переводе с албанского.
Как наследовалась власть и «призывались» правители

Оставить комментарий

Ваш email не будет опубликован.Необходимы поля отмечены *

*