Суббота , 2 Ноябрь 2024
Домой / Кельты / Кельты

Кельты

Культура кельтов и нордическая традиция античности.
Н.С. Широкова.

Введение. Кельты

Как известно, на европейских территориях, граничивших с греко-римским миром, жили многочисленные племена, которых обитатели античного юга имели привычку называть варварами. Это были скифы на востоке, иберы и лигуры на западе, фракийцы, иллирийцы, германцы и кельты в центре греко-римского мира. Из всех этих народов на античный мир наибольшее впечатление произвели кельты. Греки и римляне тоже считали их варварами, но варварами высшего порядка, и для такой оговорки у них были очень веские основания.

В период второго железного века, начиная приблизительно с 475 года до н. э. кельты захватили в Европе обширные территории: Галлию и Богемию, Англию и Ирландию, Северную Италию и Средний Дунай. С 390 по 207 года до н. э. почти каждый год кельты совершали походы (набеги) в южные страны Европы, наводя ужас на обитателей античного юга грабежами, неустрашимостью и презрением к смерти. Разграбив Грецию, пройдя через Фракию, кельты переправились в Малую Азию, где основали быстро эллинизировавшееся Галатское царство. Некоторые отряды кельтов достигали Дакии, Силезии, юга России. На протяжении второй половины I тыс. до н. э. кельты представляли один из самых важных военных факторов древней Европы.

Естественно, что кельтами заинтересовались античные авторы, находя их в некоторых отношениях удивительным, загадочным народом. Загадочным было уже само имя кельтов. Греческие писатели обычно называли их keltoi. Это обозначение впервые появляется у Геродота (Hist., II, 33, IV, 49) и используется всеми греческими авторами вплоть до III в. до н. э. как единственное наименование кельтов. Юлий Цезарь (B. G., I, 1) и Павсаний (Paus., X, 21, 5) говорят, что так называли себя сами кельты.

В начале III века до н. э. Иероним Кардийский, рассказывая о набегах кельтов в Македонию и в Грецию и об их утверждении в Малой Азии, в первый раз назвал их Galata. Галатами названы кельты также в эпитафии на могиле молодого афинянина Кидия, погибшего в борьбе с галатами у Дельф в 279 г. до н. э. (Paus., X, 21, 5).

Когда появились два слова для обозначения кельтов, некоторые греческие авторы стали делать попытки распределить их между различными группами кельтов, часто противореча друг другу. Так, Диодор Сицилийский (Diod., V, 32, 1; 25, 4) называл кельтов keltoi, а племена, жившие за Рейном, Galata. Дион Кассий, наоборот, помещал кельтов на правом берегу Рейна, а галатов — на левом.

Римляне континентальных кельтов единообразно обозначали словом Galli, шла ли речь о кельтах Центральной Европы, Фракии или Малой Азии. Один из лучших знатоков кельтского прошлого, современный исследователь А. Юбер считал, что keltoi, Galatai и Galli могут быть тремя формами одного и того же имени, услышанного, как он писал, в различное время, в различной среде, различными ушами и переписанного людьми, которые не имели одинаковых орфографических навыков. (Hubert H. Les Celtes et l’expansion celtique jusqu’a l’epoque de la Tene. Paris, 1950. P. 28). Гортанный звук перешёл в глухой на западе Средиземноморья и, может быть, под влиянием тартесситов, которые были предшественниками греков в обследовании кельтских стран, в звонкий в Греции.

Кельты Британских островов, которые, по мнению древних авторов, были очень похожи на галлов и языком, и религиозными обрядами, и своей отвагой в бою (Тac., Agric, II) и находились в тесных отношениях с племенами Армориканского полуострова (Cаеs. B. G., III; IV, 21), никогда не назывались keltoi или Galli. Античные писатели называли их британцами, бритами, используя различные формы этого названия: brettanoi, Brittani, Brittones. (Dottin G. Manuel pour servir a l’etude de l’Antiquite Celtique. Paris, 1906. P. 16).

Шотландских кельтов со времени экспедиции Агриколы (Тac., Agric., 10; 25-27), называли Caledonii или Caledones. У Аммиана Марцеллина (Amm. Marc., XX, 1) появляются наименования Picti и Scotti для обозначения двух британских племён. Т. Пауэлл отметил, что слова кельт и кельтский вошли в обиход применительно к древнему населению Британских островов с середины XVIII века в результате развития романтизма (Powell T. G. The Celts. London, 1958. P. 18.).

Своеобразными были отношения кельтов с античным миром и с остальной частью древней Европы. Кельты не только воевали с античными странами. Одновременно они осуществляли с ними и мирные контакты, которые устанавливались, налаживались и развивались ещё в до-римский период. Это были главным образом торговые связи, в результате которых кельтам стали известны образцы различных отраслей греко-италийского ремесла, произведения искусства стран античного юга, а иногда и более отдаленных восточных регионов, быт и обычаи этих стран, одним словом, разнообразные аспекты античной средиземноморской культуры. Будучи чрезвычайно восприимчивы к иностранным влияниям, кельты творчески перерабатывали их и насыщали новыми, прогрессивными элементами первобытную цивилизацию, развивавшуюся на европейских территориях к северу от Альп. Исследователи кельтской истории отмечают, что кельты сыграли весьма важную роль в деле завершения процесса развития европейской культуры и сближения её с южной античной средой.

А. Юбер, размышляя о роли, сыгранной кельтами в древней истории, пришёл к выводу, что это была не политическая роль, так как их политические образования были несовершенны. Кельты же выступали как цивилизаторы. Сначала в качестве посредников они принесли в Центральную Европу греческую цивилизацию. Затем, когда кельты впитали римскую культуру, случилась одна удивительная вещь: чрезвычайно быстро развились и широко распространились по всей Галлии римские школы, ставшие преемницами кельтских школ, которые во времена независимости возглавляли кельтские жрецы-друиды.

Таким образом, Галлия получила собственную классическую культуру из рук галльских учителей, обученных друидами, и, более того, некоторые из этих учителей были способны вести преподавание в самом Риме. Естественно, что они могли лучше, чем это сделали бы иностранцы, интерпретировать для галлов средиземноморскую цивилизацию (науку, искусство, философию и духовную культуру). Юбер сравнивает роль кельтов, сыгранную ими в античной Европе, с ролью ирландских монахов, которые в средние века вернули Европу к развитию письменности, к греческой и латинской философии. Он называет кельтов факелоносцами древнего мира (torch-bearers in the ancient world) (Hubert H. The Pise of the Celts. New York, 1988. P. 15.).

Естественно, что кельты распространили в Европе и свою собственную, созданную ими замечательную Кельтскую цивилизацию, некоторые аспекты которой являются сложными и своеобразными явлениями. Объяснение их природы требует выхода за рамки примитивных культур, характерных для обществ героической эпохи.

археологические культуры Гальштат и Ла Тен.

Кельтскую цивилизацию соотносят с двумя археологическими культурами, представляющими европейский железный век: с Гальштатской культурой (датируется временем с VIII до V века до н. э.), названной по могильнику, обнаруженному возле небольшого городка Гальштат в юго-западной Австрии, и с Латенской культурой I века до н. э., получившей название от стоянки Ла Тен на берегу швейцарского озера Невшатель.

Обработка металлов у кельтов имела давнюю традицию и достигла весьма высокого уровня развития, отличаясь поистине виртуозным техническим совершенством. Гончарное ремесло кельтов, также весьма развитое, составляло основу гончарного производства Западной и Средней Европы римского и последующего периодов. Большие города кельтов, имевшие мощные оборонительные укрепления и архитектурное оформление, иногда уже приближавшееся к нормам античного урбанизма, были крупными центрами ремесла и торговли.

Одним из самых интересных феноменов кельтской культуры является созданное кельтами своеобразное и великолепное искусство, которое сумело противостоять обаянию античного искусства и, встав вровень с ним, сумело создать творения такого же высокого художественного уровня. Они основаны на иных эстетических принципах, чем произведения античного искусства, в них нет идеальной гармонии и соразмерности. Они бывают проникнуты сверхъестественным мистицизмом, иногда воплощают устрашающе отталкивающие или гротескные образы, однако они будоражат ум и поражают воображение то мечтательной загадочностью и неуловимостью ускользающих мотивов, то беспокойным напряжением и чрезвычайно экспрессивной динамикой удивительных композиционных созданий. Хотя нельзя усмотреть непосредственного влияния кельтской художественной традиции в готической архитектуре или увидеть кельтский внутренний поток в искусстве рококо или в художественных стилях начала XX века, как это делают самые безудержные панегиристы кельтского искусства, тем не менее можно с полным правом считать кельтское искусство первой большой главой  будущего европейского искусства. (Jacobsthal P. Early Celtic Art. Oxford, 1944. P. 163.) Кельты были своеобразными прогрессорами будущей Европы.

М. Б. Щукин высказал предположение, что в начале своего исторического пути, в V веке до н. э., кельты стояли приблизительно на той же ступени социально-экономического развития, что и римляне, и у них даже были общие источники культурного влияния, этруски и греки. Но затем пути развития этих цивилизаций разошлись: римляне развивали свою социально-военную организацию, а кельты совершенствовали область религиозно-магических представлений (Щукин М. На рубеже эр. Опыт историко-археологической реконструкции политических событий III в. до н. э., I в. н. э. в Восточной и Центральной Европе. СПб, 1994. С. 16.).

Действительно, самым поразительным аспектом кельтской культуры было наличие у них могущественной корпорации друидов, которые были жрецами, совершавшими жертвоприношения, предсказателями, астрологами, магами, врачевателями, воспитателями юношества, поэтами и судьями, обладавшими неограниченным правом отлучения от культа тех, кто не повиновался их решениям. Построенная на принципах жесткой иерархии и строгой внутренней дисциплины, имевшая большой политический авторитет, корпорация друидов не находит аналогий в религиозных организациях ни древнего, ни нового времени. Кроме того, античные авторы были поражены таинственным и возвышенным знанием, которым, по их мнению, обладали друиды; они приписывали им метафизические спекуляции самого высокого порядка, считали, что друиды сохранили пифагорейскую традицию, будучи великими философами, мудрецами и к тому же справедливейшими из людей.

Неудивительно поэтому, что кельты косвенным образом были вовлечены в сложную идеологическую жизнь античного мира. Так, им отводилась важная роль в античных социально-политических утопиях времен кризиса греческого полиса, авторы которых пытались найти выход из создавшегося положения. В пессимистической атмосфере четвертого столетия, в период острого кризиса, переживаемого Грецией после окончания Пелопоннесской войны, распространяются идеи, что современное трагическое состояние Греции является следствием общего вырождения цивилизованного человечества, а тема упадка и вырождения индивидуума и государства становится предметом философского и исторического исследования. Так, Платон изучал постепенное разложение государства и индивидуума в VIII и IX книгах Государства, а Ксенофонт изображал упадок Персии и Спарты в конце Киропедии и в Лакедемонской политии. Темы политической жизни и политического вырождения, которые отсутствовали у Геродота, становятся привычными сюжетами с IV века до н.э. и для историка, и для этнографа.

Платон впервые подробно сформулировал учение о естественном состоянии, в основе которого лежало неоднократно выдвигавшееся социальной теорией того времени требование вернуться к более простым, согласным с природой формам жизни, к такому состоянию хозяйства, которое довольствовалось бы производством только необходимых вещей. Согласно идеям философов и теоретиков политической мысли, такой возврат к прошлому первобытному состоянию явился бы своеобразным выходом из горестного настоящего.

К тому же кругу идей, что и учение о естественном состоянии, примыкала идеализация варваров, встречающаяся в сочинениях древних греков. У истоков этой идеализирующей традиции стояли Исократ и Эфор. Греческие мыслители, придерживавшиеся этого направления (среди которых видное место занимал Дикеарх из Мессаны), считали, что, поскольку цивилизация порождает неравенство человеческих отношений, роскошь, богатство, создает законы для охраны частной собственности, государство для принуждения, то, по-видимому, естественное состояние идеального общественного равенства можно найти у тех варварских народов, которые ещё не достигли уровня цивилизации, характерного для греков. Так, в греческой историографии возникла традиция о благородных дикарях, описывая установления которых, mjma babbarjka, историки и философы говорили о них так восторженно, будто в них облеклись в плоть и кровь высшие идеалы эллинского мира (Пельман Р. История античного коммунизма и социализма. СПб, 1910. С. 56.). В раннем своём состоянии эта традиция носила ещё полулегендарный характер.

Аполлон улетает в Гиперборею

Первыми и самыми знаменитыми в античности претендентами на роль благородных дикарей были гиперборейцы, сказочный, счастливый народ, почитатели Аполлона, живущие на крайней северной оконечности мира за мифическими Рипейскими горами. Каждые 19 лет Аполлон отправлялся в идеальную страну гиперборейцев на колеснице, запряженной лебедями. Когда бог Аполлон являлся к ним, гиперборейцы непрестанно воспевали его в гимнах. Гиперборейцы вели блаженную жизнь, которая сопровождалась песнями, танцами, музыкой и пирами. Даже смерть приходила к гиперборейцам как избавление от пресыщения жизнью, и они, испытав все наслаждения, бросались в море.

Ж. Харматта в статье О происхождении мифа о гиперборейцах высказал мнение, что этот миф представляет собой очень древний, доисторический элемент до-греческой мифологии и возник задолго до эпохи Гомера, по всей вероятности, во II тыс. до н. э. Затем миф о гиперборейцах нашёл отражение в греческой географической традиции (Harmatta J. Sur l’origine du mythe des hyperboreens // Acta Antiqua Academiae scientiarum hungaricae. T. III. F. 12, 1955. P. 57). Упоминание о гиперборейцах содержалось в Землеописании Гекатея Милетского (рубеж VI-V вв. до н. э.), который наряду с географическим и этнографическим использовал также и большой мифологический материал. По его концепции, район, расположенный к северу от Чёрного моря, населяли скифы, севернее жили эсседоны, а ещё севернее, аримаспы. На северной границе этого района простирались Рипеи, на севере которых до реки Океана, катящей свои воды вокруг земли, жили гиперборейцы (Ельницкий Л. А. Знания древних о северных странах. Москва, 1961. С. 36-42.).

Постепенно имя гиперборейцев, которое изначально обозначало мифическую расу, стало превращаться в географическое понятие. В конце IV века до н. э. Гекатей Абдерский упоминал расположенный напротив Кельтики вдоль Океана остров такой же большой, как Сицилия, который тянется к северу и населён гиперборейцами (Schol. Apoll. Bhod., II, 675; Diod, II, 47, F H G. T. II. P. 386).

В ту же самую эпоху Гекатей Понтийский писал, что Рим был захвачен армией, пришедшей из страны гиперборейцев (Plut. Camill., 22, 2).

Посидоний во II веке до н. э. утверждал, что местопребывание гиперборейцев находится в Альпах (Schol. Apoll. Bhod., II, 677, F H G. T. III. P. 290). Сюда же нужно присоединить тексты, в которых речь идёт о том, что Дунай берет начало в Рипейских горах у гиперборейцев и что Рипеи, это древнее название Альп (D’Arbas de Jubainville. Les premiers habitants de l’Europe d’apres les ecrivains de l’antiquite et les travaux des linguistes. 2 ed. Paris, 18891892. T. 1. P. 233-234.).

Ж. Доттен замечает, что в этих текстах слово гиперборейцы кажется синонимом кельтов (Dottin G. Manuel pour servir a l’etude de l’Antiquite Celtique. P. 20.), которые жили в Центральной Европе, населяли Британские острова, совершали набеги на Рим. Таким образом, греческие писатели смешивали кельтов с гиперборейцами, и по наследству от гиперборейцев к кельтам перешла роль благородных дикарей.

TУЛАР-РАСНАЛ = Граница Этрусков

В период кризиса полиса авторы античных социальных утопий искали у блаженных гиперборейцев утраченный золотой век человечества, царство Кроноса. Другое направление поисков золотого века вело к дальним оконечностям ойкумены, по большей части к далеким островам блаженных. Среди этих счастливых утопических островов почётное и особое место занимала Ultima Thule (Крайняя Туле). С одной стороны, это был реальный остров, расположенный где-то на севере Европы и открытый великим массалиотским путешественником IV века до н. э. Пифеем. С другой стороны, в идеализирующей античной традиции Туле становится счастливым мифическим островом, самый воздух которого источает чарующую сладость и который является сакральным инициирующим центром, укрывающим героев, философов, мудрецов, передающих свои знания посвященным.

Характерно, что поиск золотого века и у благородных дикарей, и на далеких островах, авторы античного мира обращали свой взгляд на север. Здесь сказывалось притяжение Севера. Так складывалась особая традиция античности, которую условно можно было бы назвать нордической традицией и в которой реальные географические знания древних о Крайнем Севере переплетались с утопическими идеями о золотом веке, помещенном в северные регионы ойкумены. И кельты оказались тесно связанными с формированием этой нордической традиции и в случае с гиперборейцами, с которыми их смешивали, и в случае с Ultima Thule.

По стечению обстоятельств экспедиция, открывшая Туле, отправилась из Массалии, большой греческой колонии, находившейся на месте современного Марселя, располагавшейся в Южной Галлии и находившейся в активном взаимодействии с окружавшим её кельтским миром. Во главе экспедиции стоял учёный астроном Пифей, которого влекла тайна Севера и который ещё до начала путешествия определил математическими методами положение северного полюса.

Когда Пифей прибыл на север Шотландии, информанты — кельты, бывшие местными жителями, показали ему дорогу к Туле и рассказали легенды, связанные с таинственным северным островом. Таким образом, в античной идеализирующей традиции о Туле под флером греческих мифов могли скрываться кельтские легенды.

Р. Генон, фундаментально исследовавший древние сакральные символы, утверждал, что в символическом смысле можно говорить о прямой связи между кельтской традицией и первоначальной традицией нынешнего человечества, которая пришла из гиперборейских регионов, то есть, из страны, расположенной на Крайнем Севере, за Бореем, и населенной сказочным, блаженным народом гиперборейцев греческой мифологии.

Согласно Генону, и Ultima Thule, которую он считал первым и высшим духовным центром, хранившим первоначальную традицию во всей её чистоте, тоже находилась в гиперборейских регионах, была Туле гипербореев. Затем, когда примордиальная традиция разделилась на несколько вторичных потоков, на Западе черты великой гиперборейской традиции отчетливее всего проступили в сакральных доктринах древних кельтов, которые хранили и проповедовали друиды. Генон полагал, что друидизм восходит к гораздо более древним временам, чем это обычно считают (Guenon R. Formes traditionnelles et cycles cosmiques. Paris, 1970. P. 39).

В исторической реальности кельты также имели тесные контакты с европейским Севером, народы которого им были близки. О близости кельтов и германцев были хорошо осведомлены античные авторы.  Сравнивая кельтов и германцев, Страбон писал:

Германцы мало отличаются от кельтского племени; большей дикостью, рослостью и более светлыми волосами; во всём остальном они схожи: по телосложению, нравам и образу жизни они таковы, как я описал кельтов. Поэтому, мне кажется, и римляне назвали их германцами, как бы желая указать, что это истинные галаты. Ведь слово germani на языке римлян означает подлинные (Strabo, VII, 1, 2) (Пер. Г. А. Стратановского // Страбон. География. Пер. и комментарии Г. А. Cтратановского / Под ред. С. Л. Утченко. Москва, 1964.).

К тому же, одна из научных гипотез, касающаяся происхождения кельтов и индоевропейцев вообще, помещает прародину кельтов на берега Северного моря.

Важную часть кельтской культуры составляли, естественно, религия и мифология кельтов. Однако реконструкция кельтской религиозно-мифологической традиции чрезвычайно затруднена, так как не сохранился главный источник по этому вопросу, учение друидов. Имеющиеся источники, такие как археологические памятники и надписи галло-римской эпохи, скудные сведения античных авторов, произведения ирландского и валлийского эпоса, не могут воссоздать связную систему религиозных и мифологических представлений для кельтского мира, как континентального, так и островного.

Большую категорию имеющихся в наличии источников по кельтской религии составляют происходящие из римской Галлии многочисленные произведения скульптуры, изображающие римских богов, получивших распространение в Галлии после римского завоевания, галло-римских богов, появившихся в результате религиозного синкретизма, галльских богов, не подвергшихся романизации и сохранивших местный статус и колорит. Ж. Хатт привёл такое остроумное сравнение, чтобы показать, как трудно проникнуть в суть кельтской религии, основываясь только на этих памятниках разрозненного политеизма:

Допустим на мгновение, писал он, что какой-нибудь перс или индус, мало осведомленный относительно западных реалий, попытался бы составить себе идею о религиозных верованиях в Лотарингии XVIII века, ограничившись тем, что пересек бы страну и осмотрел придорожные распятия и часовни. Он пришёл бы к выводу, что жители Лотарингии почитали богиню-Мать и распятого бога, другую богиню-Мать, держащую ребёнка на коленях, и бесконечное множество местных святых. О Создателе не было бы и речи, и наш путешественник остался бы в совершенном неведении, что лотарингцы были римскими католиками (Hatt J. J. Essai sur l’evolution de la religion gauloise // Revue des etudes anciennes. T. XVIII. Bordeaux, 1965. P. 81.).

Таким образом, собственно кельтских источников не достаточно для полноценной реконструкции религиозно-мифологической традиции древних кельтов. Греко-римские параллели, которые всегда использовались и используются при исследовании религии и мифологии кельтов также не дают полноты картины. Однако, как известно, германо-скандинавская религиозно-мифологическая традиция сохранилась в достаточно полном виде, например, содержит развитую космогонию и эсхатологию. Ввиду близости кельтской и древней нордической традиции естественно предположить, что германо-скандинавские параллели могут помочь полнее воссоздать религиозно-мифологические представления кельтов, глубже проникнуть в суть кельтской религии и мифологии. Поэтому кажется вполне допустимым, целесообразным и увлекательным синтетическое исследование кельтской культуры и нордической традиции античности, их общих истоков, их взаимодействий и взаимного влияния.

Идеализирующая традиция античности об Ultima Thule
Курган раннего средневековья Тэплов - Taplow

Оставить комментарий

Ваш email не будет опубликован.Необходимы поля отмечены *

*