История государства Российского масона Карамзина

Кандидат богословских наук Михаил Ефимов

Ложь о Царе Иоанне Грозном в исторической науке впервые оформилась в труде Николая Михайловича Карамзина «История государства Российского». Следует четко знать, кем являлся этот человек, каковы его духовные ориентиры, что привело его к такому безумию.

В начале великой по своим злодеяниям французской революции 1789-1792 гг. Карамзин оказался в Западной Европе. Посещая тамошние университеты, библиотеки и музеи, знакомясь с сокровищами живописи, архитектуры и ваяния, внимая последнему слову искусства и науки, он тесно сблизился с владыками дум эпохи Просвещения и гуманизма, т. е. того времени, когда европейские народы начали изменять христианским ценностям, когда вместо Бога во главу всего был поставлен человек с его страстями и пороками, когда образованные сословия ринулись в масонские ложи и оккультные общества. Здесь, у ног этих горе-«просветителей», последователи которых вначале возвели на эшафот французского короля Людовика, а затем растерзали российского Императора Николая II с его семьей, и началось становление ненавистника самодержавия Карамзина (1766–1826), как вольнодумца и революционера.

Забегая вперед, отметим, что эта богоборческая стезя в декабре 1825 г. привела Николая Михайловича к Сенатской площади Санкт-Петербурга, где он принял сторону осатанелых бунтовщиков, пожелавших на крови Царствующего дома воздвигнуть свою антихристову демократию.

На пиру европейского разума его посетила идея создания отечественной истории и её осмысления. При посещении парижской Академии надписей и словесности, центра историко-филологических исследований, он сделал первый набросок замысла исторического труда:

«Больно, что у нас до сего времени нет хорошей российской истории, т. е. писанной с философским умом, с критикою, с благородным красноречием. Нужен только вкус, ум, талант. Можно выбрать, одушевить, раскрасить и читатель удивится, как из Нестора, Никона и прочих могло выйти нечто привлекательное, сильное, достойное внимания не только русских, но и чужестранцев… Происшествия, действительно любопытные, описать живо, разительно».

 Карамзин отмечает, что время Царя Иоанна нужно представить в живописи. Подчеркнём, что набросок этот связан с посещением Академии словесности и что в нём Карамзин основное своё внимание уделяет не историческому, а литературному достоинству своего предполагаемого труда. Так оно и случилось. «История государства Российского» — это замечательный памятник русской словесности, великолепный учебник красноречия. Считается, что именно с него началось реформирование русского языка. Однако может ли строгая историческая наука сочетаться с художественной образностью под одной обложкой? Что бывает, когда некая совокупность исторических данных облекается в художественную форму? Рождается историческая беллетристика. Как тут отделить научные данные от игры авторского воображения? Можно ли на таком материале решать сложнейшую проблему биографии царя Иоанна IV?

Сразу же по возвращении в Россию Карамзин приступил к издательской деятельности. В 1792-1793 гг. он выпустил «Московский журнал» (8 книг), а в 1802-1803 гг. — «Вестник Европы» (12 книг). На страницах этих изданий Николай Михайлович публикует свои повести на исторические темы, ставшие первыми его опытами в создании картин минувших времён языком изящной словесности. Здесь мы ещё не видим мотивов якобинского вольнодумства. Ещё бы! Карамзину для написания и издания огромного труда необходимо было заручиться высочайшим благословением, т. е. дозволением Императора. Ради этого хитрому масону должно было играть роль верноподданного гражданина.

Однако на исходе XVIII века Император Павел I, магистр «мальтийского ордена» получил извещение об участии Карамзина в якобинстве. Над злоумышленником нависла грозная туча государственных репрессий, что объясняет пометку в его записной книжке:

«Если провидение пощадит меня, если не случится того, что ужаснее смерти, т. е. ареста, займусь историей».

Провидение пощадило литератора, но тот не пощадил своих читателей, отравляя их умы ядом якобинских инсинуаций. 6 июня 1803 г. Карамзин пишет своему брату Василию Михайловичу:

«Хотелось бы мне приняться за труд важнейший, за русскую историю, чтобы оставить по себе отечеству недурный монумент«.

Вот главная причина возникновения «Истории»! Честолюбивый масон Карамзин заботится о прославлении своего имени. Не удивительно: все слова и поступки масонской публики диктуются стремлением к собственной корысти и славе.

Через несколько месяцев, а именно 31 октября, Николай Михайлович получил указ, подписанный Александром I (1777 — 1825), Императором Всероссийским (с 12 (24) марта 1801 года). В нём говорилось, что, одобряя его желание в столь похвальном предприятии, как сочинение полной истории Отечества нашего, Государь жалует ему в качестве историографа ежегодный пенсион в 2000 рублей и вновь зачисляя его на службу и производит отставного поручика в надворного советника. Последнее обстоятельство было совершенно необходимо для получения доступа к государственным архивам. Указанный день стал главной вехой в биографии литератора. Указ Императора Александра I, доверившего писателю столь важное для русского самосознания дело и создавшего для него все нужные условия, благоприятствующие творческому процессу, предопределил дальнейшую судьбу Карамзина.

Во время пятидневного визита Карамзина в Тверь к сестре императора Александра Великой княгине Екатерине Павловне (1788 — 1819), в декабре 1810 года, разговор зашёл об истории России и она пожелала, чтобы Карамзин записал все услышанные ею рассказы писателя.

«Брат мой (император Александр Павлович), должен услышать мысли, достойные Государя» — говорила Великая княгиня.

Заказанная ею «Записка о древней и новой России» была готова к марту 1810 года. В ней дана всесторонняя оценка того тяжёлого положения, в котором оказалась Российская империя, руководимая императором Александром Павловичем, говорится о его просчётах во внешней и внутренней политике и наносится удар клеветника-масона по образу русского монарха. Однако наглость автора тем не ограничилась. Будучи в Твери в середине декабря 1810 года, он позволил себе прочесть «Записку о древней и новой России» » самому Императору Александру, т. е. плюнул ему в лицо. И что же? Вместо того, чтобы гнать мерзавца взашей, Государь уехал, не попрощавшись. О, милосердие Александрово!

В этой связи попечитель московского учебного округа Голенищев-Кутузов в августе 1810 года обратился к министру просвещения Разумовскому с предупреждением об опасности, исходящей от новоявленного историографа. Он писал, что сочинения Карамзина наполнены ядом якобинства и вольнодумства, источают безначалие и безбожие, что сам он метит в первые консулы и что давно пора его запретить и уж никак не награждать. Вскоре после этого Голенищев-Кутузов сообщал Его Величеству, что Карамзин – французский шпион. Припомним тут, где родилась идея написания «Истории Государства Российского«.

По завершении 8 тома «Истории» Карамзин получил 16 марта 1816 года аудиенцию у Императора Александра I Благословенного, который уделил ему более часу своего бесценного времени, дал разрешение на издание труда, 60000 рублей на издержки и наградил литератора орденом святой Анны первой степени. Государь повелел набирать «Историю» в лучшей по тем временам казенной типографии Генерального штаба. Если бы Карамзин не был обласкан монаршей милостью и облачен таким глубоким доверием, кто знал бы его теперь? Что такое Карамзин без «Истории Государства Российского», начертанной благодаря неоценимой помощи императора Александра Благословенного? И как же отплатил якобинец своему коронованному благодетелю?

В своих посланиях Карамзин рисует Императора Александра I Павловича только чёрной краской, отзываясь о нём со злобой и возмущением. Двуличный масон Карамзин, превозносящий августейшего венценосца в своём посвятительном слове к «Истории Государства Российского», в то же время обвинял его в одобрении «глупого плана» ведения войны с Наполеоном, в сдаче и гибели Москвы, в разорении нескольких губерний, в страдании народа на оккупированных землях.

Обвинения Карамзин в адрес Императора Александра I – ложь, столь свойственная масонам, считал Александр Васильевич Суворов. Во-первых, план войны с Наполеоном, одобренный Государем, привёл Россию к победе, а во-вторых, первым предложил сдать Москву Михаил Богданович Барклай-де-Толли на совете в Филях. С ним согласился Михаил Илларионович Кутузов, от которого и зависело решение об оставлении столицы. Все историки Отечественной войны 1812 года сходятся в мысли, что решение это было необходимым и правильным. Вместо того чтобы обвинять в резне русских людей своих братьев-масонов «мартинистов», последователей Луи-Клода де Сен-Мартена , Карамзин клевещет на Императора Александра I Павловича.

После окончательного разгрома наполеоновской армии Императрица-мать Мария Феодоровна почтила Николая Михайловича приемом у себя в Павловске, предложив ему восславить Царя-победителя. Что же Карамзин? Отклоняя просьбу августейшей особы, он пишет ей, что он «не может оставить свой главный труд, чтобы гоняться за героями новыми, которых лавры так лучезарны и подвиги так громки». Один из исследователей Карамзина Смирнов замечает:

«Но ведь новый герой — это венценосный сын корреспондентки. Какой непочтительный тон, однако, взял Николай Михайлович по отношению к нему: гоняться за зайцами». Да, наглость Карамзина удивительная!

В таком же духе будущий декабрист масон-Карамзин пишет и сестре самодержца Великой княгине Екатерине Павловне, заявляя, что ужасы царствования Грозного буквально потрясли его. Сравнивая царя Всея Руси Иоанна IV с современностью, он сообщает:

«Меня занимает Иоанн Грозный, этот изумительный феномен между величайшими и самыми дурными монархами».

Намёк осуждения русского монарха более чем оскорбительный! Ответа от Великой княгини не последовало. Похоже, что в сие время Царская семья начала понимать, с кем она имеет дело. После того, как Карамзин прочёл в Павловске несколько глав «Истории Государства Российского», Императрица-мать посоветовала Карамзину удалиться из Санкт-Петербурга, сказав, что московская дорога в хорошем состоянии.

К тому времени концепция 9 тома «Истории Государства Российского», посвященного изобличению «Ивашкиных злодейств» (карамзинский термин), окончательно уже сложилась, и общая оценка Грозного, изложенная Карамзиным в ряде писем, в том числе и к Великой княжне Екатерине Павловне, была хорошо известна в обществе и при императорском дворе. Этим отчасти и объясняется охлаждение Марии Феодоровны к писателю Николаю Михайловичу. Смирнов замечает:

«К этому ещё надобно добавить столь устойчивую в определенных кругах славу Карамзина как неисправимого якобинца. В этом был уверен Цесаревич Константин в Царской семье».

Цесаревич Константин, младший брат Александра I категорически возражал против публичного обсуждения и осуждения деяний царя Всея Руси Иоанна IV, что наносит удар по престижу царской власти в России. Он так отзывался о девятом томе Карамзина:

«Книга его наполнена якобинскими поучениями, прикрытыми витиеватыми фразами».

Кто же восторгался Карамзиным и его творением? Масоны-декабристы, разрушители Российской Империи. Их умиляла стройная концепция «Истории Государства Российского», вечевые, республиканские традиции нашего народа уходят в глубь веков, во времена Киевской Руси.

Из всего вышеизложенного видно, что пресловутый сочинитель Карамзин был одним из главных идеологов и вдохновителей восстания декабристов 1825 г., и все злодеяния мятежников, в том числе и убийство Милорадовича, славного героя Отечественной войны 1812 года, тяжким обвинением лежат на совести масона Карамзина, которого называли негодяем при дворе.

Профессор Погодин в своём двухтомном своде материалов к биографии Карамзина ставит под сомнение научную значимость его труда. Он сетует, что историограф отступил от традиции своих предшественников, писал «Истории Государства Российского» не по Шлецеру, стремясь удовлетворить первые потребности, а ученость после.

Напомню читателю, что Август Людвиг фон Шлецер (1735-1809) — выдающийся историк и филолог, адъютант Петербургской Академии наук, профессор Геттингенского университета, автор замечательного труда «Нестор», исследования которого высоко ценились современниками. Наш гордец Карамзин отзывался о Щлецере с презрением и насмешкой. Погодин утверждал, что в карамзинском своде данных о славянских племенах нет ничего нового для учёного-специалиста. Иные исследователи считают, что вся научная часть труда «Истории Государства Российского» не принадлежит перу Карамзина, что подвальная часть книги, в которой размещены научные данные, не вошедшие в основной текст, написаны директором Государственного архива Малиновским и его сотрудниками.

Многие здравомыслящие люди дореволюционной России осудили и отвергли тайный умысел Карамзина, отчего на памятнике ему, установленном в 1911 году, обретались лишь первые восемь томов «Истории Государства Российского«. Девятый том, возводящий клевету и напраслину на русского Царя, оказался непризнанным.

Принимать псевдоисторические записки Карамзина за чистую монету — значит уподобляться масонам-декабристам, которые возвышали девятый том как знамя своей масонской деятельности. Эта книга стала для многих из них излюбленным чтивом, постоянным спутником. К примеру, Кондратий Рылеев с восторгом восклицал:

«Ну Грозный! Ну Карамзин! Не знаю, кому больше удивляться — тиранству ли Иоанна или дарованию нашего Тацита».

Рылеев же свидетельствовал, что его друзья Бестужев, Муравьев и другие молодые якобинцы, ранее упрекавшие Карамзина в приверженности к монархизму в основном за посвятительное письмо и введение к труду, по выходе девятого тома стали самыми горячими почитателями его, величали не иначе, как «Тацитом» и повсюду разносили весть о новом замечательном творении историографа.

Мартинист масон Вильгельм Кюхельбекер, злодей, приговоренный к смертной казни, превозносил девятый том как лучший в творчестве Карамзина. Иной декабрист Владимир Штейнгель, осужденный на 20 лет каторги, восхищено провозглашал эту книгу феноменом, небывалым в России мол, один из великих Царей Всея Руси открыто именован тираном, каких мало представляет история.

Чем же объяснить тот факт, что декабристы взахлеб зачитывались самым мерзким томом карамзинской «истории»? Как и прочие революционеры, они были заражены демоническим желанием крови и мучительства. Свою кровожадность и безбожие масоны доказали вооруженным выступлением на Сенатской площади в Санкт-Петербурге, которое является прекрасной иллюстрацией того, что в основе всякого бунта лежит садизм, т. е. стремление причинить страдание другому живому существу.

Известно, что современные мучители снимают свои жертвы фото- и видеоаппаратурой, чтобы затем снова и снова упиваться их муками и слезами. В первой половине XIX столетия не было этих технических средств, посему тогдашним обскурантам от франкмасонства приходилось довольствоваться такими кровавыми фантазиями, как легенды о графе Дракуле и сказания о мнимых злодействах Иоанна IV. Карамзин, имея гипертрофированное воображение, с удовольствием обслуживал кровожадные наклонности своих братьев по оружию. Хочешь ли, читатель, доказательств? Изволь.

Кому неизвестно душещипательное сказание о том, как царь Иван Грозный слушал посланника князя Курбского Ваську Шибанова, вонзив в его ногу свой жезл и опёршись на него? Какова же историческая ценность сей умилительной картины? Смирнов так отзывается на этот счет:

«слуга, стоя неподвижно, безмолвствовал, а Царь, опершись на жезл, слушал чтение письма Курбского. Потрясающая воображение сцена, но не совсем точная по историческим свидетельствам».

Николай Иванович Костомаров (1817- 1885 гг.), историк, член-корреспондент Петербургской Академии Наук идёт дальше. Он указывает, что в летописи, означенной Карамзиным как Александро-Невская, о Ваське Шибанове сказано, что он способствовал бегству Курбского и сам был схвачен, а не послан в Москву с письмом, как обыкновенно полагают. Слушайте, дорогие мои, налицо чудовищный подлог: в летописи, на которую ссылается обманщик Карамзин, нет ни слова о том, что Васька Шабанов, пособник изменника Родины Курбского, был направлен им в столицу и о его ноге, якобы пронзенной царским жезлом! Как же после этого можно относиться к россказням якобинца о том, что Царь Иван Грозный будто бы собственноручно пытал своих подданных? Теперь у нас есть веское основание полагать, что все это — плоды его бурного воображения. Судите сами, может ли психически здоровый человек изливать на бумагу такие ужасные бредни, да ещё в адрес живой души, реального исторического лица. Думаю, что автор приписывал Государю собственные мечтания и вожделения, как сегодня режиссер Лунгин.

Девятый том — это не отображение реалий XVI века, а фантасмагории сочинителя Карамзина. Тот факт, что всякий здравомыслящий человек не может читать об «Ивашкиных злодействах» без содрогания и омерзения, ясно показывает тяжёлую душевную поврежденность и других декабристов, сладострастно упивавшихся этими кошмарами.

Кстати говоря, сколько ненависти и презрения к русскому Царю в Карамзинском словосочетании «Ивашкины злодейства»! Оно уподобляет Государя разбойнику с большой дороги, пьяному от крови и вседозволенности.

Окончив создание девятого тома, Карамзин не решился сразу же отдать его в печать. Знала лиса, что рыльце в пуху. Слишком велика была опасность подвергнуться остракизму со стороны умных и подлинно просвещенных людей России. Возникла идея провести публичные чтения этой книги в Российской академии наук. Они состоялись в январе 1821 года. С высокой академической трибуны полились на слушателей потоки гнусной лжи, облаченной в блистательную форму карамзинского красноречия. Направляя острие своего выступления против Царской власти императора Александра I, Карамзин прилагал эпитеты адресовавшиеся тогда личности Императора: благословенный, любимый Царь, всех предков затмивший. Государя не было на этих чтениях, но имя его незримо присутствовало в академической зале со всеми его титулами и эпитетами, которые теперь иному царю«Ивашке-мучителю», чьё имя в умах слушателей должно было ассоциироваться с лютым деспотизмом. Святитель Филарет (Дроздов), писал:

«Читающий и чтения были привлекательны, но читаемое страшно». К этому он добавлял, что без ужаса не может вспомнить о публичном выступлении Карамзина.

Очищение российской науки от множества лживых выдумок, порочащих государя в духе Карамзина – один из главнейших этапов возрождения традиционных основ русской жизни, которое с Божией помощью предстоит воплотить в жизнь молодому поколению русских людей.