Философ Александр Дугин (отец Дарьи). Кандидат философских наук, доктор политических наук, доктор социологических наук.
Истоки англо-саксонской Америки.
Оглавление
Талассократический колониализм англосаксов
«Мэйфлауэрское соглашение»
13 колоний
Секты и шотландский здравый смысл
Доминион превращается в цивилизацию
Источники и примечания
Талассократический колониализм англосаксов
Название «Америка» — «America» — было предложено для обозначения двух континентов, омываемых с востока Атлантическим океаном, а с запада — Тихим, в 1507 году лотарингским географом Мартином Вальдземюллером в честь флорентийского мореплавателя Америго Веспуччи. С символической точки зрения, следует обратить внимание на то, что латинский корень этого слова означает «горечь». Показательно, что именно имя «Америка», дословно «Горькая страна», утвердилось за этими континентами, а не «Колумбия» в честь Христофора Колумба или каких-то других ее первооткрывателей.
Активная колонизация Америки была начата прежде всего испанцами, а ее полюсом стало завоевание Центральной Америки, и прежде всего государства ацтеков. Отсюда испанские конкистадоры отправлялись вглубь обоих континентов и на север, в Северную Америку и на юг, в Южную Америку. Так, вся южная, юго-восточная зона современных США и весь Запад принадлежали испанцам и были провинциями Мексики.
Именно испанцы принесли индейцам Северной Америки лошадь[1], колесо, огнестрельное оружие и многие другие элементы европейской цивилизации Нового времени. До определенного момента обе Америки представляли собой два ядра, покоренные испанцами — Империю ацтеков, распространявшую свое влияние значительную часть территории современных США и на Империю инков, которая консолидировала многочисленные племена индейцев Южной Америки. После завоевания испанцами обе Империи и соответственно, зоны их влияния, перешли под контроль Мадрида. И доминирующей идентичностью новых обществ стали католицизм, испанский язык и соответственно испанская культура. Особым случаем является Бразилия, колонизированная португальцами непосредственно с моря, но и португальцы были католиками и говорили на языке, производном от латыни и близким к испанскому.
Там, где заканчивались область влияния культуры инков на юге и культуры ацтеков на севере начинались территории архаических племен, имевших отличную идентичность. Многие племена жили в местности, трудно доступной для первой волны европейских завоевателей, и поэтому им удалось сохранить свой традиционный уклад в течении еще нескольких веков после появления на континенте первых европейских колонизаторов.
Малочисленные голландские колонии располагались только на восточном побережье США. Нью-Йорк, называвшийся ранее Новый Амстердам, был основан Генри Гудзоном, англичанином на службе Голландской Ост-Индской компании, который искал по заданию голландских купцов быстрый путь в Азию. В 1609 году он достиг залива Нью-Йорка, выбранного для строительства первой голландской колонии в Америке.
Первое европейское поселение появилось на южной стороне Манхэттена в 1613 году и стало именоваться «Новыми Нидерландами». В 1626 году губернатор Новых Нидерландов Петер Минёйт выкупил остров Манхэттен у индейского племени Манахатта, а поселение на самом острове переименовали в Новый Амстердам[2]. Местное индейское население колонизаторы постепенно полностью вырезали (в ходе «Павонийской резни» 1643 года). Показательно, что будущая столица США основана голландцами, которые представляли собой ещё прежде англичан носителей карфагенского, торгового, чисто талассократического начала[3] (в отличие от теллурократических испанцев, основавших многочисленные города и колонии, также вошедшие в состав США позднее).
Первое английское поселение в Америке возникло в 1607 году на территории современного Штата Вирджиния и получило название «Джеймстаун». Связь с голландцами, однако, сохранялась, и именно голландцы с 1619 года заложили основу североамериканской работорговли, ставшей важнейшим экономическим фактором в развитии хозяйства США, а до объявления независимости — ключевым моментом в глобальной экономике Британской империи[4]. В 1619 году в Вирджинию прибыл голландский корабль, впервые доставивший в Америку чёрных африканцев, двадцать из которых были немедленно куплены колонистами в качестве рабов.
Появление голландцев, а затем англичан произошло в той зоне северо-американского континента, которая была максимально удалена от области влияния испанцев, распространявшихся на северо-американском континенте с юга и укрепившихся прежде всего в областях с оседлым индейским населением, ранее входившим в пространство влияния культуры ацтеков. Голландцы и англичане прибыли непосредственно с моря и оказались лицом к лицу с племенами охотников и собирателей, а также носителей особой аграрной культуры ирокезов и гуронов. В этом они были схожи с португальскими колонизаторами, также проводившими свою колониальную экспансию с моря и захватившими области обитания архаических племен (преимущественно тупи-гуарани и еще более архаических народностей Амазонки), расположенных на удалении от Империи инков с центром в Андах. Отсюда вероятно определенная геополитическая близость англосаксов и португальцев, неоднократно дававшая о себе знать в колониальной истории обеих Америк и в более поздние времена (аналогичный англо-португальский союз мы видим и на европейском континенте[5]).

Индейцы — коренное население Америки
С самого начала колониальной истории латинские (испанские и португальские) и англосаксонские (а также голландские) колонизаторы отличались и методами, и формами, и целями, и структурами захваченных областей. Испанцы и португальцы были носителями консервативной католической идентичности, продолжавшей традиции Средневековья, подтвержденные в 1545 году постановлениями Тридентского собора, на котором католики жестко отвергли протестантские тезисы[6].
Испанская и португальская Империи, получившие легитимизацию со стороны Папского престола, были проекциями консервативного католического европейского общества на новые территории. Колониальная элита завоеванных (открытых) европейцами земель продолжала традиции континентальной знати и считала себя частью католического латинского мира. С точки зрения геополитики, эти были колониальные Империи теллурократического толка, то есть несмотря на то, что были отделены от Европы океанами, они оставались частью единой цивилизации Суши.

Колонии британской империи в конце 19 век
Немецкий политический философ Карл Шмитт очень точно описывает то, как Британия стала морским могуществом (Sea Power).
Начиная с XVI века Англия вступила в эпоху великих географических открытий и принялась отвоевывать колонии у Португалии, Испании, Франции и Голландии. Она победила всех своих европейских соперников не в силу морального или силового превосходства, но лишь исключительно из-за того, что сделала решительный и бесповоротный шаг от твёрдой Суши к открытому Морю, и в такой ситуации отвоевывание сухопутных колоний обеспечивалось контролем над морскими пространствами.
Это был одноразовый, неповторимый, исторический ответ на столь же одноразовый, неповторимый исторический вызов, на великий вызов века европейских географических открытий. Впервые в известной нам истории человечества возник вызов, относящийся не только к конкретным рекам, берегам или внутриматериковым морям; впервые он имел планетарный, глобальный характер. Большинство европейских народов осознали этот вызов в континтентальных, сухопутных терминах. Испанцы создали свою гигантскую заокеанскую Империю; при этом она оставалась сущностно сухопутной и строилась на обширных материковых массах. Русские оторвались от Москвы и завоевали гигантскую страну — Сибирь. Португальцам, несмотря на их удивительные достижения в мореплавании, также не удалось перейти к чисто морскому существованию. Даже героический эпос эпохи португальских открытий, «Лузиады» Комоенса, говорят об Индийском океане по сути почти так же, как Эней Виргилия говорит о Средиземном море. Голландцы первыми пустились в глобальные морские авантюры и долго оставались в авангарде. Но база была слишком слабой, укорененность в политике сухопутных держав слишком глубокой, и после заключения мира в Утрехте в 1713 году Голландия окончательно была привязана к Суше. Французы вступили в двухсотлетнюю войну с Англией и, в конце концов, проиграли её. Англию континент особенно не беспокоил (the least hampered by the continent), и она окончательно и успешно перешла к чисто морскому существованию. Это создало непосредственные предпосылки для индустриальной революции.
Бывший некогда европейским остров отбросил традиционную, сухопутную картину мира и начал последовательно рассматривать мир с позиции Моря.[7]
Этот фрагмент имеет огромное значение для понимания различия судьбы двух Америк — Южной и Северной. Голландская, а затем английская колонизация включала новые земли в состав талассократической Империи, то есть цивилизации, перешедшей на сторону Моря[8]. И по мере того как на протяжении XVII века и к началу XVIII Англия вырывала первенство европейской талассократии у Голландии, к англичанам переходило и лидерство в битве за колонии. Любая талассократия — от Карфагена до Афин, Венеции, Амстердама и Лондона основывается на торговом начале и способствует созданию Империи и цивилизации вполне определенного типа, где преобладает торговая и финансовая олигархия с элементами демократии, происходит резкий скачок материального и технологического развития, а нещадная эксплуатации колоний приводит к ускоренному экономическому росту метрополий, чему способствуют не только вновь открытые богатство, но и обращение покоренного населения в рабство, что становится неограниченным источником бесплатной рабочей силы.
Карл Шмитт в своей классической книге «Земля и Море» подчеркивал эту талассократическую природу Англии:
Англия — это остров. Но лишь став носителем и средоточием стихийного исхода из мира земной тверди в мир открытого моря и лишь в качестве наследника всех высвободившихся в то время морских энергий она превратилась в тот остров, который имеется в виду, когда снова и снова подчеркивается, что Англия является островом. И только став островом в новом, неведомом дотоле смысле слова, Англия осуществила захват мировых океанов и выиграла на том первом этапе планетарной революции пространства.[9]
Это осознание себя островом, этот переход к морской экзистенции Шмитт описывает так:
Наблюдателю, находящемуся на континенте, трудно представить себе последовательно морской взгляд на вещи, чисто морское восприятие земли. Наш повседневный язык при образовании своих значений имеет своим исходным пунктом естественным образом землю. Это мы видели уже в самом начале нашего созерцания. Образ нашей планеты — это образ земли; мы забываем, что он может быть и образом моря. В связи с морем мы говорим о мореходных путях, хотя здесь не существует никаких путей или дорог, как на земле, но лишь линии коммуникации. Корабль в открытом море мы представляем себе в виде куска суши, который плывет по морю, в виде «плавающего участка государственной территории», как это называется на языке международного права. Военное судно представляется нам плавающей крепостью, а остров, такой как Англия — замком, окруженным морем словно рвом. Морские люди считают все это совершенно ложными толкованиями, плодом фантазии сухопутных крыс. Корабль столь же мало похож на кусок суши, сколь рыба — на плавающую собаку. На взгляд, определяемый исключительно морем, земная твердь, суша есть всего лишь берег, прибрежная полоса плюс «хинтерланд» (незахваченная территория). Даже вся земля, рассматриваемая лишь с точки зрения открытого моря, исходя из чисто морского существования предстает простым скопищем предметов, выброшенных морем к берегу, извержением моря. Типичным примером такого образа мылей, поразительного для нас, но типичного для людей моря, является высказывание Эдмунда Бергса: «Испания есть ничто иное, как выброшенный на берег Европы кит». Все существенные отношения с остальным миром, и в особенности с государствами европейского материка должны были измениться от того, что Англия перешла к чисто морскому существованию. Все меры и пропорции английской политики стали отныне несравнимы и несовместимы с таковыми же прочих европейских стран. Англия стала владычицей морей и воздвигла простирающуюся во все концы света британскую всемирную империю, основанную на английском морском господстве над всей землей. Английский мир мыслил морскими базами и линиями коммуникаций. То, что было для других народов почвой и родиной, казалось этому миру простым хинтерландом, незахваченной территорией. Слово континентальный приобрело дополнительное значение отсталости, а население континента стало «backward people», отсталым народом. Но и сам остров, метрополия такой всемирной империи, основанной на чисто морском существовании, лишается тем самым корней, отрывается от почвы. Он оказывается способным плыть в другую часть земли, словно корабль или рыба, ибо он всё же только транспортабельный центр всемирной империи, разбросанной по всем континентам.[10]

переселенцы в США
Новая Англия, которая стала ядром будущих Соединенных Штатов Америки, была проекцией именно такой талассократической цивилизации. И здесь становится понятным, почему торговля и прежде всего морская торговля позднее будет главенствующей американской ценностью. Шмитт обращает на эту связь талассократии и торговли особое внимание:
Только в свете изначального факта британского покорения моря и отделения моря от земли многие знаменитые и часто цитируемые слова и выражения обретают свой подлинный смысл. Таково, например, высказывание сэра Уолтера Рэлли: «Тот, кто господствует на море, господствует в мировой торговле, а тому, кто господствует в мировой торговле, принадлежат все богатства мира и фактически сам мир». Или: «Всякая торговля суть мировая торговля; всякая мировая торговля суть морская торговля». Сюда же относятся слова о свободе, сказанные в период расцвета английского морского и мирового могущества: «Всякая мировая торговля есть свободная торговля».[11]
К этому надо добавить и то обстоятельство, что в Англии получил широкое распространение протестантизм, что стало резким шагом от средневековой цивилизации с доминацией католицизма и сословного общества к Новому времени, секуляризации и буржуазному строю. Поэтому английская колонизация была резким вторжением на северо-американский континент протестантской талассократии, которая несла с собой не просто европейский порядок (как испанцы и португальцы, представлявшие, скорее традиционную Европу), но особую цивилизацию европейского Модерна. И важно, что одной из главных сил в колонизации Северной Америки стали представители наиболее радикальных протестантских сект (кальвинисты, пуритане и т.д.), которые видели в колониальной эпопее возможность построения нового общества на чисто протестантских началах. Вместе с протестантизмом в индейскую эйкумену вторгалось Новое время в его англосаксонском буржуазном и демократическом обличии.
Поэтому в феномене европейской колонизацией обеих Америк мы имеем дело с вторжением двух Европ:
-протестантской, талассократической, англосаксонской, буржуазной и модернистской на севере и
—католической, теллурократической, сословной и «средневековой» на юге.
Таким образом, в Америке создавались две параллельные колониальные цивилизации, практически полностью раздавившие те экзистенциальные горизонты, которые существовали здесь до прихода европейцев. Однако на севере уничтожение индейского горизонта было почти полным, тогда как на юге индейское культурное начало оказалось более устойчивым и постепенно интегрировалось в колониальную культуру, став важным слоем составной латино-американской идентичности. В феномене креола (под чем часто понимали полуевропейца и полуиндейца) мы видим образец латино-американского слияния горизонтов, тогда как смешение англосаксов с индейцами в Северной Америке было чрезвычайно редким и не привело к образованию особого социологического типа .
И наконец, очень важно, что испанцы покорили прежде всего две централизованные и технически развитые индейские Империи, и в дальнейшем распространялись по континенту по их контуру, продолжая вектор расширения влияния самих этих доиспанских цивилизаций. А англосаксы оказались в среде архаических и довольно разрозненных племен, чья культура была настолько своеобразной и не похожей на европейскую, и тем более на протестантскую англосаксонскую и модернистскую, что не было даже отдаленных предпосылок для диалога или гармоничного сосуществования.
«Мэйфлауэрское соглашение»
В декабре 1620 года на Атлантическое побережье Массачусетса пристал корабль «Мэйфлауер», на борту которого прибыли 102 представителя крайней протестантской секты кальвинистского толка[12]. Среди пассажиров «Мейфлауэра» были Уильям Брэдфорд, Уильям Брюстер, Джон Карвер, капитан Майлз Стэндиш и другие.
Это событие принято считать началом масштабной колонизации англичанами континента. Сектанты выработали между собой соглашение, где набросали программу социально-политической и культурной организации «нового общества», получившую название «Мэйфлауэрского соглашения». В ее основу были положены принципы радикального пуританства:
· крайний индивидуализм, предполагающий спасение личным делом каждого члена секты и отрицающий любую коллективную онтологию в церковной организации (любая деноминация имеет право исповедовать свои принципы и не может навязывать их другим силой) и, по аналогии, в политике;
· либерализм (проистекающий из принципа свободы толкования Библии с опорой на индивидуальный рассудок),
· организация всего общества по модели протестантской самоуправляемой общины — снизу и без признания каких бы то ни было сословных привилегий,
· отсутствие какой бы то ни было сакральной центральной власти (децентрализация) — как политической, так и духовной жизни,
· вера в эсхатологическое предназначение «новой земли», на которой будут основаны новые поселения, что намного позднее уже в XIX веке получило оформление в доктрине «Явного Предначертания» (Manifest Destiny) и стало осью американского глобального мессианства.
«Мэйфлауэрское соглашение» вполне можно рассматривать как первую программу особого цивилизационного строительства (первую американскую «конституцию»), где в качестве основной парадигмы берется кальвинистско-протестантское пуританское мировоззрение, выступающее отныне в качестве имплицитного (подразумеваемого) норматива, на основании которого трактуются все остальные цивилизационные и культурные, религиозные и политические ценности, институты, процедуры и принципы. Если взять эту программу как обобщающую философскую платформу, то, отталкиваясь от неё, можно перетолковать в этом североамериканском ключе любые социальные, культурные и политические явления: то, что будет напоминать дух «Мэйфлауэрского соглашения», будет отныне восприниматься как приемлемое, то, что будет ему противоречить и расходиться с ним, будет порицаться. Безусловно, таких сектантских коллективов, прибывающих на новые земли и рассчитывающих найти для себя «землю обетованную» и заложить основы «нового человечества», в истории было неисчислимое количество, но отличие группки сектантов с «Мэйфлауэра» от всех остальных в том, что им и их цивилизационным наследникам удалось воплотить этот амбициозный проект в жизнь.
Действительно, белым англосаксонским протестантам (White Anglo-Saxon Protestants — WASP) в Северной Америке было уготовано масштабное будущее и впереди были грандиозные свершения. Сами они фанатично верили в то, что создают новую идентичность и основывают свой особый Логос. Но самое важное состоит в том, что так оно и произошло в действительности, и из их мечты была построена величайшая держава мировой истории, которая положила в своё основание этот ценностный набор эмигрантов «Мэйфлауэра» и довела «Явное Предначертание» до логического финала и грандиозного планетарного масштаба.

Хартланд и Римланд
В этой стартовой идейной программе мы видим классическое издание англосаксонского протестантского индивидуалистического номинализма, который несколько позднее оформится в то, что мы в томе «Ноомахии», посвященном Англии, вслед за голландским специалистом по Международным Отношениям Кисом ван дер Пийлем[13] назвали Хартланд — «Heartland» Локка (Lockean Heartland)[14]. Но только в случае кальвинистских переселенцев, проектирующих будущие США, мы имеем дело с формой и проектом, полностью лишенными всяких связей с историческими традициями Старого Света: колонисты осознают, что не просто продолжают и развивают старую цивилизацию, но закладывают новую цивилизацию на основании новых идей и принципов. Новый Свет основывается на началах Нового Порядка, чьи основные моменты содержатся в тексте и духе «Мэйфлауэрского соглашения».
13 колоний
На протяжении 75 лет после появления в 1607 году первой английской колонии Виргиния (Джеймстаун) возникло ещё 12 колоний — Нью-Хемпшир, Массачусетс, Род-Айленд, Коннектикут, Нью-Йорк, Нью-Джерси, Пенсильвания, Делавэр, Мэриленд, Северная Каролина, Южная Каролина и Джорджия. Все они были расположены на восточном побережье Северной Америки, где ранее обитали племена алгской группы, а также ирокезы и сиу. Они вошли в доминион Новая Англия, представлявший собой широкий пояс береговых территорий на востоке современных США — от канадской границы на севере до Флориды на юге. Новая Англия и входившие в неё 13 колоний и стали основой того государства, которое позднее мы знаем как Соединенные Штаты Америки, а сами эти колонии были преобразованы в Штаты, чей союз и образовал вначале Конфедерацию, а затем и Федерацию.

Елизавета I Английская, ок. 1588 года
Первая колония Виргиния была названа так в честь Королевы Елизаветы I — от латинского слова Virga, Дева. Место, к которому пристал «Мэйфлауер», Плимут, стало центром колонии Массачусетс, где обосновались наиболее радикальные пуританские секты.
Вначале индейцы вампаноаги любезно приняли переселенцев и помогли «отцам-пилигримам» пережить зиму, в честь чего в США до сих пор отмечают День Благодарения[15], в память о пире, устроенном колонистами для индейцев после жатвы первого урожая. Но позднее колонизаторы проявили другие стороны своей натуры, уничтожив местное население поголовно, а остатки согнав в резервации.
В 1630 году в Массачусетс прибыл пуританский проповедник Джон Уинтроп (1587—1649), ставший губернатором колонии и установивший в ней жёсткие религиозные порядки и авторитарный стиль правления. Ему принадлежит знаменитая американская метафора «город на холме», под которой понимают стремление построить новый тип общества на пустом месте, положив в его основу протестантские представления о морали, теологии и церковном устройстве. Прибытие Уинтропа в Америку было вызвано гонением на пуритан при английском короле Чарльзе I, женатом на католичке Генриетте Марии Французской, младшей дочери французского короля Генриха IV. Позднее в самой Англии вспыхнула Гражданская война, в ходе которой король был казнён. Но перебравшиеся в Америку протестанты стали строить «город на холме», не дожидаясь развязки религиозно-политических раздоров в самой Англии. Для них Америка была «территорией будущего», где протестантские идеи должны были воплотиться в жизнь немедленно.
Отсутствие у пуритан единой теологической доктрины после отвержения ими католических догматов привело к расколу в религиозном руководстве колонии Массачусетс, и несогласные с Уинтропом и его окружением проповедники основали свои собственные поселения, чтобы строить «город на холме» на основании личных представлений. Так, покинувшими Массачусетс протестантами-антиномистами (отрицавшими необходимость богослужений для спасения) были основаны колонии Родайленд и Коннектикут.
Самой северной из первых колоний была провинция Нью-Хемпшир, основанная в 1623 году.
Колония Нью-Йорк была заложена голландцами, и сам город, переименованный позднее англичанами в Нью-Йорк, в честь британского Йорка, ранее, как мы видели, назывался Новым Амстердамом. За эту территорию англичане вели ожесточенную борьбу с голландцами, исход которой предопределил судьбу северо-американской цивилизации. Жившие здесь племена алгонкинов и ирокезов были истреблены или отогнаны на запад.
Из провинции Нью-Йорк выделилась колония Нью-Джерси, также ранее принадлежавшая голландцам, которую англичане отвоевали в 1664 году с моря. В этой колонии впервые индейцы были признаны не обладающими правом на суверенитет и «зависимыми народами». Здесь же была организована и первая резервация. До прихода европейцев эту землю заселяли индейцы племени делаваров (ленапе).

адмирал Уильям Пенн
Колония Пенсильвания была основана английским протестантом-квакером[16], эмигрировавшим из Англии, Уильямом Пенном (1644 — 1718), в честь которого и названа колония (позднее Штат). Уильям Пенн считается одним из основателей США как государства и его первой столицы Филадельфии, имя которой означает «Братство Друзей», протестантской общины, основанной Пенном в США (Пенн был правой рукой Джорджа Фокса, основателя течения квакеров, которое и назвалась «Религиозное общество друзей»). Квакеры вообще отрицали любые ритуалы и таинства (вплоть до крещения), а также социальные и политические иерархии. Конституция Пенна, написанная им для колонии, которой он управлял, а также весь комплекс его идей позже были внимательно изучены и взяты на вооружение Бенджамином Франклином (1706 — 1790) и одним из идеологов Американской революции рационалистом Томасом Пейном (1737 — 1809), чей отец был квакером.
Таким образом, идеология квакеров, фактически отрицающая любые формы внешнего выражения религии, стала фундаментальной основой северо-американской цивилизации. При этом квакеры проповедовали отказ от физического насилия, поэтому отношения Пенна с индейцами было мирным. На этом был основан «священный эксперимент» (Holy Experiment), проводившийся в Пенсильвании до середины XVIII века, когда правящие группы протестантов-квакеров не применяли к местному населения те меры, которые были распространены на всей остальной территории США — этнические чистки, депортации, геноцид и т.д.
Южнее Пенсильвании был основана провинция Мэрилэнд. Здесь в 1649 году законодательное собрание колонии приняло первый в Америке закон, официально провозгласивший свободу вероисповедания (речь шла только о христианских конфессиях, и индейские религии были, разумеется, из этого акта исключены). Показательно, что в самой Англии «Акт о веротерпимости» был принято только в 1689 году, после свержения короля Якова II и победы Славной Революции, где ключевую роль играли голландские протестанты, идеологически близкие к квакерам и сторонникам «Пятой Монархии» [17].

пират Уолтер Рэли
Ещё южнее была основана провинции Северная и Южная Каролина. Эти земли англичане пытались захватить ещё в конце 1580-х годов, когда знаменитый английский капитан Уолтер Рэли (1552 или 1554 —1618) фаворит королевы Елизаветы I и пират, грабивший испанские суда, основал в Северной Каролине, в то время входившей в колонию Виргиния, поселения, которые затем бесследно исчезли.
Джорджия была самой южной из ранних колоний Британии. До англичан там обосновались испанцы, а культура индейских племён, проживавших на этой территории с древности, была близка оседлой мезоамериканской цивилизации.
Показательно, что на этой цивилизационной границе доевропейской Америки — на территории Джорджии —остановился первый этап английской колонизации. До этого момента зоной распространения англичан были преимущественно территории проживания наиболее архаических племён охотников и собирателей, и колонизаторы сталкивались только с ними, а не с испанцами, остановившимся южнее. В Джорджии англичане с толкнулись с оседлой культурой (поэтому и обитавшие здесь народы были признаны Пятью Цивилизованными Племенами) и с сильным испанским влиянием, остановившим продвижение англосаксов на юг. Но именно в этих землях и проходила культурная граница между северо-американским и центрально-американским горизонтом и началом области мезоамериканской цивилизации ацтеков.
Восточное побережье от залива Гудзон до Джорджии представляло собой ядро английской Америки.

Декларации Независимости Томаса Джефферсона
Секты и шотландский здравый смысл
Колонии Новой Англии оставались под властью Британской Империи более ста лет, но отношение к метрополии изменялось в соответствии с изменениями религиозной политики в самой Англии. Сложившейся религиозной доминантой колоний был протестантизм. Однако масштабное исключительное развитие получила основанная на протестантизме (изначально шотландская) философия «здравого смысла» (Scottish School of Common Sense или Scottish Common Sense Realism), разработанная в XVIII веке Томасом Рейдом (1710 — 1796), Адамом Фергюсоном (1723 — 1816) и т.д.[18] Эта доктрина была принесена в Америку квакером Томасом Пейном и оказала решающее влияние на автора американской Декларации Независимости Томаса Джефферсона (1743 — 1826), отца-основателя США.
«Здравый смысл» понимался здесь как опора на рациональные формы мышления, отвергающие метафизику, мистику и вообще какие бы то ни было систематизированные онтологии. Эта теория предвосхищала рациональность Нового времени, но основывалась на теологических принципах протестантской Реформации, отрицавшей католическое учение о церкви, традиции, непогрешимости Папы, таинствах и другие сакральные стороны христианства.
Так как протестанты были объединены только отрицательной программой и в скором времени разделились на множество сект, то для координации действий и законов между различными общинами требовалась какая-то общая идейная философская и правовая платформа, что было принципиально важно именно в колониях, поскольку они не могли опереться ни на власть короля (который был далеко и не мог входить в детали жизни колонистов), ни на религиозный авторитет, который разнился от секты к секте. В результате оставался один выход: опереться на самые простые и очевидные заключения рассудка, которые были бы общими и безусловными для всех. Это и было положено в основу философии «здравого смысла», которая приобрела центральное значение именно в условиях колониального существования англосаксонских протестантов Северной Америки. В самой Англии это было не так принципиально, так как в ходе религиозных потрясений и войн королевская власть всё же устояла, а Англиканская церковь (как High Church, так и Low Church[19]), включившая в себя многие положения умеренного протестантизма, оставалась главенствующей. Кроме того многие политические, судебные и административные вопросы решались на основании давно сложившихся традиций. Но в условиях колоний, населенных ничем не сдерживаемыми сектантами самых разных типов и направлений, при слабой центральной власти Империи, представленной подчас лишь номинально, требовались иные философские основания. Так постепенно за столетие пребывания на территории Северной Америки протестантские (преимущественно) колонисты выработали своеобразный цивилизационный политический стиль, где протестантские идеалы морализма и индивидуализма сочетались с философией «здравого смысла», то есть с упрощенным редуцированным рационализмом, призванным решать прежде всего насущные практические вопросы и проблемы, не вдаваясь в тонкости онтологии и гносеологии. Мы можем опознать в этом прообраз философии прагматизма, которая станет отличительным признаком всей северо-американской цивилизации позднее — в XIX — XX веках.
Доминион превращается в цивилизацию
Постепенно доминион Новая Англия становится чем-то напоминающим федерацию отдельных провинций, где столетие совместного существования в трудных условиях и в окружении совершенно непонятного, и поэтому представляющегося враждебным «дикарского» местного населения, от которого приходилось защищаться, а в некоторых случаях обманывать и истреблять, ушло на выработку ad hoc устанавливаемых протоколов взаимодействия с опорой на протестантские общины и местное самоуправления при довольно слабой имперской администрации, озабоченной прежде всего регулярным сбором налогов.
Налоги, а также запрет колониям вести самостоятельную международную торговлю, постепенно стали восприниматься переселенцами, успевшими прижиться в новой — не только природной, но и социо-культурной — среде, как нечто необоснованное и препятствующее естественному развитию, как нечто, противоречащее «здравому смыслу». Так постепенно стала созревать идея независимости, у истоков которой мы снова, как и во всех ключевых моментах северо-американской истории, видим сочетание протестантизма и узкого «шотландского» рационализма.
Ко второй половине XVIII века конфронтация с метрополией приобретает все более острые формы, и постепенно переходит из экономических или административных разногласий к более объемному цивилизационному проекту. Североамериканская идентичность (будущие США) выковывается теперь в прямой оппозиции Британской Империи, из которой она генетически вырастает, но полноценно становится сама собой только в момент жесткого разрубания связей.
США вызрели в лоне талассократической торговой Британской Империи, как проекция торговой цивилизации Моря. И это качество наложило на северо-американскую колониальную идентичность неизгладимую печать. Общество колонистов было торговым по своей сути, и США строились строго с востока на запад, от береговой линии в направлении континентального Харланда (Heartland) — к Великим Равнинам, Скалистым горам и дальше к тихоокеанскому побережью. Но к этому побережью американцы подходили уже со стороны континента, Hinterland’а. Поэтому тихоокеанское побережье и не имело той талассократической функции, как восточное – Атлантическое.
Но на эту талассократическую англо-британскую основу наложились новые элементы:
-полицентричный протестантизм самых различных деноминаций, подчас вообще уходящих от тринитарного хриcтианства (как, к примеру, унитарианизм, отрицающий догмат о Святой Троице);
—практический прикладной рационализм, замещающий собой традиции, авторитеты и иерархии;
—горизонтальная организация общества;
—широкие права отдельных территориальных образований (конфедерализм и федерализм, субсидиарность)[20].
Все вместе это формировало новую идентичность, новый северо-американский англо-протестантский Dasein, настолько отчётливо зафиксированный в социо-культурном типе, что он легко трансформировал идентичность практически любого эмигранта из европейских стран — будь то француза, немца, итальянца, католика или атеиста.
Религиозная сторона была отдана на откуп сектантским общинам, догматическая сторона веры которых касалась только непосредственно их членов и была вопросом свободного выбора, а политические и правовые институты строились снизу, на основании «минимального рационализма». Такая система, будучи скопированной с протестантского понимания религии и церкви и дополненной шотландской философией «здравого смысла», могла устроить теоретически любого эмигранта, так как оперировала с чисто индивидуальным представлением о человеке, не навязывала заведомо никаких догм, но при этом основывалась на простейших правилах и рациональных процедурах, с которыми мог справиться любой, даже самый недалекий человек. Это и есть содержание американской свободы, кратчайшую формулу которой дает девиз штата Нью-Хэмпшир: «Живи свободным или умри» (Live free or die).
Постепенно осознание собственной судьбы, заложенное ещё первыми поселенцами и отраженное в идеале «города на холме», приобретает всё более отчётливые политические черты, ясно демонстрируя несовместимость нарождающейся северо-американской идеологии с идеологией Британской Империи.
Так, в 1754 году по инициативе Бенджамина Франклина, философа и масона[21] из Филадельфии был выдвинут первый проект по созданию Союза североамериканских колоний с собственным правительством, но во главе с президентом, назначаемым британским королём. До 1765 года Франклин считал, что колонии должны оставаться под властью Британской Империи, но позднее, пришёл к выводу о необходимости требования полной политической независимости.
В конце XVIII века Британская Империя вела войну с французами за контроль над территориями Канады (Новой Франции) и в 1759 году близ Квебека одержала решающую победу, после чего в 1763 году и северная часть североамериканского континента переходит под контроль английской короны. В этот период владения англичан на северо-американском континенте достигают своего максимума. Структурно общество Канады было смешанным, хотя протестанты англичане составляли его значительную часть, но большим было и французское население. Франция считала Канаду своей важнейшей колонией и восприняла еёпотеряю как большой удар.
Франклин отправился в качестве посла во Францию, чтобы склонить её на союз против Англии, что, с его точки зрения, позволило бы быстрее добиться независимости.

партия вигов (республиканцы) в США за раздачу свободных земель- лидер Чарльз Адамс
Первый Континентальный конгресс, представляющий собой зародыш будущего независимого правительственного органа США, собрался в Филадельфии 5 сентября 1774 года, а через год на Втором Континентальном конгрессе, 10 мая 1775 года, члены Конгресса объявили себя центральным правительством колоний, чтобы спустя еще год в июле 1776 года провозгласить независимость США и принять Декларацию независимости, составившую основу Конституции нового государства, и утвержденную в 1788 году.
Это событие фиксирует на политическом уровне окончательное появление на мировой арене новой североамериканской цивилизации. Исторические планы первых переселенцев с «Мэйфлауэра» теперь приобретают зримые исторические очертания. Под Декларацией о независимости США и под Конституцией США стоит подпись Бенджамина Франклина, считающегося отцом-основателем нового государства и его идейным вождем.
Первой столицей США стал Нью-Йорк, центр бывшей голландской колонии, а первым президентом США избран Джордж Вашингтон (1732 — 1799), инаугурация которого торжественно прошла на улице «Уолл-стрит», которая с тех пор стала центром всей мировой финансовой системы, полюсом новой цивилизации — цивилизации денег.
Источники и примечания