Человек, конь, бык, колесо и колесница

Философ Александр Дугин (отец Дарьи).

Человек, конь, бык, колесо

Огромную роль в истории индоевропейских народов играло коневодство и, шире, разведение крупного рогатого скота — лошадей и коров.

Праиндоевропейцы Турана были кочевниками и пастухами, и главной чертой их быта было коневодство и выпас коровьих стад.

Свидетельства о приручении лошадей мы встречаем на тех же территориях Турана, где и представителей праиндоевропейских языков — в Южной Руси (Малороссия) и на территории современного Казахстана. Самые ранние следы доместикации (от лат. domesticus — «домашний», одомашнивание) коней датируются IV тысячелетием до Р.Х . Показательно, что доместикация лошадей и распространение коневодства идут параллельно развитию колёсных повозок.

Древнейшее название коня, перешедшее позднее в языки семитов и других народов Ближнего Востока, имеет индоевропейское происхождение. Более старая основа — *h1eḱu-, откуда хеттское ekku, лувийское azza— , и более поздняя — *h1eḱwo— — откуда индоиранское *aśva- , латинское equus, греческое ἵππος и т.д.

Ещё один корень, откуда русские слова «конь» и «кобыла» восходит к праславянскому *koby, что близко к древнегалльскому (др.кельтскому) caballos, валлийскому ceffyl, и оттуда к латинскому caballus и греческому καβάλλης. Если допустить первенство славянского (или балто-славянского) термина , позднее переданного кельтам, то это снова отсылает нас к пространству (западного) Турана.

Быки были одомашнены на несколько тысячелетий раньше, и их связь с праиндоевропейской общностью не столь очевидна. Однако доместикация лошадей позволила праиндоевропейцам существенно упростить выпас больших стад крупного рогатого скота., что сделало кочевой образ жизни в степях Евразии и в других зонах, где можно было найти корм для скота, удобной формой жизнеобеспечения больших коллективов.

Праиндоевропейцы стали складываться в кочевые общины конных пастухов, занятых разведением крупного рогатого скота. При этом условия жизни и постоянное взаимодействие с крупными и подчас довольно агрессивными животными, а также вероятность столкновения с другими кочевыми племенами, выработали особый воинственно-героический тип, ориентированный на подчинение, власть и могущество. Не случайно метафора «пастыря», «пастуха» традиционно применялась к царям и правителям древнего мира: цари пасли народы так же, как праиндоевропейские пастухи — огромные стада крупного рогатого скота.

Показательны три типа высших жертвоприношений в индийской ведической культуре — пурушамедха (puruṣamedha) , ашвамедха (aśvamedhá) и гомедха (gomedha). Пурушамедха предполагает принесение в жертву человека — Пуруша был первый человек, принесённый в жертву , ашвамедха — коня (asva — конь), гомедха — быка (go – речь духовная, также означает «корова», как «Гава» — «корова» и «говорить»; govjado — «ГОвядина»). Хотя ценность этих трёх видов различается, все три жертвоприношения считались наивысшими, что подчеркивает концептуальную связь между человеком, конем и быком в древнейшем праиндоевропейском обществе. Мирча Элиаде пишет об этом:

Жертвоприношение коня, несомненно, имеет индоевропейское происхождение. Следы этого ритуала можно найти у германцев, иранцев, греков, латинян, армян, массагетов и далматинцев. Но лишь в Индии этот мифо-ритуальный сценарий занял столь значительное место в религиозной жизни и теологической мысли. По-видимому, изначально ашвамедха была весенним праздником, точнее, ритуалом, связанным с празднованием Нового Года. В его структуре видны элементы космогонического характера: во-первых, конь отождествляется с Космосом (=Праджапати) и его жертвоприношение символизирует (т. е. воспроизводит) акт творения, во-вторых, в текстах «Ригведы» и брахман подчеркивается связь коня с водой, а вода в Индии рассматривалась как по преимуществу космогоническая субстанция. С другой стороны, этот весьма сложный ритуал одновременно можно считать и эзотерической «мистерией». «На самом деле ашвамедха — это всё, и тот кто, будучи брахманом, не знает ничего об ашвамедхе, не знает ничего ни о чём, это не брахман, и он заслуживает того, чтобы его лишили достояния» (ШБ, XIII, 4, 2, 17).

Жертвоприношение коня призвано возродить весь космос в целом, восстановив все общественные классы и всю общественную иерархию в их изначальном совершенстве. Сам конь, олицетворяющий царскую силу (кшатра) и, помимо этого, отождествляемый также с Ямой, Адитьей (Солнце) и Сомой (т. е. с верховными богами), в каком-то смысле может считаться субститутом царя. Эти уподобления и субституции следует учитывать при анализе такого параллельного сценария, как пурушамедха («жертвоприношение человека»), который, кстати, имеет почти такую же структуру, как ашвамедха. В этом случае в жертву, помимо животных, приносили брахмана или кшатрия, которого покупали за цену в тысячу коров и сто коней. Он тоже целый год до жертвоприношения находился на свободе, а после убиения рядом с его трупом ложилась царица. С помощью пурушамедхи надеялись достичь всего того, чего не удавалось достичь с помощью ашвамедхи.

С сакрализацией коней были связаны римский ритуал Equus October и жертвоприношение коней в честь интронизации королей Ольстера в древней Ирландии. Кельтская богиня Эпона была названа так в честь коня. Одним из древнейших богов, изображавшихся верхом на коне, был древнехеттский бог Pirṷa-.

Древнехеттское божество Pirṷa- сопоставляется с божествами, носящими этимологически тождественные имена и связанными с «культом лошади» в других индоевропейских традициях. О культовом значении коей Иванов/Гамкрелидзе пишут также:

В древнеиранской традиции ритуальная значимость «лошади» проявляется прежде всего в аналогичных древнеиндийским обрядах «жертвоприношения лошади», устанавливаемых по письменным источникам и археологическим данным. Этот древний обряд «жертвоприношения коня» до недавнего времени сохранялся в традициях, продолжающих скифские, сравни осетинский ритуал «посвящения коня покойнику» bæxfældïsyn. В осетинском сохранился и древнейший термин коневодства æwwserdyn, обозначающий «тренировку лошади».

Свидетельством большой значимости «лошади» в древнеиранской традиции является особая распространенность древнеиранских и среднеиранских имён правителей, которые содержат основу aspa- «конь», «лошадь»: Asparuk (в греческой передаче Ἀσπαυρούχις), питиахш в Грузии II—II I веках, армянское Aspūrak, тюрко-болгарское Asparuk, буквально: «светлый конь» или «имеющий светлых коней» из древнеиранского *aspa- и *rauk- «свет», «светлый»; Ἄσπαχος, Išpakai, скифский князь, Βάναδασπος, царь сарматского племени языгов, древнеиранское *vanat-aspa- «победоконный» от van- «побеждать»; *Ašta-aspa— (Ἀστάσπες) «имеющий восемь коней» *Vista-aspa- и др.

Таким образом, коневодство и разведение коров представляли собой не только хозяйственную особенность индоевропейцев Турана, но и важнейший элемент их религиозного мировоззрения. Человек, конь и корова служили символами всего космоса в целом, поэтому все они в той или иной мере мыслились частями неразрывного целого — вселенского колеса.

Вселенское колесо

Отличительной чертой индоевропейской культуры является колесо. Первые колёса найдены на территории Восточной Европы и Южной Руси и датируются они концом V тысячелетия до Р.Х. С II тысячелетия мы все чаще встречаем колесо со спицами — при этом впервые оно было найдено в погребениях индоевропейского типа на Южном Урале, откуда затем начинает расходиться по всей Евразии.

География распространения колеса соответствует индоевропейской ойкумене. И лишь с территории Евразии колесо, повозки и колесницы попадают в Китай, в Месопотамию, а затем на Ближний Восток[1]. Есть все основания считать колесо интегральной частью именно праиндоевропейской культуры[2].

Колесо стало основанием целого ряда хозяйственных практик и предметов — прежде всего повозок и колесниц, а также гончарного круга, прялок, мельниц и т.д.

В праиндоевропейском языке колесо обозначалось слово *kwekwlo— от корня *kwel- вращаться, крутиться. Отсюда праславянское *kolo-, протогерманское *hwehwlan, греческое κύκλος, древнеиндийское cakrás, авестийское — čаẋrа-. Хеттское ḫurki-, родственное тохарскому wärkänt использовалось для обозначения солнца, «звёздного круга», религиозного закона.Другой столь же древний индоевропейский корень, связанный с колесом, — *rot- от *ret(h) бежать, катиться, откуда кельтское *-reto бежать, авестийское raɵa- повозка, колесница, латинское rota колесо, немецкое Rad колесо, кимрское rhōd колесо, древнеиндийское rátha- колесница, древнерусское — рать, ратник, соратник.

Ещё один корень, который можно считать архаическим термином для определения колеса или колесницы, повозки — *ṷeĝh, (откуда кельтское fēn, галльское co-vinnus — боевая колесница), древневерхненемецкое wagan (повозка), древнеиндийское vāhana. Эти термины часто обозначали «небесную колесницу», созвездие Большой Медведицы и животных, на которых боги передвигаются по небу.

В некоторых индоевропейских мифах колесо представляется живым небесным существом, связанным с солнцем. Этот сюжет мы видим, например, в Нартовском эпосе осетин, где идёт речь о Колесе Балсага (Балцæджы Цалх), которое может говорить, принимать решения, сражаться с главным героем (Сосланом), превращаться в различных существ, умирать и страдать[3].

Колесо изначально имело сакральное и символическое значение. При этом в нём могли быть отражены как полярное, так и солярное измерения. Ось колеса представляет собой неподвижный центр, вокруг которого происходит вращение всех вещей и явлений мира. Колесо сочетает в себе неподвижность и движение, центр и периферию, и поэтому может считаться образом мира по преимуществу.

Не случайно у многих индоевропейских народов полярная звезда, вокруг которой вращается ночное небо и которая находится в центре эклиптики, представлялась частью созвездия (альфа Малой Медведицы), называемого колесницей. На этом основаны многочисленные версии полярного символизма колеса, которое выступает как образ Вселенной, где вращение соседствует с неизменностью. Значение этого символа столь огромно, что его можно рассматривать как один из самых универсальных мировых иероглифов.

Другое измерение символа колеса — солярное. Индоевропейские народы традиционно почитали солнце как божественное светило. Колесо повторяет солнечный круг, выступает как его преимущественный символ. Само солнце движется — катится — по небу, что снова даёт цепочку символических соответствий. При этом суточный круг солнца тоже есть колесо, вращение, цикл. Так, древнегерманское слово *ráɵ- означало одновременно колесо, солнце и небо.

Крупнейшие индоевропеисты Иванов и Гамкрелидзе замечают:

Для ряда древних индоевропейских традиций характерна ритуальная и мифологическая роль «колеса» и обожествление его как символа солнца, которому поклонялись. Ритуальная символика «колеса» довольно ясно проявляется в древнехеттской традиции. GIŠDUBBIN (хет. ḫurki-) «колесо» выступает здесь в качестве символа, которому поклоняются, сравни уже в хеттских законах формулу: ta ḫu-ur-ki-in ḫa-l[i]-etn-zi «и колесу поклоняются». В одном из вариантов юридической формулы A .N A GIŠDUBBIN lamniḭat, «призвал к колесу», GIŠDUBBIN заменяется на обожествленный символ «колеса» DDUBBIN.

В древнеиндийской мифологии «колесо» (cakrâ-) выступает в качестве символа, связанного с богом Индрой, который выигрывает (или «похищает» — muṣāya-) «колесо» у бога солнца Сурья, сравни в «Ригведе» (I 130, 9): súraś cakraám prá vṛhaj jātaá ójasā «колесо солнца сорвал он, рожденный силой». Похищенное «колесо» служит Индре оружием в борьбе с демонами.[4]

Круг представляет вместе с тем обобщающую сакральную карту-календарь, на которой можно рассмотреть фундаментальную разметку времени (годового и суточного цикла) и пространства — с его четырьмя ориентациями. Таким образом, колесо мира может быть как «кругом земным»[5], так и изображением «колеса времени»[6].

Источники и примечания

[1] По мнению Вяч. Вс. Иванова, термин для названия колесницы GUGIR попал в шумерский из праиндоевропейского. Иванов В.В. Труды по этимологии индоевропейских и древнепереднеазиатских языков. Т. 2. М.: Языки славянских культур, 2008. С. 31.

[2] Anthony David W. The Horse, the Wheel, and Language: How Bronze-Age Riders from the Eurasian Steppes Shaped the Modern World. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 2007.

[3] Дзадзиев А.Б., Дзуцев Х.В., Караев С.М. Этнография и мифология осетин. Владикавказ: Терек, 1994.

[4] Иванов Вяч. Вс., Гамкрелидзе Т.В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ языка и протокультуры. Т. II Тбилиси: Издательство Тбилисского университета, 1984. С. 720.

[5] Сборник скандинавских саг, собранных исландским скальдом Снорри Стурлусоном, носил название «Круг Земной» — Heimskringla, Kringla heimsins. См. Стурлусон Снорри. Круг Земной = Heimskringla. М.: Издательство «Наука», 1980.

[6] «Колесо времени» — классический символ индийских джайнов и буддистов. В индийской традиции в целом он означает колесо сансары, то есть круговращение всех вещей мира.

Колесница как эпифания

На повозках с боевыми колесницами, на конях и с сопровождающими их стадами коров праиндоевропейцы передвигались по пространствам Турана, объединенные в воинственные племена и союзы племен, почитая богов светлого неба, мировое круговращение, череду жизни и смерти, полярную вечность и солнечный диск.

Согласно Дюмезилю, именно придание воинскому сословию особого статуса сделало индоевропейские племена особенно могущественными, что в конце концов, привело к тому, что индоевропейские народы фактически установили доминацию в планетарном масштабе. Дюмезиль пишет:

Представляется, что именно выделение класса воинов, с их особым «моральным» статусом, объединенных тонким союзом с также выделенным классом жрецов, лежит в основе оригинальности и новизны индоевропейцев, а также именно это, вместе с активным использованием лошадей и колесниц, стало решающим фактором их экспансии: иероглифические и клинописные надписи передают нам воспоминания о том ужасе, который внушали древним цивилизациям эти профессионалы войны, столь же жестокие и безжалостные, как конкистадоры Нового Света, появившиеся там спустя три тысячелетия и вызывавшие у местных народов те же чувства.[1]

Колесница сочетала в себе сакральный символ колеса и не менее сакральную лошадь. В ней была воплощена сама сущность изначального индоевропейского Dasein‘а, основанного на воинственных стремительных атаках, нападениях, молниеносных передвижениях и солнечной экспансии. Поэтому колесница играет столь важную роль и в символизме индоевропейских народов, и в религиозной практике — колесницы изображаются на священных статуях и барельефах с богами и духами, помещаются в могилы царей и т.д. Иванов и Гамкрелидзе подчеркивают:

В индоиранской традиции в трёх её древнейших разновидностях — митаннийско-арийской, древнеиндийской и древнеиранской — культовая и военно-хозяйственная значимость «колесницы» особенно ясно проявляется как в многочисленных показаниях ранних текстов, так и в данных материальной культуры.[2]

Это означает, что символизм сакральной колесницы относится к самым глубинным пластам индоевропейской культуры, хотя лингвистически слово «колесница» зафиксирована в индоевропейских народах, говоривших на сатем, к чему относятся и носители митаннийско-арийского (вероятно, протоиндоиранского) языка, и древнеиндийцы, и древнеиранцы.

Вместе с тем, колесницы обнаружены в древнейших захоронениях и культовых местах всей курганной культуры, включая и европейскую ветвь (кентум). Но в область расселения народов кентум (за исключением тохаров) колесницы попадают с территорий Турана — либо опосредованно, через Малую Азию (от хеттов, хурритов и воспринявших от них технику колесниц), либо непосредственно — от индоевропейских кочевников (скифов и их предшественников).

Колесница была символом двух высших каст — царственных жрецов и воинов. Цари (и жрецы) появлялись на колесницах перед народом, и это считалось одной из форм небесного явления — эпифании (греч. Επιφάνια — явление). С боевыми колесницами были не менее тесно (если не более) связаны и воины. Так иранский аналог индийских кшатриев (воинов) назвался «стоящими на колеснице» — raθaē-štā. Соответствующая каста воинов была и у других народов, заимствовавших у индоевропейцев культурный стиль и военную технику.

В митаннийско-арийском выделяется название особой касты (социальной группы) marḭannu, засвидетельствованное в источниках из Угарита, Алалаха, Богаз-кёя, Телль-Амарны. Слово, связанное этимологически с древнеиндийским márya- «молодой» «человек», «мужчина, входящий в культовое объединение», в митаннийско-арийском, как предполагают, приобрело значение «колесничий». В Угарите оно означает представителей социальной группы, получавшей от царя землю, а из царских конюшен и складов—коней, повозки, оружие, сравни хурртское mariḭanardi «высший социальный ранг» (связанный по происхождению с лошадьми и колесными повозками).

Характерно, что на печатях митаннийских царей с именами арийского происхождения известны изображения боевых колесниц. В документах из Meсопотамии касситской эпохи встречаются хурритские обозначения колесниц, в том числе kešḫi (буквально: «стул», сравни к семантике хеттские «колесницы для сидения»). В этой связи интересно также отметить, что к иноязычным аккадским терминам касситской эпохи относится sakrumš «колесничий», «возница боевых колесниц». Представляется возможным и это касситское слово сопоставить с индоиранским названием «колеса»: сравни древнеиндийское cakrá-, авестийское čахrа-. В свете наличия в касситском целого ряда слов индоиранского круга сходство cakrá- ∼ sakrumš может объясняться их возможной исторической связью.[3]

Эта деталь заимствования шумеро-аккадцами термина и самой колесницы из индоиранского языка чрезвычайно важна: с одной стороны, это может считаться аргументом в пользу того, что касситы были индоевропейским народом (к чему склоняются Дюмезиль, Иванов и Гамкрелидзе и другие), а с другой, подчеркивает связь лексики и соответствующего социально-политического института и военной техники с индоевропейским — и прежде всего туранским — контекстом.

Важно, что колесница в индоевропейской религии приобретает сакральное значение — как средство передвижения богов, отсюда и ее связь с царскими ритуалами; индоевропейские цари (жрецы) замещали собой небесный уровень в человеческом обществе, выступая как своего рода «земные боги».

В «Ригведе» отражается особенно четко культовая и мифологическая роль «колесницы», запряженной лошадьми, и повозки, в которую впрягались быки.

В «Ригведе» (VI 47, 26—28) и «Атхарваведе» (VI 125, 1—3) сохраняется архаический «Гимн боевой колеснице», которая именуется «божественной» и сама является предметом поклонения: déva ratha práti havyắ gṛbhaāya «о Божественная колесница, прими жертвенные возлияния» (RV VI 47, 28).[4]

Колесница была божественна сама по себе, и поэтому она была атрибутом курганных захоронений или сакральных изображений.

Еще одним сакральным названием колесниц в индуизме является vimāna. Этот термин обозначает «измерение» и может относиться к светилу, царскому дворцу или колеснице богов. На таких «виманах» боги осуществляют свои перемещения по небу. Другой версией «священной колесницы» является vahana, чье семантическое значение тождественно как раз хурритскому kešḫi, то есть «стул» и хеттскому названию «колесница для сидения». Ведические боги передвигаются на «ваханах», которые представлены или как особые духи, потусторонние существа, или как средства передвижения, то есть своего рода «божественные колесницы».

Также священными были и все части колесницы — каждая была наделена своим символизмом и своим значением.

Такие колесницы изготовлялись из лесного дерева особой прочности (vánas-páti- буквально: «хозяин леса», «главный в лесу»; это же сложное слово обозначает в «Ригведе» особенно прочную часть колесницы, возможно, её «ось»), чем и определялась мощь колесницы: vánaspátibhyaḥ páry ắbhṛtaṁ sáhaḥ «от главных деревьев принесена (ее) мощь» (RV VI 47, 27). Деревянные части колесницы были связаны ремнями из коровьих шкур: góbhiḥ sáṁnaddho asi «ты связана коровами» (RV VI 47, 26). (…)

В гимнах «Ригведы» на подобных боевых колесницах разъезжают обычно боги, состязающиеся и воюющие друг с другом.

Такой колесницей, в которую впрягались лошади, возничий управлял стоя. Подобная техника езды на боевых колесницах, отражаемая в гимнах «Ригведы», является достаточно древней и восходит по крайней мере к общеиндоиранской эпохе, сравни древнеиндийское rathe-ṣṭhá- «стоящий на колеснице», «колесничий» при авестийском raθaē-štā- «стоящий на колеснице». Характерно, что индийская и иранская формы соответствуют друг другу во всех деталях вплоть до совпадения в падеже (локативном) первого члена словосложения.

Индоиранское *ratha- по своему назначению, по устройству и по тягловой силе (лошади) соответствует древнехеттскому g GIŠGIGIR «боевая колесница».[5]

Ось колесницы представляла собой наиболее важную деталь, так как служила символом полюса. Отсюда значение индоевропейского термина *Haƙ[h]s-, от которого образованы древнеиндийское áksa-, греческое ἄξων, латинское axis, русское «ось» и т.д. Поэтому мощь колесницы состоит в ее полярности, в ее центральности. И соответственно, дерево, из которого она изготавливается, есть Ось Мира или Древо Мира, вокруг которого вращается космическое колесо.

Источник и примечания

[1] Dumézil G. Mythes et Dieux des Indo-Européens. P.: Flammarion, 1992. P. 94.

[2] Иванов Вяч. Вс., Гамкрелидзе Т.В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ языка и протокультуры. Т. II Указ. соч. С. 727.

[3] Иванов Вяч. Вс., Гамкрелидзе Т.В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ языка и протокультуры. Т. II Указ. соч. С. 727 — 728.

[4] Иванов Вяч. Вс., Гамкрелидзе Т.В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ языка и протокультуры. Т. II Указ. соч. С. 728.

[5] Иванов Вяч. Вс., Гамкрелидзе Т.В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ языка и протокультуры. Т. II Указ. соч. С. 728.